e-boys are ruining my life!

      Предполагалось, что это будет быстрый поход по магазинам.       Он вообще не должен был быть здесь, но рубашка с надписью Нирваны, висящая на витрине, привлекла внимание, и теперь Феликс стоит на коленях посреди Hot Topic, роясь в вещах, в то время как парень с примерно двадцатью различными пирсингами следит, чтобы он не запихнул что-нибудь в карманы. И Феликс не понимает почему, ведь, это был всего лишь один раз, когда он не заплатил за розетку.       Контейнер с вещами оказывается бесполезным, словно аниме-косплеи, лежащие на нем, не были достаточным предупреждением.       (Послушайте, ему нравится аниме, но переодеваться в персонажей? Это хобби, которое он предпочел бы оставить другим)       Несмотря на то, что он потратил здесь более чем достаточно времени и определенно опаздывает, он все равно хочет осмотреться. Уходить с пустыми руками было бы странно. И подозрительно, если судить по ожесточенному взгляду сотрудника. Он встает, отряхивая грязь и блестки со своих джинсов (вероятно, от группы детей с блестками, которые были здесь до него), и подходит к выставленным юбкам.       Выбор колеблется в зависимости от наличия на складе, так как есть целые стопки простых черных юбок, в то время как другие находятся в лучшем случае по две или три штуки. Свидетельство наплыва толпы, наблюдавшегося ранее в тот же день.       (И это свидетельствует о вышеупомянутых детях, поскольку неоновых и ярких цветных юбок, как правило, меньше всего в наличии)       Юбка, на которую смотрит Феликс, вообще не лежит в куче. Она почти небрежно отброшена в сторону, наполовину скрытая под сплошным красным кружевным платьем. Он вытаскивает ее, открывая короткую черно-белую юбку в клетку, доходящую ему примерно до середины бедра. Его пальцы едва скользят по ткани, когда его ладонь задевает другая рука.       — Эй-       Рука замирает, и Феликс вынужден поднять глаза на владельца. Вверх — ключевое слово, потому что он высокий. Он на несколько дюймов выше Феликса. Трудно разглядеть большую часть лица незнакомца, с растрепанными голубыми волосами, закрывающими верхнюю половину, и черной маской, закрывающей нижнюю. Но что он может разглядеть, так это два круглых карих глаза, пристально смотрящих на него. Брови слегка приподнимаются, словно он знает, что Феликс его разглядывает. Его джинсы разрезаны до чертиков и сзади, открывая ажурные леггинсы под ними. Они дополнены нелепо большой рубашкой в красную и черную полоску. Когда взгляд Феликса останавливается на его ногах, то он, наконец, понимает, почему он такой высокий — из-за обуви — ботинки на платформе, что, по его предположениям, составляет два или три дюйма в дополнение к каблуку.       — Вау, ты выглядишь действительно-       — Горячим?       Слова вырвались изо рта Феликса еще до того, как он осознал, что они были там, и теперь он не может забрать их обратно. И также не может взять назад ни то, что ответил этот парень, ни румянец, вспыхнувший на собственном лице в ответ на это, потому что он не ошибается.       — Круто, — еле слышно произносит Феликс и словно не очень уверенный в своих словах он повторяет еще раз. — Ты правда круто смотришься.       Если под крутым Феликс подразумевает, что он с радостью позволил бы этому парню раздавить его одним ботинком на платформе, то да, он самый симпатичный человек, которого Феликс когда-либо видел в своей гребаной жизни.       — Спасибо, — теперь незнакомец тоже оглядывает Феликса, хотя трудно судить о его выводах из-за маски. — Я Джисон.       — Феликс.       — Откуда у тебя акцент- это акцент или просто-? — теперь Джисон пристально смотрит на него, и Феликсу приходится бороться с желанием отстраниться от зрительного контакта.       — Австралия, — он говорит это еще до того, как Джисон заканчивает задавать вопрос, слишком привыкший к тому, что его спрашивает об этом почти каждый незнакомец, с которым он сталкивается.       — О- круто, — рука Джисона оторвалась от юбки и теперь засунута в карман джинсов. — Я всегда хотел побывать в Австралии.       — Ты не так уж много теряешь.       Лжец, вот что Феликс на самом деле хочет сказать. Никто никогда не говорит, что хочет посетить Австралию, пока не узнает, откуда он родом, а потом вдруг оказывается, что это самое интересное место в мире. Джисон выглядит как избалованный богатый ребенок, который никогда в жизни нигде не был. Одни только платформы скорее всего стоят больше, чем весь аутфит Феликса.       — Я, э-э, на самом деле я только что вернулся с учебы в Малайзии несколько недель назад.       — А? — ход мыслей Феликса настолько расходится с реальностью, что ему требуется мгновение, чтобы вернуться к разговору.       — Я несколько лет учился в Малайзии. Люблю путешествовать. Есть что-то такое в знакомстве с новыми людьми и посещении новых мест, это просто очень круто, понимаешь? Ну, «круто» — это, наверное, дерьмовый выбор слова, потому что это гораздо больше, чем это, но ты это понимаешь. Верно?       Феликс все понимает. Он также понимает, что Джисон косвенно сказал, что встреча с ним — это круто, так что теперь у него есть за что зацепиться, чтобы подпитывать мечту, разыгрывающуюся в его голове прямо сейчас, в то время как Джисон бушует дальше.       — Да, так что, честно говоря, немного странно возвращаться в Корею.       — Мм, — напевает Феликс, кивая, хотя едва слышит Джисона, слишком зацикленный на том, как полосатая рубашка опускается вниз, обнажая его ключицы.       — Когда ты переехал из Австралии? — вопрос резонирует где-то в голове Феликса, просто чтобы утонуть под напором волн из-за того, как Джисон смотрит на него. — Феликс?       Он снова становится по стойке смирно, услышав, как Джисон зовет его по имени.       — Да? — он не дает себе времени задуматься о том, как Джисон произносит его имя, с правильной интонацией и тем, как имя дергается в конце, не так будто он задает вопрос, а словно он просто не уверен в имени Феликса.       Ладно, это была ложь, он зациклился на этом.       — Когда ты переехал сюда? — повторяет Джисон.       — Несколько лет назад, — однако он все еще смотрит на Феликса, будто ждет чего-то большего, поэтому уточняет:       — Прямо перед старшей школой. Так что это было… — Феликс прищуривается. — Шесть лет назад.       — Чуть больше, чем несколько лет назад, — комментирует Джисон, внезапно поднимая голову. — Стой, сколько тебе лет?       — Двадцать.       — Мне тоже- эй, а когда у тебя день рождения?       К настоящему времени Феликс приближается к такому типу информации, которую он не должен выдавать незнакомым людям. Ладно интернет-незнакомцам. Незнакомые люди в реальной жизни требуют совершенно другой книги правил — например, теоретически, не было бы безопаснее передать эту информацию какому-нибудь чуваку на другом конце Земли? У кого очень мало шансов когда-либо приехать в Корею? Вместо парня в торговом центре недалеко от дома, кто мог бы легко проследить за ним?       Однако Джисон не похож на человека, который пошел бы за ним домой, даже если бы Феликс попросил об этом.       — Пятнадцатого сентября.       — Стой, ты издеваешься надо мной.       Приподняв бровь, Феликс качает головой. Что за наглость у этого парня, чтобы обвинять его во лжи о собственном дне рождении?       — У меня четырнадцатого сентября.       — Оу, — у него перехватывает дыхание в горле.       — Я всего на день старше тебя!       Воодушевленный этой новой информацией, Джисон тянется вперед, чтобы переплести свои пальцы с пальцами Феликса. Его хватка слабая и неряшливая, только еще более неряшливая из-за того, как он начинает размахивать руками взад и вперед. В перерывах между замахами Феликс видит облупившийся черный лак на ногтях Джисона, который раньше не заметил. Он смеется, наблюдая за этим, как за маятником.       Это завораживает, не только потому, что это Джисон, и это действительно самое физическое прикосновение, которое Феликс получал за последние недели, но и из-за того, как Джисон делает это, легко, словно это естественный рефлекс. Его глаза, которые до сих пор остаются единственной видимой чертой, по которой Феликс может судить о его настроении, кажутся расслабленными, с морщинками по краям. У него возникает ощущение, что неловкость от встречи с незнакомцем уже прошла, потому что Джисон чувствует себя комфортно рядом с ним.       Он хотел бы сказать то же самое о себе, но неловкость все еще окутывает его, так туго, что едва можно дышать, не задаваясь вопросом, видит ли Джисон как его грудь поднимается и опускается.       Движения Джисона замедляются, пока они вообще не перестают двигаться, просто держась за руки посреди магазина, чтобы все видели. И магазин далеко не пуст, так что люди должны видеть.       — Так что, поскольку я старше, я забираю юбку, — свободной рукой Джисон хватает ее с полки.       — Эй-       — Ты собирался взять ее? — его рука убирается с руки Феликса, возвращаясь в карман.       Мозг Феликса получает сигнал слишком поздно, и, по крайней мере, еще целую минуту рука все еще находится в воздухе, ничего не сжимая. Только когда он, наконец, отбрасывает это, его мозг получает и другой сигнал: вопрос Джисона — хотел бы он ее себе?       (Точно, дерьмо, Джисону тоже нужна юбка. Если бы она не была ему нужна, то Феликс даже не стал бы с ним разговаривать)       — Да. Это действительно все, что у них здесь есть? — Джисон смеется, и это такой потрясающий звук, что все, что Феликс может сделать, это смотреть на него широко раскрытыми глазами.       В конце концов, Феликс смеется, но это происходит еще позднее после того, как Джисон замолкает, так что из него просто выходит именно то, что он чувствует — пустоту и одиночество. Чтобы заглушить какой бы ни было долбаный шум, он заставляет себя начать говорить.       — Может быть, ты мог бы посмотреть, есть ли еще что-нибудь на складе?       — Мне действительно не хочется разговаривать с людьми, — морщится Джисон.       — Ты разговариваешь со мной, — Феликс не планировал, что это будет смешно, но Джисон все равно смеется.       — Я имею в виду людей, которых я не знаю.       — Опять же — ты разговариваешь со мной, — если Феликс не является сдерживающим фактором, то он не понимает, почему им может быть сотрудник магазина.       — Так, ладно, ты довольно хорошо это подметил. И все же, — его руки скрещены на груди. — Всякий раз, когда я спрашиваю их о чем-то, они обычно этого не знают, и тогда я чувствую себя мудаком из-за того, что спросил, потому что я только что заставил их сделать что-то бесполезное.       — Окей, у тебя тоже есть адекватная точка зрения, — Феликс сжимает губы в твердую линию, с тоской смотря на юбку в руках Джисона.       Он даже не знает, почему так упорно сражается за нее. Но пока он это делает, он разговаривает с Джисоном, и другой прямо здесь, с ним, и Феликс думает, что хотел бы цепляться за этот момент как можно дольше. Даже когда это чревато тем, что он будет выглядеть мелким засранцем.       Особенно, когда он рискует выставить себя мелочным мудаком, потому что Джисон, похоже, ни капельки не возражает против этого спора, и если Феликс не ошибается, то другой наслаждается этим так же, как и он.       Джисон напевает, вытаскивая телефон и что-то проверяя. Пока он отвлекается, Феликс смотрит на черную сумку, висящую у него на плече. На нем несколько пинов, но он не может разобрать слов. Он делает полшага вправо и может прочитать одно из них, прежде чем Джисон уберет его из поля зрения.       Немного гей.       Ну, Феликс тоже в некотором роде гей, так что все получается намного лучше, чем он когда-либо мог надеяться.       (Ну, это как бы немного больше, потому что он был уверен в своей сексуальности со средней школы, и он знает, что ему не нравятся девушки)       Он обнаруживает, что Джисон пристально смотрит на него, и снова поднимает взгляд.       — Что? — интересуется Джисон.       — Ничего, — Феликс прикусывает язык, задаваясь вопросом, должен ли он спросить о пинах. Возможно, это хорошая тема для разговора, и он хочет, чтобы Джисон знал, что они в одной лодке, верно? Э-э, играют за одну и ту же команду? Это правильная фраза? Но у него не было возможности это сделать, потому что Джисон уже заговорил вместо него.       — О чем мы говорили- О да, хорошие точки зрения. У нас обоих они есть. Это и еще день рождения. Это что-то вроде дерьма типа родственной души.       — Значит, мы не будем просить их осмотреть склад? — Феликс фыркает, переводя разговор в другое русло, прежде чем его мысли начинают зацикливаться на родственных душах.       — Нет. У тебя средний размер? — интересуется Джисон, замечая метку «М».       — Ага. У тебя?       — Тоже, — Джисон топает ногой. — Дерьмо.       В этом «дерьмо» есть определенная окончательность, потому что, если ничто не мешает кому-то из них получить юбку, то одному из них придется от нее отказаться. Феликс знает, что это будет не он, не потому что он эгоистичен из-за юбки, нет, он эгоистичен в плане Джисона, так что он не хочет, чтобы разговор заканчивался, даже если это будет означать, что они простоят здесь пока не наступит ночь.       