Если мы (не) переживём это

      — Если мы не переживём это, — крик Альберто кое-как прорывается сквозь свист ветра. — Я хочу, чтобы ты знал: я…       — …люблю тебя, — заканчивает за него Лука, полуобернувшись. — Ты это хотел сказать? Прости, но мне хотелось признаться первым.       Он застенчиво улыбается, и эта застенчивая улыбка никак не вяжется со степенью безумности ситуации, в которой они оказались. Альберто даже не сразу осознаёт значение сказанных Лукой слов, но, как только до него доходит, по груди растекается волна тепла, сильно контрастирующая с ледяными каплями дождя, барабанящими по чешуе. Контраст этот ощущается почти болезненно.       Лука по-прежнему следит за дорогой вполглаза, будто бы дожидаясь чего-то. Будто бы экстремально крутой спуск и преследующий их с гарпуном наперевес Эрколе не имеют для него первостепенного значения.       — Что? Да! Конечно! Я хотел сказать именно это, — наконец отвечает Альберто, крепче цепляясь за Луку, когда колесо велосипеда задевает очередную колдобину.       Он чувствует, как под его руками грудь Луки плавно опадает. Облегчённый вздох? Как ему это удаётся? Сам Альберто до сих пор не может заставить упрямые жабры перестать судорожно пытаться получить кислород из просачивающейся внутрь дождевой воды, чтобы можно было нормально сосредоточиться на человеческом способе дыхания. Виной всему паника. Выходит, Лука и правда храбрее.       Он наконец переключает всё своё внимание на дорогу. Петляет по узким улочкам, надеясь сбросить хвост (метафорический, а не свой собственный, хотя было бы здорово, если бы они могли сменить облик усилием воли и скрыться, смешавшись с толпой), но, очевидно, кубок Портороссо доставался Эрколе несколько лет подряд не просто так. И ему ведь даже не обязательно догонять их. Один раз метко метнуть гарпун будет вполне достаточно.       Альберто старается прикинуть, сможет ли его далеко не самое мощное и упитанное тело защитить от удара Луку, и приходит к неутешительным выводам. Как ни крути, их, скорее всего, убьют вместе. Сама мысль об этом пронзает Альберто насквозь похлеще любого гарпуна. Внутренности с ужасом сжимаются. Потому что свою смерть он «пережить» может, как бы парадоксально это ни звучало, но если погибнут они оба… Если погибнет Лука…       Ему следовало остаться под навесом, как Альберто и просил, но, очевидно, он не мог переждать в безопасности. Не мог остаться в стороне, потому что ему настолько не наплевать. Потому что он имел глупость полюбить, и теперь эта любовь грозилась погубить его.       Чему тут удивляться? Результат был предсказуем изначально. Альберто ведь знал, что их дружба ни к чему хорошему не приведёт. Что каким-либо образом в конечном итоге он разрушит Луке жизнь, потому что только это-то он и умеет делать. Всё разрушать.       Небеса разрывает яркая вспышка молнии. За спиной раздаётся маниакальный хохот Эрколе, который не в силах заглушить даже гром. Альберто быстро понимает, что его так развеселило. Видимо, новость о том, что в ряды участников гонки затесались морские чудовища, быстро разнеслась по зрительской толпе, и чем ближе они подбираются к финишу, тем больше на их пути встречается желающих помочь Эрколе с их поимкой. Подготовленных и вооружённых желающих.       Люди швыряют что-то им под колёса, кидают гарпуны, пытаются набросить сети. Лука ловко избегает опасностей и старается выбирать менее людные улочки. Надежда на то, что они сумеют добраться до воды, его явно ещё не покинула, но недоброжелателей слишком много, и в конечном итоге шина велосипеда со свистом лопается, когда кто-то разбивает прямо перед ней бутылку из-под вина.       Лука ещё пару мгновений отчаянно пытается удержать управление, но, вдобавок ко всему прочему, дорога мокрая и скользкая, и их неминуемо заносит.       От неудачного резкого падения на землю Альберто не так больно, как от осознания, что озлобленная толпа смыкается кольцом вокруг них, не оставляя и шанса на спасение.       — Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Лука, протягивая руку.       Будто это имеет какое-либо значение. Даже если он в порядке сейчас, с минуты на минуту их всё равно обоих уничтожат, но всё-таки Альберто кивает и принимает помощь. Ни один из них даже не думает отпускать руку другого, после того как Альберто поднимается.       — Ну наконец-то вы попались! — самодовольно ухмыляется Эрколе.       — Ура! — торжествует кто-то в толпе. — Морские чудовища больше не будут терроризировать наш чудесный мирный городок!       Альберто окидывает взглядом искажённые ненавистью и отвращением лица людей (нет, земных чудовищ), и по его телу пробегает крупная дрожь. Лука её чувствует.       — Не надо, — шепчет он.       Альберто едва улавливает его шёпот за гомоном рассуждающей, как с ними лучше расправиться, толпы.       — Хватит. Давай лучше подумаем о том, что будет, если мы переживём это.       Альберто возводит глаза к небу, но даже в сгустившихся над их головами тучах не видно и намёка на просвет. Думать о чём-то хорошем в таких обстоятельствах практически невозможно. Но если Лука просит…       — Если мы переживём это, тогда… Тогда я хоть вывернусь наизнанку, но достану тебе все эти рыбозвёзды с неба.       Лука мягко усмехается. Альберто больше видит эту усмешку, чем слышит, и внезапно ему кажется, что храбрости ему сейчас вполне хватило бы, чтобы прикрикнуть на эту чёртову толпу, заставляя заткнуться, чтобы можно было чётче расслышать этот чудесный смех.       Но к Луке быстро возвращается серьёзность.       — А я, если мы выживем, обещаю, что больше никогда и ни за что тебя не предам.       Теперь уже его рука дрожит в ладони Альберто, но всё, что тот может сделать, это лишь крепче её сжать. Этого хватает, чтобы глаза Луки вновь зажглись решимостью.       — А ещё я обещаю, что ты никогда больше не останешься один. Я сам стану твоей семьёй, — он нервно вздыхает, внезапно робея. — Конечно, если ты этого захочешь.       Альберто открывает рот. Он жаждет сказать, что только этого ему и хочется, и, возможно, даже слегка отчитать Луку за то, что он смеет в этом сомневаться, но Эрколе угрожающе машет гарпуном прямо перед их лицами, вынуждая замолкнуть. Он явно недоволен тем, что пойманные чудища не уделяют ему должного внимания, не содрогаются перед ним.       Альберто ещё раз обводит взглядом толпу, не находя ни одного сочувствующего взгляда. Если бы только все эти озлобившиеся человеки знали, что они только что разговаривали о любви и преданности, то, возможно, сжалились бы. Хотя, может, и наоборот: захотели бы убить ещё сильней. Ведь кто разберёт странные нравы этих безумных земных чудовищ.       …Издалека, со сторон финиша, раздаются радостные возгласы и аплодисменты. Кто-то, похоже, уже завоевал кубок Портороссо.       Всё кончено.       Они проиграли…