Наверно, это тоже любовь?..

Рана Лань Сичэня затянулась уже примерно через неделю, однако он решил задержаться в домике Яо ещё на какое-то время. Вэни упорно искали Наследника Лань по всем городам и весям, поэтому уходить прямо сейчас было рискованно. Сичэнь в любой миг мог нарваться на вэньский отряд, патрулирующий близлежащие территори. А он пока ещё недостаточно восстановился, чтобы вступать в серьёзную схватку с противниками, превосходящими его числом. Мэн Яо его решению был несказанно рад. Он не хотел расставаться с ним так скоро. Он был им чрезвычайно… очарован. Наследник Лань был именно таким заклинателем, о которых ему рассказывала матушка. Он будто сошёл со страниц сказаний и легенд о великих героях древности. Красивый, словно Небожитель. Умный, храбрый, сильный и вместе с тем добрый, сострадательный и благородный. И совсем не спесивый. Несмотря на огромную разницу в их с Мэн Яо положении и статусе, Лань Сичэнь относился к нему просто и с уважением. И был совершенно потрясён, когда узнал, что Яо самостоятельно, без наставников, опираясь лишь на знания, почерпнутые из книг (причём весьма сомнительных), в возрасте пятнадцати лет сумел сформировать золотое ядро. Проверив его духовные силы и убедившись в том, что это действительно так, Наследник Лань с детским восторгом в сияющем взоре смотрел на Мэн Яо как на некое невиданное чудо и рассыпался в похвалах, перемежая их с изумлёнными восклицаниями. Яо был невероятно смущён и польщён подобной реакцией на свою скромную персону. Да, он много и тяжело трудился, чтобы сформировать своё плохонькое ядро, которое еле-еле теплилось в даньтяне. Он был счастлив до слёз и очень горд собой, когда впервые почувствовал слабое тепло, струящееся по меридианам. Однако никогда не думал, что это его достижение может вызвать такое восхищение у заклинателя. Ведь для заклинателя ядро — это обыденное и естественное явление. Разве нет?.. Тем не менее он был на седьмом небе от счастья. Похвалы Сичэня бальзамом лились на его сердце, врачуя израненную душу, наполняя её теплом и светом. Поднимая самооценку и даруя уверенность в собственных силах. А когда Наследник Лань поинтересовался, не желает ли он поучиться стилю совершенствования его ордена, пока он здесь и может давать ему уроки, Яо едва не сошёл с ума от радости. И не колеблясь согласился. Лань Сичэнь был прекрасным наставником, а Мэн Яо — талантливым и очень сообразительным учеником, запоминающим самые сложные формы с первого взгляда. Сичэнь поражённо восхищался его одарённостью и, как он уверял, врождёнными способностями к заклинательству. И не скупился на искренние комплименты. У Яо от этих слов за спиной вырастали крылья, и он практиковался ещё усерднее, добиваясь всё лучших результатов. Заниматься с наставником оказалось гораздо более эффективным, нежели одному. Духовная сила Яо словно пробудилась ото сна. Теперь во время медитаций он ощущал не еле заметное тепло, а жар, согревающий так сильно, будто в груди его появилось маленькое солнце. С увеличением духовных сил боевые приёмы, которым обучал его Сичэнь, становились всё более эффективными. И Яо в один прекрасный день вдруг с изумлением осознал, что теперь он действительно может защититься и от нечисти, и от обидчиков. По-настоящему. Наступила пора задуматься о покупке меча, однако Сичэнь посоветовал ему не торопиться и подойти к выбору вдумчиво и максимально серьёзно. Ведь меч заклинателя — это не просто оружие. Это духовный соратник, друг и партнёр, которого выбираешь однажды и на всю жизнь. Мэн Яо прислушался к его совету и когда ходил в Юньпин на очередную подработку или за продуктами, каждый раз наведывался в оружейные лавки и кузницы и внимательно присматривался к заклинательским мечам. Но пока так ничего и не приглядел. Те, что были ему по карману, не вызывали у него желания их приобрести. А те, что пришлись по душе, стоили слишком дорого. Лань Сичэнь, разумеется, предлагал ему деньги. Однако Яо категорически отказался их брать. Он и сам не знал почему. Может, из гордости. Возможно потому, что не желал подобного рода благодарности за своё доброе деяние. А может, ему было просто приятно тратить на Сичэня свои деньги. Он хотел тратить их на него. Покупать и готовить ему еду. Баловать сладостями, до которых Наследник Лань оказался охоч, словно ребёнок. Сердце Яо трепетало от умиления всякий раз, когда глаза Сичэня загорались восторгом при виде очередного пирожного или веточки танхулу. А ел он эти незамысловатые угощения с выражением такого безмерного наслаждения и радости на просветлевшем лице, словно вкушал по меньшей мере пищу Небожителей. Мэн Яо искренне этому удивлялся — разве Гусу Лань не один из самых богатых орденов мира заклинателей? Уж Наследник-то этих богачей наверняка должен был пробовать гораздо более изысканные яства, нежели дешёвенькие лакомства из маленькой лавчонки Юньпина! Однако вслух ничего не говорил, продолжая радовать своего неожиданного, но такого желанного гостя самыми разнообразными сладкими десертами, которые только мог найти и был в состоянии купить. Сичэнь в благодарность тоже однажды решил его порадовать и приготовить ужин к возвращению Яо с работы. В результате чуть было не спалил кухню вместе с домом и им пришлось всю ночь спать с открытыми настежь окнами, дрожа от холода под тонкими одеялами. Потом Наследник Лань, виновато насупившись, невразумительно пытался объяснить, что именно пошло не так, и настойчиво совал в руки Мэн