these days, life is better

— Ты завтра свободен? — спрашивает однажды вечером Микки. На дворе июль, прошло уже восемь месяцев с их выхода из тюрьмы. Они жили вместе с Дебби, Френни, Лиамом и Карлом, когда тот не был в школе. Евгений приезжал в гости почти каждые выходные. Дом казался таким же полным, как и раньше, только с другими людьми. Только теперь Йен не был уверен в том, что они переживут это лето. Было чертовски жарко. Они лежат в постели, разбросав по полу простыни; на них дуют два вентилятора; оба были голыми и горячими, чтобы прикасаться друг к другу. Они заняли старую комнату Фионы, но Йен был готов спать на полу в гостиной, потому что там было немного прохладнее. — Да, — ответил Йен. — Ты тоже? Чем займемся? Микки перекатился на бок и посмотрел на Йена. — Я хочу отвезти тебя кое-куда. — Куда? — спрашивает Йен. — Узнаешь, — Микки качает головой. Йен чувствует, как его губы расплываются в улыбке. — Мик, это сюрприз? Микки поморщился. — Да, если хочешь, чтобы это звучало так, словно мы девчонки из средней школы. Йен фыркнул. — Ты же знаешь, что все могут устраивать сюрпризы, правда? Здесь нет возрастных или гендерных ограничений. — Как скажешь, — ответил Микки. — Так ты в деле? — Ну, не знаю, — с притворной серьезностью сказал Йен, — вдруг это не безопасно? Такой грубый парень, как ты, может застигнуть меня врасплох и воспользоваться моей беспомощностью. Микки посмеялся. — Я собирался воспользоваться тобой, — признался он. — И надеялся, что ты сделаешь то же самое со мной. Йен не смог сдержать смех. — Я не знаю, — сказал он, на этот раз серьезно. — Если будет такая же жара, не уверен, что выдержу. — Об этом я позаботился, — отмахнулся Микки. Йен закатил глаза. — Ты позаботился об этом? — повторил он. — О чем позаботился? О погоде? — Ты можешь просто, блять, довериться мне? — потребовал Микки. — Да, — говорит Йен без намека на сарказм. — Микки, ты же знаешь, я доверяю тебе. — Господи, хорошо, я знаю, — заверил его Микки. — Только не нужно говорить со мной таким мертвым голосом. — Мертвым голосом? — Да, голосом, когда ты говоришь о смерти. Серьезных вещах и прочем дерьме. Это снова заставило Йена рассмеяться. — Не знал, что мой голос меняется, когда я говорю о смерти. — Теперь знаешь, — говорит Микки. — А теперь заткнись и ложись спать. Выдвигаемся завтра рано утром. — И тебе спокойной ночи, — фыркает Йен, протягивая руку и легонько пиная Микки. — Пнешь меня еще раз и пожалеешь, Галлагер. Звучит, как вызов. Поэтому Йен снова его пинает. То, о чем должен был пожалеть Йен, — это то, что Микки лег на него. Даже не в сексуальном смысле. Он просто всем своим потным телом наваливается сверху. Йен кричит, и его бы это смутило, если б его, кроме Микки, кто-то услышал. — Мик, мне жарко пиздец! — ворчит Йен. — Выйди. — Я уже вышел, — с ухмылкой напомнил ему Микки. — А слезу, если ты пообещаешь заткнуться и лечь спать. — Хорошо, обещаю, — говорит Йен. Микки остается на нем еще немного, чтобы побыть ослом, а потом слезает. Йен знает, что испытывает судьбу, но поворачивает голову, чтобы посмотреть на Микки. — Я люблю тебя. Микки закатывает глаза, на его лице появляется легкая улыбка. — Я тоже тебя люблю, — говорит он. — А теперь завали ебало. Йен смеется, но закрывает глаза и засыпает. Йену всегда приходится ставить по два-три будильника утром. Раньше он мог встать по первому звонку, но сейчас его подъем замедляли лекарства. Теперь все было не так плохо, как в его первый раз, когда он чувствовал себя так, словно находился под водой, но достаточно заметно, чтобы принять некоторые меры предосторожности. Больше он не волновался из-за этого. Что есть, то есть. Но в те дни, когда ему не нужно на работу, он обычно просто спит, пока сам не захочет проснуться. Он выключает будильник и принимает лекарства. Не то, чтобы он о них забывает, когда Микки каждый день оставляет их у него под носом. Сегодня его будит Микки. И всякий раз, когда его будит Микки, он проделывает одни и те же вещи. Это пробуждение не мягкое или нежное. Он проводит пальцами по волосам Йена, мягким и нежным, а затем шлепает его по заднице и говорит: — Проснись и пой, Галлагер. — Который час? — хриплым голосом спрашивает Йен. — Около девяти утра, — сказал Микки. — Позволил тебе подольше поспать. — А ты во сколько встал? — спрашивает Йен, наклоняясь к Микки для утреннего поцелуя. Микки уже был одет. Возможно, даже принял душ. — Не могу, бля, уснуть после семи, — ворчит Микки. — Тупая работа. — Он работает на рыбном рынке на набережной, отрубая головы и хвосты рыбам и потроша их по десять часов в день. Он ненавидит эту работу, и после нее от него ужасно пахнет, но платят неплохо. Он должен быть на работе почти каждый день к пяти, чтобы успеть сделать утренний улов до прихода клиентов, так что сон для него — несбыточная мечта. — Оу, — сочувствующе произнес Йен. — Наверно, мне следовало больше измотать тебя прошлой ночью. Микки фыркнул. — Ты сам себя измотал. Еще на один раунд тебя бы не хватило. Настала очередь Йена фыркнуть. — Если бы ты дал мне еще немного времени! Я всегда найду для тебя силы на еще один раунд. Это заставило Микки засмеяться. — Говнюк, — ласково произносит он. — Захвати свои лекарства. Позавтракаем по дороге. — Куда мы собираемся? — спросил Йен. — Увидишь, — все, что ответил Микки. Йен не может сдержать улыбки. Микки — единственный человек, которому Йен доверяет сделать хороший сюрприз. — Чья это машина? — спросил Йен, когда они вышли из дома. У них с Микки определенно машины не было. — Одолжил, — пожимает плечами Микки. Йен фыркнул. — Одолжил? — скептически спрашивает он. — Одолжил! — раздраженно ответил Микки. — Не крал я ее. — У кого ты ее одолжил? — спрашивает Йен. Микки вздохнул. — У Светланы. Йен фыркнул. — Значит, теперь ты к ней идешь за деньгами, а не она к тебе? Микки открыл дверь и впихнул Йена внутрь. — Хорош быть таким придурком. — Как ты вообще ее уговорил? — спрашивает Йен, посмеиваясь. — Типа, ты сказал ей, куда мы едем? — Да, — коротко отвечает Микки, зная, что Йен собирается дразнить его по этому поводу. — Она знает, а я — нет? — говорит Йен. Он вздыхает, громко и драматично. Микки теперь упорно игнорирует его, закатывая глаза и качая головой. Он сосредотачивается на вождении и становится уморительно ворчливым, когда Йен упоминает, насколько Светлана сейчас богата. Судя по всему, пока Микки сидел в тюрьме, она вышла замуж за богатого старика, а недавно он умер. Йен не знает подробностей, но уверен, что Светлане пришлось провернуть что-то сомнительное, чтобы добраться до денег мужчины, но ей не привыкать. На этот раз она точно получила большую сумму. На самом деле, у Микки не было проблем с тем, что Светлана стала богатой. Он просто злится, что она теперь богаче него. Она помогала им несколько раз, когда Евгений возвращался из гостей и сообщал, что у них отключена вода или сломана сушилка. Микки ненавидит это, а Йен не возражает. Евгений проводит у них немало времени; вполне логично, что она хочет убедиться, что сын у них в порядке. Но Микки ненавидит чувствовать, что он кому-то должен. Микки по-прежнему откладывает часть суммы из зарплаты для Евгения. Светлана не раз говорила ему, что делать этого не нужно, но Микки упрямо продолжал. Если она не хочет брать его деньги, то он купит игрушки и сладости для Ева, поэтому она сдалась и научилась просто брать их. У них нет официального договора об опеке, но она ни разу и словом не обмолвилась о том, чтобы запретить им встречаться с Евгением. Все знают, что ребенку бы это не понравилось. — Не волнуйся, детка, — пропел Йен. — Я не брошу тебя из-за шугар мамми. — Ты такой мудак, — простонал Микки, едва сдерживая смех. Они ехали почти час. Йен бросает взгляд на телефон, чтобы узнать время. Ему нужно срочно принять лекарства, Микки улавливает движение и кивает. — Почти доехали, — говорит он. — Можешь принять их сейчас. Мы достаточно близко. — Нет, я подожду, пока мы войдем внутрь и сделаем заказ, — говорит Йен. — Вдруг еду будут долго готовить. — Тосты они приносят сразу, — говорит Микки. — Я бывал здесь раньше, — он сворачивает с шоссе, пока Йен принимает лекарства. Вскоре он заезжает на стоянку закусочной. Она