Красной нитью

Лю Цингэ догадывался, что в его доме что-то было решительно не так. Он никогда не смотрел ужастики, слишком занятый тренировками, чтобы уделять время подобным глупостям, но сестра смеялась сразу, ещё когда Лю Цингэ только оформлял покупку — этот дом, должно быть, проклят. Такой старый, большой и до смешного дешёвый, а каждый из предыдущих владельцев съехал по странным обстоятельствам… «Может, обнаруживают под раковиной осиный рой» — неловко шутил Лю Цингэ в ответ, ничуть не веря в приведений. Впрочем, его уверенность постепенно таяла — день за днём, проведённые в этом странном месте. Мелкие странности начались сразу. Двери хлопали безо всякого сквозняка, мигали лампочки, телевизор включался сам по себе, оказываясь на каналах, которые Лю Цингэ никогда не смотрел сам. На это он не обратил ни малейшего внимания, но дальше — хуже. Ему начали слышаться шаги. Лёгкие, но отчётливые, зачастую очень неторопливые, замолкающие тотчас, как Лю Цингэ выглядывал, пытаясь найти вторженца. Он сменил замки, начал запирать окна и подумывал то ли установить камеры, то ли записаться к психиатру. Потом он заметил, что вещи часто оставались не на тех местах, где их оставлял он, чаще всего — книги. Они лежали, то за столом, то на подоконнике, раскрытые, словно брошенные посреди чтения, а потом сами по себе, незаметно для Лю Цингэ возвращались на полку. Иногда он даже видел, как страницы медленно перелистывались, будто ветром. Один раз книга буквально чуть не прилетела в лицо Лю Цингэ, когда тот вошёл в комнату, и только идеальные рефлексы позволили ему отбить «атаку». Подняв книгу, он обнаружил, что та была сомнительного качества романтической историей, что ему, смеясь, подарила сестра. Неужели «призраку» она не понравилась? К тому моменту Лю Цингэ уже вполне твёрдо поверил, что в его доме и впрямь что-то обитает, и сосед этот был на удивление беспроблемен — за время, когда Лю Цингэ ездил на соревнования, ему доводилось жить с людьми куда и куда хуже, чем просто читающие его книги и смотрящие его телевизор. Так что Лю Цингэ, чувствуя себя полным безумцем, пошёл в книжный магазин и купил несколько книг, которые, как он посчитал, могли соответствовать вкусу призрака — художественные и романтичные. Для этого он даже спросил совета Лю Минъянь, обронив, что хочет сделать подарок кое-кому, и, кажется, она что-то совсем неправильно поняла. Книги он положил на стол, на место повиднее и написал небольшую записку: «Это подарок. Надеюсь, тебе понравится». Вскоре, когда он вернулся, одна из книг уже была раскрыта, и её страницы медленно перелистывались невидимыми силами. — Как тебе? — поинтересовался Лю Цингэ вслух, совсем не ожидая услышать ответ. Однако в комнате вдруг раздался мягкий, высокий голос: — Очень здорово. Спасибо. После этого призрак начал говорить постоянно. Иногда он желал Лю Цингэ доброго утра или спокойной ночи, иногда комментировал погоду, часто обсуждал передачи, что увидел по телевизору и, конечно, книги. Было видно, как мучительно ему не доставало общения — вряд ли эти три быстро съехавшие семьи слушали от него про любовные романы! Признаться, Лю Цингэ понадобилось время, чтобы к этому привыкнуть, и он всё ещё иногда вздрагивал, стоило голосу вдруг возникнуть из ниоткуда. Всё ещё был свеж в памяти момент, когда прямо позади спины Лю Цингэ, будто говоривший стоял к нему вплотную, раздался возбуждённый голос: «Я сейчас читаю новеллу, называется «Путь Гордого Бессм…» и Лю Цингэ от неожиданности со всей силы ударил локтем воздух, повинуясь вбитым в разум рефлексам. Тогда он растерянно извинился, но в тот день призрак со своим «Путём Гордого Чего-то Там» так и не вернулся. Постепенно Лю Цингэ чувствовал, как необъяснимо привязывается к своему призрачному соседу. Он был всегда рядом — в буквальном смысле, приятный и интересный рассказчик, и в самом деле хороший друг. Один раз призрак даже попытался приготовить ему завтрак, но вместо этого спалил яичницу до полной черноты и разбил тарелку — Лю Цингэ уже успел понять, что призраку трудно держать тяжёлые предметы, и потому даже сразу оставлял новокупленные книги открытыми. «Извини» — прошелестел призрак тогда тихо, и Лю Цингэ лишь равнодушно передёрнул плечами. Он не был зол — наоборот, в груди расползалось какое-то приятное чувство от того, что его призрачный сосед захотел сделать ему подарок Позже, собираясь уехать на очередные соревнования, он скупил призраку, наверное, половину отдела с романами, и теперь какие-то неверные представления были не только у его сестры, но и у консультантов в книжном магазине. — Так много! — раздался восторженный голос, тут же засмущавшийся, — Что ты, не стоило… — Я уеду, — сказал Лю Цингэ, — На несколько недель. Вопреки ожиданиям, призрак ничего не ответил. Он замолчал почти на два дня, не притрагиваясь даже к заботливо раскрытым книгам, и заставил Лю Цингэ невольно волноваться — неужели это так расстроило его соседа? — Я могу попросить мою сестру приходить к тебе, — сказал Лю Цингэ громко, не уверенный, что призрак