Яо серебряные слитки, желая возместить нанесённый ущерб. Яо от денег вновь отказался. Однако взял с Сичэня слово, что в кухню тот будет входить лишь в его присутствии и только тогда, когда он будет звать его на завтрак и ужин. А обедает пусть в комнате от греха подальше. Как бы хорошо Мэн Яо ни относился к Сичэню, лишиться жилья в преддверии долгой зимы ему совсем не улыбалось. Да, в Наследнике Лань было идеально всё, за исключением одного недостатка — он был совершенно беспомощным и ни к чему не пригодным в плане быта. Впрочем, учитывая его положение и статус, вряд ли это можно было считать недостатком. Во всяком случае, Яо думал именно так. А вот сам Сичэнь был крайне удручён данным обстоятельством. Он с нескрываемой гордостью и одновременно с доброй завистью рассказывал о том, что его младший брат умеет практически всё и во время Ночных охот частенько готовит такую вкусную похлёбку, что пальчики оближешь. У него же, Сичэня, всё постоянно валится из рук, и еда получается либо недоваренной, либо пережжённой. При этом целебные отвары, мази и яды он делает безупречно, а ведь это в разы сложнее, чем сварить суп! Как так получается, для Сичэня оставалось загадкой. Поведав сию печальную историю, Наследник Лань обиженно и огорчённо развёл руками, на что Мэн Яо с утешающей улыбкой поспешил сказать, что человек не может и не должен уметь всё. Не обязан быть идеальным. Что не иметь способностей к чему-либо — это совершенно нормально и естественно, и в этом нет ничего зазорного. Что люди не всемогущи. На то они и люди, а не боги. И это вовсе не является признаком слабости. Лань Сичэнь поначалу, кажется, был удивлён этим заявлением, а затем глубоко задумался. И судя по тому, как он хмурил брови, думы его были не особо весёлыми. А Мэн Яо впервые пришла в голову шокировавшая его мысль — так ли легко и счастливо живётся отпрыскам именитых кланов, утопающих в роскоши? Да, быть богатым и знатным намного лучше, чем прозябать в нищете и безвестности. Однако так ли там всё радужно и прекрасно, как он рисовал в своём воображении, с раннего детства зачитываясь невероятными историями о заклинателях прошлого? Нет ли в жизни этих богоподобных совершенствующихся своих трудностей, горестей и подводных камней? Ответов на эти вопросы Яо не знал, а расспрашивать Сичэня он не решился, не желая показаться бестактным и неуважительным.

***

Мэн Яо как обычно постелил на пол у стены циновку и стал готовиться ко сну. — Яо! — позвал его сидящий на кровати Сичэнь. — Господину что-нибудь нужно? — тут же обернулся к нему Мэн Яо. — На улице похолодало, Яо, а твоё жилище плохо утеплено. Я чувствую, как дует изо всех щелей и по ногам гуляет сквозняк. Ты замёрзнешь, лёжа на полу, — Сичэнь недовольно сдвинул брови. — И сколько раз я просил обращаться ко мне по имени и на «ты»! Я старше тебя всего на два года! — Вы выше меня по статусу, — опустил глаза Мэн Яо. — Я не смею быть столь неучтивым с человеком вашего положения. Сичэнь поморщился: — Здесь, Яо, нет никаких статусов. Нет Наследника и простолюдина. Есть лишь два человека почти одного возраста, волею судьбы временно оказавшихся под одной крышей. К чему всё так усложнять? — он раздражённо цыкнул. — К тому же мы оба заклинатели. А твой отец, как и мой, — Глава Великого ордена! — Мой отец меня не признал… — сдавленным голосом произнёс Мэн Яо. Собственные слова наполнили его чувством горечи и стыда. — Что с того? — нахмурился Сичэнь. — От этого ты не перестал быть его сыном! — помолчав немного, он позвал: — Иди сюда! Мэн Яо подошёл и вопросительно на него посмотрел. Сичэнь откинул одеяло: — Ложись в кровать, на полу ты простудишься. Яо покачал головой: — Кровать слишком узкая для двоих, господин! Нам будет тесно. Я сплю беспокойно и случайно могу потревожить вашу рану. — Моя рана давно затянулась, ничего с ней не случится! — Сичэнь досадливо мотнул головой. — Ложись, я сказал! Мэн Яо топтался в нерешительности, не смея принять его предложение. Вдруг Сичэнь прищурился и, насмешливо выгнув бровь, резко подался к нему: — Оу! Неужели этот невинный лотос боится, что я буду к нему приставать? Мэн Яо охнул и в испуге отшатнулся: — Что вы, господин! И в мыслях не было! Он лгал. Было. В мыслях было всё. И уже давно. К Сичэню его тянуло неумолимо. Чуть ли не с того дня, когда он появился в его кухне, нелепо кутаясь в одеяло. Яо мечтал о нём постоянно. И с каждым днём желал его всё сильнее. И, кстати, невинным лотосом он не был от слова совсем. Со своей невинностью Яо распрощался давным-давно — лет примерно в четырнадцать. Живя в борделе, сложно оставаться невинным. Да и незачем. Что ему было с этой невинности? Он ведь не дева. Да даже если бы был девой. В месте, в котором он вырос, к плотским утехам относились… просто. Они были естественной частью ежедневной обыденной жизни. Для одних — работой, для других — развлечением, для третьих — удовольствием, за которое нужно платить. Яо относил себя ко вторым. И немного — к третьим, с тем лишь различием, что платить за любовь ему не приходилось. Его одаривали ею бесплатно. Он был милым, добрым, ласковым и утончённо красивым. И сестрички, уставшие от грубости и капризов посетителей, находили в нём отдушину и радость. Яо не возражал. Ему нравилось дарить радость. Нравилось делать людям приятно. А милые девы воздавали ему сторицей за его доброту. Матушка, разумеется, догадывалась об этой стороне его жизни. Кажется, её это немного огорчало, однако относилась она ко