не была похожа на какую-то забегаловку; она выглядела довольно милой, с вывеской накаченной женщины, держащей пирог. Йен моргает, глядя на нее. — С кем ты сюда приходил? Микки кашляет. — С Деймоном. На нашем пути… — он пожимает плечами и указывает на Йена. Он имел в виду, когда они три часа ехали в неправильном направлении, чтобы забрать Йена, прежде чем отправиться на юг, где Йен оставил Микки на границе. Йен шумно выдохнул. — Ладно. — Прекрати, — предупреждает Микки. — Я привел тебя сюда не для этого. — Тогда зачем ты меня сюда привел? — с любопытством спрашивает Йен. Чувство вины, появляющееся при упоминании Мексики, немного утихает. Микки много раз говорил, что не винит Йена, но тот все равно чувствовал себя подавленно. Микки слегка ерзает. Он откашливается. Пожимает плечами. — Просто была по дороге. Йен ждет. Микки больше ничего не добавляет. Йен фыркает. — Так готовился, а по итогу ничего не ответил. — Заткнись, — отвечает Микки. — Пошли, — он тянет Йена за руку и ведет в закусочную. Кажется, он немного… нервничает. Йен гадает, что за чертовщина творится в этой закусочной. Но, когда они вошли, это оказалась просто закусочная. Она не сильно отличается от Пэтси, но выглядит немного чище и опрятнее. Йен в замешательстве. Микки продолжает поглядывать на него краешком глаза, оценивая реакцию Йена. Они занимают столик, и тут же подходит официантка. — Доброе утро. Хотите поздний завтрак, мальчики? Йен поднимает брови. Поздний завтрак? Он смотрит на Микки, ожидая комментария, но тот кивает и принимает меню. Йен чуть приоткрыл рот от шока. Он ждет, пока официантка уйдет, чтобы принести им кофе и тосты, и недоверчиво смотрит на Микки. — Поздний завтрак? — спрашивает он. Микки пожимает плечами и потирает затылок. — Да, ты же любишь поздний завтрак? Йен тоже пожимает плечами. — Да. Настоящий поздний завтрак я пробовал несколько раз. Помнишь того фотографа, который устроил вечеринку, на которую мы ходили до того, как ты признался? На той огромной мансарде с видом на город? — Забудешь такое, — Микки закатывает глаза. Йен фыркает. — Во всяком случае, по воскресеньям он устраивал поздние завтраки. Я ходил туда пару раз. Микки кивает. — Да, похоже он из таких. Йен слегка прищуривается. Именно такого комментария по поводу позднего завтрака он и ожидал. — Из таких? — спрашивает он. Микки потягивается. — Угу. Гей. — Микки… — начинает Йен. — Да, мы тоже, — обрывает его Микки. — Окей? Йен опешил. — Окей, — отвечает он смущенно. Микки больше не сопротивляется тому, что он гей — неважно, что он совершил каминг-аут и тому подобное, — но он и не кричит об этом на каждому углу или что-то в этом роде. Йен не ожидал никаких заявлений на ровном месте. Для Микки это действительно заявление. Прежде чем он успевает что-нибудь сказать, возвращается официантка. — Пока не беспокойтесь о заказе, — заверяет она их. — Я дам вам еще немного времени на просмотр меню. Просто хотела принести вам тосты. — Спасибо, — говорит Микки. Йен уверен, что смотрит на Микки, как на инопланетянина. Микки… вежлив. — Спасибо, — глухо повторяет Йен, после чего официантка уходит. Он протягивает ладонь через стол и щупает лоб Микки. — Ты заболел? — после этого костяшками он стучит по макушке. — Микки, ты там? Микки отбрасывает руку. — Завали ебало. — Оу. С возвращением. — говорит Йен и осознает, что они все еще держатся за руки. На видном месте. Любой мог пройти мимо их столика и увидеть. — Вау. — Господи, тебе обязательно делать из этого величайшее событие? — ворчит под нос Микки, не встречаясь взглядом с Йеном. Он покусывает губу. Это еще большее заявление. Микки потребовалось много времени, чтобы привыкнуть держать Йена за руку при людях. Да боже, даже наедине. И до сих пор это — первая вещь, которую они проделывают, находясь в обществе, в котором Микки некомфортно. Но вот они здесь, в случайной забегаловке на обочине дороги, без неприятных людей. — Ээ, — Йен пытается. Он явно не хочет, чтобы Микки останавливался, но не понимает, к чему это все ведет. — Я не… Мне просто интересно, что происходит. — Мы завтракаем, — говорит Микки. — Бранчем. Какого хера вообще. Открой меню и выбери что-нибудь. — Хорошо, — говорит Йен, чувствуя, как в груди разливается тепло. Микки сейчас ужасно неудобно, но он старается ради Йена. Йен сжимает руку Микки на столе, и тот делает глубокий вдох. Сердце Йена готово взорваться в любую минуту. — Скушай тост, — тихо напоминает ему Микки, оглядываясь по сторонам. Когда они наедине (или даже с братьями и сестрами Йена), Микки не оглядывается постоянно через плечо. Он расслаблен: постоянно касается Йена, легко смеется, не ворчит. Но это только наедине или рядом с людьми, с которыми он в безопасности. Тот факт, что он не прячет их руки, заставляет Йена почти заплакать. Йен ест свой тост одной рукой, хоть и не может намазать его маслом. Ему даже все равно. Сухой тост — далеко не самое худшее, что он когда-либо ел, и возможность держать Микки за руку на публике в любом месте, кроме Алиби, более чем компенсирует это. — Итак, — говорит Йен после того, как они сделали заказ. — Это и есть сюрприз? — Нет, — отвечает Микки. — Ну. Я имею в виду… нет, не основной. Это просто завтрак по дороге. — Ты задумал что-то грандиозное? — спрашивает Йен, улыбаясь. Он не может перестать улыбаться Микки. Он улыбается так сильно, когда понимает, что Микки старается изо всех сил. — Возможно, — уклончиво отвечает Микки. Йен отстает с расспросами. Но все еще слегка улыбается Микки, когда приходит официантка с подносом. Йен неохотно отпускает руку Микки, вместо этого поглаживая его ногу под столом. — Ладно, мальчики, дайте мне знать, если захотите что-нибудь еще, — говорит она. — Еще кофе? — Нет, спасибо, — говорит Йен. Он следит за потреблением кофеина к большому облегчению Микки. — Я хочу еще, — отвечает Микки. — Позже. Эм… пожалуйста. — Нет проблем, — заверяет она его. — Я подойду через несколько минут. Приятного аппетита, милашки. Она уходит, и Йен смеется, пододвигая пирог. — Милашки? — Да, — говорит Микки, откусывая большой кусок французского тоста. — Я уж точно милашка, — добавляет он с набитым ртом. Йен давится, кашляет и отпивает воды. Микки грустно наблюдает за ним. Что за чудесный парень. — Что? — спрашивает Микки. — Хочешь сказать, я не милый? — Ты очень милый, — уверяет его Йен, изо всех сил стараясь не засмеяться. — Я просто… Я никогда не слышал, чтобы ты говорил это слово. Микки пожимает плечами и возвращается к еде. — На воре и шапка горит или что-то в этом роде. Йен смеется, но улыбается до боли в щеках. — Да, Мик, — говорит он. — На этом воре точно шапка горит. Когда Микки выехал на частную дорогу, у Йена кончились мысли. Они проезжают мимо крупных домов возле озера. Йен перестал спрашивать, куда они едут, потому что Микки упорно отказывается что-либо говорить. Это напоминает Йену о начале их отношений, которое было сто лет назад, когда Йен всегда подталкивал Микки к разговору, а тот не был особо услужлив. Йен думает, что это означает, что он, видимо, облажался, что это вызывает в нем ностальгию. Не то, чтобы он скучал по Микки, напуганному и ненавидящему себя, и естественно он не скучал по тому, как Микки тогда сдерживался. Но он волновался каждый раз, когда Микки хотя бы немного открывался. — Мы почти приехали, — говорит Микки, словно он считает, что Йен думает, что Микки с ним почти не разговаривает. — Наконец-то, — говорит Йен. — Уже три часа я не знаю, куда мы едем. — Да-да, — говорит Микки себе под нос. Он тяжело сглатывает и вздыхает, прежде чем свернуть на… подъездную дорожку. Домика у озера. Большого дома у озера. — Это что такое? — спрашивает Йен. — Мы приехали, — говорит Микки. — Куда? — Господи, — стонет Микки. — Сначала ты спрашиваешь, куда мы едем, а, когда мы приехали, ты все еще хочешь задавать вопросы? — Ээ, да, — легко усмехается Йен. — Мы словно приехали в загородный дом за миллион долларов на Мичигане. У меня есть несколько вопросов. Если мы будем вламываться, то почему именно в этот дом? — Мы не будем вламываться, — говорит Микки. Он не знает, стоит ли ему обижаться. С одной стороны, Йен словно подрывает все, что тот планировал. С другой, — это их