Над Берлином шел снег

      «Сдается квартира, одна комната, кухня, ванная… — гласило объявление в газете. Магда просмотрела уже сотню таких, если не больше. — А, черт, отопление плохое, не подойдет, осень, на носу зима, не хочется слечь с пневмонией! Огромный город, а совершенно негде приткнуться!». Она сидела на кухне, пила горький кофе и методично штудировала издание за изданием, подыскивая что-то подходящее для съема. Август и начало сентября прошли в заботах и помощи Отто получить документы, и она не обращала внимания на домашних. Сейчас, когда он получил новый паспорт, все вернулось на круги своя, в том числе и дома.       Жить совместно с родителями становилось с каждым годом труднее. Магда повзрослела и рвалась на свободу. Независимости хотелось страшно и хоть где-то и в чем-то. Как назло, все приличное, что можно было снять, было далеко от центральных районов Берлина. На покупку квартиры денег было жалко, а покупать комнату Магда сочла несолидным. Все-таки надо поддерживать образ стальной леди, и он совсем не вязался в ее представлении с бараком на несколько человек. Делить жилье с родителями тоже не соответствует статусу. Хоть проси министерство выдать ей угол!        — За тобой зашли, — раздался голос матери из прихожей. — Хельмут.       Магда вздохнула, кинула газету на диванчик и выглянула из кухни. Хельмут стоял в дверях с цветами. Он приветственно поднял в воздух букет и широко улыбнулся:        — Если поторопишься, мы успеем к моей дражайшей сестре на тыквенный пирог. В противном случае его спрячет в свой живот Отто. Боюсь, пока я бегал за тобой, они уже к нему приступили.        — Что же ты не позвонил?        — А как бы я занес тебе цветы? Кстати, они тебе, — он вручил ей букет. — Есть еще кое-что, но это я тебе отдам у нас. Забыл взять…        — Забыл или просто очень хочешь, чтобы я все-таки пошла? — Магда рассмеялась, ставя цветы в вазу на тумбе.        — Какая ты вредная! — возмутился Хельмут. — Ну хорошо, не забыл, но твой подарок нужен там, поэтому отдам я его тоже там.        — А зачем взял?..        — Магда! — он страдальчески поднял руки к потолку. — Чтоб ты спросила! Поторопись!        — Только если отдашь мой подарок на улице, — поставила ультиматум Магда, причесываясь.       Хельмут согласно кивнул. Магда думала, что он, конечно, ничего не отдаст, но стоило выйти за порог и закрыть двери, Хельмут вручил ей большой квадратный конверт, все это время лежавший на ступенях.        — Чарли Паркер, — пояснил он, — новая пластинка. Только купил. Думаю, тебе понравится! Мы бы тоже хотели послушать, так что прихвати ее с собой.       Магда сунула конверт под мышку и собиралась спускаться, но из квартиры выглянул отец и сообщил:        — Тебя в министерство. Сейчас. Что-то срочное.        — Ах, черт, — Хельмут расстроенно пнул воображаемый камень. — Опять тебя у нас крадут. Вечно на работе!        — Я быстро, — пообещала Магда.        — Будем ждать, но уж если тебе не достанется пирога, пеняй на Геббельса, а не на нас!       Магда пихнула его в плечо и побежала вниз по лестнице. Лишь у министерства она спохватилась, что пластинку-то утащила с собой. Теперь точно придется зайти. «Скажу, что меняю музыку на пирог!», — подумала она весело. Настроение было распрекрасным, и даже Геббельс не мог его испортить.       Он встретил ее радушно. Кабинет, залитый солнечным светом, показался ей необыкновенно уютным, как будто обжитым, а не рабочим помещением. Никаких мрачных вещей, никакой кучи папок и сваленных в углу пыльных стопок бумаг. Печатная машинка — и та была пустой и смазанной.        — К сожалению, порядок ненадолго, — словно прочитал ее мысли министр пропаганды. — Скоро снова завалят мне весь стол. Грядет много реформ. Придется уничтожать старые документы, а что-то отложить и припрятать на всякий случай. Буквально живу на работе.        — Что ж, по крайней мере, хотя бы полчаса порядка, — отозвалась вежливо Магда.        — Да… Вы правы. Думаю, уже к вечеру мне принесут первые стопки, а ведь столько запланировано на сегодня, потому и позвал вас, чтобы лично… Стойте, — он неожиданно шагнул к ней. — У вас на волосах божья коровка. Позвольте-ка!       Ловким движением Геббельс снял букашку и поднял палец, на котором она сидела. Божья коровка мгновенно распахнула крылья и улетела. Солнце, слепившее Магде глаза, мешало разглядеть его, но она была уверена: министр ждет реакции. Ее как будто огнем обожгло. «Боже, — Магда зарделась от неловкости, — тысячу, тысячу раз права Хельга! Я пропала!».        — Магда, вы бываете просто чудо. Божья коровка в конце сентября...       Она отчаянно искала выход. На глаза попался конверт, брошенный на стул. Магда схватила его и, прежде чем Геббельс успел что-либо еще сделать, затараторила:        — Смотрите, что мне подарили. Включим?       Геббельс, помедлив, взял пластинку. Распаковав ее и положив в патефон, стоявший в углу, он вставил иглу в бороздку, аппарат крякнул, и из раструба внезапно зазвучал саксофон. Министр вздрогнул и поперхнулся: на весь кабинет Министерства культуры и пропаганды играл джазовый шлягер. Магда невинно улыбалась, довольная своей выдумкой. Она избежала неудобного разговора, в котором ей чуть не признались в любви, вдобавок напакостив. Для нее не было секретом, что Геббельс на дух не переносит жанр, считая его «дегенеративным уделом темнокожих», Хельмут ведь предупреждал когда-то давно.        — Пойдемте танцевать! — усугубила она ситуацию, заметив, что брови Геббельса стремительно ползут вверх.        — Магда!        — Вы зануда, — Магда закружилась по кабинету. — Ну же? Давайте потанцуем!       Она играла с огнем. В конце концов, министр пропаганды и так подозревал ее в связи с просьбами помочь Отто и австрийским выступлением, на котором она была с белой розой.       Удивительным образом дурацкая затея с джазом сыграла Магде на руку. Геббельс, ошарашенный новой выходкой, не знал, что и думать. Человек нелояльный не стал бы включать джаз в самом министерстве и предлагать потанцевать, он бы вообще не высовывался и не выделялся из толпы. Человек в своем уме этого тоже бы не сделал. Надо быть сумасшедшим, чтобы пойти на такое, либо совершенно искренне не понимать, что не так. Геббельс, по привычке склонный считать Магду до невозможности наивной в вопросах культуры, списал все на легкомысленный характер. Даже для агента коммунистов это уже чересчур нагло и рискованно. Нет, несомненно, она просто ребенок, пусть и взрослая. Соображает хорошо, но разумности у нее, как у котенка. Опять кошки!.. Сколько можно сравнивать ее с кошками?! Гиммлер, чтоб черт его побрал, с его метафорами!..       Геббельс потушил сигарету и хотел было поднять иглу, но Магда ухватила его за локоть и увлекла за собой. Со стороны смотрелось более чем нелепо. Геббельсу, пожалуй, тяжело было танцевать, ведь он прихрамывал. Тем более шлягер, тем более джаз! На его лице с невероятной скоростью сменялось так много чувств, что невозможно было понять: он в гневе, ему нравится, ему неловко, он хочет пристукнуть Магду на месте или прижать к себе?.. Она, не скрываясь, хохотала и тащила его по кабинету круг за кругом, как водоворот в весеннем ручье утаскивает кораблик.        — Все, давайте выключим это дело, — министр уловил момент, когда они двигались мимо патефона, и вынул иглу. — Чего доброго, еще зайдут и застанут…        — Тогда мы оба не отмоемся! — Магда весело сверкнула улыбкой.        — У вас гипнотические глаза, — после непродолжительного молчания заметил Геббельс. — Только за них многое вам можно простить…        — Вам понравилось? — Магда полушутливо подтолкнула его под руку и увернулась от объятий. — Прекрасная пластинка!        — Ужасная! Бога ради, не включайте ее нигде!        — Вам понравилось, — подытожила Магда и, что странно, на самом деле была не так уж далека от истины.        — Сбили меня... — он убрал пластинку в конверт, — где вы ее выкопали? Кто вам ее подарил?        — Один друг, —Магда пожала плечами.        — Искренне надеюсь, что не тот, что готовил вас к экзаменам.       Магда покачала головой. Пожалуй, надо прекращать, а то она перегнет палку, а щепки отлетят в Отто. Геббельс недоверчиво прищурился, но не стал задавать новых вопросов.        — Вернемся к мысли… — он кашлянул, словно пытался скрыть смятение. — Я хотел попросить вас завтра зайти в более нарядном виде. Есть одно важное дело, и мне не обойтись без вашей компании. В общем-то, я и так без вас как без рук, но на завтрашнем мероприятии вы крайне, крайне нужны. Думал, мы с вами успеем отрепетировать сейчас, но мне уже пора на встречу... А вы с этим… Этим…        — Обязательно, — прервала его Магда, потянувшись за пластинкой. — Во сколько мне нужно прийти?        — Пожалуй, к трем, — Геббельс пару секунд удерживал конверт, а Магда не решилась потянуть его на себя. Потом, словно нехотя, он все-таки разжал пальцы. — И выкиньте ее… хотя бы на чердак.       Магда сосредоточенно кивнула, но в глазах ее искрилось веселье. Выкинет, ну конечно! «Интересно, что он теперь думает обо мне? Что я дура набитая? — она подавила смешок, разглядывая его в упор. — Или что он дурак?!».       