всему с пониманием. И ни разу ни в чём его не упрекнула. После, когда он уже жил один, у него время от времени случались связи. В основном с женщинами. С мужчинами он тоже пробовал. Пару раз. Но ему не понравилось. Яо был от природы тонкокостным, изящным и хрупким. Мужская сила и грубость не пришлись ему по нраву. И он решил, что предпочитает женщин — нежных, мягких, податливых. К мужчинам его практически не влекло. До встречи с Лань Сичэнем. Наследник Лань поначалу покорил Мэн Яо своей невероятной красотой. А когда оказалось, что к прекрасной внешности прилагаются ум, доброта, обаяние и весёлый, лёгкий нрав, то устоять перед его очарованием у Яо не было никаких шансов. Поэтому сейчас он широко раскрытыми глазами смотрел на смеющегося Сичэня, и сердце его трепыхалось пойманной птицей, а ноги сделались ватными. Отсмеявшись, Сичэнь покачал головой и, глядя на него со снисходительной усмешкой, похлопал ладонью по кровати: — Ложись, не бойся, я тебя не трону! Обещаю! Если конечно… — уголок его губ дёрнулся вверх, а голос стал чарующе низким, — ты сам этого не захочешь… От дразнящих, флиртующих ноток, прозвучавших в его тоне, Мэн Яо пробила дрожь. Он залился краской до корней волос, словно нецелованная юная дева, впервые услышавшая в свой адрес комплимент. Увидев такую реакцию, Сичэнь снова громко расхохотался: — Боги, Яо, ты это серьёзно?! Да не трясись ты так, я пошутил! Я не собираюсь тебя домогаться, правда! — он утёр рукавом нижних одеяний выступившие от смеха слёзы и произнёс с тёплой улыбкой: — Ложись давай! Тебе нужно выспаться, завтра рано вставать. Ты ведь собирался в город на работу, — забравшись в кровать, он лёг первым. — Я возьму своё одеяло… — пробормотал Яо и, спотыкаясь на каждом шагу, уныло поплёлся к своей циновке, мысленно кляня себя за нерешительность и неизвестно откуда взявшуюся стыдливость, которой у него отродясь не было. Лань Сичэнь сам заговорил о том, что Яо с трепетом представлял себе лишь в тайных и самых смелых своих мечтах. Сам! А он повёл себя как круглый идиот. Смутился, покраснел, словно неопытный юнец. Что теперь Сичэнь о нём подумает?.. Он упустил такой шанс! Но… был ли у него этот шанс?.. Ведь Сичэнь сказал, что пошутил… Что это была всего лишь… шутка?.. Хотя всем известно, что в каждой шутке есть лишь доля шутки… Обуреваемый противоречивыми чувствами, Яо лёг на краешек узкой кровати, стараясь оставить между ними расстояние, и накрылся одеялом по самую шею. Сичэнь как обычно заснул сразу, как только голова его коснулась подушки, а у Яо сна не было ни в одном глазу. Осторожно повернувшись набок, он, затаив дыхание, принялся любоваться его точёным, ровным профилем, словно высеченным из драгоценного белоснежного нефрита рукой великого мастера. Боги, как же он невероятно красив! Как вообще на этой грешной земле мог родиться настолько прекрасный человек?!. Яо смотрел на него с замирающим сердцем, не в силах оторвать восхищённых глаз. Внезапно Сичэнь испустил тихий вздох и произнёс с нотками лёгкого раздражения в голосе: — От твоего взгляда на мне останутся ожоги, Яо! Мэн Яо испуганно дёрнулся, пойманный с поличным. Сичэнь открыл глаза и повернулся к нему лицом, подложив руку под голову. Несколько мгновений буравил его пронзительным, потемневшим взором. Затем губы его тронула усмешка: — Почему ты так смотришь на меня? Нравлюсь? — в глубине его зрачков вспыхнуло пламя. Яо очень хотелось честно ответить — да! Нравишься! Безумно! Но дыхание перехватило, а в горле внезапно пересохло. Он не сумел выдавить из себя ни звука, лишь беспомощно хлопнул ресницами и отчаянно кивнул. Сичэнь тихонько рассмеялся. Протянул руку и кончиками пальцев нежно провёл по его щеке: — Ты мне тоже, — придвинулся так близко, что Яо почувствовал его тёплое дыхание на своём лице. Сичэнь помолчал, пристально глядя ему в глаза, и лукаво улыбнулся. — Знаешь, мы с тобой могли бы проводить время не только полезно, но и приятно, если захочешь… — он заправил Мэн Яо за ухо прядку его растрёпанных волос и прошептал: — Хочешь?.. Яо, не смея поверить в то, что всё происходящее не сон, снова кивнул, заворожённо глядя в его глаза — тёмные и глубокие, словно бездонные омуты. Голова его пьяно кружилась, а сердце грозило выскочить из груди. Сичэнь приподнял бровь: — Уверен?.. — Уверен… — хрипло произнёс Яо, обретя наконец голос. Лицо Сичэня приобрело довольное выражение: — Хорошо! — он приподнялся, опираясь на локоть, и улыбнулся кончиками губ, однако тут же вдруг посерьёзнел. — Но есть несколько правил, которые нельзя нарушать. Яо вновь рвано кивнул, давая понять, что внимательно слушает. — Первое — никаких серьёзных чувств и обязательств. Второе — ничего, кроме поцелуев и ласк руками. Третье — я ни перед кем не обнажаюсь. Ты можешь, если тебе это нравится, я — не стану. Ты, конечно, уже всё там видел, — он усмехнулся, намекая на то, что Мэн Яо пришлось раздеть его, чтобы обработать рану и привести в порядок одежду. — Но тогда ты был моим лекарем, а я — твоим пациентом, так что это не в счёт, — Сичэнь пошарил любопытным взглядом по его лицу, пытаясь считать реакцию на сказанное, затем склонил голову набок и спросил: — Ну что, согласен?.. — Согласен! — Яо был согласен на всё что угодно, лишь бы ему позволили хотя бы раз прикоснуться к этому прекрасному и столь желанному телу. — Хорошо! — с улыбкой повторил Сичэнь и молниеносно перевернул Яо на спину, выбивая из него дыхание тягучим, сладким, головокружительным поцелуем.