визитная карточка для таких домов, как этот. Микки достает связку ключей. — У нас есть ключи. — Откуда? — спрашивает Йен, сбитый с толку. — Помнишь Хоакина, с которым я работаю? — спрашивает Микки. — Его жена работает уборщицей у богатых людей. — И они позволили ей раздавать ключи другим? — Бля, нет, — смеется Микки. — Но они свалили в гребаную Европу на два месяца. Им это место не нужно. У них есть частный причал на озере и кондиционер. — Ну… по сути, мы вламываемся, — замечает Йен. — Они не знают, что мы будем пользоваться их домом. — Ты хочешь уехать? — многозначительно спрашивает Микки. — Конечно, нет, — говорит Йен, закатывая глаза. Он начинает улыбаться. — Ты запланировал большой сюрприз, да? Микки морщится. — Не такой уж и большой, — бормочет он. — Мик, он точно большой! — настаивает Йен. Он начинает загибать пальцы. — Ты рассказал Светлане, что мы собираемся делать, и одолжил ее машину; ты попросил ключи у Хоакина или его жены; мы позавтракали по дороге; а теперь приехали в огромный дом на озере с частным причалом, и ты, зная, что я умираю от жары, специально купил дом с кондиционером. — У всех богатых людей есть кондиционер, — замечает Микки. — Посмотри правде в глаза, Мик, — говорит Йен, отстегивая ремень. — Ты приготовил мне огромный, грандиозный, потрясающий сюрприз. Микки ничего не отвечает. Но, когда они выходят из машины, Йен готов поклясться, что губы Микки расплылись в улыбке. Йен останавливался в нескольких таких местах; у Неда не было домика у озера или типа того, но его квартира, после того, как его выгнала жена, была шикарной, и они много раз ездили в модные отели. Йен не смог сдержать недоверчивый смешок, когда они вошли внутрь. Прихожая в этом доме больше, чем их кухня. — Ебучие богачи, — презрительно говорит Микки. Он не снимает обувь, хотя в прихожей специально для этого есть банкетка-стеллаж. Он проскакивает внутрь и направляется к термостату, чтобы включить кондиционер. — Ну вот, принцесса, — говорит он, ухмыляясь. — Теперь доволен? — Я доволен весь день, — улыбается Йен, притягивая Микки ближе и прижимаюсь грудью к груди парня. Он тычет носом в щеку Микки. — Всю неделю, весь месяц, весь год. — Заткнись, — ласково говорит Микки. Он сокращает между ними расстояние и целует Йена. — Давай выйдем наружу. — Мы только что вошли в дом с кондиционером, — замечает Йен, — а ты хочешь выйти на улицу? — Дома богачей меня пугают, — признается Микки. — Пойдем, мы можем искупаться. — Мы плавки не взяли, — тупо говорит Йен. Микки бросает на него взгляд, означающий, что он тупой. — Ты меня стесняешься, что ли? — с сомнением спрашивает он, снимая рубашку. — Думаешь, я не знаю, что твой член сжимается в холодной воде? — И он все равно больше, чем твой, — парирует Йен, снимая обувь. Микки смеется. Они оставляют одежду лежать скомканной посреди гостиной и выходят через стеклянную дверь на частный причал. Йен немного нервно оглядывается. Не то, чтобы он никогда не купался нагишом, но они среди бела дня, в чужом доме. Вдруг соседи их увидят и вызовут полицию? Это довольно глупая вещь, о которой стоит беспокоиться. Соседей нет, по крайней мере, поблизости. Йен заставляет себя расслабиться. У них есть море воды, а рядом с ним голый Микки. О чем тут беспокоиться? Йен прыгает в воду и кричит, когда она оказывается холодной. Микки все еще стоит на причале. — Ты идешь? — зовет Йен. Микки пожимает плечами, и Йен вдруг вспоминает, как Микки однажды сказал ему, что не умеет плавать. Йен выходит из воды. Он слегка ухмыляется, замечая, как глаза Микки жадно бегают по нему. — Пойдем, — говорит Йен, протягивая руку. — Прыгнем вместе. Я буду держать тебя. — Нет, — усмехается Микки, закатывая глаза. — Это чертовски глупо. — Мик, тебе слишком жарко стоять здесь на солнце и не лезть в воду, — говорит Йен. — Я могу вернуться в дом. — Пока я здесь? — спрашивает Йен. Он поднимает брови. — Голый? Микки вздыхает. — Ладно, — стонет он. — Я не… Господи. Держаться за руки и прыгать с ебаного причала? Звучит как сюжет фильма «Дневник памяти». Йен хрюкает от смеха. — Ты смотрел «Дневник памяти»? — Нет, — возмущается Микки. — Как-то летом чертова Менди его весь день смотрела. — И ты тоже, — торжествующе говорит Йен. — Я видел только часть, — говорит Микки, и это означает, что он смотрел его полностью, но скорее умрет, чем признается в этом. Наверняка, дрочил на Райана Гослинга. — Эй, — говорит Йен, придвигаясь ближе и скользя руками по голым бедрам Микки. — Знаешь, многие люди прыгают с причалов. Не только в дрянных романтических фильмах, — Микки закатывает глаза, но Йен не дает ему возразить. — Ты планировал весь этот день, Мик. Давай. Будь со мной, глупым и слащавым, окей? Тебя никто не видит. Йен видит, как лицо Микки смягчается. Он прикусывает губу и, прищурившись, смотрит на Йена. — Ты расскажешь кому-нибудь? Йен изображает, как застегивает молнию на губах. — Клянусь жизнью, чтоб мне умереть. — Не говори такого дерьма, — говорит Микки. — Это тоже глупо и слащаво? — Нет, — говорит Микки. Он бормочет последнюю часть так тихо, что Йен еле слышит его. — Не говори «чтоб мне умереть». У Йена в груди вновь появляется то тепло, которое он испытывает, когда Микки говорит серьезно и ласково то, что необязательно произносить вслух. Иногда трудно поверить, что этот же Микки несколько лет назад сказал ему «поцелуешь меня, и я отрежу твой язык»; который приказал убрать руку Йена от стекла; который выплюнул «ты для меня всего лишь давалка». С тех пор прошло много времени, они много раз разбивали друг другу сердце и сожалели об этом, и теперь Йен чувствует, что Микки стал совершенно другим человеком. Что Йен тоже чувствовал себя по-другому: наивным и самодовольным. Йен, пройдя через тяжелое дерьмо, понял, что он не такой уж и крутой, каким себя считал. — Что? — говорит Микки. Он постучал кулаком по макушке Йена. — Ты весь поник. Что случилось? — Ничего, — отвечает Йен. — Просто думаю, какими молодыми и глупыми мы были. — Да, — на секунду задумавшись, ответил Микки. — Мне кажется, я был глупее тебя, — говорит Йен. — Я думал… Я думал, что все будет хорошо. Потому что хотел этого. А ты знал, что это не так. Микки вздыхает. — Эй, но теперь мы здесь, верно? — он качает головой и, взяв Йена за руку, ведет его к краю причала. — Ты просто, блять, играешь со мной. Притворяешься, что слишком много думаешь, чтобы я прыгнул. Йен усмехается. — Это не входило в мои планы, — обещает он, — но теперь — да. — Господи, ты пиздецки ужасен, — говорит Микки. Его голос настолько полон любви, что у Йена появляется ком в горле. Йен тяжело сглатывает и сжимает руку Микки. — Готов? — спрашивает он. — Нет, — бормочет Микки. — Один, — игнорирует его Йен, — два, три! Они прыгают в воду. Микки взвизгивает и кричит все возможные ругательства. — Ебать, как же холодно! Черт возьми! Ебушки-воробушки! Йен громко смеется. Он едва может дышать, и он не уверен, то ли от смеха, то ли от холодной воды, то ли от головокружения рядом с Микки. После всего, через что они прошли, после того, как они причинили друг другу боль, после того, как он подвел Микки, они теперь здесь, как Микки и сказал. И они готовы на все ради друг друга. Даже прыгнуть в ледяную воду голышом, держась за руки. Микки усердно цепляется за Йена, потому что не умеет плавать, но Йен не особо жалуется на это. — Хочешь, я научу тебя плавать? — предлагает Йен. — Нет, — быстро отвечает Микки. — Когда мне это еще может понадобиться? — Например, когда ты в озере, — невозмутимо отвечает Йен. — Заткнись, — смеется Микки. — Да ладно тебе, Мик. Ты никогда не позволишь мне учить тебя при людях. Почему бы не сделать это сейчас? А ты потом будешь учить Ева. Микки обдумывает предложение. — А здесь не слишком глубоко? Вдруг моя жалкая задница потонет. А потом копы будут вытаскивать мое голое тело. — Здесь немного глубоко для обучения, — признает Йен. — Но это ничего. Я получил сертификат спасателя в ROTC*, — он наклоняется и целует Микки. — Ты же знаешь, я не позволю, чтобы с твоей задницей что-то случилось. — Ты позволил мне получить пулю в задницу, — вспоминает Микки. Йен смеется. — Это была не моя вина! — есть много поступков, которые Микки мог использовать