Единый чёрный

      Бездна посмотрела на него в ответ — вот как ощутил себя Дазай, лицом к лицу столкнувшись со своим прошлым. Он был готов к тому, что встретится с ним рано или поздно, не высказав страха, но Чуя всегда был хаотичным фактором, неохотно поддающимся расчётам. В темноте его глаз, казавшихся чёрными, в тени шляпы и в провале рта крылась та самая бездна, а Дазай допустил ошибку, заглянув в неё.       По долгу службы в своё время он повидал всякое, но одно дело лично вырывать язык у очередного безымянного тела для добычи информации, а другое дело — наблюдать на этом конце Чую. Щупальца прошлого обвили Дазая и заставили его руки двигаться против воли, ища информацию, превосходящую ту, которая касалась заказа Ацуши. Так он узнал, что Чуя вернулся из долгой поездки на Запад, продлившейся полгода. В остальное время они с Акутагавой работали вместе и стали новым дуэтом Портовой Мафии, не став брать ни одно из народных кричащих названий.       Действовали они тише, чем Двойной Чёрный, однако Дазай с помощью пары коротких взглядов мог понять, насколько колоссальные последствия возымели их успехи. Неудивительно, что Портовая Мафия так уверенно чувствовала себя на ночной арене, а по душу Дазая никто не явился даже после того, как он активно начал светиться на улицах Йокогамы, будто тем самым бросал Мори вызов. Для Мори он теперь был мусором, который вынес себя сам и не мешался под ногами. Теперь и понятно было его игривое настроение при личной встрече, когда Дазай по настоянию Ацуши предложил пойти на перемирие с Портовой Мафией в целях победы над общим врагом. Он не ждал, что Мори согласится работать с заклятым врагом и бывшим подчинённым, однако тот явно чувствовал себя в своей тарелке. Дазаю казалось, что он избавился от этого чувства, но после встречи его ещё долго преследовало ощущение, будто Мори пытается привязать его ниточки к кончикам собственных пальцев.       Информации об удалении языка Чуи Дазай не нашёл нигде, даже когда использовал пару подпольных источников. Казалось, даже в рядах Портовой Мафии об этом знали единицы, и это объясняло, каким образом слухи не доползли до Дазая, пусть он старательно наводил справки, держа все громкие события под контролем. Увы, теперь Чуя не был чем-то громким, поэтому концы уходили в воду. Зато Дазай нашёл информацию о том, что на первом году совместной работы они с Акутагавой сумели завербовать сильного эспера, благодаря которому мало кто решался лишний раз переходить дорогу Портовой Мафии и Мори лично. Дазай не имел чести пообщаться с Ишигуро Казуо лично, но его биография оказалась занимательной, зияя провалами исключительно в нужных местах. И почему-то желания встретиться с ним Дазай не испытывал, учитывая то, что его способность не имела чёткого описания.       Одной из причин, почему Дазай изначально не хотел связываться с Мафией, был почти стопроцентный шанс столкнуться с Акутагавой и Чуей снова. И если бывший ученик явно прохладно относился к нему, пылая праведным гневом, который легко читался, то Чуя теперь был сплошной энигмой, а Дазай ненавидел вещи, ему не поддававшиеся. Как и ненавидел всё, что заставляло его чувствовать себя беспомощным, а Чуя делал именно это, не произнося ни слова, но смотря краше, чем сотни. Его взгляд стал острее с годами, и Дазай улавливал в нём что-то знакомое. То же, что наблюдал в зеркале день за днём и в глазах Мори, когда встретил его снова.       Увы, приказы директора не подлежали сомнению в подобной ситуации, и Дазай знал, что он будет вынужден встретить Чую снова. Он никогда не ошибался в расчётах. И оставалось только правдоподобно играть, когда время придёт.       Оказавшись у дома, в подвале которого хранился Кью, взятый Гильдией в заложники как оружие массового поражения, Дазай уже знал, что его будет ждать засада. И он знал, что Портовая Мафия не оставит это дело без своего вмешательства. Поэтому он не удивился, когда перед ним промелькнули тени, однако горло всё равно сдавило спазмом от непонятного чувства, не поддававшегося описанию. Чуя и Акутагава выглядели спокойно и уверенно, даже не дрогнули, когда со всех сторон враг открыл огонь на поражение. Дазай тоже не двигался с места, вместо этого впитывая взглядом каждый кусочек информации, который мог выцепить, завернувшись в знания, как в новый слой бинтов, как в защиту. Он не отводил глаз, наблюдая, как пули, остановленные способностью Чуи, замерли в сантиметрах от двух фигур, сливавшихся с ночью чернотой одежд. Ваша кровь такая же чёрная, Дазай-сан. Расёмон нанёс один короткий удар — и пули разлетелись во все стороны таким же стремительным градом, пробив даже бронежилеты благодаря всё той же способности Чуи.       За всё время отражения атаки никто из них двоих даже не сдвинулся с места — ни одного лишнего движения и звука. Лишь рука Акутагавы белесым пятном лежала на пояснице Чуи — что не укрылось от взгляда Дазая — и сам Чуя двинул запястьем, чтобы сбить затаившихся на деревьях стрелков. За считанные секунды местность накрыла гробовая тишина, прерываемая стонами тех, кому не повезло умереть мгновенно.       Дазай увидел, как Чуя показал пару коротких жестов, и Расёмон, будто по его команде, добил несчастных, избавив от мучений. После этого последовала ещё одна короткая серия всё тех же цивильных жестов, на которую Акутагава ответил кивком, после чего убрал руку, и наконец новый страшнейший дуэт Портовой Мафии встретился с Дазаем лицом к лицу. Чуя усмехался, не упустив шанс покрасоваться, пока лицо Акутагавы оставалось старательно нейтральным.       — Босс направил нас сюда для того, чтобы мы извлекли Кью и вернули его под опеку Портовой Мафии. Если Вы попытаетесь помешать нам, перемирие будет расторгнуто в тот же момент, и к нам автоматически применяется приказ бить на поражение, — сухо сообщил Акутагава, будто зачитывал текст с подвешенной перед ним бумаги.       — Мори-сан, как всегда, предусмотрителен. Странно, что всех «Чёрных Ящериц» не собрал ради одного маленького мальчика, — с улыбкой сказал Дазай, зная, что этим раздразнит Акутагаву. Тот поджал губы, но ничего не сказал. Вместо него отреагировал Чуя, показав пару жестов, которые Дазай трактовал как «закрой рот». — Как бы моё сердце ни разрывалось от мысли, что я вынужден терпеть присутствие чиби, но это не так невыносимо, когда я могу сделать вид, что не замечаю его присутствия.       Чуя выдохнул через нос и насупился, напоминая злобного ежа. Он явно намеревался подойти и дать Дазаю пинка, однако сдержался. Дазай заметил, как Акутагава буквально на секунду завёл руку ему за спину. У них был код, помимо языка жестов? Мори хорошо подготовился — на все случаи жизни. Даже Дазай при всей своей предвзятости и способности прочитать язык тела этих двоих при малейшем желании был вынужден восхититься. Любой стандартный обыватель явно не будет готов столкнуться с подобным.       Акутагава и Чуя подошли к двери, остановившись перед ней, после чего Акутагава слегка развернулся, приподняв уголок губ в ухмылке, способной заставить любого несчастного в здравом уме бежать в противоположном направлении.       — После Вас, Дазай-сан, — сказал он, даже не попытавшись звучать учтиво. Но Дазай оценил жест — он бы тоже не стал открывать спину предателю. Однако он знал, что Мори не посмеет причинить ему вред даже чужими руками, пока действует соглашение с Фукудзавой, поэтому прошёл мимо с шутливым полупоклоном, чуть не припрыгивая на каждом шагу.       — Значит, ты теперь вынужден болтать за двоих, Акутагава-кун? — дружелюбно поинтересовался Дазай, словно они были старыми друзьями, встретившимися в баре после долгой разлуки. — Чиби был невыносим, когда его было слышно на все улицы непропорционально размерам, — не могу представить, что тебе приходится терпеть сейчас.       Акутагава смолчал, зато Чуя выдал серию жестов явно не самого приятного содержания и попытался пнуть Дазая в лодыжку, однако тот ловко ушёл от удара с тихим смешком.       — Смотрю, что-то таки не меняется. Не могу сказать, что скучал по этому.       Чуя показал жест, наверняка означавший «взаимно», потому что в его глазах это слово читалось ещё отчётливее. Дазай направился в сторону непримечательной двери, ведущей к подвалу, принявшись неторопливо спускаться по лестнице, словно находился на пешей прогулке, а не важном задании.       — И стиль одежды твой всё так же ужасен. Я ожидал, что ты хотя бы от шляпы избавишься. Только ботинки и достойны похвалы.       Он слегка повернул голову, зная, что увидит Чую вытянувшимся в лице. Звук шагов остановился, и Чуя наверняка посмотрел на свои ботинки, будто желал убедиться, что они действительно неотразимы.       — Шучу, — возразил Дазай на одной дыхании, — они так же ужасны, как и всё остальное.       Чуя прыгнул на него, не жалея сил, и Дазай спрыгнул с лестницы, достигнув места назначения и уклонившись в процессе. Зуд под кожей немного успокоился, когда он убедился, что читать Чую всё так же легко, как и раньше. Несмотря на отсутствие языка, тот оставался всё таким же бойким и агрессивным. Неудивительно, что с таким характером он не только адаптировался, но продвинулся дальше, чем сделал бы это в тени Дазая. Чую сложно было недооценить, когда он был чуть ли не единственным источником удивления для Дазая, превосходя его самые смелые ожидания раз за разом.       Однако это не помешало Дазаю украсть у Чуи излюбленный нож, всегда прятавшийся в потайном кармане, лёгкий для доступа. Вальяжно подойдя к бессознательному мальчику, безвольно повисшему в плену виноградных лоз, Дазай приставил лезвие к его горлу и повернулся к Чуе, стоящему рядом с Акутагавой, сохранявшим уважительное расстояние в полшага за плечом.       — Если попытаюсь убить его, что вы сделаете? — спросил Дазай, улыбнувшись привычной бездушной улыбкой. Слишком быстро он почувствовал себя естественно в компании этих двоих, будто и не уходил вовсе.       Вместо Чуи ответил Акутагава:       — Можем поиграть на скорость, — сказал он, и Дазай почувствовал, как кончик ножа упёрся ему в горло, красноречиво давя на бинты.       Не поворачивая головы, он скосил взгляд на оружие, покрытое тёмной материей, обхватившей лезвие. Он не мог порезать Кью при всём желании, а вот кончик оставался открытым, готовый в любой момент пустить кровь самому Дазаю. Он даже не заметил, как Акутагава активировал Расёмон, пока стоял позади, хотя раньше Дазай хорошо слышал колебания воздуха, провоцируемые его способностью, пока та не обретала чёткую форму.       — Ты не терял времени даром. Мори-сан действительно знал, что делал, — пробормотал Дазай и двинул рукой, вжав нож сильнее, чувствуя его давление уже самой кожей. Чуя всегда затачивал своё оружие с любовью. Сам он наблюдал за происходящим с почти скучающим видом, полностью доверив ситуацию Акутагаве, пока не устал и не показал жесты, призывающие прекратить баловство.       Акутагава послушно отозвал Расёмон, вместе с ним забрав оружие из рук Дазая и вернув владельцу.       — Отойдите, не хочу случайно задеть Вас, — попросил он, и Дазай сделал шаг в сторону, пристально наблюдая за тем, как Расёмон чёрными змеями пополз по земле и стенам, словно сама ночь поглотила крошечный подвал, оставив небольшие островки спасения.       