Больные

Миновало с десяток минут. Тёмный священник вновь добрался до Бэквудс, холодно смотря по сторонам. В этот раз он был абсолютно один, сам по себе, на едине со своими мыслями, чувствами и желаниями. Он уверенным шагом бродил по захолустью и едва ли мог узреть хоть одного нищего, что стал бы идеальной целью для Энтони. На улице не было ни души. Было ощущение, что гнилой городишко учуял мотивы учёного и спрятал всех своих жителей глубоко внутри, не желая так просто сдаваться Доктусу. — Осталось меньше часа до конца обеда... — произнёс Энтони, всматриваясь в облачное небо, – А тут будто все под землю провалились. Cela ne fonctionnera pas.¹ Учёный продолжал бродить, созерцая полуразрушенные дома, мусор на улице и на дорогах, брошенные вещи. Однако не было никаких людей. Встречались, конечно, редкие пьяницы, что были без сознания, однако тащить эти тела до церкви в одиночку у Энтони не было не сил, не желания. По этому он продолжал свой путь, задумавшись о насущном. — Куда они все попрятались? — думал священник, — Что у этого скота может сейчас быть? Где они могут собираться посреди дня?.. — тут ему пришло озарение, — Ну хотя конечно же. Бар. Как я сразу не додумался поискать в месте, где распивают яд и отдают за это деньги? Быстро сориентировавшись на местности, Энтони пошёл в сторону бара. Не менялось ровным счётом ничего в окружении, в какую бы сторону не повернуть голову отчаянные виды не отпускали Энтони. Они будто преследовали его, да и любого здорового жителя Магнустеры, что рискнёт сунутся в Бэквудс. Словно огромный вонючий монстр, что поглощал всё на своём пути. Тварь, что бежит за каждым человеком и которая поглотила не мало несчастных. И имя монстру – нищита. И ей не видать конца. Добравшись до бара перед Энтони предстала достаточно тревожная картина. Старое здание из красного кирпича, обведенное полусгнившими сосновыми брёвнами. Грязные окна в которых мелькали силуэты пьяниц, что под музыку плясали, веселились и напивались. На здании красовалась табличка на цепях, на которых гордо было написано "БАР". От этого здания несло спиртом, грязью и смертью. Однако нос Энтони учуял и другой запах – дым. Это не обычный дым, даже не табачный – это дым от работы стойки для варки зелий. Энтони, как священнику, приходится работать с данным устройством изо дня в день. А от осознания что оно используется в таких заведениях к горлу подкатывал ком ненависти и отвращения. Однако далеко не это привлекало внимание Энтони. Его зелёные глаза упали на тело, что было полностью укутано в зелёную робу с капюшон. Человек был не высокого роста и сидел у стен бара, на улице, дрожа от холода. Рядом была деревянная миска. Очередной попрошайка, похожего Энтони и Уильям видели ранее. Однако сейчас нищий полностью один. Лёгкая, идеальная жертва для Энтони. Тёмный колдун статным и медленным шагом подошёл к жителю, смотря на него сверху и сдерживая коварную улыбку. Как он думал план уже почти приведён в жизнь. — Добрый день. — сошло с уст Энтония пока он смотрел на закутанного нищего. Голос был спокойным, манящим, притягивающим к себе. Однако мгновения спустя весь образ и актёрская игра мужчины разбились вдребезги. Нищий поднял голову и на священника стали смотреть два чудных блестящих глаза изумрудного цвета. Невинные, чистые, но в тоже время такие замученные и безнадёжные глаза. Глаза совсем чистого существа, что испорчен обстоятельствами. Глаза ребёнка. У стен бара сидела девочка. На вид ей не дать больше десяти лет. Она была вся укутана в старую рванную робу болотных цветов. Нос был небольшой, губы и