сейчас рядом. — Вы подружитесь. — Я был бы благодарен, — с ноткой печали прошелестел голос призрака откуда-то сбоку, — Прости, что веду себя, будто обиженная девица, но я правда буду скучать по тебе. Странный ком встал у Лю Цингэ в горле, но он всё же выдавил: — Я тоже буду по тебе скучать. А потом всё пошло как раньше, но будто бы ещё… интимнее? Теперь Лю Цингэ мог лежать в постели, а голос призрака раздавался совсем рядом, будто тот калачиком устроился с ним в одной кровати. Призрак неизменно приветствовал Лю Цингэ с утра и каждый день ласково желал ему спокойной ночи. Он провожал Лю Цингэ каждый раз, когда тот выходил из дома, напоминая ему взять зонтик или не забыть список продуктов. Он легко уговаривал Лю Цингэ нарушить диету, побаловав себя шоколадкой, вечно причитая, что это не жизнь, когда ешь одни овощи. Наконец, когда день отъезда случился, он помог Лю Цингэ упаковать чемоданы и замолк, будто бы неловко топчась рядом с вызывающим такси «соседом». — Мне пора, — наконец с сожалением сказал тот, получив уведомление в телефоне, и призрак быстро выдохнул (как будто ему и впрямь было нужно дышать). — Я буду скучать! — воскликнул призрак, и вдруг что-то тяжёлое набросилось на Лю Цингэ… заключая его в объятия? Лю Цингэ растерянно посмотрел вниз, на чёрноволосую макушку, ткнувшуюся ему в щёку и вниз — на светло-зелёные одеяния явно не по моде этого столетия. Он нерешительно поднял руки, обнимая талию призрака, такую физическую, такую тёплую, как и он сам… А уже через мгновение его руки прошли насквозь — объятия перестали ощущаться, будто Лю Цингэ был здесь один. Призрак отступил на шаг, и Лю Цингэ наконец увидел его лицо… и дыхание у него перехватило. Призрак был мил, так мил и так прекрасен, что Лю Цингэ тотчас почувствовал, как его щёки заливает жар. Нежно-зелёные глаза призрака ласково сощурились, и тот повторил, будто бы не в пример элегантнее: — Я буду скучать. И его образ медленно растаял — рука Лю Цингэ, ринувшаяся схватить призрака за длинный рукав, удержать, сохранить… схватила лишь пустоту. Лю Цингэ не мог поверить, что и впрямь уедет, словно не мог и подумать оставить своего прекрасного соседа, пробуждающего в его груди странный жар. Но он уехал. Почти каждый день его сестра приходила в их дом и общалась с призраком, и всегда звонила Лю Цингэ позволяя им поговорить. Конечно, было невозможно соскучиться в таком режиме — они в достатке общались каждый божий день. И конечно, Лю Цингэ скучал невыносимо сильно, и тоска по призраку разъедала его грудь изнутри. А потому, когда он наконец ступил на порог собственного дома, ему казалось, что он вот-вот заплачет от счастья, когда он почувствовал, как тонкие руки призрака обвивают его, будто тот боится, что Лю Цингэ от него кто-то сейчас будет отнимать. — Я скучал, — хрипло прошептал Лю Цингэ, обнимая призрака в ответ, нежно-нежно, будто боялся, что тот рассыпется. — Я тоже. Призрак вдруг разорвал объятия и потянулся выше, оставляя под глазом Лю Цингэ мягкий поцелуй — прямо на родинке. — Меня зовут Шэнь Цинцю.

***

Лю Цингэ деловито прорубался сквозь заросли, медленно пробираясь всё выше и выше в гору. Он не жаловался на необходимость карабкаться ввысь, считая это хорошей тренировкой на выносливость, но где-то глубоко в душе рыцаря всё же поселилось раздражение — неужели всем драконам нужно было селиться столь высоко? Наконец за рядом деревьев показался разлом в скале, достаточно большой, чтобы внутрь мог влететь дракон, и Лю Цингэ удовлетворённо кивнул сам себе — наверняка он на месте. Уже слишком давно гуляли слухи, что дракон иллюзий Сюя держит у себя в плену некоего прекрасного принца. Личность этого загадочного красавца молвой установлена не была, а томился он в плену так давно, что от бедняги уже давно остались бы одни объедки — в общем… слух наверняка был лжив. И всё же, Лю Цингэ не был бы рыцарем, если бы проигнорировал человека, нуждающегося в помощи. И теперь он входил в логово древнего и могущественного дракона в полной готовности умереть, исполняя свой долг. Внутри всё… оказалось вовсе не так, как обычно бывало в драконьих логовах. Это, конечно, всё ещё была громадная пещера, но теперь вдоль стен тянулись длинные книжные полки, под ногами были мягкие расписанные ковры, виднелся столик с чайником, а за ним… — Принц? — выдохнул Лю Цингэ поражённо. Тот и впрямь был красив настолько, чтобы заслужить ту славу, которую имел. Яркие зелёные глаза, смольно-чёрные волосы, бесстыдно распущенные, стройная фигура, плохо скрытая нижней одеждой… — Вам что-нибудь нужно? — спросил принц, мягко улыбнувшись. — Оденьтесь! — бросил Лю Цингэ, отворачиваясь. Что за кошмарное непотребство, разве порядочному принцу не следует быть всегда готовым к героическому спасению? За его спиной раздался короткий вздох, а после — шуршание одежды. — Уважаемый рыцарь очень стеснителен, но сейчас он, я верю, сможет смотреть на меня, не теряя слов, — наконец фыркнул принц, когда прошла, наверное, целая вечность, и Лю Цингэ уже классифицировал эту странную пытку ожиданием