против Йена, но он этого не делает. Вместо этого он тоже смеется. Йен не хочет снова портить его настроение, как на причале. Он нагибается и берет в руки яйца Микки, заставляя того слегка подпрыгнуть. — Я никогда не позволю полиции найти тебя голого, — клянется Йен. — На худой конец, я бы надел на твой труп штаны. Никто не должен видеть твою задницу, кроме меня. Микки хохочет так сильно, что чуть не тонет. Он вцепляется в плечи Йена, запрокинув голову и смеясь. Он такой красивый, что у Йена все внутри сжимается. Слыша беззаботный и счастливый смех Микки, Йен всегда задыхается. А это случается не так уж и часто. — Как ты вообще меня научишь? — спрашивает Микки, намекая, что у Йена есть шанс попытаться. — Ну, ты можешь грести по-собачьи и держаться на плаву, — говорит Йен. — Это легко. Вот, перевернись на спину и плыви. — Воу, — говорит Микки, протягивая руку и хватаясь за запястье Йена. — Я держу тебя, — успокаивает Йен, кладя руки под спину Микки. — Просто смотри на небо. — Оно глаза мне сжигает, — жалуется Микки. Это заставляет Йена рассмеяться. Доверьтесь Микки, он всегда найдет что-то, на что можно пожаловаться. — Хорошо, а теперь немного двигай ногами, — инструктирует Йен. На самом деле, он не помнит, как научился плавать. Он был тогда совсем юным; вход в общественный бассейн был недорогим, и проводить летние дни там было хорошим способом спастись от хаоса по имени Фрэнк и Моника. Фиона обычно брала их всех с тюбиком солнцезащитного крема, и они проводили там весь день. Примерно через полчаса Микки уже умеет плыть в определенном направлении. Если он попадет в какое-нибудь течение, это будет не круто, но зато он, возможно, не будет просто болтаться в бассейне, когда Евгений захочет поплавать. Руки Йена с каждым разом становились все менее целомудренными. Он думал, что поступает по-богатырски, раз, зная, что перед ними голый Микки, не хватает его за член и задницу. Но Йен и не хочет заниматься сексом в озере. Должно быть, они подхватили странную болезнь. — Хочешь пойти в дом? — спрашивает Йен, сжимая задницу Микки. — Мне обязательно до него плыть? — спрашивает Микки, обхватывая ногами талию Йена. — О, черт, — стонет Йен. — Мик, не здесь, это отвратительно. — И что? Я отвратителен, — говорит Микки, наклоняя голову и оставляя укус на шее Йена. — Срань господня, — говорит Йен. — Нет, пошли в дом. Там и кондиционером воспользуемся. — Ладно, — немного раздраженно отвечает Микки из-за того, что Йен заставляет его подождать. Раздражение Йена не беспокоит. Наоборот, оно всегда возбуждает его еще больше, ведь это означает, что Микки нетерпелив к нему. Йен в основном просто тащит Микки к причалу, но, так как они не далеко ушли, много времени это не заняло. Они карабкаются на причал, и спустя пару минут Микки целует Йена и трется телом о его тело. — О, Мик, нет, перестань, — задыхаясь, произносит Йен. Солнце приятно греет после холодной воды, но они не взяли солнцезащитного крема. Микки часто говорит, что на Йена плохо ложится загар, но он такой же белый, как и Йен. Идея потрахаться прямо здесь манила, но Йен планировал сделать это не один раз, поэтому ожог он получить не хотел. — Да, да, — говорит Микки, спускаясь поцелуями по телу Йена. — Просто подожди секунду. — Блять, — стонет Йен, чувствуя, как Микки оставляет засосы на его животе. Микки поднимает голову, чтобы встретиться с ним взглядом, и Йену этого достаточно. Он поднимает Микки и мягко толкает его. — Пошли, блять, — рычит он, направляясь к дому. — Нихрена себе, — говорит Микки; его зрачки расширены, — черт возьми, мы снова это сделаем. — Заткнись нахуй, — говорит Йен, заводя их внутрь. Он даже не потрудился закрыть дверь или перебраться в спальню или хотя бы на диван. Они идут на кухню и трахаются прямо на полу. За последние два года, от тонких стен в доме Галлагеров до тонких стен тюрьмы, они привыкли к тишине. Быть тихим в тюрьме стало вопросом выживания, потому что, как понял Микки, никто не должен знать, что они трахаются, как кролики. Быть тихим дома — это скорее обычная вежливость и нежелание ранить Лиама, Френни или Евгения, в зависимости от того, кто дома. Дебби достаточно взрослая, и им было плевать, слышит она их или нет. То же самое касается Карла. Но у них все еще были обязанности, расписание и дела, которые нужно было сделать, поэтому, даже если они не молчали, делали все по-быстрому. Сейчас весь этот громадный дом в их распоряжении. Никакие охранники не будут стучать в дверь, доставляя им неудобство. Никто не ждет, когда его отвезут в школу, никто не дерется в коридоре за то, чья очередь мыть посуду или готовить обед, никто не жалуется на них. Они это ценят. Микки очень громко стонет, и эти звуки разносятся эхом по кухне, но Йену все равно, потому что иметь столько пространства в течение дня — за пределами совершенства. И тот факт, что здесь достаточно прохладно, чтобы касаться друг друга и не скользить от пота, — лучшее, что Йен чувствовал за последние месяцы. Они без особого энтузиазма убирают за собой после того, как закончили, не потрудившись надеть одежду, и вдруг желудок Йена урчит так громко, что они оба смеются. — Кажется, нам нужно покормить тебя, — говорит Микки, тыча пальцем в живот Йена. Йен шипит, когда тот касается одного из засосов, и Микки усмехается. Он это специально сделал. — Мудак, — усмехается Йен. — Ну, ты только что провел с ним добрых полчаса, — говорит Микки. — Ты действительно хочешь чего-то большего? Йен хохочет и толкает его. — Я всегда хочу большего, — говорит он похотливо. В животе снова урчит. Микки поднимает брови. — Но сейчас не получишь, — говорит он. — Вдруг ты превратишься в Ганнибала Лектора. Йен снова смеется и с трудом поднимается на ноги. Он протягивает Микки руку, и они осматривают кухню. Еды тут не так уж и много; богачи, видимо, не подумали запасти дом едой, прежде чем уехать из страны на несколько месяцев. — Не думаю, что мы можем заказать доставку, — говорит Йен, глядя в окно. — Да ладно тебе, — легонько упрекает его Микки. — У нас ее много. И еще есть остатки еды из закусочной. Ты просто чопорный. Такого количества еды нашим семьям хватало на неделю. Йен фыркает. — Не завидую им. — Да, и мы не должны этого разделять, — замечает Микки. — И я еще принес кое-какие вещи. — Правда? — спрашивает Йен. — Я ж, блять, все это спланировал, — отвечает Микки. — Где сумка, которую я брал? — С нашими вещами, — говорит Йен. — И сигареты ты тоже взял? — Разумеется, бля, — говорит Микки. — Придется курить на улице, — размышляет Йен. — Чтоб не пахло дымом, и жена Хоакина не попала из-за этого в неприятности. Микки кивает. — Да, — отвечает он, — хорошая мысль. Йен слегка наклоняет голову. Спустя многие годы, похвала Микки все еще заставляет его краснеть. Микки, конечно, замечает это и фыркает. Йен толкает его локтем и Микки смеется, открывая рюкзак, который он принес. Все, что он взял, — это пак из шести банок пива, две упаковки вяленой говядины, несколько пачек конфет и сигареты любимой марки Йена. Он усмехается. — Микки, — говорит он, — конфеты, говядина и пиво на ужин? — Прошу прощения, — возмущенно говорит Микки. Йен подмечает также два бутерброда — оба сильно помялись из-за пива — и коробку пончиков. — Пончики на завтрак, — говорит Микки. — Мы останемся на ночь? — спрашивает Йен. — Да, — отвечает Микки. — Я сказал Дебби, что мы уедем, и велел Лиаму вести себя хорошо. — Я не захватил с собой достаточно лекарств, — говорит Йен, взволнованно сглатывая. Он принес только утреннюю дозу, которую принял в закусочной. Обычно он берет с собой лекарства, если знает, что будет отсутствовать весь день, просто на всякий случай, но он понятия не имел, что их не будет так долго — уж точно не целую ночь. Однако под тревогой скрывается легкий трепет, в котором Йену стыдно признаться. Это предлог, чтобы не принимать лекарства. И никто его не будет винить. Он отгоняет это чувство. Ему нужно принимать лекарства. Во всяком случае, он обязан этим Микки после того, как обходился с ним как с дерьмом. Но он обязан этим и самому себе. Он хочет продолжать их принимать. Он знает, что чувствует себя гораздо лучше после двух лет принятий таблеток. — Я взял