***

У Яо было чувство, словно ему снится какой-то невероятно прекрасный, волшебный сон. И просыпаться он не желал ни в коем случае. Каждый день он задавался одним и тем же вопросом — за какое великое благодеяние судьба подарила ему встречу с Лань Сичэнем? Чем он это заслужил? Однако ответа на свой вопрос найти не мог, потому что появление Наследника Лань в его серой и, с какой стороны ни взгляни, незавидной жизни было самым настоящим чудом. Сичэнь был чудом. Несмотря на то, что Яо сам был мужчиной, к представителям своего пола он относился… плохо. Его отталкивали грубость, агрессия и жестокость, присущие, по его твёрдому убеждению, большинству мужчин. Яо на дух не переносил насилия. За пятнадцать лет, прожитых в цветочном доме, он насмотрелся на подобное по самое не балуй. И не единожды становился свидетелем того, как мужчины проявляли худшие черты своего характера. Вели себя по-варварски жестоко, хамски, непристойно. Унижали тех, кто слабее. Оскорбляли женщин и поднимали на них руку. Яо множество раз видел синяки и царапины на тонких руках и нежной шее своей драгоценной матушки, каждый раз испытывая отчаяние и бессильную ярость из-за невозможности уберечь её от дурного обращения. И безумно желая уничтожить каждого, кто посмел причинить ей боль. Поэтому он был уверен, что мужчины по большей своей части грубые, невоздержанные животные, ведомые исключительно одним инстинктом — похотью. Нет, Яо, конечно, предполагал, что где-то существуют и другие — подобные тем, о которых он читал в своих любимых книгах. Однако в жизни он таких не встречал ни разу. И вот наконец встретил. Потому что Сичэнь отличался от всех, кого он знал или видел когда-либо. Сичэнь, несомненно, был сильным. Очень. И, безусловно, опасным. Яо прекрасно помнил острое лезвие кинжала у своего горла и смертельный ужас, что тогда испытал. Наверно, Сичэнь мог быть также грубым и жестоким при необходимости. Яо ничуть не сомневался, что он может убить его одним пальцем, если пожелает. Но почему-то нисколько его не боялся. Хотя, вероятно, следовало. Однако Сичэнь был с ним таким до безумия нежным, что в душе Яо не оставалось места для страха. Он был опьянён своими чувствами, и море было ему по колено. У Яо никогда не было партнёра настолько ласкового, трепетного и чуткого. И одновременно — такого пылкого и страстного, что Яо всякий раз млел и таял в его руках, растекаясь по смятым простыням ничего не соображающей лужицей. Сходил с ума от жарких поцелуев и пламенных ласк, каждую ночь умирая от наслаждения и заново возрождаясь. А ведь у них почти ничего не было! Лишь губы, выпивающие сладкое дыхание с чужих губ, и руки, жадно пробирающиеся под нижние одежды и ласкающие разгорячённую кожу. Яо боялся себе даже представить, что бы он почувствовал, если бы они зашли дальше. Как бы это ощущалось. Но представлял. И страстно этого желал. Очень скоро он осознал, что ему мало. Катастрофически недостаточно того, что между ними происходит. Ему хотелось больше. Хотелось всего. Он хотел ощутить Сичэня настолько близко, насколько это было возможно. Неважно как, лишь бы хотя бы на краткий миг стать с ним единым целым. Яо был согласен на всё, чего бы тот ни пожелал. Однако Сичэнь за обозначенные границы заходить не позволял. Однажды распалённый страстью Яо нырнул под одеяло, отчаянно желая приласкать его по-другому — ещё нежнее, ещё интимнее. Но Сичэнь тут же вздёрнул его наверх, опрокинул на спину и навис над ним, пронзая цепким взором. — Правила, Яо, — тихо напомнил он, слегка нахмурившись. — Ничего, кроме поцелуев и ласк руками. Ты забыл? — Но почему, Сичэнь?.. — с искренним недоумением и немалой досадой уставился на него Мэн Яо. Он и правда не понимал, за каким гуем сдались Сичэню эти бестолковые, дурацкие правила! Ладно первое — «никаких серьёзных чувств и обязательств». Это Яо ещё мог понять. В этом был хоть какой-то смысл. Но всё остальное-то к чему?! Сичэнь ведь не дева! Ему ведь не нужно будет в первую брачную ночь предъявлять доказательства своей непорочности! Как оказалось, нужно… Только предъявлять их он собирался не кому-то, а самому себе. — Правилами моего ордена запрещено прелюбодеяние, — с абсолютно серьёзным видом заявил ему Сичэнь. — Я обязан хранить чистоту до брака. Чистоту?.. Услышав это, Яо аж поперхнулся от изумления. То есть то, чем они занимались всё это время, по мнению Сичэня, прелюбодеянием не являлось?.. Неужели он правда считает, что прелюбодеяние непременно должно включать в себя соитие? И всерьёз полагает, что, каждую ночь умело доводя их обоих до сорванного стонами и криками наслаждения голоса, он продолжает оставаться невинным? Серьёзно?!. Что же, тогда у Яо для него плохие новости. Впрочем, озвучивать их он не станет. Если