как тренировку по усилению силы воли. Рыцарь обернулся, тут же выясняя, почему принц переодевался так долго — вместо того, чтобы просто накинуть что-то для сохранения приличий, он облачился в полноценный выходной наряд цвета цин и весь увешался какими-то цацками. Персону королевских кровей угадать в нём было не сложно. Было немного странно, что принц выбрал одежду того же цвета, что и чешуя дракона, которого он, должно быть, ненавидит. Но откуда Лю Цингэ знать, что в голове у этих странных и ветреных знатных особ? Лю Цингэ фыркнул вслух, но счёл выше своего достоинства это комментировать. — Где дракон? — вместо этого поинтересовался он. — Разве не лучше скрыться, пока он в отлучке? — спросил принц, слегка склоняя голову, словно птичка. Он уже снова успел опуститься за чайный столик и совсем не выглядел так, будто собирался сбегать. — Может догнать, — невозмутимо пояснил Лю Цингэ, — Лучше уничтожить врага наверняка. Принц легонько похлопал по столу в приглашающем жесте и указал Лю Цингэ на свободный стул: — Присядьте, рыцарь. Возможно, ожидание предстоит долгое, так почему бы нам не насладиться компанией друг друга? Лю Цингэ, поколебавшись, поставил стул так, чтобы обеспечить себе обзор на небо, и всё же сел. К нему тут же оказалась придвинута чашка чая (должно быть, пока принц переодевался, то заодно накрыл стол для ещё одного), заполненная до краёв. — Меня зовут Шэнь Цинцю, а вас, рыцарь? Шэнь Цинцю… Лю Цингэ задумчиво покатал на языке это имя, вроде бы, и впрямь припоминая такого где-то в северных землях. Разве он не был известен своим отвратительным характером? Должно быть, Лю Цингэ что-то путал — не мог этот похожий на прекрасную нимфу человек быть той сволочью из слухов. — Я Лю Цингэ, — представился он, — Из рыцарского рода Лю. — Впечатляет, — улыбнулся принц. И тут же спросил со странной страстью, — И вы ненавидите драконов? Лю Цингэ моргнул. Ему никогда ранее не задавали подобного вопроса, но лишь потому что считали, что знают ответ сами — и всегда ошибались. — Нет, — качнул головой он, — Они, как и люди, способны на зверства так же, как и на доброту. Я лишь несу им заслуженное наказание, если драконы решают, что во власти разорять города или похищать людей. Как Сюя, что похитил тебя. Он глотнул чай, удивлённый, что сказал так много. Обычно многословием рыцарь не отличался, но под внимательным взглядом этих глаз хотелось говорить и говорить — принц оказался удивительным слушателем, не чета всем тем людям, что встречаются Лю Цингэ при дворе и всегда будто пытаются выцепить из него слова пинцетом. — Интересно, — протянул Шэнь Цинцю, тоже глотая свой напиток. В голосе его, казалось, прозвучала растерянность, но тут же исчезла. — Значит, люди называют его Сюя? «Возвышенный»? Лестно для дракона. Лю Цингэ невозмутимо пожал плечами и Шэнь Цинцю, вполне удовлетворённый такой реакцией, продолжил что-то говорить. Он вдруг завёл разговор об искусстве, рассказывая о выставке, что недавно посетил; потом немного посплетничал о своей соседке, что начала встречаться с рыцаркой и наконец глубоко вздохнул словно набираясь смелости и выпалил: — Ты читал роман «Путь Гордого Бессм…»? — Ты дракон-метаморф? — Лю Цингэ перебил его, задавая всё норовивший вырваться вопрос. Конечно, типирование оказалось не верным. Всё это время Сюя был вовсе не драконом иллюзий. «Шэнь Цинцю» осёкся, глядя на него с обидой. — Думаю, догадаться было несложно, — пожал плечами он. — Все эти книги… Лю Цингэ почувствовал смущение — конечно, он должен был догадаться раньше, с самого начала. Просто… что-то отвлекло. Возможно, эти горящие глаза, возможно — мягкий голос, может быть, белизна кожи или узкие запяться… Что с Лю Цингэ было не так? Ах, и к тому же, дракон так увлекательно рассказывал. — Ты сказал, что это люди называют тебя Сюя. Какое твоё настоящее имя? — только спросил Лю Цингэ. Казалось, дракон смутился. Опустив глаза, он пробормотал: — Шэнь Юань. А потом вдруг перегнулся через стол и быстро поцеловал Лю Цингэ в родинку под его глазом. Тот замер. Он всё ещё лелеял призрак прикосновения мягких губ на своей щеке, когда Шэнь Юань отбежал — туда, где не было книжных полок… И взмахнул крыльями удивительно красивый дракон. Он был совсем некрупным, ростом примерно со слона (ко двору, где служил Лю Цингэ, часто привозили экзотических животных, так что его обитатели знали в них толк). Чешуя его была того же нежного оттенка зелёного, что и одежды до этого, и зачаровывающе переливалась на солнечном свете. Морда была острой, с глазами, будто бы всегда лукаво прищуренными, и носом… которым Шэнь Юань осторожно ткнулся в живот Лю Цингэ. Рыцарь нерешительно поднял руку, гладя холодную чешую дракона. Тому явно это нравилось — он прикрыл узкие глаза и даже через кожаную броню умудрялся согревать Лю Цингэ горячим дыханием. Внезапно Шэнь Юань поднял голову выше и совсем быстро лизнул Лю Цингэ куда-то в левый висок, тем самым слюнявя ему пол лица. «Родинка» — подумал Лю Цингэ. «Он очень любит мою родинку». Он решил счесть это за ещё один поцелуй.