брови тоже, что контрастировало с большими глубокими глазами. Волосы были длинные и чёрные, заплетённые в косу. На них было немного грязи и пыли, ровно как и на одежде и коже ребёнка. — Здравствуйте. — поздоровалась девочка своим сладким и крайне тихим голосом, — Вы священник, да? Казалось бы совершенно простой и очевидный вопрос, но Энтони в тупике. Не столько сам вопрос сбил его с толку, сколько вид девочки перед ним. Священник старался не думать о жизни детей в Бэквудс, но когда перед ним показалось юное лицо девочки, внутри Энтони что-то пошатнулось. Колдун на мгновение забыл зачем пришёл. Планы есть планы, проводить эксперименты, однако Доктусу был нужен бесполезный алкаш, но никак не ребёнок. — ...Ребёнок? Тут..? Эти.. детские блестящие глаза. Такие замученные, несчастные.. но всё ещё горящие жизнью. И такая судьба... Ох, как же так? — в голове Энтони была ловина вопросов, — Однако.. курс же изначально на одинокого жителя, чью пропажу никто не заметит. И вот... Этот житель. Что же делать? Священнослужитель мог долго так думать, пока вновь не услышал голос девочки. — Вы меня слышите? — спросила та обеспокоено. — А? А... Д-да, конечно. Я священник.. отец Энтони. — произнёс зелёноглазый на выдохе. Он не знал что делать, так что придётся следовать первоначальному плану, а далее действовать по ходу пьесы. — Рада знакомству, отец Энтони. Я Лиза. Не найдётся ли у Вас немного изумрудов? — спросила та. Хоть это и было прямое попрошайничество, однако в голосе девочки всё равно был слышен робкий и скромный тон. — А-аа... — замялся мужчина, — Да, они есть. Только они у меня, в церкви. Сходим? Тут не далеко, уверяю тебя. — Хорошо. — произнесла Лиза. Она встала на ноги и улыбнулась. Когда Энтони увидел её в полный рост с этой улыбкой у него вновь что-то надломилось. Её тело было очень худое, даже болезненно. Кости и грязная кожа – вот всё что скрыто под лохмотьями. Однако в то же время Лиза улыбалась. Её улыбка была очень добра и полна искренней радости и тепла. Казалось что только с помощью своей же улыбки девочка и согревается в холодные зимние ночи. И смотря на этот разбитый физически, но в тоже время сияющий внутри образ ребёнка Доктус стал сомневаться – стоит ли оно того? — Пойдём... — произнёс Энтони. Он старался изо всех сил казаться спокойным и доброжелательным, но беспокойство и волнения не покидали его. И, желая хоть как-то отвлечься, он начал диалог, — Дочь моя, а что ты делала у бара? — Я ждала маму. — ответила Лиза спокойным голос. — Ох... — охнул Энтони. Ему стоило догадаться, — Она пьёт? — Да. Маме тяжело, она сильно устаёт, так что только там она может спокойно отдохнуть. Ей сложно даётся одеть и прокормить меня и сестру, так что в свободное время она отдыхает там. — рассказывала девочка. Её слова были столь легки и непринужденны, что если не вслушиваться можно не понять, что речь идёт про нещиту. От этого Энтони лишь тревожнее. — У тебя есть сестра? — поинтересовался мужчина, задумавшись, — *Прокормить и себя и двух детей в таких условиях... Да как они выживают?