их, — говорит Микки, и сердце Йена вновь бьется в спокойном ритме. Разумеется, их принес Микки. Он всегда следит за тем, чтобы Йен принимал лекарства. Микки откладывал немного денег с каждой зарплаты на тот случай, если Йена когда-нибудь вышвырнут из медицинского обслуживания, и им придется самим оплачивать лекарства. Фиона и все остальные; они всегда вели себя так, словно именно Микки сбивал Йена с курса, делал его неуравновешенным. Они даже на какое-то время убедили в этом Йена. Микки настаивал на том, чтобы Йен сидел на лекарствах до тех пор, пока они знали, что он нуждается в них. Фиона и Лип намекали, ходили вокруг да около, но именно Микки заставил Йена взять себя в руки, именно Микки потащил его в клинику, Микки купил ему все эти витамины группы B по предложению фармацевта, Микки следил за тем, как Йен ест и спит. Когда они сидели в тюрьме, Микки заботился о том, чтобы Йен получил рабочее задание, а по воскресеньям он всегда будил его, чтобы тот не пропустил завтрак. Черт, Микки принес только шесть банок пива, потому что знал, что Йену не следует пить так много, как раньше. Йен, вероятно, выпьет одну банку пива, а Микки — пять, и они будут одинаково пьяны. И, помимо лекарств, в жизни Йена присутствует Микки. Он бы не сбежал в Мексику и не оказался на свободе без попыток взять с собой Йена. И тогда он бы не остался в Мексике, зная, как сильно Йен в нем нуждается. Йен никогда не задается вопросом, не устал ли от него Микки и не хочет ли он найти себе другого. Он не боится, что однажды Микки не вернется домой. Для Йена нет никого надежнее, чем Микки. Йен притягивает Микки к себе и утыкается носом ему в шею. Микки издает удивленный звук. — Что? — спрашивает он с набитым вяленой говядиной ртом. — Ты, — бормочет Йен. — Ты так хорошо заботишься обо мне, Мик. Йен поднимает голову и замечает, как лицо Микки чуть покраснело. — Окей, — неуверенно отвечает Микки. — Спасибо, — говорит Йен. — Я рад, что мы друг друга понимаем. Я рад, что ты вернулся и дал мне еще один шанс. Микки сглатывает, отводя взгляд. — Окей, — повторяет он. — Я не… ну… я не оказал тебе какую-то услугу. Я тоже этому рад. Йен нежно целует его. — Я рад, — снова говорит он. Микки смотрит на него с прищуренными глазами, словно Йен сбивает его с толку. Он пожимает плечами. — Давай поторопимся и поедим. Йен не настаивает. Микки немного преуспел в разговорах о признаниях о своих чувствах, но все еще смущается. Ему трудно вспомнить, что нужно каждый день говорить о том, что ты чувствуешь, когда ты рос в семье, никогда не говоря о своих чувствах. Йен не собирается заставлять его думать о том, о чем тот думать не хочет, не тогда, когда в этом нет острой необходимости. Они здесь, хорошо проводят время. Они не обязаны прямо сейчас подаваться эмоциям. Это довольно странное время для еды после того, как они съели поздний завтрак. Позже они вновь проголодаются, и Йену придется поесть вместе с ночными лекарствами, поэтому он старается не есть все, что осталось от завтрака. Микки выносит еду на улицу, и Йен следует за ним, не говоря о том, как на улице жарко. Улица для Микки, когда он вышел из тюрьмы навсегда, стала его любимым местом. Он любил бывать на природе или хотя бы рядом с открытым окном. Йен, заходя в их комнату, не раз замечал сидящего на подоконнике Микки, который наполовину высовывался из окна. Ему нравился тот факт, что он мог свободно передвигаться. Почти пять лет его жизни он провел взаперти. Йен провел чуть больше года, и этого было достаточно, чтобы вызвать у него небольшую клаустрофобию. Он нисколько не винит Микки, даже если они обгорят на солнце. Они сидят на причудливых деревянных шезлонгах и кидают друг в друга скитлс, пытаясь попасть в рот. Микки кидает одну конфетку и попадает прямо в лоб Йена, после чего смеется так сильно, что чуть не падает. Йен тоже бросает конфетку и попадает в зуб Микки. — Ай, черт, мой блядский сломанный зуб! — стонет Микки. Они смеются и выкуривают по одной сигарете, хотя у них есть целая пачка, и Йену так хорошо, что он жалеет, что не может заглушить это чувство. С воды дует легкий ветерок, у него передоз сахаром, а рядом с ним смеется Микки. Пятнадцатилетний Йен и представить не мог, что все так будет хорошо. Черт, даже двадцатилетний Йен не мог. — Ты закончил? — спрашивает Йен. — А что? — вопросом на вопрос отвечает Микки. Йен встает с шезлонга и садится Микки на колени. — Вот что. Микки усмехается. — Оу, ладно. — Это сиденье мне нравится больше, — говорит Йен, наслаждаясь смехом Микки, и тот одной рукой обнимает Йена. — Я не жалуюсь, — легко отвечает Микки. Они остаются сидеть так некоторое время. И даже не занимаются сексом. Просто сидят вместе. Это еще одна вещь, которую пятнадцатилетний Йен не мог представить — не просто сидеть с Микки без секса, а сидеть голым с Микки без секса. Тогда бы Микки себе такого не позволил, но Йен уверен, что смог бы справиться с этим, если бы Микки сделал это. Увеличение гормонов и головокружения от того, что Микки просто позволял Йену себя касаться, он был взвинчен и сгорал от желания рядом с ним. Не то, чтобы его желание к Микки перегорело. Он просто стал закаленным в этом плане. Он не боится, что каждый раз окажется последним; ему не нужно увеличивать количество секса каждый раз, когда им с Микки нужно разлучиться. В том-то и дело, что они не собираются расставаться. Уже нет. — Господи, ты сегодня такой задумчивый, — говорит Микки. Его голос звучит в его груди, на которой покоится ухо Йена. — Не помню, чтобы ты когда-нибудь сидел так долго молча. Йен усмехается. — Знаешь, уже никто не думает, что я много болтаю. Ты — единственный, кто до сих пор думает, что я — болтун. — Ты — болтун, — говорит Микки, при этом мягко поглаживая Йена по спине. Конечно, раньше бывало так, что Микки раздражала постоянная болтовня Йена. Больше его это не бесит. — Просто по сравнению с тобой, — отвечает Йен. Микки молчит, и Йен чувствует, что нужно больше объяснений. — Я просто… я имею в виду, я ни с кем не разговариваю так много, как с тобой. — Лип и Менди, — говорит Микки, — ты много с ними разговариваешь. — Да, — признается Йен. — Но не так, как с тобой. Я использовал ее… — он усмехается и немного ерзает, поднимая взгляд на Микки. — Я использовал ее для подталкивания. Я болтал и болтал, следя за тем, сколько времени тебе понадобится, чтобы заткнуть меня. Микки смеется. — Ну, большую часть времени я не обращал на тебя внимание. Я даже не знал, что ты болтаешь. — Серьезно? — спрашивает Йен. Микки смотрит на него сверху вниз, и его губы чуть дергаются. — Нет, не совсем, — признает он, чуть смущаясь. Он мягко смеется, и Йен без подробностей понимает, что он имеет в виду. Когда они были моложе, Микки ужасно боялся Йена. Точнее того, что Йен заставлял его чувствовать. Того, что Йен заставлял его хотеть. Он постоянно огрызался, потому что тратил всю свою энергию на отталкивание Йена от себя, пока, наконец, не устал от этого и не раскрылся Йену. У Йена были свои подозрения, потому что время от времени он получал проблески правды, скрывающиеся за личиной Микки. Хотя трудно понять, что на самом деле было правдой, когда Микки был так уверен в своих действиях. И с Терри, бегающим вокруг и все портящим. — Просто много думаю сегодня, — признается Йен. — Насчет нас. В прошлом. — Почему? — спрашивает Микки. — Не знаю, — говорит Йен. Он снова кладет голову на грудь Микки. — Ты просто… очень добр ко мне. И это заставляет меня задуматься… — О том, каким дерьмовым я был раньше, — кисло заканчивает за него Микки. — Нет, — говорит Йен. — О том, как напуган ты был. И как я на самом деле не понимал, как тяжело тебе было. Я совершил много дерьма, которого не должен был делать, потому что был слишком глуп, чтобы понять, как сильно ты стараешься. С минуту Микки молчал. — Я не думал о твоих плохих поступках, — тихо говорит он. — Ты всегда был лучшим в моей жизни, Йен. Микки не часто говорит такие вещи. Но каждый раз, когда это происходит, слова легко и уверенно вылетают из его губ. Йен думает о Микки, тяжело дышащем в холодную погоду, о том, как они смотрели друг на друга, пока Йен разбивал ему сердце. Микки сказал «я люблю тебя, и это значит, что мы