***

— Лю-шиди! — раздался откуда-то сбоку голос, и охотник оглянулся, выискивая взглядом своего… ну, парня. Лю Цингэ совсем не понял, как согласился стать партнёром невыносимого Лорда вампиров, которого так долго считал своим заклятым врагом. Просто тот посмел так светло улыбаться, щуря зелёные глаза, пока предлагал это ужасное непотребство, что Лю Цингэ сначала от души треснул вампира плоской стороной меча, и только потом осознал, что его губы двигаются против его воли: «Да». Сказать, что слухи разлетелись быстро — значит не сказать ничего. Новость о том, что сам Бог Войны начал крутить с вампиром (и далеко не низкого ранга!) ураганом прошлась по всем охотничьим кланам, но… никого не удивила. В конце концов, о том же самом каждый мало-мальски болтливый рот твердил на тот момент уже больше месяца, а подтверждение лишь раззадорило сплетников. Репутация Бога Войны быстро стала самой противоречивой вещью в мире — Лю Цингэ всё ещё уважали, а в рот ему всё ещё заглядывали толпы восторженных новичков, и всё же… всё стало несколько странным. Такую важную фигуру нельзя было ни исключить, ни даже понизить без веских доказательств, и поэтому, по-глупому пытаясь избежать конфликта, люди вдруг окутали вампирский клан Цинцзин молчанием, будто тот вовсе не существовал. Лю Цингэ теперь постоянно ловил на себе странные, окутанные противоречием взгляды, его чаще вызывали на дуэли и ему чаще бросали оскорбления. Один раз кто-то даже окрестил его «вампирской подстилкой» и тут же вокруг разгорелся нешуточный спор по поводу того, кто на самом деле под кем лежит, заставляя Лю Цингэ позорно сбежать, краснея, словно помидор. Даже Лю Минъянь посчитала своим долгом проникновенно сообщить Лю Цингэ, что примет его выбор, каким бы он ни был, а потом неумолимо прочитала предобморочному брату целую лекцию по безопасному сексу между мужчинами! Как будто он вообще задумывался о подобном!.. Если не считать того, что всех вдруг начали интересовать крайне интимные вопросы его личной жизни, Лю Цингэ было плевать на то, что Шэнь Цинцю сотворил с его репутацией. До сих пор… его всё устраивало. Вампир нашёлся рядом с ларьком, целиком увешанным игрушками. Лю Цингэ тут же узнал аттракцион — попадаешь в цель определённое количество раз и получаешь приз. — Выбьешь мне игрушку? — со смешинками в глазах предложил вампир, прикусывая пластиковую трубочку. Он положил пакет с кровью в стакан, оправдываясь тем, что проголодался за долгую ночь, и теперь, постоянно потягивая алую жидкость, был капельку… навеселе. От крови глаза его блестели ярче, а смех был громче, даже причёска немножко растрепалась. Он чаще касался Лю Цингэ и даже бесстыдно хватал его за руку, словно они были настоящими… А, ну да, они и были настоящими возлюбленными. Одет вампир был до неприличного легко для середины зимы, и Лю Цингэ даже чувствовал какую-то тревогу за вампира, глядя на тонкое, да ещё и настежь распахнутое зелёное пальто. А ведь прекрасно знал — мёртвые не чувствуют холода. — Конечно, — серьёзно ответил Лю Цингэ. Если такова его миссия, он отнесётся к ней со всей ответственностью. — Я выбью тебе игрушку. Они купили себе попытку, и Лю Цингэ начал уверенно метать дротики в самые сложные цели, раз за разом неизменно попадая в яблочко. Вскоре впечатлённый владелец уже предлагал им выбирать свой приз. — Того щенка, чёрного! — радостно воскликнул вампир, тыкая пальцем куда-то в связку игрушек и тут же получил желанного зверька, громадного, словно подушка и пушистого, как тучка. Шэнь Цинцю радостно обнял игрушку и похвалил охотника: — Молодец, ты замечательно справился. Я горжусь тобой. — Лю Цингэ почувствовал, как его уши краснеют. Шэнь Цинцю слишком привык быть учителем своим вампирятам, не так ли? Тот небрежно сунул щенка под мышку и освободившейся рукой взял руку Лю Цингэ. Под настороженным взглядом охотника он медленно поднёс ту к лицу и ласково поцеловал пальцы. — Это твоя награда, — произнёс он лукаво. Лю Цингэ в смущении отвернулся, чувствуя, как горит его лицо. Будто бы совсем ничего не происходило, он начал разглядывать оживлённую площадь. Тут же, впрочем, Шэнь Цинцю, кажется, потерял весь игривый настрой. Отпустив руку охотника, он снова вцепился в игрушку и взбудораженно зачастил: — Кстати, я выбрал именно этого пёсика, потому что он напоминает мне Бо Линхэ, моего любимого персонажа одной крайне дерьмовой книги, но всё-таки, безусловно заслуживающей внимания. Её название «Путь Гордого…» Однако взгляд Лю Цингэ уже остановился на одном конкретном предмете, и он обронил: — Каток. Поняв, что ненароком перебил Шэнь Цинцю, Лю Цингэ тут же повернулся к вампиру, намекая продолжить. Но тот, тут же забыв об обиде за то, что его не слушали, согласился: — Да. Давай покатаемся? Лю Цингэ задумчиво замолчал. Он никогда раньше не катался на коньках и предполагал, что ползти у стенки рядом с человеком, которого ему так хотелось впечатлить, было бы несколько… — Неужели не умеешь? — улыбнулся Шэнь Цинцю, уловив неуверенность во взгляде охотника. — Не волнуйся, я буду очень польщён честью тебя научить. — …Хорошо, — буркнул Лю Цингэ после паузы. Нет навыков, которые были бы лишними в его работе. Вдруг ему… придётся сражаться на катке? Они взяли две пары коньков («Ого, Лю-шиди, у тебя такой маленький размер ноги для твоего роста!») и Шэнь Цинцю шатко усадил мягкую игрушку на поручень, наказав той любоваться. Даже стакан с кровью, спрятанной внутри, он с сожалением оставил игрушке, выйдя на лёд со свободными руками — наверняка, чтобы поддерживать ими позорно падающего Лю Цингэ. Впрочем, пока он ещё никуда падать не спешил. Охотник неуверенно пошёл по льду, как шёл бы по твёрдой земле, и идеей это оказалось ужасной — Лю Цингэ тотчас пришлось судорожно хвататься за бортик. — Посмотри сюда, — спокойно попросил Шэнь Цинцю, махая Лю Цингэ. — Следи за моими ногами, они как будто рисуют зигзаг — ты должен будешь кататься так же. Вампир немного покатался вокруг, старательно демонстрируя Лю Цингэ движения. Тот внимательно всмотрелся в движения ног, и впрямь угадывая закономерность. — Вижу. — Отлично! — Шэнь Цинцю возбуждённо навернул вокруг него круг, и остановился рядом. — Давай теперь ты попробуешь сам. Он взял Лю Цингэ за обе руки и медленно поехал назад, виляя всем телом. Охотник поспешил повторить движения и аккуратно перенёс вес на одну ногу, прокатываясь на ней вперёд, а потом, точно так же, на другую. Медленно они покатились, набирая скорость. Было удивительно, что каток вообще работал посреди ночи, но ни малейшего ажиотажа на нём не было — то была единственная причина, почему они ни в кого феерически не врезались, сколько бы ни кружили по льду. Со временем Шэнь Цинцю отпустил руки своего парня, и они начали ехать рядом, практически плечом к плечу. — Никогда не видел, чтобы кто-то так быстро учился! — воскликнул Шэнь Цинцю, кружа рядом, — Ты всего пару раз упал! Лю Цингэ, впрочем, уже успел отнести катание на коньках в самый низ списка видов спорта, в которых он был успешен. На льду он чувствовал себя грузным, как медведь и неповоротливым, словно бык. Шэнь Цинцю же… кажется, гордился его успехами. Или хвалил его просто так, слишком привычный к своей роли няньки для новообращённых вампирят? Сам он, кажется, чувствовал себя на коньках, как рыба в воде — он беспрестанно сновал туда-сюда, совершенно не похожий на холодного Лорда вампиров, и пару раз даже со смущением выдал какие-то элементы фигурного катания. «За такую долгую жизнь, как моя, успеваешь научиться целой куче ненужных мелочей» — смеялся он. Они подъехали к бортику — Лю Цингэ с непривычки выдохся слишком быстро. Шэнь Цинцю подхватил успевшего упасть на пол плюшевого щенка и с радостью отъявленного алкоголика вновь схватил стакан с кровью. — Я люблю тебя, — вдруг выпалил Лю Цингэ, глядя, как вампир расслабленно прислоняется к бортику и с довольством щурится, разглядывая смертных посетителей катка. Шэнь Цинцю замер и удивлённо расширил глаза, оборачиваясь. Щёки его покраснели удивительно сильно для вампира, и Лю Цингэ захотелось повторить это признание и ещё, и ещё, и ещё — и даже этого было бы недостаточно, чтобы передать глубину его чувств. — Ты — тот человек, с которым я бы хотел провести вечность. Я тоже люблю тебя, Лю-шиди, — прошептал Шэнь Цинцю и робко улыбнулся. И очень клыкасто. А потом потянулся ближе, оставляя на лице охотника долгий и мягкий поцелуй — прямо на маленькой родинке под глазом. Лю Цингэ почувствовал, как его губы растягиваются в улыбке.