* — Да. Старшая, ей шестнадцать уже. — Понял... А кем же работает твоя мама? — спросит священник. В голове у него уже были примерные варианты ответа и один из них страшнее другого. — Изначально она работала на шахте, добывая уголь и железо. Она там работала лет десять, пока не стало подводить здоровье. А после моего рождения она перестала официально работать. Но доход получали. — А откуда? От твоего папы? — спросил Доктус. Лишь через мгновение он понял, что раз женщина работала на шахте, то мужчина вряд-ли в семье есть. Но вопрос уже был задан. — Эх... — Элиза печально вздохнула и отвела взгляд, — Нет у меня папы. Он ушёл когда мне было два года. Да, он содержал нас, однако не выдержал слишком частых ссор с мамой и сестрой. Я не знаю подробностей, только помню много криков. После этого мы зарабатывали как могли. Слушая данный рассказ, слово за словом, Энтони чувствовал тревогу. Целая армия мурашек пробежала по его телу, а по спине прошёл холодок. Рассказ Элизы идеально описывал всю безнадёгу Бэквудса. Такую страшную, тёмную и гнилую изнанку Магнустеры в которой невозможно жить. Такую изнанку, которую Энтони знал лично. И от этого он лишь с содроганием сердца проникался рассказами Элизы. Проникался, прокручивая одну и ту же мысль. — Мы с мамой часто ходили по рынкам. Пока она болтала с продавцами я и сестра незаметно брали их товар, после чего уходили. Так у нас был хлеб и иногда даже мясо. Однако в один момент меня поймала гвардия и отобрала всю еду, запретив нашей семье вход на рынок столицы. Из-за меня мы лишились хлеба... На меня долго кричали и ругались. Мне так стыдно за мою неуклюжесть... — стыдливо и расстроено произнесла девочка отводя взгляд. В её дрожащем голосе было полно чувство вины. — Ну тише, тише, тише... — произнёс Энтони утешающе, — Тут нет твоей вины. Мне... — мужчина на мгновение замолчал, обдумав, стоит ли ему рассказывать то что он собирается или нет. Решил поведать, — Честно говоря, в раннем возрасте, тоже приходилось воровать хлеб с рынка. Рос в подобной обстановке как ты. Так что я могу тебя понять. Не вини себя, дочь моя, ведь ты лишь пыталась прокормить ближнего своего. Конечно, воровать это грех, однако в твоей ситуации иного выхода не было. Не вини себя и не переживай. — поведал Энтони, наставляя на праведный путь девочку, про себя думая, — Конечно же, когда грабят и убивают, то они сидят смирно, а как отбирать у голодающего ребёнка хлеб, так наша гвардия впереди планеты всей. Répugnant.² — Спасибо большое. — на лице Лизы появилась добрая улыбка, — Честно говоря я думал что вы меня накажите или поведёте к гвардии. Любой житель бы так сделал. Но вы нет... Вы такой добрый. — Да ладно уж, — улыбнулся Энтони, — Просто к тебе жизнь очень сурова... Но я уверен, что в ближайшем будущем это изменится. Вот... Кем ты хочешь работать? — Ох, я хочу быть художницей! — радостно и с большим энтузиамом произнесла зелёноглазая, — Рисовать природу, красивые пейзажи... У нас из дома очень красивый вид на тайгу. Я мечтаю рисовать! — но она прервалась, — Однако мне говорят, что это глупая мечта, ведь с этой профессией я никогда не заработаю на жизнь и не смогу прокормить маму, когда она будет старенькой. — та вздохнула, — Так что остаётся только мечтать и рисовать мелками, если нахожу их. У меня любимый цвет – зелёный! А у Вас? — Ох, ну... — Энтони даже немного замялся, уж слишком внезапно последовал этот вопрос, — Все цвета по своему хороши, но я предпочитаю белый и чёрный. Оба символизируют разные стороны одной медали, противоположности, что сочетаются в чём-то одном. Белый символизирует чистоту, невинность и Бога, чёрный – тьму и грех. В каждом из нас есть и чёрное и белое. — Глубоко... — завороженно сказала Элиза, — Вы такой умный. Только вот всё же цвета довольно скучные. — Хех, наверное потому что я скучный. — Нет, что Вы! Вы очень весёлый и добрый! — радостно говорила Лиза, — Я бы хотела иметь такого друга как Вы. — Хех... Merci.