Наследник Лань, занимаясь откровенным самообманом, хочет таким образом обойти правила собственного ордена и внушает себе, что до сих пор непорочен, то кто такой Яо, чтобы его в этом разубеждать? Поэтому в ответ на слова Сичэня он лишь тяжело вздохнул и утянул его в очередной поцелуй, потеряв им сегодня счёт. И честно старался соблюдать совершенно бессмысленные, с его точки зрения, правила. Правда, с первым из них не задалось с самого начала. Потому что чувства обрушились на Яо, словно бурный горный поток по весне. Подхватили его, будто щепку, и понесли, кружа и кидая в разные стороны. Сопротивляться их сокрушительной мощи у него не было ни сил, ни желания. Любовь ворвалась в его сердце, доселе не знавшее подобного рода привязанностей, пустила крепкие корни, заполнила собой всё пространство и, кажется, поселилась навечно, не собираясь оттуда уходить. Яо сдался без боя, отдавшись этому чувству целиком, без остатка. Он полюбил. Впервые в жизни. По-юношески пылко, искренне и беззаветно. Он боготворил Сичэня и идеализировал его. Преклонялся перед ним и чуть ли не молился на него. Готов был целовать землю, по которой ступало его личное божество. Душа его, впервые познавшая любовь, полнилась таким безудержным, безграничным счастьем, что казалось — она может разорваться в любое мгновение, не сумев вместить в себя всей его необъятности. Яо не был глупым и наивным. Отнюдь. За исключением той унизительной истории с отцом, в большинстве случаев он не питал никаких особых иллюзий по отношению к жизни. И обычно смотрел на неё трезво и даже с некоторой долей цинизма. Он прекрасно понимал, что между ним и Сичэнем лежит непроходимая пропасть. Где Наследник Великого ордена и где он — безвестный нищий простолюдин, родившийся и выросший в доме ив? Яо знал, что он — ничто, лишь пыль под ногами Сичэня! И никаких серьёзных отношений между ними быть не может. Но разве влюблённое сердце когда-либо слушало доводы разума?.. Разумеется нет! Поэтому вопреки осознанию, что у его чувств нет будущего, Яо всё равно упрямо надеялся на лучшее. Верил, что любовь творит чудеса и преодолевает любые препятствия. Что Сичэнь ответит на его чувства и заберёт его с собой в прекрасные неведомые дали. И будут они жить долго и счастливо и умрут в один день. Большинство любовных сказаний, прочитанных Яо, заканчивалось именно так. Да, были среди них и грустные истории с печальным концом. Но даже в них любовь всегда торжествовала тем или иным способом, а память об этой любви сохранялась в веках, давая начало новым легендам. Сичэнь же, сам того не ведая, ежедневно и еженощно подпитывал эти надежды, позволяя им укорениться в сердце Яо и расцвести буйным цветом. Подпитывал их нежными взглядами и обращёнными к Мэн Яо ласковыми улыбками. Дразнящим флиртом и мягким смехом. Чувственными ласками и жгучими поцелуями. Яо постоянно спрашивал себя: разве возможно так относиться к человеку, который тебе безразличен? И был твёрдо убеждён, что конечно же нет — невозможно! Поэтому с каждым днём всё больше верил в то, что у их истории может быть счастливый финал. Что судьба в кои-то веки ему улыбнулась. И происходящее между ними лишь укрепляло его веру. Их с Сичэнем совместная жизнь для Яо была подобна сказке. Каждый день они вместе завтракали и ужинали. Тренировались и медитировали. Читали книги и разбирали учётные записи, когда Яо приносил домой срочную работу. Порой тихими, уютными вечерами Сичэнь играл на флейте, а Яо лежал на его коленях и, замирая от теснящего душу восторга, любовался его прекрасным лицом и наслаждался чарующим, волшебным пением сяо. Иногда, оставаясь дома, Яо занимался домашними делами, а Сичэнь неуклюже пытался ему в этом помогать. Но после того как Первый Нефрит изодрал в клочья его единственное более-менее приличное парадное ханьфу, пытаясь его постирать, Яо настоятельно попросил ведение хозяйства предоставить исключительно ему. Сичэнь был чрезвычайно смущён, однако признал, смиряясь, что у Яо это получается намного лучше, чем у него. Тем же вечером они, весело хохоча, пытались пришить к ханьфу заплатки, вырезанные из старого разноцветного покрывала. Затем бросили эту заведомо обречённую на провал затею и целовались прямо на этом покрывале — долго и страстно, до опухших губ. Так проходили их совместные дни — полные смеха, шуток и тепла, радости и света. И ночи, безмолвие которых то и дело нарушалось тихими, томными вздохами, звуками трепетных поцелуев и стонами удовольствия. Просыпаясь каждое утро — разнеженный и приятно утомлённый — Яо чувствовал себя до неприличия, безбожно счастливым. И лишь время от времени душу царапали острые коготки страха, напоминая о том, что всё это в любой миг может закончиться. И оно закончилось.