Рот Джисона начинает открываться, или, по крайней мере, Феликс думает, что это происходит, потому что проклятая маска все еще мешает, но он слышит вздох, и глаза Джисона сужаются, будто он только что о чем-то подумал, поэтому, прежде чем он может произнести хоть один слог, Феликс громко выпаливает, используя пины, как последнюю отчаянную попытку завязать разговор:       — Я тоже гей.       Конечно, его рот прекрасно забывает опустить контекст этого предложения, так что он застрял с широко раскрытыми глазами, уставившимися на него. Очень широкими раскрытыми глазами Джисона, и если бы Феликс до этого не утонул в его глазах, то сделал бы это сейчас.       На самом деле он тонет немного больше. Это действительно чертовски гомофобно, что у влюбленности нет спасательных плотов.       — Чего? — Джисон наконец отмирает. Он не выглядит сердитым или даже расстроенным заявлением Феликса, поэтому он понимает намек на то, что тот, должно быть, довольно открыто говорит о своей сексуальности. Он должен быть таким, если у него есть пин на сумке, чтобы его видели все окружающие. Нет, в его взгляде в основном замешательство, и по быстрому морганию Джисона он может сказать, что тот пытается переварить это.       Феликсу следовало бы заговорить снова, чтобы прояснить ситуацию, но он все еще тонет, и ему немного трудно говорить, когда он чувствует, как вода стекает по его коже, соль обжигает шею, поэтому он решает просто смотреть на Джисона, оставляя его разбираться, что бы, черт возьми, ни происходило.       — Я не-, — снова начинает Джисон. — Что?       Или, может быть, Феликс просто совершил большую гребаную ошибку, и значок на сумке Джисона ничего подобного не говорит.       — Твой пин, — Феликс заставляет себя говорить вопреки потоку эмоций, в котором он все еще плавает. — Я имею в виду- На твоей сумке. Я заметил это раньше.       — Ох, — он видит, как в голове Джисона загорается лампочка. Он сглатывает, и внезапно на него словно снова наваливается тень неловкости. Его пальцы напрягаются, хватка на юбке усиливается с каждым вдохом, который он делает. И точно так же Феликс выскальзывает из транса, который удерживали глаза Джисона, потому что внезапно они становятся мутными и нечитаемыми. Расфокусированные, и они смотрят на все, кроме Феликса.       Он начинает понимать, что это намек на то, что он облажался, но он все еще не совсем понимает, почему.       Когда Джисон по-прежнему ничего не говорит, и наступает полная тишина, которая скорее оглушает, чем опустошает, Феликс предпринимает последнюю попытку заставить Джисона заговорить с ним. И последнюю, потому что какие бы другие идеи ни приходили ему в голову, они не смогут последовать за этой.       — Ты можешь забрать юбку, — это не дает желаемого эффекта — хотя что это такое, Феликс не уверен. Это определенно не Джисон, рассеянно вздыхающий и расправляющий плечи, все еще смотрящий куда-то между Феликсом и стеной футболок позади него.       — Ох, — выдает он снова, но голос звучит немного менее настороженно, как это прозвучало в первый раз, что является улучшением.       — Я могу… могу вернуться как-нибудь в другой раз. Посмотреть, есть ли у них еще что-нибудь на складе. Все в порядке.       Все совсем не так, ничего такого в этом нет, потому что Джисон совершенно не увлечен, и Феликс начинает задаваться вопросом, не выдумал ли он предыдущий разговор между ними. Так что он не знает, почему продолжает говорить. Но он чувствует, что должен это сделать.       — Эм, — начинает Феликс, пытаясь придумать, что еще сказать, что угодно, что заставит Джисона отреагировать.       И этого оказывается как раз достаточно, потому что Джисон начинает говорить, и это намного больше слов, чем ожидал Феликс.       — Честно говоря ты можешь ее забрать. Ты должен это сделать. Поверь, ты бы смотрелся в ней замечательно. Верь мне. Теперь она твоя, — он толкает юбку к груди Феликса, что другой едва зацепляет ее мизинцем. Он все еще не до конца встретился взглядом с Феликсом, но его собственные глаза кажутся немного яснее.       — Оу, — теперь очередь Феликса быть в недоумении, не находя слов.       — Возьми ее.       — Ты уверен? — он взвизгивает, и это то, что заставляет Джисона наконец взглянуть на него. И, таким образом, то, что заставляет его снова начать тонуть.       — Да. Уверен. Я, типа, правда уверен. Ты будешь выглядеть намного лучше, чем я.       — Это- это, определенно ложь, — бормочет Феликс. На его лице снова появился румянец, разбрызганный между веснушками на щеках и вокруг них, освещая все его лицо. Однако, похоже, это не останавливает Джисона, поскольку он наклоняется еще ближе. Должно быть, он стряхнул с себя все, что произошло, когда Феликс упомянул о том, что он гей. Может быть, на самом деле это было хорошо, что Феликс так поступил, ибо теперь он ведет себя еще веселее.       Веселее в том смысле, что Джисону достаточно комфортно выражать себя перед Феликсом, это хорошо. Плохо в том смысле, что Феликс вот-вот упадет замертво на пол.       — Тогда докажи это.       Да, он определенно лежит мертвый на полу. Или он был бы таким, если бы имел хоть какое-то представление о чем, блять, говорит Джисон. Он этого не делает, и это отражается в том, как он отстраняется от Джисона, скривив рот и прикусив внутреннюю сторону щеки.       — Прости?       — Докажи, что ты плохо смотришься в ней.       Не слишком убедительное объяснение, поскольку это все еще оставляет Феликса с несколькими вопросами без ответа.       — Каким образом?       Джисон пожимает плечами, доказывая, что он не продумал это так тщательно, как предполагал Феликс. На самом деле приятно видеть, как он немного теряет контроль над собой.       — У тебя ведь есть телефон, верно? — Феликс похлопывает себя по левому карману джинсов, кивая. Джисон выжидающе протягивает руку. — Дай мне его.       Когда телефон оказывается в руке Джисона (потому что, конечно же, Феликс отдает его), ему не требуется много времени, чтобы найти контакты Феликса. Он вбивает себя, как видит Феликс, когда телефон снова оказывается в его распоряжении. Он даже добавляет смайлик к своему контактному имени, что заставляет Феликса тоже улыбнуться.       — Вот так. Теперь у тебя есть мой номер телефона. Ты можешь написать мне.       — Написать тебе сообщение? Например, насчет юбки? — Феликс до сих пор не до конца понял, почему у него теперь есть номер Джисона.       — Я имею в виду… Да? Такова была общая задумка. Хотя это немного глупо, — Джисон снова пожимает плечами, а затем его взгляд скользит обратно на задний план. — Или ты можешь написать мне о чем-нибудь еще. Это не значит, что у меня есть куча людей, взрывающих мой телефон. Я не возражаю.       — Ладно, — говорит Феликс, хотя он все еще не совсем понимает. Это еще не дошло до него, по-настоящему, и он не думает, что это произойдет еще долго после того, как он вернется домой. — Значит, я забираю юбку? — он спрашивает снова, просто чтобы убедиться.       — Именно, — Джисон улыбается, немного застенчиво, словно ему стыдно, что он отказался от этого, но в то же время, не слишком зол, что так вышло. — Я думаю, мы можем заплатить за это сейчас. Или- или ты заплатишь. С тех пор, как она твоя. Если только у тебя нет денег, я могу помочь…       — Все в порядке. Я понял, — он это делает, выуживая бумажник из кармана, и подходит к кассе, с удивлением обнаруживая, что Джисон идет за ним. Он ничего не говорит, просто смотрит, как Феликс расплачивается за это. Он может улыбаться, и даже если его губы не улыбаются, Феликс может сказать, что его глаза это делают.       Джисон молчит, хотя и выходит вместе с Феликсом из магазина. Его рука защищающе сжимает лямку на плече, и Феликс замечает, что он держит свою сумку с той стороны, которая не обращена к Феликсу. Кое-что, чего он все еще не совсем понимает, потому что какой смысл стесняться пина, если ты собираешься открыть его на всеобщее обозрение, но он тоже не говорит ни слова.       Однако Джисон наконец-то отмирает.       — Я собирался встретиться со своими друзьями наверху, в Синнабоне, — будто это только что пришло ему в голову, он неохотно добавляет. — Ты мог бы прийти, если-       — Мне нужно вернуться домой, — выпаливает Феликс, прежде чем приглашение даже обрабатывается в его голове. Когда это происходит, он ненавидит себя за это, но знает, что ему все равно нужно быть дома.       — О, это круто. Увидимся, — он машет Феликсу, прежде чем сесть на эскалатор рядом, и Феликс понимает, что не заметил, как Джисон отошел от него, двигаясь слишком быстро, потому что в мгновение ока он уже сходит с эскалатора и скрывается из виду.       — Прошу прощения, — голос позади него громкий и хриплый, пугающий Феликса настолько, что он подпрыгивает по меньшей мере на три фута в воздух. Вернувшись на землю, он поворачивается лицом к женщине вдвое крупнее его, и примерно с пятью детьми позади нее. — Ты загораживаешь вход.