***

С Шэнь Цзю было что-то не так — Лю Цингэ знал это твёрдо и уверенно. Не считая того, что его одноклассник был, бесспорно, подонком и редкостной сволочью безо всякой чести, что-то странное происходило с его отражением. Конечно, в старших классах, когда ты одновременно пытаешься скакать по соревнованиям, словно горный козёл, и кое-как удерживать на плаву свои стремительно проваливающиеся куда-то под плинтус оценки, привидеться может всякое, но Лю Цингэ был практически уверен, что ему не просто кажется. Отражение, конечно, повторяло за своим хозяином, словно любое порядочное отражение, но между тем иногда зелёные зрачки Шэнь Цзю из зеркала следовали вовсе не туда, куда были должны, а временами отражение и вовсе ненароком шевелилось, будто скучающе разминаясь. А в этой школе зеркал было неприлично много. Они висели в каждом классе и любом коридоре в таких количествах, что любоваться отражением Шэнь Цзю и его странностями Лю Цингэ мог в любой момент. Он учился с Шэнь Цзю годами, но эту аномалию заметил лишь недавно, и теперь не мог перестать видеть её при каждой встрече. Более того отражение тоже заметило его внимание. Теперь оно, борясь со скукой, иногда бросало Лю Цингэ лукавые взгляды, иногда даже слегка поворачивая к нему корпус, и они подолгу переглядывались на уроках. Шэнь Цзю же, если ему удавалось поймать взгляд Лю Цингэ, неизменно спрашивал, вечно ворчливый и недовольный: — На что ты пялишься? Если влюбился, то лучше знай сразу, что мне не сдалась твоя уродливая рожа. Отражение — замечал Лю Цингэ — вовсе не разделяло язвительных замечаний Шэнь Цзю, лишь смущённо улыбаясь Лю Цингэ, пока его обладатель клял одноклассника, на чём стоит свет. Так что, в целом зеркальный Шэнь Цзю был неплохим парнем, что однажды даже, уже не скрывая своей паранормальности, подсказал Лю Цингэ ответ, пока тот мялся у доски, пользуясь тем, что зеркало висело за спиной у учеников. Тогда Лю Цингэ купил карманное зеркальце, какое-то до смешного девчачье, и начал временами наводить то на Шэнь Цзю, чтобы пообщаться с его явно скучающим отражением. То легко перескакивало ему в зеркало, слово на маленькую лодочку с большого судна, и радостно болтало с Лю Цингэ. Вот именно — болтало. Отражение всё слышало и вполне по-человечески говорило, несмотря за очевидным отсутствием физических ушей или рта. — Привет! — прошептал зеркальный Шэнь Цзю, когда Лю Цингэ впервые провернул этот трюк, и окончательно уверился, что если и сошёл с ума, то крайне основательно. — Привет, — прошептал Лю Цингэ в ответ, спустя долгую паузу, опасаясь говорить слишком громко посреди урока. — Меня зовут Шэнь Юань, — так же шёпотом представилось отражение, — А ты Лю Цингэ, я знаю. Приятно познакомиться! — Приятно, — растерянно буркнул Лю Цингэ, — Но кто ты такой? — Отражение Цзю-гэ, — пожал плечами Шэнь Юань, — Не знаю, я всегда таким был. Мы росли вместе, как братья. «Во, первых, — подумал Лю Цингэ, — это значит, что Шэнь Цзю знает». У него и впрямь была иллюзия, что его одноклассник даже не подозревает о своём ожившем отражении. «Во-вторых, — продолжил он, — Шэнь Юаню очень не повезло с братом». Видимо, подобная мысль очень явно отразилась на лице Лю Цингэ, заставив Шэнь Юаня тихо рассмеяться: — Он на самом деле очень мил! Кстати, у тебя тут ошибка, — и ткнул пальцем куда-то в тетрадь Лю Цингэ. Так их общение и началось. Они разговаривали постоянно — точнее, Шэнь Юань разговаривал, рассказывая про сериалы которые посмотрел или аудиокниги, что послушал (читать что-то, когда ты отражение, видимо, было не слишком удобно), а Лю Цингэ неизменно слушал. Шэнь Юань даже начал помогать Лю Цингэ с учёбой — совсем как-то неожиданно. Шэнь Цзю вследствии подошёл к ним, прерывая плавную речь Шэнь Юаня («Ты не поверишь, какую ужасную новеллу я нашёл, «Путь Горд…») и прочитал Лю Цингэ целую лекцию, заключавшуюся в том, что если тот хоть словом обмолвится о существовании «А-Юаня» или его обидит, Шэнь Цзю зарежет того в тёмной подворотне. Лю Цингэ очень сомневался в том, что тщедушному однокласснику удастся одолеть обладателя пары чёрных поясов, но на всякий случай притворился впечатлённым. Дошло до того, что Шэнь Юань начал ходить к нему в гости. Он небрежно бросил, что Цзю-гэ не помешает немного провести время наедине со своим «другом» (Шэнь Юань всегда очень хитро улыбался на этом слове, вводя Лю Цингэ в недоумение) по имени Ци-гэ. Итак, они с Шэнь Юанем вместе смотрели фильмы, и Лю Цингэ угощал его дорогим шоколадом своей матери, который Шэнь Юань съедал внутри зеркала, лишая его отражения — удивительный процесс. В один прекрасный день Лю Цингэ понял, что совсем по-глупому влюбился. В конце концов, почему нет? Он общался с Шэнь Юанем больше, чем с кем-либо ещё, внешность отражения, что тот делил с Шэнь Цзю, была прекрасна, а от мягких улыбок Шэнь Юаня у него замирало сердце… Да, как Лю Цингэ вообще мог не влюбиться? Даже если у его возлюбленного самую малость не было физического тела, и тот мог существовать только в холодной глади зеркал. — Я люблю тебя, — сказал Лю Цингэ однажды, уже прикидывая, как будет отбиваться от ножа брата своего избранника. «Пожалуйста, давай встречаться, даже если мы не сможем стать обычной человеческой парой» — не стал договаривать он, находя это очевидным. И тогда Шэнь замер, словно олень в свете фар, а потом вдруг медленно… заплакал? — Ты дурак, — всхлипнул он, размазывая слёзы. — Ты заслуживаешь настоящего человека, идиот… — казалось, сейчас из него польётся весь богатый матерный запас его брата. — Ты лучше, чем любой человек, — прошептал Лю Цингэ и постарался своим отражением аккуратно погладить Шэнь Юаня по плечу — это всегда получалось у него ужасно. Тогда Шэнь Юань сам перехватил его руку, прижимая ту тыльной стороной к своей щеке. Лю Цингэ как и во все прошлые разы, когда Шэнь Юань трогал его отражение, почувствовал странное, будто бы фантомное прикосновение, и невидимая сила вполне вещественно начала держать его за руку. — Ах, — выдохнул Шэнь Юань тихо, — Ты очень себя не ценишь. А потом подошёл к отражению Лю Цингэ, поворачивая то к себе, и оставил долгий поцелуй на его родинке, прижимаясь к нему всем телом. Лю Цингэ почувствовал, как алеет, когда почувствовал невесомое прикосновение губ на своём лице. — Думаю, это значит «Да» — растерянно усмехнулся он.