***

Мэн Яо внезапно пробудился. Грудь его теснило ощущение неясной тревоги и беспокойства. Открыв глаза, он обнаружил, что один в постели. Резко поднявшись, он сел, опустив ноги. Босые ступни обожгло холодом ледяного пола. Яо вздрогнул и, подняв голову, обомлел от ужаса — у порога комнаты стояла высокая тёмная фигура. Первое, что пришло ему в голову, — их обнаружили! Вэни добрались до его лачуги и схватили Сичэня! Однако, подслеповато проморгавшись, он понял, что человек, стоявший у входа, — это и есть Сичэнь, одетый в свой чёрный плащ. Он… уходит?.. Вот так вот — посреди ночи, даже не попрощавшись?!. Несмотря на свои наивные, полудетские мечты, где-то в глубине души Яо всё же понимал, что Сичэнь вряд ли позовёт его с собой. Однако после всего, что между ними было, он рассчитывал хотя бы на… разговор?.. Сердце его больно сжалось от горькой обиды. — Ты… уходишь?.. — голос его предательски дрогнул. — Почему не разбудил меня?.. Струящийся в окно лунный свет ярко освещал фигуру Сичэня. На лице его после слов Мэн Яо появилось нечитаемое выражение. — Не люблю прощаний. Я оставил записку, — глухо произнёс он и кивком указал на прикроватный столик. Проследив за его взглядом, Яо увидел на столике небольшой листок бумаги, сложенный пополам, и лежащий на нём увесистый кошелёк. При виде последнего у Яо возникло такое чувство, словно его резко ударили под дых. Жестоко и сильно. Он будто вновь ощутил тот мощный пинок, которым отец спустил его с лестницы Башни Кои, и задохнулся от пронзительной боли и нестерпимого унижения. Вот оно как… Значит, Сичэнь молча, не соизволив даже сказать пару добрых слов на прощание, решил исчезнуть из его жизни, взамен оставив ему… кошелёк?.. Заплатив таким образом за оказанные им, Яо,.. услуги?.. Как… шлюхе, с которой неплохо провёл время?.. Комната перед глазами Яо закружилась. Во рту появился резкий металлический привкус — очевидно, он прокусил щеку, отчаянно пытаясь сдержать рвущийся из груди надрывный всхлип. В душе разверзлась чёрная бездна. Зачем он так с ним?.. За что?!. Он ведь… знал… Знал о Яо всё. Яо доверчиво, желая быть предельно честным с любимым человеком, рассказал Сичэню обо всём, ничего не скрывая. О своём происхождении, о жизни в борделе, обо всех, с кем был когда-то близок. Об унижениях и оскорблениях, которым подвергался. О той боли и обидах, что испытал. Полностью распахнул перед ним душу, позволив заглянуть во все самые тёмные и тайные её закоулки. И ни разу об этом не пожалел. Сичэнь оправдал его доверие. В его взгляде Яо не увидел ни капли презрения или осуждения. Напротив — после подобных откровений Сичэнь обнимал его ещё ласковее и целовал ещё нежнее. Называл храбрым и сильным. Уверял, что, пройдя такую школу жизни, Яо непременно сумеет добиться всего, чего пожелает. Яо думал, что любить Сичэня ещё сильнее невозможно. Он ошибался. С той поры он готов был отдать за него собственную жизнь. И всё это — их душевная близость и яркая страсть, их бережное, чуткое отношение друг к другу — закончилось вот так? Обрывком бумаги с парой второпях начертанных иероглифов и небрежно брошенным тугим кошельком?.. Лучше бы Сичэнь перерезал ему горло в том тёмном переулке! Яо был уверен, что даже тогда он испытал бы меньшую боль. Сичэнь, увидев, как Мэн Яо смертельно побледнел и отшатнулся от столика, очевидно, осознал, что именно он сделал. Понял, как это выглядело в его глазах. Переменившись в лице, он воскликнул: — Нет, Яо! Всё не так!.. Я… Ты ведь кормил меня целый месяц! Это лишь… компенсация за твои траты! — он смешался и замолчал. В глазах его отразилось чувство вины. Мэн Яо крепко зажмурился, не позволяя пролиться жгучим слезам. Он выплачется после. Когда Сичэнь уйдёт… Он прекрасно осознавал, что если сейчас устроит драму, то окончательно отвратит от себя Сичэня и уже точно больше никогда его не увидит. За время, проведённое вместе с Наследником Лань, Яо успел довольно хорошо изучить его. И знал, что тот больше всего на свете не выносит истеричных и навязчивых людей. Поэтому Яо сделал глубокий вдох, из последних сил стараясь взять себя в руки. Встал с кровати, подошёл к Сичэню и остановился в двух шагах от него, впившись жадным, тоскливым взором в знакомое до мельчайшей чёрточки любимое лицо. Сичэнь напрягся и проследил за его приближением настороженным, предостерегающим взглядом. Совсем как тогда, в первый день их знакомства. Сердце Яо сжалось от горечи. Вот и всё. Они вернулись к тому, с чего начали. Словно ничего и не было… Умирая внутри от невыносимой боли и отчаяния, Мэн Яо ярко улыбнулся. На щеках его появились милые ямочки. Он знал, что Сичэнь обожал его улыбку и эти самые ямочки. Он постоянно