truth or dare

— Правда или действие? — хоть они уже были достаточно накурены, но Харрингтон не удержался от глупой усмешки, словно не веря в только что сказанное собеседником. — Тебе десять лет? — Эдди наоборот же принимает самый серьёзный вид в целом мире, пытаясь сфокусировать взгляд на Стиве, который сидит напротив, сквозь дымку. Никогда ещё тот не находился на заднем сиденье своего автомобиля так долго. Поняв, что Эдди непоколебим, он лишь закатывает глаза театрально, скрестив руки на груди. — Ладно, давай. Правда. — Как ты обычно дрочишь? — Стив давится дымом, уставившись на Эдди с немым вопросом вроде «Какого хуя?», но тот всё также неподвижно смотрит в ответ. Ёбанный Мансон действительно не шутит, и он правда спрашивает его о том как он дрочит обычно. Чудесный вечер, лучше уж умереть. — В каком смысле? — пожалуй, самое безобидное, что сейчас мог выдать его мозг, ведь в нём генерируются совсем иные идеи. — Ну, ты понимаешь, я имею в виду быстро или как? В каком темпе? И всё такое, — Мансон ведёт рукой в воздухе в неопределённом жесте, как бы намекая на все аспекты задаваемых вопросов. — Зачем тебе знать как я обычно, прости Господи, дрочу? — Стива одновременно и смешит и пугает эта ситуация, он просто ощущает себя потерянным среди всей абсурдности и Эдди, который относится к этому вполне серьёзно, — Ну дрочу как все. Как обычные люди это делают. — Никакой конкретики, — Мансон пропускает обворожительный смешок, слишком молниеносно пересекая небольшой дымовой занавес между ними. Удивительно как Стив только разрешил ему зажечь косяк в своей машине, — Знаешь, я люблю медленно. Мне нравится.., — «король» наблюдает за тем, как тот немного щурится, вздрагивая, когда обрамленные кольцами пальцы ложатся на его колено, — Нравится растягивать удовольствие, — Стив, конечно же, догадывается, что у него чуть не вырвалось «мучать», но просто пропускает это мимо ушей. Его сейчас гораздо больше волнует именно ладонь Эдди, которая словно мелкими шажками движется с его колена выше, гораздо выше, пока не добирается до внутренней стороны бедра. Должен ли он сейчас же сбросить его руку с себя, обозвать, быть может даже ударить? Должен ли? Но он не делает этого. По какой-то причине он не стаскивает его руку, не отталкивает, даже не пытается выкрикнуть оскорбления. — Правда или действие? — Стив буквально может ощутить как его горло медленно, но уверенно превращается в наждачку, а в животе покалывает от слишком неожиданно появившегося напряжения. — Действие, Стиви. На самом деле Стиви, как его любит называть Мансон, не совсем, а вернее совсем не понимает как так произошло. Не понимает как Эдди, забыв даже о подожённом косяке, потянулся к его губам. Не понимает почему в первую же секунду его не оттолкнул. Не понимает и того как он позволяет сейчас Мансону нагло лапать себя, усаживать на свои бёдра и не менее жадно сжимать талию, забираясь под одежду. Во всём виновата эта проклятая трава, никогда более Стив не захочет её пробовать. — Даже не сопротивляешься? — Эдди и так знает ответ на этот вопрос, но ему гораздо интереснее слышать попытки Харрингтона ответить, а паралельно и справиться со сбивчивым дыханием. Справиться, впрочем, не удаётся никак, а уж тем более из-за ладони, которая так настойчиво тянет змейку ширинки вниз, бесцеремонно вторгаясь в самые крайние пределы личного пространства, разрушая их в пух и прах, — Будь потише. Стив не успевает и слова сказать, как поверх его слегка припухших губ ложится вторая ладонь, сжимая ощутимо, но точно не с намерением причинить дискомфорт или боль. Хотя Эдди такое нравится. Контраст прохладного металла и тёплой кожи выбивает из Стива грудной полустон-полувздох, который тут же тонет в барьере в виде ладони, когда длинные пальцы обвиваются вокруг его члена. Он просто ловит себя на мысли что сейчас ему собирается дрочить долбанный Эдди Мансон. Чёрт бы его побрал, но это действительно приятно. Господи, как же