³ — произнёс Доктус, — Как же мало надо ребёнку для того, чтобы найти себе друга... — Ох? А что это значит? Я не знаю таких слов. — удивлённо спросила девочка, приставив палец ко рту и положив голову себе на правое плечо. — Это язык государства Франков. У меня род оттуда. Это переводится как "Спасибо". — Вот как... Вы и правда очень умный! — Рад слышать. А ты любознательная что, несомненно, плюс. Любознательность так же полезна для художников. Пока ты не досконально не изучишь объект, что собираешься нарисовать, ты не сможешь им проникнуться и вложить душу в картину. — поэтично сказал Доктус, взмахнув рукой. — Ого... Глубоко. Но, увы, мне уже заготовлена работа. По ней уже работают мама и сестра и говорят, что я тоже буду работать по ней, годика через четыре. — рассказала Лиза. Она была крайне обеспокоена и волнительна, когда упомянула это, — Я не хочу работать там, но она очень прибыльная. — М? Что за работа? — спросил Энтони, подняв бровь. Смотря на заметное переживание Лизы было понятно, что работа была не самой приятной. — Ну... Наклонитесь, чтобы я прошептала. — сказала тихо и скромно девочка. Энтони присел на корточки, чтобы быть на уровне с девочкой. Тогда Лиза прошептала ему на ухо, — По жёлтому билету. — ...Что!? Шоку Энтони не было предела. Негодование, удивление, гнев – огромный коктейль эмоций смешался в одно нечто. Каждый охнул бы от удивления, но негодование Энтони было особенно сильным. Ведь жёлтый билет выдают исключительно девушкам по вызову. — Как так!? Я повидал на своём веку не мало ужасов, но что это чёрт возьми!? Через годика четыре... Пойти ночной бабочкой в четырнадцать лет!? Чего!? — Ох... Вы... Вы злитесь на меня? — Лиза внезапно остановилась и поджала руки к груди. В её очах читался страх и там же наворачивались слёзы. Стали доносится лёгкие всхлипы, — Я вас разачаровала? Простите, простите пожалуйста, я не хотела! Пожалуйста, не говорите Гвардии. Они же заберут меня у мамы, а я их последняя надежда! Пожалуйста, не надо... — с её глаз покатились горячие слёзы. Большие солёные капли стекали по грязным щекам юной девочки. Смотря и слушая это всё Энтони не выдержал и сломался. Он не мог оставить её так. — Нет, нет, нет! — он кинулся к девочке и осторожно взял за тонкие руки, — Тише, тише, Лиза, слушай, не плачь. Всё хорошо, верь мне. Я не буду никому ничего рассказывать. Но и ты лучше не рассказывай никому, понимаешь? Верь мне. — Я... Я могу Вам доверять, да? — спросила заплаканная Лиза. — Да. И пусть Господь увидит, что душа моя чиста и я говорю тебе правду. После этого Элиза бросилась к священнику, заключая его в объятия. Очень крепкие и важные для девочки объятия. Служитель Бога обнял в ответ невинную девочку. От этого её слезы сошли на нет, а мокрые глаза прижались к плечу священника. В голове Доктуса было множество мыслей. Эта девочка, каждым словом и рассказом, всё больше и больше напоминала Энтони самого себя из прошлого. Священник еле как сводил концы с концами, стараясь обеспечить себя и брата. Воровал, мечтал рисовать и был опорой для семьи. Каждое слово, действие – всё напоминало Энтони о прошлом. Даже такие же мечтательные изумрудные глаза. Глаза ребёнка, что мечтает о чём-то большем, но при том измучен реальностью вокруг себя. Это родственная душа Энтони, которая стала очень важной для священника. Душа, которую мужчина не хочет бросать и на судьбу которой хочет повлиять. Душа, которую Энтони ведёт на верную смерть. — Что...? Со всем этим разговором и мыслями, со всеми шутками и переживаниями, с каждой секундой Энтони забывал зачем он вообще искал Элизу и куда они идут. Доктус ведёт её на опыты. Далеко не факт что она переживёт их. Энтони искал для таких целей ненужного грешника, но никак не маленького