заботимся друг о друге», а он и глазом не моргнул. И даже после того, как Йен буквально убежал из его жизни, Микки продолжал говорить о том, что думает о Йене, за тюремным стеклом, а Йен даже не смотрел ему в глаза. Йен начал думать, что, возможно, Микки не часто говорит такие вещи вслух, потому что это факт — то же самое, что ходить и говорить, что небо голубое. Он, наверно, не понимает, зачем говорить такие вещи вслух. И, да, это не значит, что Йен сомневается в чувствах Микки, вовсе нет. Просто приятно слышать это время от времени. И, когда Микки все же говорит такие вещи, он всегда это говорит так искренне и обыденно одновременно, что аж заставляет Йена задыхаться. Как и сейчас. Йен поворачивает голову и целует Микки в грудь. — Ты тоже самое лучшее, что есть в моей жизни, — говорит он. — Не повезло тебе, — говорит Микки, грустно усмехаясь. — Это не так, — возражает Йен. Микки пожимает плечами. — Ты мог бы найти кого-нибудь получше, — тихо говорит он. Йен приподнимается и прижимается лбом ко лбу Микки. — Я бы правда не смог, — обещает он. — Нет никого лучше тебя, Мик. И даже если бы я смог, я не хочу. Я хочу только тебя. Микки закрывает глаза. Он кивает и крепче обнимает Йена. — Ладно, — говорит он. — Хорошо. Йен усмехается. — Хорошо. — Ты же в порядке сейчас? — убеждается Микки. — Много думал, но не… Не знаю. Пьян еще. — Я в порядке, — мягко обещает Йен. — Я в полном порядке, Микки. День был замечательным. — Хорошо, — говорит Микки, и они снова усаживаются на шезлонг. — Жаль, что у нас нет удочек или типа того, — размышляет Йен. — С какого, бля, хера я бы предложил порыбачить? — говорит Микки. — Я каждый день весь день рублю головы, и ты думаешь, я хочу разбираться с этим дерьмом в свой выходной? — Мы бы не ели их, — замечает Йен. — Просто обычно на озере именно этим и занимаются. — Ха, — отвечает Микки. — Я думал, что обычно на озерах выбрасывают трупы и сваливают из штата. Йен смеется и щиплет Микки за бок. — Ты никогда в жизни не выбрасывал труп. — Хочешь поспорить? — спрашивает Микки. — Микки, я ж знаю, что нет! — смеется Йен. — Ты распространил этот слух, чтобы все вокруг тебя боялись еще сильнее. А вот твои дядя с отцом имели свои свалки трупов. Микки усмехается. — Я тебе это рассказал? — Ага, — самодовольно подтверждает Йен. — Похоже, я сперва говорю, а потом думаю, — говорит Микки. — Это все твое влияние. — Это предложение? — спрашивает Йен, и они оба смеются. — Не будем тереться друг о друга, как подростки, — ответил Микки. — Либо я тебе отсосу, либо ты меня трахнешь. Надеюсь, и то, и другое, — он поднял брови, глядя на Йена. — Это предложение. Йен смеется, но чувствует, как Микки сжимает его член, и внезапно понимает, почему тот увлекся. Было невероятно жарко. Микки просто сажает его на шезлонг и усаживается перед ним на колени. — Подожди, ты не хочешь зайти внутрь? — спрашивает Йен, уже не смеясь. Он знал, что тот возражал против секса на улице. Он не может вспомнить почему. — Нет, — говорит Микки, сразу же насаживаясь ртом, отбивая у Йена желание что-либо сказать. Они снова прыгают в озеро, чтобы отмыться, хотя Йену становится немного не по себе. — Надеюсь, этим мы не загрязняем природу? — спросил он. — Я больше переживаю за то, что сейчас происходит в моей заднице, — ворчливо шутит Микки. — Я весь открыт, блять. Уверен, скоро меня вырвет озерной водой. Йен так сильно смеется, что чуть не тонет, а Микки еще сильнее его начинает топить. Йен выныривает, выплевывая воду, и Микки уплывает от него так, как Йен его научил. Они плещутся, смеясь и борясь друг с другом. — Вот дерьмо, — говорит Йен, держа лицо Микки в руках. Он мягко проводит пальцами по носу. — Солнечный ожог. — Бля, — стонет Микки. Он изучает лицо Йена. — У тебя просто как будто веснушки прибавились. — Уверен, на заднице тоже, — уныло говорит Йен. — В воде то нормально, а вот на суше будет болеть. Микки фыркает. — Думаешь, я проявлю к тебе каплю сочувствия из-за твоей больной задницы? Йен смеется. — Я говорил, мы можем поменяться местами! — Я не меняю, — упрямо говорит Микки, от чего Йен еще больше смеется. У него нет никаких жалоб, и Микки это знает. — Конечно, боже упаси заставлять тебя делать какую-либо работу, — поддразнивает Йен. Микки вновь пытается его утопить. Они выходят из воды, когда им уже становится плевать на солнечные ожоги. У обоих довольно кожа была раздражена, но спереди все было в порядке, т.к. они лежали вместе. Спина Йена сгорела к чертям, а лицо лишь слегка порозовело, потому что он им прижимался к груди Микки, у которого сгорели нос и щеки. — Мы выглядим так глупо, — смеется Йен. — Удачно тебе поспать следующие несколько дней, — сказал Микки. Йен вздохнул. Неважно, в какой позе он уснет, ведь проснется, лежа на спине. Будет не особо комфортно. — А я говорил, не надо было ебаться на улице, — безобидно обвиняет Йен. Все равно он не особо протестовал. — Мы сгорели не за те двадцать минут ебли, — указывает Микки, — а за те два часа, что проторчали там. Йен вздыхает. — Как думаешь, каков шанс, что здесь где-нибудь есть алоэ? Микки пожимает плечами. Они обыскивают все ванные и шкафы. — Вот это? — спрашивает Микки, держа бутылку. — О, да, — говорит Йен. — Наше спасение. Микки смеется и втирает немного геля в спину Йена. Он мог сам намазать себе лицо, но Йен предпочел сделать это за него, нежно втирая гель в покрасневшую кожу. После этого они спустились по лестнице и сели смотреть телевизор. — У этих богатых ублюдков есть огромный дом, но нет кабельного телевидения? — жалуется Микки. — Богачи не заслуживают своих денег. После этого они выясняют, что это какой-то смарт тв, и включают на фоне боевик, пока едят, а Йен принимает свои лекарства. — Будет так непривычно вернуться домой и одеться, — говорит Йен. Микки смеется. — Один день отдыха, а ты уже готов в нудисты заделаться? — Конечно, если ты будешь со мной, — отвечает Йен, томным взглядом обводя обнаженное тело Микки сверху вниз. Тот фыркает и легонько пихает его. Устремив взгляд на телевизор, Микки мягко говорит, — Я всегда буду с тобой. Улыбка, которую Йен не может сдержать, стоит боли, причиняемой его сгоревшей кожей. Они довольно поздно уснули, наслаждаясь отдыхом и классной спальней. Но весь день они не могли лежать; как бы ни были хороши два выходных подряд, у них много дел дома. Такое дерьмо, как стирка и уборка перед приездом Евгения. По дороге домой они не заезжают в закусочную, но Йен улыбается, когда они мимо нее проезжают. Микки замечает его улыбку и фыркает, но молчит. Как только они возвращаются домой, со всех сторон на них обрушивается взрыв шума: плач Френни, ссоры Лиама с Дебби, стук в стиральной машинке, означающий, что кто-то решил постирать свою обувь, хотя Йен просил так больше не делать. Он тихо вздыхает и смотрит на Микки. Тот пожимает плечами. Такова их жизнь. И Йен ее любит, правда. Просто было приятно на какое-то время убежать от этой суеты и ничего не делать. Йен пошел выяснять, что происходит с Лиамом и Дебби, а Микки — успокаивать Френни. В целом он чувствует себя почти комфортно с детьми. Они вернулись к своей обычной жизни — работа и отведение Лиама в школу, а Френни в детский сад; телефонные звонки с Карлом; согласование расписания с Дебби; визиты Ева и рутина по дому. Иногда их рабочие графики становятся такими напряженными, что они почти не видят друг друга. Это отстой, но иногда такое случается. Йен устраивает вечер пиццы только для младших братьев с Лиамом и Липом, когда Лип впервые поднимает эту тему. Йен немного хмурится, когда Микки пишет ему, что задержится на работе из-за того, что стажер устроил беспорядок на кухне. Он слегка морщится, представляя, как Микки будет вонять рыбой по приходе домой. Даже после душа запах остается. — Проблемы на работе? — аккуратно спрашивает Лип. Это бесит Йена. Тот всегда все комментирует. Он никогда не скрывал своей неприязни по поводу отношений Микки и Йена, хотя и видел своими собственными глазами, как во время проявления биполярного расстройства Микки о нем заботился. — Нет, Мик просто задержится, — ровно отвечает Йен. Нет смысла ввязываться в драку, когда они хорошо проводят вечер. Лип никогда прямо ничего не