приятно. Очередной стон, уже более громогласный и резкий, отдаётся небольшим эхом по салону, хоть и заглушается чуть-чуть, либо же так кажется только Стиву, у которого уши заложены сейчас без причины. — Твой блядский рот, закрой его, Харрингтон, — но, вопреки всем попыткам заглушить нарастающие стоны, Стив лишь рассеяно мажет языком по пальцам, прикрывающим кое-как его губы. У Мансона лёгкая усмешка самодовольства проскакивает, но его терпение правда подошло к концу. Нет, его совсем не смущала перспектива быть застуканным, но Харрингтон начинал издавать всё более гулкие звуки, которые, казалось, слышно далеко за пределами автомобиля. Эдди на некоторое время замешкался, пытаясь в практически кромешной тьме найти хоть что-нибудь, чем можно было бы заткнуть парня. Как назло ничего под руку не попадалось. Хотя, кажется, в его кудрявой голове снова родилась наиболее странная и ебанутая идея. — Что ты.., — Стив невольно вздыхает, когда Мансон на время прекращает движения своей руки и чуть приподнимается, — Делаешь? — То, что сможет заткнуть тебя, — он не до конца понимает смысл сказанных слов, пока его не хватают за челюсть, надавливая на щёки так, что кроме как открыть рот не остаётся ничего. Но, к счастью и облегчению Стива, его худшие страхи и опасения утопают глухим стоном в... Платке? Язык непроизвольно оглаживает чуток шершавую ткань, и только сейчас Харрингтон осознаёт, что Эдди - грёбанный извращенец - Мансон самовольно отдал свою бандану на растерзание. Но это... Это ему нравилось. — Поверь, если бы у меня была возможность, я бы прямо сейчас заключил твои запястья в наручники, так, чтобы ты даже шелохнуться не смог, — горячий шёпот отдаёт у Стива внутри ещё одной волной возбуждения, которая только и возрастает, растекается по всему телу дрожью, когда Эдди тянется ещё ближе, оставляя влажный след на шее, — Неужели тебе нравится такое? Нравится ощущать власть над собой? Стив, будь он тем же Стивом что и неделю назад буквально, выругался бы несладким матом на такие фразочки, но сейчас это сбившееся дыхание, поцелуи-укусы и дразняще медлительные движения заставляют Харрингтона просто откинуть голову назад, встречаясь затылком с крепким плечом. Ему непривычно, но ему не хочется уходить от этих ощущений. Ему хочется толкаться ответно в руку, получая взамен лишь тихое шипение и достаточно сильное давление на собственное бедро. На секунду Стив полностью погружается в ощущения, вздрагивая лишь от единственного представления о том, как эти длинные пальцы, на этот раз всё же без украшений, также медлительно растягивают, давят мучительно долго и сильно на самые чувствительные точки, заставляя испытывать настоящее головокружение... Эдди и правда сейчас с величайшим удовольствием обездвижил бы его ещё больше, но единственные наручники оставались лишь в виде пряжки рямня и помочь никак не могли. Хотя Стив и не предпринимал никаких попыток вырваться или вроде того. Виной тому травка или же что-то иное - он не знал и сам уже. Мансон просто довольствуется приятной тяжестью на собственных бёдрах, ловит каждое невольное перемещение задницы Стива, когда тот пытается ёрзать, и не забывает придерживаться своего злобного плана. Он плавно ведёт второй свободной ладонью по тазовым косточкам, животу, переходит также незаметно на грудь, зажимая между пальцев твёрдый сосок, на что тут же получает одобрение в виде неожиданно резко сорвавшегося с губ Харрингтона стона, уходящего на всё более высокие тона с каждым малейшим движением пальцев. Он движет ладонью всё ещё неспешно, практически не позволяя Стиву толкаться. Стиву, у которого крыша едет и глаза вне воли закатываются, когда Эдди с особенно сильным нажимом проводит по головке большим пальцем, уделяя достаточно внимания и уздечке и щели, размазывая предэякулят по всей длине. Стиву, который уже самостоятельно кладёт свою ладонь поверх его, даже не в силах сжать пальцы сильнее. Стиву, который, блять, возбуждён от ощущения