разбитого ангела. От этого осознания становилось не по себе. — Что... что я творю...? Нет, это не правильно! Так не должно быть! — Спасибо вам, отец Энтони. — произнесла тихо на ухо священник Лиза, неверно вдохнув. Этот ангельский голос лишь добавил неуверенности для мужчины. Он понял, что не может так поступить. Мужчина вырвался из объятий Элизы и судорожно достал мешочек из за пазухи, после этого протянул девочке. Та удивилась и изумлённо посмотрела сначала на мешочек, потом на священника. — Пожалуйста. А ещё пока мы шли я резко вспомнил, что деньги то с собой взял. Извини, моя голова садовая совсем забыла. Моя вина. — судорожно и резко произнёс Энтони. Лиза, к счастью для мужчины, не придала особого значения на перемены в настроение Энтони. Открыв мешочек её лицо расплылось в удивлении, а после в улыбке. Огромное количество сияющих камней. Столько она вряд-ли могла видеть в одном месте за десять лет своей жизни. — Тут пол стака. Тридцать две штуки. Надеюсь вам с семьёй хватит на первое время. Я придумаю что ещё сделать с тем, чтобы дать вам ещё. Если чт- Энтони не дали закончить. Полная радости Лиза вновь кинулась обнимать Энтони, прыгая на месте от счастья и крича от восторга. — Ваааай! Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо Вам! Я никогда не получала столько изумрудов! Спасибо вам огромное! Возможно мы сможем поесть сегодня стейк! — радостно и энергично говорила Лиза. Её глаза и улыбка сияли. — Возможно сбудется твоя мечта. — добавил спокойно Энтони. Он понимал что девочка ещё маленькая и не мыслит настолько далеко, чтобы понять зачем именно ей дали деньги, — Ты сможешь стать художницей. И вот тебе моё наставление: не за что не становись на путь профессии твоей семьи. Это будет настоящим грехопадением. А касательно денег... Я что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю. — Хорошо... Спасибо Вам. Вы так много сделали для меня сегодня... — Не стоит благодарности, дитя. А теперь... Прости, мне надо идти. Я ещё обязательно встречусь с тобой. — Конечно, хорошо! Спасибо большое и удачи Вам! Пока-пока! — девочка помахала на прощание священнику. После этого двое разошлись. Пройдя совсем немного Энтони вышел из Бэквудса и сел на ближайшую лавочку, глубоко задумавшись. Он отдал Лизе последние деньги, от чего новые тотемы не получится сделать в ближайшие пару недель. Он так и не получил в Бэквудсе не одного подопытного, на котором можно испытать уже имеющиеся тотемы. И он потерял очень много времени – через две минуты кончался обед и все жители уходили бы на работу. Священник был в безвыходной ситуации и в траурном настроении. — Que dois-je faire? Comment procéder? Oh, Seigneur, Eve a déjà trouvé comment être. Qui suis-je si mal?⁴ — Энтони вновь достал кулон и глянул на изображение девушки внутри. Его лицо приняло глубоко печальный вид, так как колдун совершенно сбился со своего плана. Однако внезапно он услышал какие-то звуки и смех. Подняв глаза чуть выше и посмотря в сторону Энтони узрел кузницу, в которой вот-вот начиналась бы работа. На лавочке рядом с ней сидело два кузница, активно обсуждающие насущное. И, осознавая безвыходность ситуации, заклинатель решил пойти на крайние меры. Нарушить обещание данное Уильяму да и, подсознательно, самому себе. В качестве подопытных пойдут сразу два рабочих, которые активно помогают деревне. Не было времени обдумывать ситуацию в полной мере, ведь дело шло на секунды. Встав с лавочки и убрав кулон, Энтони приблизился к паре кузнецов. — День добрый, кузнецы. — произнёс Энтони спокойно рассматривая новых знакомых. Коричневые