Тщательно продуманный план уничтожить Хан Джисона

Оказалось, ему не нужно было ничего объяснять стилистам-нунам: те были достаточно умны, чтобы догадаться об этом сами, и молча надели ему на шею новый, такой же чокер. Джисон не знает, ценит ли он это, или это заставляет его хотеть умереть. После того, как Хенджин и Чанбин сделали из него безмозглую кашицу, ему было очень трудно сдерживать свою эрекцию. На самом деле член у него до сих пор стоял и время от времени подергивался, когда он отключался и мысленно посещал туалет или кладовку для уборщиц, разваливаясь на части под руками Минхо, Хенджина и Чанбина — или от рук всех троих. По крайней мере, сейчас он наедине с Феликсом в комнате ожидания, в безопасности. Или, во всяком случае, так он думал. — Что заставило тебя так много думать, Ханни? — голос Феликса врывается в Джисоново сознание как нож в масло, и выводит его из туманного, сексуального транса так же сильно, как и затягивает, — я практически слышу твои мысли отсюда. Джисон лежит на животе на полу, поджав ноги, как школьница. Он опирается головой на одну руку, глаза пустые, если не считать остатков похоти, затуманивающих взгляд. Феликс, с другой стороны, сидит на черном кожаном диване прямо перед ним, что заставляет его смотреть вниз. Один только намек на силу, исходящую от разных уровней, заставляет холодок пробежаться по джисонову позвоночнику. — О, — это все, что может сказать Джисон после нескольких секунд ожидающей тишины, — наверное, я немного устал. В своем сонном, похотливом состоянии он не замечает быстрой ухмылки на лице Феликса. — Ох, ты устал, малыш? — не замечает фальши в его сочувственном тоне. Глаза Джисона становятся ещё более щенячьими и он сжимает бедра вместе. Феликс похлопывает себя по бедрам. — Тогда садись ко мне на колени. Может, если бы Джисон был в лучшем состоянии, он бы понял, что это дьявольская поездка в ад. Или, как это теперь называет Джисон, третий шаг тщательно продуманного плана уничтожить Хан Джисона. Повинуясь, Джисон встаёт и пытается оседлать бедра Феликса, но его останавливают. — Нет, малыш, — маленькие руки Феликса ложатся на ещё более маленькую талию Джисона, и от одного только прикосновения тепло распространяется от груди к животу, — спиной к моей груди, м? И снова у Джисона не хватает ума усомниться в этом. Он поворачивается в объятиях Феликса и изо всех сил старается не кончить на месте, когда Феликс с силой притягивает его к себе на колени, удерживая его ноги раздвинутыми. — Вот так, — негромко говорит Феликс, — хороший мальчик, — шепчет он затем прямо на ухо Джисону, и он чувствует, как его член наполняется. Хныканье подступает к его горлу, но ему удается его сдержать. — Так скажи мне, маленькая шлюха, как прошли хены? — на это он не может сдержать стона. Руки Феликса плавно переходят с его талии на бедра, обводя его изящные тазовые кости. Он издает смешок прямо на ухо Джисону, который вздрагивает, — разве это немного не жалко? Быть таким доступным? Быть лишь нашей игрушкой? Сочащаюся унижение и его милый, невинный тон действуют на разум Джисона и на его уже твердый член. Когда он чувствует, как руки Феликса ползают по его бёдрам, полностью минуя область промежности, но касаясь чувствительных внутренних частей примерно наполовину, его бедра поддаются вперёд. В ответ Феликс сжимает их. — Неа, — и Джисон скулит, — скули сколько хочешь, милашка. Одно могу сказать точно: ты не сможешь кончить. И тебе лучше быть послушным мамочке. — Но мамочка… — пытается Джисон только для того, чтобы получить шлепок по внутренней стороне правого бедра. Предупреждение. — Ты сомневаешься в мамочке, малыш? Джисон сглатывает, он так сильно возбужден: — Н-нет, мамочка. Я буду хорошим. М-малыш не кончит. Феликс ласкает внутреннюю сторону его бедра и коротко чмокает прямо под левым