Бесшумно и не размениваясь на лишние движения, Акутагава избавился от лоз, высвободив тело Кюсаку, после чего медленно и даже бережно извлёк его из древесного плена, подтащив к себе. Чуя показал «передай его мне», используя мафиозные жесты, понятные Дазаю, чтобы тот возразил, если решит рискнуть. Однако Дазай без единого слова наблюдал за тем, как Чуя расположил мальчика на своей спине, и Акутагава отозвал Расёмон, убедившись, что всё схвачено. Одной рукой Чуя показал «возвращаемся», предназначавшееся им обоим, и они принялись подниматься на поверхность. Дазая вновь пустили первым, и поэтому по нему прошёлся первый удар поджидавшего снаружи врага. Запоздало он осознал, что короткий звук — резкое «а!» — услышанный им, был возгласом Чуи, тоже удивившимся от подобной западни. Однако Дазай не был удивлён самим фактом засады — его напрягло то, что коснувшееся его щупальце (в этот раз вполне материальное, что нисколько не радовало) не рассеялось при контакте. Это было нехорошо.       Быстро придя в себя, он обнаружил, что фигуры двинулись с места: Кюсаку оказался в руках Акутагавы, пока Чуя метнулся вперёд, нанеся удар напавшему на них мужчине. Это был очередной наёмник Гильдии — Лавкрафт. Тёмная лошадка — и Дазаю совершенно не понравилось то, под каким углом изогнулась его шея, когда он пробормотал про тяжёлый кулак. Чуя отскочил и мафиозными жестами показал броситься врассыпную, чтобы собраться там, где у них будет пара секунд на разработку спонтанной стратегии. Сам он нанёс ещё один удар, вбив Лавкрафта в землю, после чего скрылся за деревьями.       — Почему вы прячетесь от меня? Поиски это слишком энергозатратно, а у меня так болит шея… — бормотал тот, продолжая трансформироваться.       Когда Дазай забежал за дерево, Чуя и Акутагава уже активно спорили о чём-то жестами, оставив Кюсаку у своих ног на земле. И Дазай знал, что Чуя наверняка пытается убедить Акутагаву затаиться и не вступать в бой, чтобы сохранить цель в безопасности. Всё-таки в их обязанности не входило сражение с непонятным существом, сошедшим со страниц книг ужасов.       Внезапно Чуя перевёл взгляд на Дазая, продолжая недовольно скалиться. Скажи ему чтобы он бежал в укрытие       Дазай моргнул, не понимая, что к нему только что обратились за помощью, а Акутагава тем временем вслух ответил:       — Его приказы для меня ничего не значат.       Чуя всплеснул руками и выдал быструю серию жестов, что выглядело странно — Дазай буквально мог представить, как это звучало бы, говори он вслух. Выражение лица Акутагавы поменялось, знаменуя отступление. В стороне раздался удар — Лавкрафт разрушил дом, предполагая, что они могли укрыться там.       — Тогда позвольте оставить Вам паутинку, — сказал Акутагава, что явно было кодовым названием для какой-то стратегии. Чуя поджал губы, однако кивнул. Акутагава повернулся к Дазаю и быстро перевёл произошедшее на человеческий язык:       — Я забираю Кью и отступаю к базе, передаю его нашим людям, после чего возвращаюсь и помогаю вам в бою, если это понадобится.       — Не потеряйся по дороге, — автоматически отшутился Дазай.       Акутагава быстро закинул мальчишку себе на спину, и Чуя коснулся их обоих, применяя свою способность. Дазай наблюдал за каждым движением, считывая их стратегию. Его глаза едва заметно расширились, когда Акутагава коснулся плеча Чуи, и его пальто переползло на плечи напарника, развеваясь против ветра, словно Расёмон привыкал к новому владельцу. Напарники обменялись кивками, и Акутагава молниеносно скрылся среди деревьев благодаря способности Чуи. Они же с Дазаем остались наедине.       Зуд под кожей вернулся, когда Дазай почувствовал на себе взгляд, будто обладавший собственным весом. Есть план — деловито осведомился Чуя, выглядя до жути естественно в живом пальто, безостановочно движущемся. На Акутагаве Расёмон так себя не вёл.       — Стыд и жабы, — ответил Дазай, не став отшучиваться, потому что следующий удар прозвучал ближе.       Чуя поджал губы, однако кивнул. Он тоже не был настроен на шутки.       Тело Дазая беспрекословно прошло через все необходимые движения, будто с самого начала ждало такой возможности. Чуя был невесомым, когда наступил на него, чтобы перескочить и атаковать врага в лоб, пока Дазай наблюдал за тем, как Расёмон оборачивается вокруг его руки, усиливая удар, заставивший торс Лавкрафта выгнуться в обратную сторону. Чуя ещё и сдерживался. Вновь сделавшись невесомым, он взлетел в воздух и одним ударом ноги вколотил Лавкрафта в землю, резко увеличив свою массу и используя Расёмон как дополнительную силу, повышавшую разрушительность. Дазай наблюдал за тем, как пальто постоянно деформировалось, соответствуя каждому стремительному движению и никак не стесняя владельца, будто являлось с ним одним целым. Чуя не совершил ни одного лишнего движения, чётко рассчитал силу каждого удара, будто проделывал это не одну сотню раз. И они с Акутагавой явно потратили месяцы для того, чтобы достигнуть такой синхронизации. Они буквально обменялись способностями, когда ситуация потребовала этого. Теперь понятно, почему даже самые ярые противники Портовой Мафии старались не сталкиваться с этими двумя лицом к лицу в бою. Чуя даже не разогрелся, а от Лавкрафта осталась только воронка.       Подойдя к Дазаю, Чуя достал из кармана жилетки телефон и набрал сообщение, явно предназначавшееся Акутагаве, после чего показал, что они дождутся транспорта и уберутся отсюда. Дазай был готов и добираться на своих двоих, чтобы не задерживаться рядом с Чуей надолго, позволяя бездне смотреть на себя, однако его мечтания были прерваны внезапным ударом, который он едва успел заметить краем глаза. Очередное короткое «а!» от Чуи, смешалось со звоном в ушах. Когда в глазах прояснилось, Дазай обнаружил перед собой нечто, явно выходившее за рамки добра и зла.       