говорит, поэтому Йен просто будет его игнорировать. — Такое чувство, словно его в последнее время нет рядом, — говорит Лип. — Он рядом, — возражает Лиам. — Вчера он научил меня подделывать подпись Фионы для школьных документов. — Он… что? — переспрашивает Йен, не зная, злиться ему или нет. С одной стороны, это не лучшая вещь, которой учат детей, с другой — Йену не придется самому ее подделывать. Она все еще является законным опекуном Лиама, и подделать ее подпись во всех отношениях легче, чем искать Френка. — Ты спал, а мне нужна была подпись Фионы для экскурсии. Он сказал не будить тебя, поэтому научил меня делать это самому. Он сказал, чтобы я это делал только для таких вещей, как экскурсии, половое воспитание и плохих оценок, но если я ввяжусь в драку, то должен сообщить тебе, — уверяет его Лиам. — О, так он очень даже полезен, — саркастически усмехается Лип. — Так и есть, — грубее нужного отвечает Йен. Он делает глубокий вдох, напоминая самому себе, что не хотел ссориться с Липом. — Ничего страшного, — соглашается Йен. — О плохих оценках, наверное, тоже мне сообщай. Например, если это случается единожды, и ты знаешь, что можешь исправить оценку, то все в порядке, но, если ситуация ухудшается, — обязательно сообщи. — Хорошо, — соглашается Лиам. Нет гарантии, что тот так и поступит, но, по крайней мере, Йен высказал это вслух. Было странно — устанавливать правила с Лиамом. Он никогда не волновался из-за Дебби или Карла, ведь за это отвечала Фиона. И Лиам тоже привык, что Фиона среди них всегда была главной, поэтому, когда она уехала, он слегка расслабился, а Дебби лишь слегка его контролировала, пока Йен был в тюрьме. Хотя в последнее время дела у них идут хорошо. — Так вы теперь стали опекунами, да? — спрашивает Лип. Он спросил это не со зла. Долгое время он был трезв, благодаря чему его характер смягчился, но иногда он не осознает, насколько раздражающе себя ведет. — Да, стали, — отвечает Йен. — Мы с Миком и Дебби всегда присматриваем за Лиамом. И, когда Ев приезжает, тоже ухаживаем за ним. Потому что мы вместе. — Лады, лады, — Лип поднимает руки в защитном жесте. — Я просто всегда думал, что в конечном итоге ты будешь с тем, кто готов к наиболее романтическим жестам, понимаешь? Кэш и Нэд всегда дарили тебе разное дерьмо. — Кэш и Нэд были педофилами, которым хотелось, чтобы я все время молчал, — указывает Йен. — О, хорошо, теперь мы можем это признать? — спрашивает Лип. Йен вздыхает. — Видимо, да, — он был одним из тех, кто утверждал, что его парни были не педофилами, но, повзрослев, его отношения открылись ему с новой стороны. — И Микки — романтик. — Да, он устроил Йену сюрприз в большом доме у озера, — вмешивается Лиам. — Их не было два дня, а по приезде у Йена вся шея в засосах. — Откуда ты знаешь, что такое засос? — спрашивает Лип. Лиам закатил глаза. — Мне почти тринадцать, — говорит он надменно. Йен и Лип смеются над этим, хотя Лиам прав. Они оба в его возрасте знали, что такое засос. Лип поднимает брови. — И как, кража со взломом была романтичной? — Мы не вламывались внутрь, — защищается Йен. — Просто думал, что это что-то в его духе, — усмехается Лип. Он изобразил пальцами кавычки. — «Привычка Встречаться с Людьми, Находящимися в Заключении». — Ты же знаешь, это и в моем духе тоже, — указывает Йен. — Я тоже сидел в тюрьме. И, когда это случилось, он сделал чертовски большой жест. — Видимо, так и есть, — соглашается Лип. Не извинился, но был близок к этому. — Он просто не производит впечатление романтика, понимаешь? Не приносил же он цветы или что-то в этом роде. — Мне не нужны цветы, — говорит Йен, сильно раздражаясь. Он не понимает, почему Лип так настойчив. — Иногда он приносит домой рыбу, — отвечает Лиам. — Он сказал, что принесет мне позвоночник для научного проекта. Лип морщится. — Какого проекта? — Скелеты животных. Карл предложил прислать мне позвоночник белки, как только он одну из них пристрелит. — Боже, — бормочет Йен. — И как он собирался его прислать, e-mailом? — Разве нам не нужно беспокоиться об этом, несмотря на то, что он учится в военной школе? — спрашивает Лип. Йен пожимает плечами. — Наверное, до тех пор, пока он их не мучает, не стоит. Они погружаются в воспоминания о некоторых величайших поступках Карла ранее: взрывающаяся микроволновая печь, убийства животных и различные мелкие преступления. Однако Лиам начинает выглядеть чересчур заинтересованным, поэтому они меняют тему и заводят разговор о новых соседях. Тем не менее, Йен не может перестать думать о словах Липа до самой ночи. Он укладывает Френни спать, чтобы Дебби отдохнула с друзьями; следит за тем, чтобы Лиам почистил зубы; и, в конце концов, устраивается перед телевизором для просмотра случайного шоу. На самом деле, Йен тоже всегда думал, что будет в отношениях с романтиком. С каким-то парнем, который будет устраивать сюрпризы не в виде рыбных костей и сложных приключений. Черт, с каким-нибудь парнем, который водил бы его на настоящие свидания, а не выпить в «Алиби». Но Йен не разочарован, правда. Он самый счастливый человек, каким он когда-либо был, потому что по-настоящему живет с Микки. И у Микки бывают вспышки романтики. То, что они не происходят ежедневно, не значит, что они отсутствуют вовсе. Он пошел на поздний завтрак ради Йена. Он устроил сюрприз для Йена и отвез его в путешествие. Да, им нельзя было находиться в том доме, и Йен почти уверен, что те ключи Микки обменял на травку Игги, но все же. Это были отличные выходные. Йену не нужны ежедневные романтические жесты, чтобы быть счастливым. В конце концов, он засыпает перед телевизором. Это случается довольно часто, так как он уже взрослый. Он уже не может так долго бодрствовать. Через некоторое время он просыпается, но телевизор и свет уже выключены, из-за чего он начинает переживать, готовясь к обороне, но потом чувствует запах рыбы, сигаретного дыма и геля для волос — это Микки вернулся. — Пойдем, соня, — бормочет Микки. — Нельзя так спать всю ночь, не то шею нахуй угробишь. — Мм, — угукает Йен, еще не проснувшись. — Пойдем спать, — шепчет Микки. Он подхватывает Йена и несет его к лестнице. Йен чувствует, как из его груди вырывается смешок. Микки несет его на руках, как младенца. — Чего смешного, хохотун? — спрашивает Микки. Он опускает Йена на ступени, продолжая обнимать за талию. — Я тебе помогу, но по лестнице не понесу. Это ебаная смертельная ловушка. Здесь повсюду вещи разбросаны. Йен снова смеется, но послушно поднимается по лестнице. В основном, тащит его Микки. Йен уже почти полностью проснулся, но он слишком счастлив, чтобы притвориться спящим. Такая ситуация у них не в первый раз — Микки укладывает Йена в кровать и осторожно раздевает его, чтобы тому не было жарко во время сна. Микки укладывает Йена поудобнее и целует в лоб. — Я в душ, — тихо говорит он. — Чтобы не вонять. Скоро вернусь. Йен сворачивается калачиком, чувствуя себя сонным, расслабленным и счастливым. Поэтому у него нет свиданий при свечах, модных часов и стихов. Они ему не нужны. И затем он понимает, что это необязательно единственные признаки романтики. Микки точно знает, какой кофе любит Йен, и всегда оставляет ему чашку на тумбе, когда Йен собирается вставать на работу. Он знает историю болезни Йена наизусть, и иногда, если им нужны лекарства, а рецепта нет, он готов оказать фармацевту услугу. Разве это не романтика? Разве это не романтично, когда Микки, возвращаясь домой после целого дня на ненавистной ему работе, укладывает Йена спать? Разве это не романтично, когда Микки следит, чтобы у Йена было достаточно еды, даже если ему самому ничего не достанется? Разве это не романтично, когда Микки держит Йена за руку, возвращаясь из «Алиби», в четырех кварталах от того места, где отец Микки издевался над ним всю его жизнь? Разве это не романтично, что Микки все еще рядом с ним, проживает день за днем? Йен уже полностью проснулся, чувствуя комок в горле, а в глазах слезы от того, как сильно он любит Микки. И как сильно его любит Микки. Может быть, никто не считает это верхом романтики. Но Йен знает, что он у Микки всегда в приоритете. Нет ничего такого, что бы Микки не сделал для него. Это пиздец как романтично для