Из министерства она вышла в приподнятом настроении, полетела по улице, точно осенний лист, распахнув красное пальто по ветру как парус, звонко стукнула каблуками по мостовой и заспешила к Хельмуту и Хельге. Они вдвоем стали для Магды второй семьей. Хельгу она считала почти сестрой. Хельмут… О, Хельмут вызывал в ней странные теплые чувства, и Магда радовалась каждой встрече, потому что от его присутствия теплело в груди и животе, словно туда заливали горячего чая. Ей отчаянно не хватало уюта и заботы, Хельмут и Хельга дарили ей их.       В их квартире было спокойно и пахло по-особенному. Сейчас запах перебивал тыквенный пирог, но он все равно неуловимо ощущался, как шлейф духов. Магда чувствовала себя защищенной в этих стенах, ей становилось легче дышать и думать. Окна кухни выходили на юг, и ее почти всегда заливало солнце. Оно освещало и квартиру — в широкие окна падал мягкий, теплый свет, играла музыка, Хельга постоянно что-то громко обсуждала по телефону или с братом, Отто сидел с гитарой. «Хотелось бы мне жить здесь, — подумала Магда, стоило ей переступить порог, — так тепло...». В ее комнате обычно царил полумрак, а окна таращились на серые дома. Лишь с закатом они желтели и рыжели, а с рассветом зеленели и розовели, но вставать так рано ей не хотелось, а вечерами она обычно сидела подолгу над печатной машинкой, не глядя по сторонам. Дома парадоксально не хватало чувства дома.        — Наконец-то, — Хельга отвлеклась от телефонной трубки. — Подогрею тебе пирог, так уж и быть. Что ты так долго?!        — Я танцевала с Геббельсом джаз, — Магда скинула туфли и повалилась на стул, не раздеваясь.        — Ты делала что? — осеклась на полуслове Хельга. — С Геббельсом? Джаз?        — Ему понравилось.        — Да ты шутишь! — поддержал Хельмут. — Он же не выносит его!        — Ну а что мне оставалось делать? — Магда принялась стаскивать с себя верхнюю одежду. — Он хотел меня поцеловать, и я решила, что лучше уж пусть он послушает Чарли Паркера.        — Ему серьезно понравилось? — Хельга подсела к ней за стол.        — Не знаю, — пробубнила Магда, скосившись на Хельмута, который как-то слишком поспешно забрал у нее пальто и исчез в коридоре, — честно говоря, мне все равно. Во всяком случае, он был сильно удивлен.        — Еще бы... — Хельга проследила за ее взглядом. — А еще лучше, если Чарли Паркера послушаем мы.

***

      К трем часам следующего дня Магда, прибрав изрядно отросшие волосы в пучок, явилась к министерству. Безукоризненно одетая в белую юбку и светло-голубую блузку, она казалась выше из-за прямых линий кроя. Спешившая всю дорогу, она перешла на размеренный шаг у Вильгельплац, а, дойдя до здания, остановилась и медленно осмотрелась. Мимо проходили сотрудники министерства; они с почтением и улыбкой оглядывались на нее.       Магда глубоко вдохнула пахнущий дождем воздух. Как быстро менялась погода, октябрь вступил в свои права. Вчера еще было тепло, а сегодня тяжелое от туч небо цеплялось пузом за шпили Берлина. Прохладный ветер шуршал в кроне золотистых деревьев, высаженных сбоку от здания. Развевался красный флаг, и черная свастика прыгала в воздухе, как птица. Магда поежилась и отметила, что давно не гуляла по городу просто так: уж больно неспокойным казался этот год, переполненный политикой и событиями, от которых все переворачивалось где-то под ребрами. Стало опасно ходить одной, ее узнавали все.       Она перевела взгляд на висящий над входом герб и, вспомнив, как несколько лет назад черный орел кружил над ней и Хельмутом в парке, подумала, что теперь их жизнь кружится вокруг него. Всюду, где бы Магда ни появлялась, она видела тень от его крыла. «Какой смертельный вальс: орел и голубка», — прозвучал в голове голос Хельги. Засосало под ложечкой. Беспокойство окутало ее в невидимый мокрый плащ, тяжестью легший на плечи.       В тот самый момент, когда страх завладел всем ее существом, у входа в министерство затормозил открытый черный автомобиль. Магда мгновенно натянула улыбку: негоже стоять с лицом, как на похоронах.        — Вы неправильная женщина, Магда, — заявил Геббельс, открыв дверцу, — никогда не опаздываете.        — Я же не могу опоздать на работу.       — Садитесь. Думал, успею забежать в кабинет, но раз вы уже здесь, не будем терять времени. Вдруг дождь польет, промокнем.        — Куда мы? — Магда, уняв так некстати задрожавшие руки, устроилась рядом.        — О, в тюрьму.