рубашки с некоторыми заплатками. Чёрные фартуки, защищающие от грязи и осколков металла. Серые перчатки помогающие в тяжёлом деле кузнецов. Серые штаны, используемые как рабочий дресс-код. Оба парня были высокими и доедали свой обед. — Добрый. — произнёс один из кузнецов, что был чуть выше, — Вы, как я понимаю, святой отец? — Да. Моё имя отец Энтони. Как зовут вас, сыновья божьи? — Моё имя Пэл. — произнёс тот самый кузнец, — А рядом мой друг и коллега – Джон. Рад знакомству, отец Энтони. Встав с лавочки Пэл крепко пожал руку новому знакомому. — Аналогично, отец. — Джон тоже встал и также пожал руку священнику. Его хватка была послабее Пэла, ведь кузнец был всё же подмастерьем. — Взаимно. — отрезал спокойно Энтони. Он рассматривал своих новых знакомых с любопытством и азартом в глазах, хоть и не подавал особого вида. Но в голове священника уже созрел план как заманить этих кузнецов на поле эксперимента. — Не могли бы вы подождать пару минут? Нам надо закончить и мы вновь откроемся. — сказал Пэл, вставая с лавочки. — Именно. Вся деревня закупает у нас оружие и инструменты. Для вас, святой отец, подберём самое лучшее. — с интрузиазмом сообщил Джон. — Нет-нет-нет, что вы-что вы. — произнёс Энтони, — Мне не нужно оружие, отнюдь. Меня в целом торговля мало интересует. Этой новостью Энтони поставил двух кузнецов в тупик. Те изумлённо переглянулись друг на друга, а потом бросили удивленный взгляд на священнослужителя. Не каждый день к ним подходят без цели преобрести вооружение на любой вкус и цвет. — А в чём же тогда дело? — спросил младший, — Чем мы можем услужить? — Я, к сожалению, достаточно слаб физически. — признал Энтони несколько постыдно, — Мне понадобится помощь с переносом вещей на верхние этажи церкви. Бочки, сундуки, всё такое прочее. — Но отец Энтони, — поспешил заявить Пэл, — Открытие с минуты на минуту, мы не можем оставить прилавок. Мало ли придет клиент, которого мы не сможем обслужить? — Хм... — Джон задумался и предложил идею, — Слушайте, я могу остаться тут, пока Пэл будет помогать в церкви. Я достаточно много знаю для того чтобы полноценно вести дела в отсутствии своего коллеги. Пэл довольно улыбнулся и хотел уже похвалить "брата" за чудную идею, однако был перебит священником. — Не стоит. — колдун прикрыл глаза и поднял ладонь в верх. Своего рода нота протеста, часто выражаемая светскими людьми, — Я вас могу заверить: это не займёт более десяти минут если вы пойдете оба. Чисто вдвоём мы можем растянуть этот процесс на пол часа. И, в конце концов, если вам настолько принципиальны деньги я могу заплатить вам за помощь. — говорил Энтони несколько строго и осуждающе, — Это, конечно, не очень хорошо: скупость и жажда денег это порок, за который в Адском царстве стоит отдельный котёл. Однако далеко не все в нашем обществе задумываются об этом, что печально. Слова Энтони про деньги уже являются чистейшим блефом, ведь последние деньги Энтони потратил на Элизу. В целом учёный уже начинает жалеть о том что подошёл к двум кузнецам: это было слишком опрометчиво со стороны холодного и продуманного гения Доктуса. Но не смотря на это священник держится весьма хорошо: на его лице не дрогнул ни мускул, а волнение в спокойном голосе не читается. Пэл напрягся из-за предложения Энтони. Сердце подсказывало что что-то подошедший священник недоговаривает: манера речи, внешняя строгость, малое количество эмоций, нота протеста – лёгкие тревожные звонки для ремесленника. Не было ясно по лицу и голосу отца Энтони что же он чувствует на самом деле и Пэла это пугало. — Хм... — задумался