говорил ему об этом, со смехом пытаясь сцеловать их со щёк Яо каждый раз, когда он улыбался. — Я лишь хочу пожелать тебе доброго пути, Сичэнь! — искренне произнёс Мэн Яо, глядя на него снизу вверх преданно, ласково и мягко. Сичэнь заметно расслабился. Несколько мгновений он внимательно и молча смотрел ему в глаза. Затем решительным шагом прошёл к столику, взял чистый лист бумаги и принялся быстро что-то писать. Закончив, свернул письмо и скрепил его печатью, которую вынул из мешочка цянькунь, спрятанного за отворотом его одеяний. Вернулся к стоящему у порога Мэн Яо и протянул ему свёрнутую бумагу: — Если захочешь продолжить Путь заклинателя, ступай в Нечистую Юдоль. Глава ордена Не — мой близкий друг. Отдай ему это письмо, и он примет тебя в своей резиденции. Но прежде чем решиться на этот шаг, хорошо подумай! — Сичэнь нахмурился, взгляд его сделался суровым. — Грядёт война, Яо, и сейчас не лучшее время, чтобы вступать в Великий орден. Это может быть для тебя чрезвычайно опасным. Я бы не советовал этого делать, однако выбор за тобой, — он помолчал и, на краткий миг становясь прежним собой — заботливым и нежным, тихо добавил: — Я не хочу, чтобы ты пострадал… — протянул руку, словно желая привычно провести кончиками пальцев по щеке Яо, но тут же отдёрнул её, так и не коснувшись. Подобрался, во мгновение ока вновь превратившись из ласкового Сичэня в холодного и неприступного Наследника Великого ордена Гусу Лань. — Благодарю тебя, Мэн Яо! За всё. Береги себя! — отрывисто, коротко кивнул. — Не провожай! — и стремительно покинул жилище Яо, бесшумно прикрыв за собой дверь.

***

После ухода Сичэня Яо хотелось лишь одного — лечь и умереть. Прямо здесь — на острых осколках своего разбитого сердца. Жизнь растеряла яркие краски и утратила для него всякий смысл. Он прекратил ходить в город на подработки. Перестал вообще выходить из дома, тренироваться, медитировать, даже есть. Долгими, серыми днями и бессонными ночами он лежал на кровати в своём опустевшем, холодном доме, уставившись пустым взглядом на потрескавшийся потолок, и вспоминал… Раз за разом прокручивая в голове картины прошедшего месяца, промелькнувшего так скоротечно. И канувшего в никуда, словно дивная, сказочная грёза. Яо бережно и осторожно, словно бусины из хрупкого стекла, перебирал бесценные воспоминания. Светлые улыбки Сичэня и его тёплый смех. Их совместные тренировки и увлечённые обсуждения прочитанных книг. Уютные вечера, наполненные покоем и безмятежностью. Жаркие ласки и нежные поцелуи. С неохотой возвращался из этих рвущих душу в клочья, но всё равно сладких, словно мёд, мыслей на грани яви и сна в свою беспросветную, одинокую реальность. И корчился от нестерпимой боли и безысходной тоски, сотрясаясь в беззвучных рыданиях, потому что выть в голос у него уже не осталось сил. Поначалу Мэн Яо честно пытался возненавидеть Наследника Лань. Убеждал себя в том, что тот поступил с ним жестоко, подло и низко. Обманул и использовал, а затем выбросил, словно обветшавшую и ставшую ненужной вещь. Однако стоило ему представить чарующий взгляд его тёмных глаз и ощутить фантомные ласковые объятия и прикосновения тёплых губ, как от ненависти не оставалось и следа. А душа наполнялась трепетной нежностью и безграничной любовью. И он понимал, что не сможет. Никогда не сможет его ненавидеть, как бы ни хотел. Осознание этого отзывалось в сердце мучительной агонией. Спустя некоторое время, когда рана перестала кровоточить и изнуряюще терзать его душу, Мэн Яо вновь обрёл способность мыслить хоть немного трезво и ясно. И пришёл к выводу, что неправ. Понял, что в нём говорят боль, обида и уязвлённая гордость. Сичэнь по вполне понятным причинам не мог здесь с ним остаться. И, разумеется, не обязан был звать его с собой. С какой стати? Да и как Яо себе это представлял?.. На что рассчитывал? Гусу Лань именитый, строгий и довольно закрытый орден. Чтобы стать его адептом, нужно было в нём родиться или пройти жёсткий отбор, продемонстрировав выдающиеся способности к заклинательству и обладая всеми необходимыми знаниями, умениями и навыками. Будучи при этом одним из отпрысков или известных учеников другого ордена. Хотя бы Малого. Яо не соответствовал ни одному из этих параметров. Он был простолюдином и сыном даже не простой обывательницы, а представительницы, как ни крути, довольно позорной профессии. Да такого, как он, никто бы близко не подпустил не то что к воротам, а даже к лестнице, ведущей в Облачные Глубины! Невзирая на то, что Яо являлся бастардом Главы Великого ордена и имел какое-никакое, но золотое ядро. И даже Наследник, вероятнее всего, был не вправе тащить в резиденцию с улицы кого попало. По