***

Шэнь Цинцю был верховным богом литературы и, по мнению Лю Цингэ, личностью весьма однозначной. Он был неизменно вежлив и возвышен, держа каждого другого бога на почтительном расстоянии. Лю Цингэ он никогда не интересовал, как никогда не интересовали другие ненужные писаки. Какой от них толк? Могут ли они спасти жизнь или нести смерть? Так было до того, когда Лю Цингэ начал встречать Шэнь Цинцю постоянно. Почему-то. Впервые их встреча произошла, когда он шёл на охоту за могущественным духом ранга свирепый, что умертвлял детей, оставляя от них только кости — то есть, съедал. Дух этот путешествовал из города в город, и тот, в который прибыл Лю Цингэ, был пока не тронут ужасом. Люди не знали, что за угроза нависает над их любимыми. Не знали это не только люди — понял Лю Цингэ, увидев божество в первом же трактире, куда зашёл. Шэнь Цинцю (бог войны, конечно, сразу его узнал) склонился над листом бумаги, вдохновенно что-то строча, и очень неохотно оторвался от своего занятия, когда Лю Цингэ обратился к нему: — Шэнь Цинцю. Взгляд зелёных глаз поднялся на него, и их обладатель неприветливо буркнул: — Что? Тут же, опомнившись, он выпрямился, принимая обычный возвышенный вид, и защебетал: — Ах, Лю Цингэ. Должно быть, где-то здесь обитает злой дух, раз вы почтили этот город своим визитом? — А вы, смотрю, вовсе не следите, куда направляете путь. Здесь опасно для… божества вроде вас. «Для кого-то настолько слабого» — подумал Лю Цингэ, и Шэнь Цинцю легко считал эту мысль. Бог литературы нахмурился. — А что это за дух? Ах, погодите, думаю, я о нём слышал — пожиратель детей? Которого вы, — Лю Цингэ легко прочитал в его тоне: «безмозглый вояка», — не можете выследить уже почти месяц? — Шэнь Цинцю усмехнулся. Под взглядом раздражённо прищурившихся глаз Лю Цингэ, он поднялся и принялся заботливо собираясь бумаги себе в рукав. — Ну же, я думаю, я мог бы вам помочь, — довольно заявил Шэнь Цинцю, — Думаю, выискивать убийцу среди людей — не то же самое, что мчаться по лесам с мечом наперевес, не так ли, господин Верховный Бог Войны? Лю Цингэ, конечно, не собирался позволить некоему божеству без чувства самосохранения присоединиться к важной операции… Но тот и не спрашивал его согласия. Бог литературы просто подтащил его и начал опрашивать людей с Лю Цингэ в качестве фоновой декорации. Шэнь Цинцю быстро пришёл к выводу, что злой дух, вероятно, маскировался под бедняка, иначе бы не смог въехать в небольшой городок так, чтобы его никто не заприметил — кто ведёт счёт беднякам? И тогда потащил Лю Цингэ в трущобы, заговорщицки шепчась с нищими детишками и всем щедро отваливая монет. Спустя долгие и долгие шичэни, что Лю Цингэ столбом стоял в стороне, проходя испытание скукой, бог литературы указал подозреваемого вполне точно — маленький мальчик-бродяга, недавно пришедший в городок и описанный всеми остальными детьми не иначе как «молчаливый и странный». Конечно, в действиях Шэнь Цинцю, на самом деле, не было ничего необычного или новаторского. Лю Цингэ на каждой своей охоте за неуловимым духом делал абсолютно так же, но… ему просто никто не отвечал. Люди, особенно бедняки наподобие тех, с кем так легко болтал Шэнь Цинцю, лишь смотрели на него настороженно, часто не удосуживаясь раскрыть рты, даже чтобы послать его вон. Обычно он просто подходил и, не тратя времени на приветствия, грубо спрашивал в лоб: «Вы не видели кого-нибудь странного в городе недавно?» — и тут же получал от ворот поворот. По какой-то странной, необъяснимой причине. Шэнь Цинцю же находил общий язык с любым. Он был готов поохать и поахать над ценами с покупателями на базаре, дать модные советы прохожим дамам или даже показать пару маленьких чудес уличным мальчишкам с помощью своего веера. «Видите того господина? — говорил он, — Он культиватор. Мы ищем злого духа, который, если ничего не сделать, очень скоро начнёт творить в вашем городе ужасные бесчинства» — и люди тотчас ему всё выкладывали. И всё же, как странно было, что духовным оружием Шэнь Цинцю стал веер, словно у какого-то бога ветра!.. Так или иначе, вскоре они уже издалека следили за подозреваемым, пока Шэнь Цинцю шёпотом высказывал свои подозрения: — Несмотря на то, что он живёт на улице, рядом с кучей доступных жертв, которых никто не хватится, все убитые были из зажиточных семей. Думаю, мальчик убивает из зависти, а потом утоляет телами голод. Поэтому я и решил, что он будет побираться в районе побогаче, пусть их здесь и гоняют — чтобы выискивать жертв. Этот мальчик был единственным, кто не примчался любоваться на фокусы бога литературы, и именно на него указали другие дети, так что Шэнь Цинцю не сомневался: виновник был найден. — Надо вывести его из людного района, — прошептал Лю Цингэ, впервые за долгое время подавая голос. До этого вся его роль состояла в том, чтобы, как сказал Шэнь