старший кузнец, — Джон, твоё мнение? — Да ладно уж, Господи! — произнёс жизнерадостно голубоглазый, — Так душиться и просить у священника какие-то там жалкие десять изумрудов? Давай, Пэл, поможем святому отцу! Сомнения никуда не делись, но смотря на жизнерадостность Джона и спокойный взгляд отца Энтони ремесленник списал это всё на обычные предрассудки и паранойю. Была такая черта в характере у Пэла когда дело касалось подобного рода светских людей как Энтони – подозревать во всём подряд. Но сейчас он понял, что это попросту глупо. Ему стало стыдно за свои подозрения в сторону обычного священника. — Что ж, ладно, — неловко почесал Пэл затылок, — Я только за то чтобы помощь вам, святой отец. И платы не надо. — Отлично. Спасибо, сыновья мои, да благословит вас Бог за вашу доброту. — сошло с уст Энтони, — А теперь пойдёмте. Тут не далеко. Развернувшись мужчина указал длинным рукавом на тропу, что ведёт до церкви. Не долго думая два кузнеца двинулись с места, идя прямо за священником по данной тропе. Тропа была достаточно хорошо выкашена и вела и в другие домики, что находятся на отшибе Маргариты-Орам. Погода была хороша, массивные ели закрывали группу от солнечных лучей. — Слушайте, отец Энтони, можно вопрос? — вдруг поинтересовался Джон подходя чуть ближе к священнику. — Я слушаю, сын мой. — Почему бы вам не перенести пустые сундуки, выгрузив всё из них перед тем, как поднять повыше? Заодно лишний хлам можно убрать. — задал вопрос младший, чуть приподнимая левую бровь. Он всегда так делал когда задавал интересующие его вопросы. — Кстати хороший вопрос. — подметил Пэл. Его подозрения в чем-то тёмном священника вновь зарылись в сердце Пэла. Хоть кузнец и не видел ничего такого в этом, однако всё равно, будто подсознательно что-то шептало про то, что данному священнику нельзя доверять. — Извините, но разбирать все сундуки крайне долго и займёт весь день. А я так не могу, у меня дела. Проповеди, алхимия, торговля. Сами понимаете. – ухмыльнулся священник, вновь мастерски снимая с себя любые подозрения. Энтони явно доволен собой. — Ладно, понял. Извините за такой вопрос. — неловко улыбнулся Джон с чувством стыда где-то в сердце, — Глупый я, не сообразил. — Ничего, сын мой. Любознательность достаточно хорошая черта, хоть и в меру. И не стоит себя унижать: самокритичность прекрасна в меру, ровно как и самоуважение. Иначе есть риск превращения этих чувств в самоненависть и эгоизм соответственно. — говорил Энтони. Его мысли были мудры. Это был его долг как священника – поделиться жизненными правдами с молодёжью и направить их на путь истинный. Хоть Энтони и сам не так стар — ему всего лишь тридцать лет. Пройдя ещё немного перед троицей мужчин предстал дом молитв. Он был окружён слабыми ёлками, что словно старики дрожали от любого ветра и часто болели. Тропа, по которой шли ремесленники, поросла травой в некоторых местах. — М-да, дорога в церковь давно поросла травой... Надо будет завтра покосить, — произнёс священнослужитель непринужденно, между делом, поднимаясь по старым еловым ступеням на крыльцо здания. Сам дом Божий не вселял желание открыть свою душу и раскрыть все грехи Творцу, скорее наоборот. Старые кирпичи из некогда крепкого камня давно потрескались и заросли мхом в некоторых местах. Витражи покрылись слоем пыли и грязи, который безуспешно пытаются оттереть днями на пролёт. И эта ветхость здания контрастирует с его высотой – церковная башня идёт прямо в небо, и ей, глазами напуганных юношей, не видать конца. Дому молитв явно был необходим капитальный ремонт. — Ну? Чего же вы