ухом. — Ну вот, мамочкин хороший мальчик. В комнате так жарко — невыносимо жарко так, что Джисону хочется сорвать с себя всю одежду. Он начинает теребить на себе рубашку, хныча. — Хм? В чем дело, малыш? Тебе жарко? Джисон быстро кивает, ища хоть какое-то освобождение. Под ладонями Феликса вспыхивает огонь. Они начинают медленно двигаться вверх, прямо туда, где Джисон нуждается в них, хочет их, жаждет их. — О, но это не слишком эгоистично, малыш? — он делает ещё один влажный чмок, на этот раз немного ниже, — нуны так усердно работали, наряжая тебя как милую маленькую шлюху. Ты собираешься выбросить все их усилия? По левой щеке Джисона скатывается слеза, он так сильно возбужден и испытывает такую сладкую, восхитительную боль, пройдя через это в третий раз. Феликс слизывает слезу по пути вниз, ещё больше смачивая щеку. — Нет, мамочка. — Как мило и заботливо с твоей стороны, малыш, — Феликс поворачивает стол, и Джисон хнычет. Его мозг превратился в кашицу, и единственное, обо что он может опереться, это Феликс, Феликс, Феликс, — разве ты не мамочкин добрый мальчик? Это похоже на то, как люди свысока разговаривают с собакой, и сама мысль об этом сводит Джисона с ума. Руки Феликса снова пропускают его член, чтобы перебраться на низ живота, и Джисон судорожно вдыхает воздух. — Жалкое ничтожество, — Феликс на этот раз смеётся в затылок Джисона, переходя к другому уху. Под своими руками он ощущает, как сжимаются и напрягаются мышцы пресса Хана. Джисон откидывает голову назад на левое плечо Феликса, ещё больше слез, переполненные дразнящими прикосновениями и грязными разговорами, стекают по его лицу. Поднимаясь выше, Феликс облапывает все тело, иногда достаточно сильно, чтобы, вероятно, оставить синяки. Они пробегают по всему торсу Джисона, но никогда не касаются его сосков, даже если проходят близко. Все, что может сделать Джисон, это затаить дыхание, когда Феликс слишком близко, и вдохнуть, когда его дьявольские руки убираются прочь. — Они, — выдыхает Феликс, и наконец хоть как-то это подействовало — но Джисон едва успевает насладиться победой, как руки Феликса ложатся на его грудь, сжимая ее. Джисон готовится, бессознательно сжимаясь. Феликс тверд, — они могут войти в любую минуту, малыш. Они увидят тебя таким, превращенным в безмозглую шлюху, которая может думать только об удовольствии. Превратился в маленькую мамочкину безмозглую шлюшку. Разве это не было бы стыдно? — Да, да, — лепечет Джисон, хотя низ его живота сворачивается от удовольствия, — да, пожалуйста, — бездумно умоляет он. Феликс издает ещё один смешок, дыхание сразу же сбивается. — Пожалуйста — что? — он ощупывает грудь Джисона, почти как будто доит ее, и позволяет ладоням тереться о его соски. Это ощущение заставляет Джисона с ещё большим энтузиазмом опускать свои бедра на твердый член Феликса, — пожалуйста, пусть люди смотрят на тебя, пока ты отдаешься нам? Пожалуйста, продолжай касаться меня? Пожалуйста, позволь мне кончить? Пожалуйста, трахни меня? — В-аах! — Джисон даже не может закончить, когда Феликс скручивает один из его сосков, но он продолжает пытаться, — в-все, мамочка, все, все, пожалуйста, — его глаза закатываются в удовольствии; чувствует, что вот-вот перейдет грань, — пожалуйста, пожалуйста. Но это противоречит плану Стрэй Кидс, не так ли? Только через несколько секунд он понимает, что застыл на месте, никаких рук на его груди нет, а две пары глаз с расширенными зрачками смотрят прямо на него. — Привет, ребята, — говорит Феликс позади него, ухмылка заметна в его тоне. — Сейчас наша очередь на фотосессию, — говорит Сынмин, звуча невероятно красноречиво из-за греха, написанного на его лице. Рядом с ним Чонин проводит рукой по волосам, вероятно, в попытке успокоиться. Феликс похлопывает Джисона по боку. — Пойдем, малыш. Джисон в полном дерьме. ♡