Цинцю, «стоять и быть красивым». — Предоставь это мне, — шепнул бог литературы. Он подошёл ближе и сахарно улыбнулся мальчику, привлекая внимание того. Оборванец неохотно поднял голову, пасмурно глядя на божество из-под завесы грязных волос. — Здравствуй, — кивнул Шэнь Цинцю. — Не мог бы ты нам помочь? Я обещаю щедро отплатить. Ребёнок медленно кивнул, зачарованный блеском монеты, которую бог небрежно покрутил перед его лицом. — Мы услышали, что где-то здесь был замечен мальчик, бездомный, который на самом деле является потерянным сыном семьи Лю. Они не могут дождаться воссоединения с ним! — он ласково рассмеялся, — Представляешь, как малышу повезло? Уже завтра он может проснуться в богатстве, вместо того, чтобы каждодневно бороться за жизнь. Это была простая, очень грубая ловушка, но работала она прекрасно. Глаза мальчишки потемнели от зависти, и он спросил: — Как он выглядит? — Кудрявые волосы и родинка над правой бровью, — с готовностью соврал Шэнь Цинцю, наверняка выдумывая эти приметы на ходу. — Да, я знаю такого! — моментально вскинулся мальчик, — Он обычно спит… далеко отсюда. Любит уединённые места. Пойдёмте, я вас отведу! Всякому захотелось бы рассмеяться, глядя на эту неумелую ложь — «любит уединённые места»… Очевидно, маленький дух хотел выманить их в место безо всяких свидетелей, чтобы убить и убедиться, что выдуманный потомок семьи Лю никогда не получит своего счастья. А потом, конечно, найти и самого мальчика. Было удивительно, как тонко смог манипулировать духом Шэнь Цинцю, но скоро они и впрямь оказались на окраине города, в закоулке между старыми, давно заброшенными домами. И тогда длинные и чёрные клыки мальчика встретили клинок Чэн Луаня. С тех пор для Лю Цингэ стало как-то неожиданно естественно брать с собой несносного верховного бога литературы. В городе, среди смертных он чувствовал себя, словно рыба в воде, и дела с ним разрешались не в пример быстро. Что-то внутри Лю Цингэ всё равно глодало его совесть — каждый раз, когда Шэнь Цинцю приходилось отступать, давая богу войны защитить его от опасности. И он сражался, не помня себя от усердия, лишь чтобы убедиться, что глупый-глупый бог, так самоотверженно вызвавшийся ему помогать, не пострадает. И ни единой алой капли не запачкает его безупречные одеяния. — Знаешь, обычно я спускаюсь в мир смертных не только для свиданий с тобой, но и чтобы писать рецензии на одну книжонку, «Путь…» Ой! Лю Цингэ пропустил удар. Признаться, удивительно, что этого не произошло раньше — весь его разум словно отключился, когда прозвучало это глупое слово — свидания. Свидания? Вот как Шэнь Цинцю видел их совместную работу всё это время? Свидания? Уши Лю Цингэ неистово заалели. Небеса, это были свидания! И он даже не заметил боли, зажимая кровоточащую рану, когда отрывающая женщинам головы тварь оказалась пронзена его клинком. — Что ты сказал… про свидания? — спросил Лю Цингэ неловко. Только тот факт, что он истекал кровью, спасал его от того, чтобы сейчас покраснеть, словно помидор. — Ты можешь не называть это свиданиями, если не хочешь, — пролепетал Шэнь Цинцю растерянно, — Н-но ты… У тебя рана. — Нет, всё нормально. Это свидания. Я люблю тебя и хотел бы сходить с тобой ещё на тысячу таких и ещё больше — таких, где ты будешь вне опасности, — заявил Лю Цингэ, медленно опускаясь на землю. Он, казалось, уже сам не понимал, что слетает с его языка. Минуту назад он даже не задумывался, что влюблён в Шэнь Цинцю, но сейчас это выглядело болезненно очевидным. — Рана совсем мелкая, не переживай. Вдруг он падал не от потери крови, а это любовь сбивала его с ног? Казалось, Шэнь Цинцю не знал, плакать ему или смеяться. — Хорошо. Я… Я тоже люблю тебя. Я думал, это очевидно… Небеса, пожалуйста, не умирай в такой момент. Он наклонился к Лю Цингэ, оставляя на его лице — на его родинке — мягкий и долгий поцелуй. А потом они сходили ещё на тысячу свиданий.

***

Шэнь Юань проснулся… и внезапно, теперь он помнил всё. В его голове смешалась мудрость божества и дракона, призрака и вампира, даже, представьте себе, отражения — всё это был он сам, неизменный Шэнь Юань. Шэнь Цинцю. Хитрый, ленивый и всё никак не находящий возможности поболтать о ненавистной новелле, что преследует его из одной жизни в другую. Но это было не важно — главным оставалось другое. Выяснилось, что он, в каждом своём воплощении, даже в самой ничтожной своей жизни, без памяти любил одного и того же человека. Человека, которого в этой жизни даже не знал. «Впрочем, — невозмутимо подумал человек (?) с тысячелетиями жизни за плечами, — это не проблема». Он обязательно воссоединится со своим мужем, и тогда, конечно, снова его поцелует в самое любимое место. Красная нить их любви протянется не через пять жизней, а через сотни и тысячи — ради этого Шэнь Цинцю сделает всё, что в его силах. Он найдёт Лю Цингэ.