сути, первого встречного. Человека, которого он, если быть честным, толком не знал. Сичэнь не смог бы этого сделать, даже если бы захотел. А он и не хотел. Зачем ему это? Проанализировав всё произошедшее, Яо скрепя сердце наконец осознал, что был для Сичэня не более чем мимолётным, временным развлечением. Человеком, с которым Наследник Лань захотел провести время «не только полезно, но и приятно», вынужденно коротая с ним дни под одной крышей в ожидании полного восстановления здоровья и духовных сил. Однако Яо ведь сам на это согласился! Он безоговорочно принял все его условия! Сичэнь никогда его не обманывал и ничего ему не обещал. Он всегда был с ним честен, с самого начала обозначив свою позицию: «никаких серьёзных чувств и обязательств». В том, что Яо вляпался в свои чувства по самые уши, вины Сичэня не было. И кто из них кого использовал — это ещё вопрос. Наследник Лань сделал для Мэн Яо больше, чем кто-либо другой в этом мире (за исключением матушки). Да, Яо помог ему спастись от Вэней, однако Сичэнь щедро его за это отблагодарил. Он стал его наставником и всего за несколько недель превратил его в настоящего заклинателя, а не в пародию на последнего, кем Яо являлся до встречи с Сичэнем. Он научил его сражаться. Вдохнул в него уверенность в своих силах. А что касается их близости, то разве Сичэнь хоть раз его к чему-либо принудил?.. Нет! Яо добровольно делил с ним ложе. С охотой и радостью! Между ними всё всегда происходило по обоюдному согласию и желанию. И Сичэнь давал ему ничуть не меньше, чем получал сам. Возможно, даже больше. А уходя, преподнёс Мэн Яо самый ценный дар, который мог в тот момент предложить, — он буквально распахнул перед ним дверь в резиденцию одного из Великих орденов. И только от Яо зависит, сумеет ли он правильно распорядиться этим даром. Да, это не орден Цзинь, адептом которого он мечтал стать с самого детства. Однако Цинхэ Не ничем не хуже. Во всяком случае, для начала. Мэн Яо тяжело вздохнул и заставил себя поднялся с кровати. Вышел в кухню и поморщился, почувствовав прогорклый запах испорченной еды. Быстро всё выбросил, прибрался, подогрел воду и привёл себя в порядок. Аппетита не было, но он всё равно съел яблоко, чтобы хоть немного восстановить силы. Вернувшись в комнату, подошёл к прикроватному столику и, развязав тесёмки кошелька, заглянул внутрь. Мешочек был туго набит крупными серебряными слитками. Губы Яо скривились в горькой усмешке. Компенсация за траты, значит?.. Да учитывая расходы Яо на еду, на эти деньги он мог бы кормить их с Сичэнем не меньше года! Впрочем, ладно. Дарёному коню, как говорится… Когда-нибудь Яо вернёт Сичэню этот долг. С процентами. А сейчас деньги будут ему очень даже кстати. Первым делом он пойдёт в Юньпин. Купит там одежду, приличествующую заклинателю, и лучший меч, который найдёт. Затем отправится в Цинхэ. Сичэнь сказал, что война не лучшее время для вступления в Великий орден. Яо позволит себе с ним не согласиться. Ведь именно в такие смутные, неспокойные времена человек, находящийся в самой гуще событий, может как упасть, так и возвыситься. Яо падать ниже уже некуда. Ему нечего терять. Кроме своей жизни, конечно. Но он готов ею рискнуть. Во имя того, чтобы подняться так высоко, как только сможет. Он сделает всё возможное и даже невозможное, чтобы добиться того положения в обществе, которое принадлежит ему по праву рождения. Выгрызет его зубами, если придётся. Сичэнь прав. Несмотря на то, что Глава ордена Цзинь не признал Яо, он всё равно продолжает оставаться его сыном! В его жилах течёт кровь представителей одного из самых древних, знатных и могущественных кланов мира заклинателей. И Яо докажет всем этим спесивым и напыщенным гордецам, чьей единственной заслугой является то, что им повезло родиться в законном браке, докажет им, что кровь не водица! Утрёт нос всем тем, кто надменно и зло смеялся над ним, когда он катился вниз по золочёной лестнице. Когда с трудом поднялся на ноги, почти теряя сознание от потрясения и боли, но пытаясь сохранить хотя бы жалкие крохи своего попранного достоинства. Когда уходил оттуда в разодранных, испачканных пылью и кровью одеяниях, но с высоко поднятой головой. Яо преодолеет пропасть, что лежит между ним и Сичэнем, и сократит разделяющее их расстояние. Он станет достойным внимания и интереса Наследника (а к тому времени, вероятно, уже Главы) ордена Лань. Даже если Яо не окажется на одном с ним уровне, пусть так. Он всё равно постарается подняться максимально высоко и подобраться к нему достаточно близко, чтобы постоянно быть рядом, быть на виду. И тогда… Тогда Сичэнь непременно полюбит его. Яо просто не оставит ему иного выбора.