В нормальной ситуации он бы посмеялся над глупым выражением лица Чуи, однако нынешняя ситуация не располагала. И когда Чуя вновь поинтересовался его мнением, Дазай сам удивился, когда из его горла вырвался почти истерический смешок.       — Боюсь, мои руки связаны, ведь ты ни слова не можешь сказать по этому поводу, — сказал он непринуждённо, и глаза Чуи мгновенно расширились в понимании. Всё-таки от прошлого не убежишь, и они всё ещё были Двойным Чёрным, как бы Мори ни пытался найти выгодную замену. Порча       — Это была бы наша самая выигрышная карта, но так как чиби бесполезен сейчас, лучше варианта я не придумаю. Можем сдаться и умереть, — развёл руками Дазай, испытывая знакомое радостное волнение от гулявшего в крови адреналина. Давно он не чувствовал что-то, хотя бы приближавшееся к риску для его жизни.       Лицо Чуи закаменело. Верни меня когда я закончу       Веселье Дазая растворилось в мгновение.       — Ты можешь это сделать. Верни меня — упрямо повторил Чуя, смотря ему прямо в глаза. Он собирался сделать то, из-за чего его изначально лишили языка. Это будет почти равно предательству босса, однако в данной ситуации у них действительно не было выбора, так как усиленные гравитацией удары Расёмона эту штуку с щупальцами даже не царапали.       — Если я этого не сделаю, то ты умрёшь. Поэтому выбирай сам, — сказал Дазай. Значит без вариантов — показал Чуя и повернулся к нему спиной впервые за всё это время, как когда-то давно, в другой жизни, оставленной позади.       Дазай наблюдал за тем, как он медленно снял перчатки. На безымянном пальце левой руки в свете луны блеснуло кольцо, тут же привлёкшее взгляд ничего не упускавших глаз Дазая. Не замедляясь, Чуя соединил ладони, и Дазай наклонил голову, видя, что он странным образом расположил большие пальцы, давя ими в центр обеих ладоней одновременно, пока с закрытым ртом тихо мычал себе под нос с закрытыми глазами, будто не замечал существа перед собой.       Изменение случилось за секунду — Порча всегда действовала без малейшего предупреждения. Колени Чуи подогнулись, а плечи ссутулились, словно за считанные мгновения он превратился в хищное животное. Так и оставшееся на нём пальто окончательно потеряло свою форму, плотно обхватив тело Чуи и покрывшись алым сиянием, подчиняясь его хаотичной природе. Дазай почувствовал изменение в воздухе за долю секунды до того, как Чуя сорвался с места, растворившись в облаке поднятой пыли. Окутанный чёрной материей, сияющей красным, покрытый метками, расползшимися по коже, как болезненные пятна, он был похож на настоящее бедствие, и у Дазая перехватило дыхание. Он едва не забыл о том, что у их маленького спектакля был ещё один зритель, однако вытащил из рукава честно украденный у Чуи во второй раз нож и направился к едва пришедшему в сознание наёмнику Гильдии, контролировавшему лозы. Приставив к его горлу лезвие, Дазай заговорил, не отрывая глаз от разворачивавшегося перед ними боя:       — Завораживает, не правда ли? — сказал он с ноткой ностальгии, наблюдая за тем, как Чуя создал сферу пустоты и метнул её в чудовище, бывшее Лавкрафтом, после чего спикировал на него сверху, атакуя Расёмоном, послушно обернувшим кулак. — В таком состоянии Чуя без труда может раздавить танк голыми руками. Только он не может контролировать эту силу, поэтому продолжит разрушать до тех пор, пока его тело не сломается, и он не умрёт.       Непринуждённо болтая, Дазай наблюдал за тем, как монстр восстанавливался после каждой атаки Чуи, какой бы сильной она ни была. Плохо было дело. Чуя почти стирал его в пыль, орудуя гравитацией и Расёмоном попеременно, однако толку от этого было, как от щекотки. Такими темпами Чуя разрушит себя изнутри раньше, чем одолеет врага. Когда он приземлился, чтобы перегруппироваться и оттолкнуться от земли Расёмоном, чёрной молнией вновь устремившись вперёд, Дазай заметил, что его лицо было перепачкано кровью. Плохо дело. Дазай достал детонатор, не собираясь откладывать козырь до последнего. Однако перед тем, как он нажал на кнопку, Чуя подпрыгнул, улетев куда-то выше своей цели. В одной его руке образовалась чёрная дыра, а во второй извивались тени Расёмона, ждавшего команды. Секунда штиля — и Чуя стрелой полетел вниз. Чёрный смешался с чёрным, и мир осветила вспышка: Расёмон поглотил саму пустоту чёрной дыры и усилил её. На месте попадания атаки остался глубокий кратер.       Чуя приземлился неподалёку, и тени заклубились вокруг его тела, вновь обволакивая, словно вторая кожа. Будто заразившись безумием носящего, тёмная материя постоянно ходила волнами, как живая. Дазай увидел, как Чуя сплюнул сгусток крови, согнувшись напополам, после чего его тело, словно марионетка, ниточки которой по очереди натягивались одна за другой, выровнялось. Ещё больше крови потекло изо рта, когда Чуя открыл его и принялся безумно хохотать, запрокинув голову. Звук быстро перешёл в бульканье, однако он будто не замечал этого, глотая собственную кровь и прерываясь на влажный кашель, смешавшийся со смехом в кровавой пене. Одно движение запястья — и деревья в стороне перестали существовать. Второй — рядом образовался небольшой кратер. Чуя сделал шаткий шаг вперёд, и земля под ним просела. Он поднял руку, и Расёмон расступился, открывая пространство, чтобы на ладони образовалась чёрная дыра. Однако вместо всепоглощающей тьмы пространство осветила яркая вспышка с хлопком, словно у лопнувшей лампочки, и тело Чуи замерло, словно натянутая струна. Дазай стоял позади него, сжимая левое запястье в стальной хватке, будто Чуя мог вырваться в таком состоянии. Расёмон превратился в обычное пальто, нелепо смотрящееся на маловатом теле носящего.       — Враг повержен. Ты хорошо поработал, Чуя, — сказал Дазай тихо, совсем на себя не похоже.       