встали? Давайте, проходите. — пригласил Доктус к себе и подозвал рукой двух жертв. — Да так, засмотрелись... — пояснил старший ремесленник, машинально сжимая руки в кулак. — Отец Энтони, а почему церковь в таком состоянии? — встревоженно спросил подмастерье обнимая себя за плечи. — Уже который год обещают провести капитальный ремонт. Однако постоянно откладывают проект на какой-то срок. Сейчас планируют начать в июле, но я знаю, что такого не будете. Магнус IV... — священник горчько вздохнул и отвернул взгляд в сторону, — Ох, да сами понимаете. Вроде смышлённые люди. Будучи удовлетворенными таким объяснением два кузнеца зашли в церковь. Энтони зашёл последним, закрыв дверь на щеколду незаметно для ремесленников. Тот самодовольно улыбался, но и понимал – назад дороги больше не будет. Если сейчас Энтони предпримет следующий шаг то не сможет что-либо изменить, как в случае с Элизой. По этому он несколько нервничал. Перед глазами двух кузнецов предстал величественный, но в то же время жутковатый вид. Большое помещение, что увешано образами святых, смотрящих на кузнецов с осуждением. Столики со свечами, установленных на упокой, здравие и благополучие. Красных оттенков ковёр, что тянулся от порога до кафедры, за которой святой отец вещал о Господе. И две дюжины лавок из тёмного дуба поставленные тут специально для прихожан. Храм внутри был, всё же, чуть чище чем снаружи, на что обратили внимания ремесленники. — А тут чисто. — подметил Джон. — Да. Мой брат, Уильям, очень чистоплотный и не терпит беспорядок. Да и пауков боится. — поделился Энтони информацией, чуть приулыбнувшись. — Понятно... — Пэл завороженно прошёл чуть дальше, осматривая помещение. Что-то внутри него сжималось, а в голову лезли тревожные мысли. Он размышлял о насущном, после чего повернулся на священника и быстро подошёл к нему, в пол голоса обращаясь, боясь чужих ушей и глаз, что могут быть везде и всюду, — Святой отец, можно просьбу? — Я слушаю. — Мне... — неловко начал мужчина, — Мне хотелось бы посоветоваться, можно сказать исповедаться. Вы как опытный священник, да и как мужчина, надеюсь подскажите мне кое-что. — Пхе-хе... — Энтони рассмеялся, — Догадываюсь я что колышет сердце влюблённого юноши, раз уж ему нужен разговор с опытным мужчиной. Я готов уделить тебе время, но после вашей помощи. — Да, конечно. — кивнул Пэл. Он был рад что с его проблемой и переживаниями на сердце могут помочь. Пройдя вновь чуть подальше, Пэл потерял бдительность, разыскивая сундуки. Энтони был рад этим воспользоваться и достал из под скамейки деревянный меч. Он не был грозным оружием для сражения нежити или прочих ночных тварей, скорее наоборот – средство, которым в умелом руках можно оглушить противника. И, хищно улыбаясь, священник взял его и стал медленно подходить к Джону, что задумчиво смотрел на иконы. — Отец Энтони, а могу ли я исповедаться потом? — сошло с уст юноши, что стоял спиной к священнику. — Tu es sans péché.⁵ — выпалил священник и нанёс удар по затылку парня, вырубая его. Хищная улыбка и блестящие зелёные глаза передавали истинное настроение Энтони. Он смотрел на потерявшего сознание парня, на его юное тело и понимал, что остаётся совсем немного. Но он не мог позволить себе любоваться этим слишком долго. Священник побежал на Пэла, намереваясь вырубить и его. Пэл, не успев среагировать и даже обернуться, так же был вырублен мощным ударом. На деревянное оружие брызнула алая кровь. Священник бросил меч подальше под лавку и стал довольно ухмыляться, смотря на своих жертв. — Que l'experience commence! Laissez les flammes s'enflammer!⁶