✘︎✘︎✘︎

      Руки Феликса трясутся всю дорогу домой.       На самом деле он не знает, чего боится больше — перспективы написать Джисону, возможности теперь, когда у него есть номер телефона, или неодобрения соседей, когда он приходит домой с заметной нехваткой продуктов. Именно это он и должен был купить, вместо того чтобы заходить в торговый центр. Однако становится поздно, небо уже приобретает кремово-оранжевый оттенок с розовыми бликами, солнце — плоский белый круг в центре. Он не хочет их беспокоить, хотя это лучше, чем то, что они расстроятся из-за него.       Но он уже на полпути к своей квартире в небольшом комплексе, который отстал от современных технологий на несколько десятилетий — об этом говорит отсутствие лифтов. Войдя внутрь, он направляется прямо в свою комнату. Он швыряет юбку на свою кровать, которая представляет собой всего лишь хлипкую деревянную раму с матрасом и несколькими разбросанными одеялами. Юбка просто теряется в грудах ткани, и он обещает откопать ее позже.       Минхо находится в их крошечной кухне, где едва хватает места для них обоих. Феликс все равно втискивается, оставляя их плечом к плечу.       — Ужин? — скорее утверждение, чем вопрос, поскольку он уже открывает их холодильник, и единственным ответом Минхо является ворчание.       Он сдвигается так, чтобы Феликс мог видеть то, за чем он склонился над прилавком — стеклянная миска, наполненная каким-то апельсиновым соусом, различные бутылки и приправы вокруг него. Кроме того, множество мерных чашек и ложек.       — В чем дело? — Феликс наклоняется вперед, чтобы вдохнуть. Запах потрескивает у него в носу, и он отшатывается. — Острый.       — Я пытаюсь приготовить острый соус.       Феликс снова проверяет бутылки на стойке.       — У нас закончился острый соус?       — Да, — Минхо краснеет, кончики его ушей и носа становятся розоватыми. — Не спрашивай.       — Итак, как идут дела?       — На вкус как дерьмо.       — Так я и думал, — Феликс достает коробку из морозилки. — Замороженная пицца сегодня вечером?       — Да.       Они оба вздрагивают от третьего голоса, хотя и ненадолго, потому что затем замечают гибкую тень в дверном проеме, пристально смотрящую на них. Хенджин.       — Я приготовлю, — он забирает коробку у Феликса, и никто из них не останавливает его и даже не утруждает себя замечанием, что включить духовку и поставить ее на противень — это совсем не означает «приготовить» ее. На кухне, где теперь три человека, определенно слишком тесно, и Феликс переходит в соседнюю столовую, достаточно близко, чтобы он все еще мог поддерживать с ними беседу, пока Хенджин готовит пиццу, а Минхо убирает свой «проект».       Они не спросили, где продукты, даже несмотря на яркое напоминание, все еще написанное в их календаре на неделю:        ПРОДУКТЫ — ФЕЛИКС       С другой стороны, единственный раз, когда кто-то из них по-настоящему смотрит на это, — это утром, при подготовке к дню, так что у Феликса примерно есть еще как минимум двенадцать часов, прежде чем они обратят на это внимание. Еще двенадцать часов, которыми он намерен наслаждаться, прежде чем его разбудит злой Минхо, тряся за плечи и говоря, что, если он хочет какой-нибудь завтрак, ему придется дойти до магазина на углу и купить его самому, черт возьми.       А до этого он собирается насладиться своей пиццей, которая, вероятно, последнее съедобное блюдо на их кухне.