Тело Чуи восприняло эту команду раньше, чем он сам, и обмякло. Чуя рухнул на колени, дрожа от перенапряжения. Цепкий взгляд Дазая полностью сосредоточился на нём, чтобы не пропустить момент, если начнутся судороги, бывшие первым действительно плохим знаком. Чуя закашлялся, отхаркивая кровь, заляпавшую одежду и сгустками падающую за землю. Она не останавливалась. Дазай опустился на корточки и резким движением запрокинул голову Чуи, сдавив челюсть, чтобы заглянуть ему в рот, — момент не располагал к дискомфорту. Похоже, оставшийся от языка Чуи обрубок каким-то образом тоже пострадал и безостановочно кровоточил — во рту было месиво, и Дазай едва различил очертания. Это было так же плохо, как судороги. Сам Чуя совершенно не сопротивлялся. Его зрачки расширились, а взгляд был затуманен, знаменуя скорую потерю сознания. У них было не слишком много времени.       — Держи голову опущенной, — ледяным тоном, тоже оставшимся в далёком прошлом, приказал Дазай и достал моток бинтов из внутреннего кармана, воспользовавшись ножом Чуи, чтобы наспех смастерить марлевую подушку, после чего всё так же бесцеремонно открыл рот напарника и затолкал её внутрь. — Держи, иначе ты захлебнёшься, когда потеряешь сознание. Дыши носом.       Чуя изо всех сил держал взгляд сосредоточенным на нём, словно только это удерживало его от падения.       — Можешь отдохнуть. Я дождусь Акутагаву, — заверил его Дазай, вновь звуча мягко, когда адреналин спал.       Чуя поднял кулак и едва ощутимо толкнул его в грудь, после чего его веки медленно опустились, а голова упала на грудь. Дазай слышал сиплое дыхание, намекавшее на повреждение рёбер. Какой смысл был в отрезании языка, если Чуя всё ещё мог использовать Порчу? У Дазая был ответ на этот вопрос, ведь он был знаком с предпочтениями Мори, однако он предпочёл оставить разум блаженно чистым. Только мысль о том, что Чуя доверил ему свою жизнь без задней мысли, рискуя умереть из-за предателя, по вине которого был вынужден карабкаться на вершину сызнова, подобно мотыльку, бьющемуся в окна, крутилась в голове.       Дазай принял на себя вес Чуи, не слишком-то и большой, когда он не увеличивал свою массу намеренно. Он смотрел на всё ещё сжатый кулак, на безымянном пальце которого блестел тонкий ободок кольца.       — Одолеть Лавкрафта в одиночку… — пробормотал Штайнберг, поднявшийся на ноги. — Кто вы такие?       — Худшие враги, которых ты мог повстречать, — ответил Дазай. — Сейчас у тебя есть два варианта. Первый: ты паинькой ждёшь, пока напарник вот этого страшного коротышки вернётся, а потом с тобой будут делать страшные вещи. Второй: ты сбегаешь, и я делаю вид, что не заметил тебя в суматохе.       Едва он успел договорить, как парень исчез. Дазай хмыкнул. Значит, быстрее выследят их злодейскую компанию — ему же на руку. Он остался слушать сиплое дыхание Чуи, время от времени проверяя торчавшую изо рта подушку, пропитавшуюся кровью. Пусть лучше пачкает подбородок, чем Чуя захлебнётся собственной кровью. Из-за её обилия Дазай даже не мог оценить масштабы повреждений, однако применение Порчи никогда не было для Чуи праздником — скорее долгим больничным.       К счастью, Акутагава на заставил долго себя ждать. Он использовал Расёмон на рубашке, чтобы пролететь через деревья и оказаться посреди бывшего поля битвы, от которого остался пустырь, полный кратеров разных размеров. Прикосновение Дазая избавило пальто от влияния способности, как и отменило действие способности Чуи на Акутагаве.       — Что тут произошло? — спросил парень, буквально одним движением сократив расстояние и упав на колено, чтобы оценить состояние Чуи, лежавшего на груди Дазая, из-за чего бежевое пальто покрылось бордовыми пятнами.       — Мы победили Лавкрафта, продемонстрировав, почему нас когда-то боялись всей Йокогамой, — налегке ответил Дазай, после чего перешёл к делу: — Разрывы в мышцах, возможные переломы и точно трещины в рёбрах, внутреннее кровотечение, открылась рана на языке. Надо держать Чую лицом вниз или вбок, чтобы он не задохнулся. И как можно скорее подлатать.       Акутагава кивнул и коснулся шеи Чуи, чтобы послушать пульс, после чего выпутал напарника из пальто и надел его на себя. Секунда — и способность активировалась, вновь сделав ткань непроглядно чёрной.       — Я возьму его, — сказал Акутагава, и сгустки тёмной материи потянулись к Чуе, поддавшемуся, словно тряпичная кукла.       — В Агентстве есть доктор, способная помочь ему своей способностью, — неожиданно сказал Дазай, не вставая с земли.       — Нам не нужны подачки от вас, — по привычке огрызнулся Акутагава, перехватив Чую и устроив его голову так, чтобы она не отклонялась назад, после чего Расёмон зафиксировал шею.       — В нормальном темпе восстановление займёт недели, потому что Чуя не использовал Порчу годами. В худшем случае он умрёт, потому что обычные доктора не смогут обработать его должным образом. — Кроме Мори. Он никогда не колебался, в каком бы состоянии ни прибыл Чуя к нему на стол. Его руки никогда не дрожали и не допускали ошибок.       В этот раз Акутагава промолчал, явно взвешивая решение в своей голове. В период перемирия Мори ничего не скажет ему, если он обратится к врагам, но это было делом принципа. Опустив взгляд на покрытое кровавой корочкой лицо Чуи, мышцы которого всё ещё непроизвольно сокращались, так и не отойдя от перенесённого напряжения, Акутагава принял решение:       — Машина ждёт нас дальше. Покажете дорогу, — сказал он, и Дазай кивнул, поднявшись на ноги, отчего в голове зазвенело. Как бы ему самому не попасть к Йосано в руки такими темпами. Со способностью или без она всё ещё была доктором — и это не мешало ей быть немного садисткой в своём праведном деле, когда оно касалось безнадёжных, по её мнению, идиотов. Увы, Дазай как раз попадал в эту категорию.       — Ты изменился. Прошлый ты наверняка заупрямился бы, не беря в учёт чужое состояние. Чуя повлиял на тебя лучше, чем я, — сказал он, позволив себе эту каплю честности в море лицемерия.       Взгляд Акутагавы ощутимо смягчился — часть его всё ещё жаждала одобрения Дазая. Опустив взгляд на Чую вновь, он пробормотал:       — Он столько отдаёт другим, что ничего в итоге не остаётся ему.       Дазай не стал это комментировать, и в усталом молчании они направились к машине, по дороге подобрав шляпу Чуи, лежавшую под деревом. Акутагава сел за руль, пристегнув Чую, и вновь активировав Расёмон, чтобы держать его голову. Дазай устроился на заднем сидении, радуясь шансу отдохнуть, и указывал направление, чтобы добраться до Агентства кратчайшим путём. Всё ощущалось, как театр абсурда. В прошлом он не предложил бы Чуе помощь бескорыстно и по доброй воле. В прошлом Акутагава беспрекословно подчинялся ему и не принимал собственные решения. И только преданность Чуи, готового рискнуть жизнью из чистого доверия, оставалась неизменной. Из него получился лучший человек, чем они оба вместе взятые. Из-за этого он сейчас и лежал без сознания, пострадав больше всех, пока Дазай сживался с пониманием того, что всё действительно изменилось. Он так бежал от встречи со своим прошлым, потому что боялся обнаружить, что ничего не изменилось. Акутагава и Чуя уверенно двигались вперёд без страха оглянуться, и Дазаю казалось, что их он узнавал меньше, чем себя, хотя обычно было наоборот. Неужели ему показалось, что взгляд Чуи уподобился взгляду Мори? Дазай так сильно хотел в это верить, чтобы убедиться в правильности собственных решений? Он выбрал не думать об этом, смотря в окно невидящим взглядом. Мысли — мотыльки по ту сторону окна.       Они занесли Чую через задние двери, и Дазай уверенным шагом направился к больничному крылу, велев Акутагаве ждать в одной из палат, пока пошёл отчитаться Куникиде (впервые сделав это сразу после задания) и узнать, когда вернётся Йосано. Куникида решил посмотреть на мафиози лично, чтобы убедиться, что они не несут угрозы. Акутагава, неизменно сидевший на кровати рядом с Чуей, встретил его пристальным взглядом, будто в любой момент был готов впиться в горло. Дазай со смешком заявил, что это его обычный взгляд, чем вызвал у парня раздражённый оскал, чем-то напоминавший тот, который обычно демонстрировал Чуя. Похоже, последний выглядел достаточно плохо, потому что Куникида сжалился и покинул палату, чтобы сделать пару звонков.       Вернувшись, Йосано присвистнула, решив придержать историю об их с Рампо приключении до следующей беседы.       — Я могу лечить почти мёртвых, но не мёртвых, — сказала она, стрельнув взглядом в сторону Дазая, после чего бесцеремонно подняла веко Чуи, заглянув под него, и померила пульс лёгким прикосновением.       — Уверяю, он только на большую часть мёртв, — весело осведомился Дазай. Акутагава молча переводил взгляд между ними, держа ладонь на бедре Чуи. За всё время он так и не встал с кровати.       Йосано хмыкнула и щёлкнула пальцами.       — Забери украшение, чтобы не потерялось, и покинь палату. Приведи себя в порядок, пока я буду работать, и не смей заходить, пока не позову, — сказала она. В её голосе Акутагава узнал нотки, проскакивавшие в приказах босса.       Дазай наблюдал за тем, как его бывший ученик без единого слова стянул чудом не запачкавшееся кровью кольцо с пальца Чуи, после чего запустил руку под ворот рубашки и достал оттуда тонкую цепочку с точно таким же кольцом на ней. В голове Дазая щёлкнуло, и все мелкие сигналы резко возымели смысл. Он едва не подавился воздухом от удивления, однако сдержался и просто проводил Акутагаву долгим взглядом, когда тот вышел из палаты.       — Ты мне тоже тут не нужен. Или тоже хочешь подлечиться? — ехидно спросила Йосано, отчего Дазай чуть не вздрогнул всем телом.       — Вопрос. У пациента не хватает запчасти в ротовой полости.       — Это не вопрос, а очевидный факт, — сказала Йосано. Трудно не заметить окровавленный кляп, зажатый меж зубов, а ей не надо было заглядывать внутрь, чтобы определить ранение.       — Можешь ли ты это исправить? — спросил Дазай.       Девушка усмехнулась, скрестив руки на груди.       — За кого ты меня принимаешь? Выметайся отсюда, пока я на твоём языке не продемонстрировала, — сказала она.       Дазай не заставил повторять дважды. Покинув палату, он решил заняться полезным делом и отвёл Акутагаву в общежитие, чтобы тот мог смыть засохшие пятна с рук. Кровь с его одежды пропала, поглощённая способностью. В голове Дазая крутился миллион вопросов, приправленный шуточками, подходящими его образу, однако он молчал, и Акутагава не говорил ни слова.       «Значит, вы с Чуей, да?»       «И как босс отреагировал?»       «Я всегда знал, что ты любитель экстрима, но чтобы настолько…»       Он не сказал ничего из этого. Четыре года внезапно превратились в целую пропасть. Дазай хотел стереть свою связь с Портовой Мафией, но не ожидал оказаться на другом конце этого желания. Это ощущалось странно. Будто для других время шло все эти четыре года, он застыл среди течения, и только сейчас переживал всё в ускоренном темпе. Это будут долгие часы.       