того, как член Мансона упирается ему в бедро сквозь плотную ткань. — Стиви, ты бы знал как ахуенно сейчас смотришься, — а Стив и представлять не хотел особо. С прилипшими ко лбу прядками, с испариной на щеках, с чёрным платком во рту, а-ля альтернативой кляпа, и рукой Мансона в собственных штанах. Лучше и не придумаешь. Хаотично закрученные кудри щекочут шею и плечо, когда Эдди оставляет очередной укус, после которого у Стива всё плывёт перед глазами, словно тот попал в сонную артерию или вроде того. Всё ощущается глупо и нереально, в салоне становится слишком мало кислорода, но чего остаётся в переизбытке - так это мучений Харрингтона. Эдди дрочит ему неспешно, но так, что весь воздух из лёгких выбивает. Он не двигается в бешеном темпе. Он медленно проводит ладонью от самого основания до головки, сжимая его так, что после каждого движения Стив уже готов сорвать голос. Благо, не выйдет благодаря импровизированному кляпу. Массивные кольца (он даже не позаботился о том, чтобы их снять, Господи) на его чуть шершавых от игры на гитаре пальцах придают лишь больше непередаваемых ощущений, вырывающихся наружу в полустонах, полускулеже. Как же хочется эти стоны услышать отчётливо, но рисковать так никто из них не желает. — Смотрите, чего же у нас хочет большой мальчик? — Харрингтон мог бы сейчас спокойно взять и вытащить несчастный платок изо рта, послать его за это прозвище в очередной раз, но, кажется, его уже затянула эта игра. Ответа не следует, вместо него - небольшая манипуляция, в результате которой Стив теперь мог взглянуть в глаза Мансона, обвив его шею рукой. А в этих самых глазах сейчас плясала насмешка с похотью в обнимку, заставляя парня невольно поёжиться. Хотя, скорей, виной тому послужило очередное жёсткое движение на его груди, когда Эдди, несмотря на заданный темп, достаточно резко оттянул сосок в сторону. Стив просто не может ничего сделать с собой. Ему хочется спокойно взять и воцарить желаемый быстрый ритм, но он просто... Не решается? Не решается помешать Мансону, который размеренно, словно заученно уже, снова проводит вниз. Мансону, который, теперь имея доступ к открытой гибкой шее, оставляет на ней метку за меткой, засос за засосом, иногда чередуя их с весьма ласковыми поцелуями. Мансону, который просто, блять, тащится от собственного положения и полученной власти. — Ты так хочешь кончить, Стиви? — сам же Стив уже не контролирует себя, мычит несвязно, прогибаясь в спине, когда Эдди наклоняется ближе, к его груди, выводя незамысловатые узоры одним кончиком языка. Оказывается этот язык умеет не только выкрикивать различные колкости, — Давай, скажи, чего ты хочешь. — Пожалуйста.., — как только платок убирают, парень выдаёт первое, что приходит в затуманенную голову, переходя на мольбы, — Эдди, пожалуйста! Я хочу... — Просто скажи это, я сделаю всё, что ты захочешь, — издевается снова, как и не сказал вслух, мучает. Харрингтон даже не в состоянии смотреть на ехидность, плескающуюся на его лице, слегка оттягивая его за длинные кудри на затылке, когда Мансон снова сминает его губы своими, уже гораздо резче и настойчивее. Травка. Это всего лишь грёбанная травка, а не симпатия Стива. Нет конечно, какая же тут симпатия может быть, как и удовольствие? А оно есть, настолько сильное и яркое, что он невольно прикусывает чужую нижнюю губу, ловя горячее дыхание на своей щеке и сдавленное шипение. Только когда Эдди сжимает его в своей ладони невозможно сильно, парень понимает, что ему это понравилось. Понравилось ощущать боль в такой мелкой дозе. Поэтому Стив целует ещё раз, мажет неаккуратно и, ох чёрт, снова пытается ухватиться ровными зубами за любой доступный участок кожи. Ему удаётся, и это вызывает самую пробирающую и ощутимую дрожь в теле Мансона. Нет, Стив, это всего лишь травка, тебе не нравится, нет, нет, нет... Блядский Эдди Мансон, чтоб ты провалился вместе со своими косяками, но твои руки делают со мной что-то невероятное.