Йена. Микки возвращается из душа и приподнимает брови, глядя на проснувшегося Йена. — Все мои шептания и укладывание тебя в кровать были для того, чтобы ты как раз не просыпался, — говорит он, все еще сохраняя мягкость в голосе. Он хочет, чтобы Йен уснул. Потому что он волнуется, что Йен устал. Потому что теперь он знает, как быть мягким, по крайней мере, с Йеном. Йен сейчас заплачет. Микки, должно быть, это замечает, потому что начинает выглядеть встревоженно. Он забирается в кровать, и от него все еще слегка пахнет рыбой, но Йен думает, что ему было бы поебать, даже если бы тот был весь в рыбных кишках. Йен притягивает Микки к себе и целует его. — Я люблю тебя, — шепчет он. — Окей, — подозрительно отвечает Микки. — И я тебя люблю. Но какого хуя? Я ж тебе просто помог, чувак. Не так уж и важно. — Это важно, — настаивает Йен. — Потому что ты всегда это делаешь. Укладываешь меня спать, приносишь мне кофе и… ты любишь меня, Мик. — Ээ… ну, да? — Микки звучит озадаченно. — Так, а хули ты из-за этого ревешь? — Ты самый романтичный парень на свете, — говорит Йен. Микки уже пугается. — Романтичный? — повторяет он. — Ну уж нет, блять. — Да-да, романтичный, — говорит Йен. — Ты все время делаешь для меня что-то приятное. Просто потому что ты хочешь. Потому что ты хочешь, чтобы я был счастлив. — И что? — озадаченно спрашивает Микки. — Каким хуем это связано с романтикой? — Это и есть романтика, — говорит Йен, желая, чтобы Микки его понял. — Мне плевать, что ты не покупаешь мне подарки и не водишь в дорогие рестораны. Ты привел меня в какую-то закусочную на обочине шоссе, потому что подумал, что мне захочется позднего завтрака. Типа, блять, ты ежедневно говоришь, что любишь меня. Это- блять, Микки, это невероятно. — Я понятия не имею, что сейчас, нахуй, происходит, — заключает Микки. — Я просто… — Йен качает головой и запускает пальцы в мокрые волосы Микки. — Я просто хочу закричать на весь мир, какой ты потрясающий. Люди этого не понимают. Они думают, романтика — это большие жесты. И да, ты тоже это делал. Ты вернулся ради меня. И спланировал эту поездку в домик у озера. Это так романтично! Но и маленькие ежедневные жесты тоже романтичны. Ты их делаешь постоянно. Микки опускает голову на подушку и смотрит на Йена одним глазом. — Окей, — медленно произносит он, — и что? — То, что я люблю тебя, — говорит Йен, пожимая плечами. — Лип говорит… — А, — говорит Микки, закатывая глаза. — Надо было догадаться, что эта тирада по его блядской вине, — отношения между Микки и Липом, мягко говоря, напряженные. Раньше Йена беспокоило, что его брат и любовь всей его жизни не ладят — иногда приходится, когда Йен поблизости — но они пришли к своего рода компромиссу, игнорируя друг друга. — Он сказал мне, что всегда думал, что я буду с кем-то более романтичным. И сказал, что ты не похож на такого парня. Но потом я много думал об этом, и понял, что ты похож. Может, он просто не знает о такого вида романтике. Микки задумывается на секунду. — Знаешь, ээ… — он сглатывает и пожимает плечами. — Я все это планировал, и поздний завтрак — просто я знал, что ты его любишь, и так и получилось. Но я больше задумался о том, что ты сказал, что никогда не был на настоящем свидании. Видимо, мы действительно еще не были. Йену требуется мгновение, чтобы понять, что Микки имеет в виду. Йен не помнит, чтобы он говорил, что они никогда не были на свидании. Но затем он вспоминает: окровавленные лица, эйфорию от опьянения и от нахождения с Микки, руки которого были заломлены за спиной; вспоминает пистолет в руке Микки, когда тот отстаивал их отношения. Он с трудом сглатывает. — Да, — на секунду повисает напряжение. — Если, конечно, не считать наших совместных обедов в забегаловках, — пытается пошутить он. Микки фыркает. — Для Милковичей точно считается. Но теперь-то мы ходили? Разве это не считается? Поздний завтрак и прочая хуйня? — Считается, Мик, — обещает Йен, кивая. — Это было лучшее свидание в моей жизни. Микки закатывает глаза. — Не лучшее. Все твои богачи-старперы водили тебя в места получше этого. Даже дом у озера, уверен, был не так хорош, как отели, в которые они тебя водили. — Нет, — говорит Йен, качая головой. — Это было лучшее. Микки вздыхает. — Йен. — Микки, — отвечает ему Йен. Он снова притягивает Микки к себе. — Оно было лучшее, потому что было с тобой. С тобой всегда все лучше. Он видит, как эти слова влияют на Микки. Тот тяжело сглатывает, быстро моргая. — Значит, я сделаю что угодно, и ты даже не пожалуешься? — пытается пошутить он. Его голос слегка дрожит. Это заставляет Йена нежно рассмеяться, что почти причиняет боль. Даже спустя столько времени их отношений Микки до сих пор сомневается, что он достаточно хорош для Йена. Это действительно причиняет боль, потому что по большей части это произошло по вине Йена. — Ты мог бы ежедневно делать мне минет до конца жизни, и тогда все будет чики-пуки, — говорит ему Йен, и Микки смеется. Йен наклоняется и шепчет, — но жаловаться я все равно буду всегда. Микки снова смеется. — Да, жалуешься ты дохуя. — Вы только посмотрите, кто бы говорил, — смеется Йен, зная, что никто не жалуется сильнее, чем Микки. Это просто его стиль общения — он говорит о погоде, жалуясь на нее; он говорит о работе, жалуясь на нее; он говорит о Евгении, жалуясь на то, что видит его не так часто. Когда он жалуется, он высказывает именно те мысли, что есть в его голове. — Отъебись, — беззлобно говорит Микки, все еще прижимаясь к груди Йена. — Если это дерьмо действительно романтично, то ты тоже романтик, — говорит он. — Пускаешь меня в кровать, хотя я воняю рыбой. Взбиваешь подушку так, как мне нравится. Готовишь для меня и прочее дерьмо. Все время спрашиваешь, в порядке ли я. Трахаешь меня, пока я не закричу. Последнее застает Йена врасплох, и он смеется. — Не уверен, что это считается. — Это я тут считаю, что считается, а что — нет, — утверждает Микки. — И это считается. Йен снова смеется, зарываясь лицом в волосы Микки. — Ладно, — говорит он, слегка смущаясь. Они молчат минуту, пока Йен не заговаривает, — я просто хотел сказать… я знаю, что ты ежедневно прикладываешь большие усилия. Ты, наверное, не хочешь, чтобы я это признавал, но я должен. Это важно для меня, Мик. Мне это очень нравится. Микки не смотрит ему в глаза, смущаясь от его слов, но Йен знает, что тот обдумает эти слова позже. — Окей, — говорит он. — Я… да. И ты тоже, да. — Я знаю, — уверяет его Йен, потому что Микки ясно дает все понять, не говоря ни слова. — Теперь то мы можем лечь спать? — спрашивает Микки. — Нет, — говорит Йен. — Нет? — повторяет Микки. — Нет, — также повторяет Йен. — Потому что жарко пиздец, а ты слишком близко ко мне. Откатись. Микки моргает, глядя на него, а затем фыркает. — Все, блять, прошла любовь, завяли помидоры? — В июле в постели нет никакой романтики, — говорит Йен. — Видимо, тебе придется устроить мне сюрприз и отвезти обратно в домик у озера. — Ты не можешь планировать собственный сюрприз, — ворчит Микки, закатывая глаза. Он все еще лежит на Йене. — Зато ты знаешь, что мне это понравится, — указывает Йен. — Ты, говнюк, я и так знаю, что тебе понравится, — напоминает ему Микки, заставляя Йена расхохотаться. — Романтик, — провозглашает Йен. В итоге он отпихивает Микки. — Ты самый, блять, худший человек, — говорит Микки, весь закутанный в простыню. Йен целует Микки в плечо. — Я тоже тебя люблю, — шепчет он. Микки молчит, но Йен замечает улыбку, появившуюся на его лице. Она милая и слегка смущенная. Он перекатывается на спину, берет Йена за руку и закрывает глаза. Йен наблюдает за ним, наблюдает, как поднимается и опускается его грудь, когда тот дышит, как трепещут его ресницы, наблюдает за его улыбкой, все еще играющей на его губах. Йен чувствует, как его собственная улыбка становится шире. Он подносит руку Микки к губам и целует ее. Тот смеется, не открывая глаз, и в этот момент Йену кажется, что нет никого счастливее его. Он счастлив и любим. Ему комфортно и безопасно. Он сжимает руку Микки, и они засыпают так, как всегда просыпались; так, как засыпали долгое время; так, как они будут спать всю оставшуюся жизнь; так как Йену нравится больше всего, — вместе.