Йосано закончила с лечением Чуи в рекордные сроки, отметив, что ей не пришлось даже ничего доламывать, чтобы применить способность. Это короткое замечание ощущалось подобно оплеухе. Чуе ещё повезло, что Расёмон во время сражения взял на себя часть нагрузки, поддерживая его тело. Иначе всё было бы не так весело. Дазай будто вернулся в те времена, когда они были ночным кошмаром всех врагов Портовой Мафии. Воспоминание о Чуе, бледном и изнеможённом, буквально ожило перед глазами. Дазай чувствовал, будто в итоге сделал полный круг и вернулся к началу, только теперь всё было иначе. Он был другим, ощутив это так ясно, как никогда прежде. В прошлом ему было интересно только то, через сколько часов Чуя вновь встанет на ноги. Сейчас же он всматривался и замечал детали, пропуская через себя случившееся, анализируя и делая выводы. Мори действительно поступил умно, поставив Чую и Акутагаву вместе — во что бы это ни переросло позже. Их способности сочетались друг с другом, усиливая и раскрывая потенциал, когда Дазай заковывал напарника в цепи, каждый раз толкая всё ближе и ближе к пределу. В каком-то смысле Мори удалось найти менее разрушительный аналог, пусть он и не намеревался это делать.       Когда Чуя проснулся, он обнаружил себя в незнакомой палате. Раздражающая стерильность намекала о больнице. Значит, туда его и доставили после того, как он отключился. Прислушавшись к себе, Чуя с удивлением обнаружил, что его тело не ощущалось так, будто его пожевали и выплюнули. Это не было частью последствий использования Порчи. Он чувствовал себя… отдохнувшим. На пробу сжав пальцы и двинув ногами, он обнаружил, что конечности всё ещё при нём в полной боевой готовности, и попытался медленно сесть, щурясь от яркого света. Кто додумался ставить кровать у окна? Однако при следующем открытии все сторонние мысли вылетели из головы.       Открыв рот, Чуя засунул в него пальцы и поражённо застыл на месте, ощутив солоноватость кожи… на языке. Вкус был настолько ярким, что это сбило с толку, пусть и не больше того факта, что у него был язык. Он будто оказался в издевательской иллюзии, только вот ощущалось всё уж больно реально.       Подскочив на ноги, Чуя метнулся к зеркалу и раскрыл рот, уставившись на то, с отсутствием чего успел смириться за четыре года. Он привык пережёвывать твёрдую еду дольше обычного и слегка запрокидывать голову, чтобы глотнуть; привык к тому, что вкусы ощущались иначе; привык к тому, что никогда не заговорит; привык держать рот закрытым, когда смеялся; привык к тому, что пересохшие губы теперь приходилось покрывать бальзамом; привык к тому, как ощущались поцелуи, когда чужой язык заполнял пустоту на месте собственного. Это всё рухнуло так внезапно, что Чуя не знал, как должен реагировать.       — А потом он злится, когда я называю его собакой, — прозвучал насмешливый голос в стороне, и Чуя автоматически оскалился, повернув голову. Так странно ощущалось наличие языка.       — Твоё лицо портит мне весь праздник, — огрызнулся он, будто всё не казалось дивным сном четырёхлетней давности, и у Дазая мурашки пробежались по коже от непривычного звучания чужого голоса. Звуки слегка смешивались, словно Чуя не до конца освоил речь. Оно и неудивительно — за столько лет нельзя не отвыкнуть. И в то же время он выглядел уверенно и стоял твёрдо — это осталось неизменным.       — Всегда пожалуйста, рад, что ты ценишь мои старания, — сказал Дазай, отвесив шутливый поклон.       — Теперь мы квиты, можешь спать спокойно, — сказал Чуя, неизменно поняв его без слов, и сам факт того, что он говорил, ощущался странно, хотя Дазай наблюдал его общение жестами только два раза.       Как странно чувствовал себя Чуя в этот самый момент. Язык казался тяжёлым и неповоротливым, словно был чем-то лишним.       — Я в Агентстве? — начал с малого он.       — В больничном крыле. Проспал двое суток после восстановления. Акутагава-кун едва не устроил драку, когда мы утащили его из палаты, чтобы он не устроился на полу сторожить тебя, — ответил Дазай, усмехнувшись как-то вовсе не язвительно.       Чуя нахмурился и опустил взгляд на свой пустой палец.       — Он здесь?       — Вообще-то я должен позвать его сразу же, как только ты проснёшься, но он буквально отключился, и Йосано сказала мне…       Не дав ему договорить, дверь в палату открылась с громким хлопком, и в комнату залетел Акутагава. Его пальто извивалось без ветра, передавая напряжение владельца.       — Я думал, мне показалось, что я слышу Ваш голос. Я же просил позвать меня сразу же, как только Чуя-сан очнётся, — злобно отчитал он бывшего наставника, после чего перевёл взгляд на Чую, казавшегося ещё меньше в бесформенных больничных одеяниях, найденных Йосано, так как его собственная одежда обмену и возврату не подлежала после всего случившегося.       Взгляд Акутагавы смягчился, и Дазай заметил, как буквально за мгновение язык его тела переменился на открытый и расслабленный впервые за эти дни.       — Как Вы себя чувствуете, Чуя-сан? — спросил он спокойно. Дазай впервые слышал его таким. Столько лет — и столько первых раз.       Чуя разомкнул губы и застыл, двинув ими, словно репетировал то, что хотел сказать. Акутагава нахмурился и сделал шаг вперёд. Он собирался подойти и уговорить Чую сесть на кровать, так как тот, похоже, не до конца пришёл в себя, однако был остановлен ударом одного тихого слова:       — Рюноске.       Глаза Акутагавы округлились, и он застыл на месте, абсолютно поражённый. Так и не высказанное предложение умерло у него на губах, оставшихся приоткрытыми. Наблюдая за его реакцией, Чуя медленно улыбнулся, как делал только когда они оставались дома, наедине от всего мира.       — Столько лет мечтал это сказать.       Акутагава остался стоять, а его пальто зашевелилось и потянулось к Чуе, медленно схватив за руки, талию, бедра, после чего нежно потянуло к владельцу. Чуя не сопротивлялся, сократив расстояние уверенными шагами, после чего оказался в кольце рук Акутагавы, сжавшего так сильно и руками, и Расёмоном, словно стремился выдавить все невысказанные за эти годы слова. Чуя тихо рассмеялся, и Акутагава ощутил этот звук всем телом. Расёмон обвил ноги Чуи, и тот поддался, позволив поднять себя наверх, после чего вцепился в Акутагаву в ответ. За эти годы они научились говорить действиями громче, чем словами. Он чувствовал, как быстро билось сердце Акутагавы, расчувствовавшегося от неожиданности, и сердце Чуи билось в унисон, пока они прижались друг к другу так, словно стремились стать одним целым.       Подперев спиной стену, Дазай стоял и наблюдал за этим со скрещённым на груди руками. Все эти годы он уверенно играл хорошего человека, но в этот момент ощутил, что сделал что-то, чтобы разок посчитать себя им. Портовая Мафия оставила в нём дыру, которую, как заметил старый друг, ничем нельзя было заполнить. И то, насколько счастливыми выглядели люди перед ним, казалось чудом. Казалось, они видели самые мерзкие человеческие стороны, были вынуждены принять их в себе самих и сделать их своим оружием. Но их счастье ничем не отличалось от счастья любой случайной парочки, которую можно было встретить на улице. Это ощущалось почти дико, ведь любой заявил бы, что живущие в тени люди никогда не видят света. И в то же время Дазай прищурился и отвёл глаза в сторону, чтобы его не ослепило.       — Не успела я проверить пациента, как его уже пытаются украсть, — весело заявила Йосано, переступив порог. — Вот и говорите мне после этого, что мафиози это ужас, летящий на крыльях ночи. Положи пациента, откуда взял, пожалуйста, мне надо его обследовать.       Акутагава подчинился, однако отпустил Чую не сразу — предварительно донёс его до кровати и бережно ссадил, используя Расёмон и не сводя глаз с сияющего от счастья лица, пусть всё ещё бледного от усталости.       Осмотр был исключительно символическим процессом, так как способность Йосано работала безотказно. И в то же время она ощутила что-то необычное в процессе. Ей показалось, что не она использует свою способность, а что тело Накахары использует её способность для исцеления. Это был неожиданные контраст ощущений, о существовании которого Йосано не подозревала и по сей день. Однако Накахара ничем не отличался от человека, и его реакции были абсолютно естественны. Можно было списать случившееся на разовый феномен, но характер повреждений тоже говорил сам за себя. А раз Дазай не ударился в детали при разговоре, то он не собирался ничего рассказывать вовсе, и спрашивать не было смысла.       Когда Чуя и Акутагава вернулись домой (проведя всю дорогу в молчании, потому что оба не знали, с чего начать), им навстречу выбежал чёрный кот, принявшись тереться о ноги и громко мурчать, смотря в душу огромными жёлтыми глазищами. Чуя с тихим смешком (с по привычке закрытым ртом) взял его на руки, принявшись гладить. Акутагава смотрел на него, как на седьмое чудо света. Дождавшись, пока Чуя отпустит их питомца, он запустил руку под ворот своей рубашки и достал цепочку с двумя кольцами, сняв одно из них.       — Это уже пройденный этап, — сказал он, взяв Чую за руку, — но я хотел бы услышать в этот раз.       Чуя улыбнулся, чувствуя, как краснеет лицо, потому что одно дело показать жестами и написать на бумаге, а другое дело — озвучить, выпустить на свободу и вдохнуть в слова жизнь звучанием своего голоса.       — Я твой настолько, насколько ты мой, — сказал он. Прохладный металл ощущался так, будто Чуя надел кольцо впервые, хотя не расставался с ним с тех пор, когда сделал Акутагаве этот подарок перед отъездом. Акутагава носил своё под одеждой близко к телу, пока Чуя держал своё на виду, пряча под перчатками от любопытных глаз.       Последовавший за тихим признанием поцелуй был таким же напряжённым, как самый первый. Акутагаве нравилось целовать Чую, и с годами он не устал от этого ощущения, однако в этот раз Чуя взял всю инициативу на себя. Вместо того, чтобы запрокинуть голову и раствориться в ощущениях, он обхватил лицо Акутагавы ладонями и заставил прочувствовать взаимный поцелуй во всех красках. Они настолько увлеклись, что едва не забыли про дыхание, оторвавшись друг от друга с влажным звуком, оба красные и всклоченные.       Взгляд Чуи скользнул по шее партнёра, и он приспустил ворот рубашки, чтобы накрыть кожу губами, как делал обычно, а следом провести языком, с наслаждением ощущая вкус и чувствуя, как Акутагава вздрогнул всем телом.       — Предлагаю продолжить разговор в спальне, — сказал он, облегчая вес Акутагавы своей способностью, чтобы они могли не отрываться друг от друга. Акутагава послушно запрыгнул на него без единого слова, и Чуя поцеловал его вновь, не сумев отказать себе в удовольствии. Усмехнувшись, он с придыханием добавил следующие слова: — Во всех подробностях.       Кот лениво наблюдал за тем, как дверь в спальню закрылась вслед за его хозяевами на долгое время.       На следующий день Чуя стоял перед столом босса. Он явился чётко вовремя и был безукоризненно одет в своём обычном стиле, покорно опустившись на одно колено и приложив руку к груди с играющей на губах полуулыбкой.       — Поднимись, Чуя-кун. Давненько мы с тобой не говорили по душам, и я многое хотел бы услышать, — сказал Мори. Любому стороннему обывателю показалось бы, что он зол или что-то замышляет, но Чуя прекрасно знал, как звучит затаённое удовлетворение в голосе его босса.       За эти четыре года Чуя более чем подтвердил свою лояльность, и от того, что теперь речь вернулась к нему, выигрывал и сам Мори, не нуждаясь в дальнейших доказательствах. Теперь спектр возможностей и влияний расширялся в целые разы, однако он любил держать карты прижатыми к груди, разыгрывая их терпеливо с растягиванием удовольствия. Поэтому ещё некоторое время для внешнего мира Чуя останется немым. А сейчас он поднялся на ноги, одарив собеседника довольной ухмылкой, и на выдохе сказал:       — С радостью, босс.