Wiping away your tears

      Шэнь Цинцю не покидал кровати своего сына. Он остался бы, пока люди не ушли, здания превратились в руины, а корни деревьев не выросли над его одеждами. Му Цинфан сказал, что шансы были пятьдесят на пятьдесят и что все, что они могут делать, это ждать. Но Шэнь Цинцю ненавидел ждать. Неделю, день, час, минуту или секунду... он ненавидел это. Он узнал, что стал довольно нетерпеливым человеком.       И на этот раз он ждал А-Юаня. Чтобы тот поправился, открыл глаза. Все, чего он когда-либо мог хотеть, это чтобы его сладкий Эр-цзы проснулся. Он действительно просил слишком многого?       Будет ли ему дана такая отсрочка? Казалось, что судьба никогда не давала ему ни унции облегчения. Особенно, когда у него отнимали что-то ценное, судьба никогда ничего не возвращала этому одинокому хозяину. Она просто забирала и забирала. А он ломался и ломался.       Но только в этот единственный раз. В этот чертов раз он хотел, чтобы все вернулось. Было в порядке. Пожалуйста, просто пожалуйста.       Послышался негромкий стук в дверь и знакомый голос, который донёсся до ушей Шэнь Цинцю. Здесь были только они, поэтому он крикнул:       — Сяо-Цзю?       Мастер Цинцзин плотно закрыл глаза, небольшое шипение слетело с его языка.       Лидер секты спросил:       — Могу... Могу я войти?       Цинцю ничего не ответил. Никто из них не имел значения. Никто из них не заслуживал его внимания... никто, кроме А-Юаня.       Дверь скрипнула, и Юэ Цинъюань нерешительно вошел внутрь. Он осторожно подошел, все ещё глядя на Шэнь Юаня. Лицо бессознательного ребенка призраком преследовало его. Он почти ошибочно принимал его за лицо Шэнь Цзю. Они были так поразительно похожи. Мужчина легко представлял, что на той кровати лежал Шэнь Цинцю, а не его сын.       Затем он взглянул на Шэнь Цинцю и увидел измученное лицо. Оно было разрушено беспомощностью и одиночеством. Его кожа была бледной, а под глазами залегли темные мешки. Все, что он сделал, это смотрел на Шэнь Юаня, по-видимому, в последнее время ему было трудно что-либо есть.       Юэ Цинъюань грустно посмотрел на него, чувствуя все его сожаления, и сел рядом с Лордом Пика Искусств. Он глядел на мальчика и знал, просто знал, что, если Шэнь Цинцю когда-нибудь потеряет своего сына то... это будет конец. Он знал, что Шэнь Цинцю держался за этого мальчика так, как будто тот был ниточкой, не дававшей ему сорваться в кипящую яму черной смолы. Если его сын... если его сын умрет или уйдет, Глава не знал, как долго отец сможет продержаться. И с этой потерей он упадет очень сильно. Может быть, он просто станет еще более жестоким, более обиженным, но если станет хуже, то, возможно, не станет и самого Шэнь Цинцю. Он может просто...       Лидер секты закрыл глаза, стараясь не представить себе такую судьбу. Он знал... он видел, что Шэнь Цинцю чувствует себя лучше. За последние десять лет он стал мягче и искреннее. Он улыбался и смеялся, и это плавило сердце Юэ Цинъюаня. Его репутация улучшилась, и его отношения с шиди и шицзе тоже стали лучше. У него все еще был острый язык, и вёл себя отстранённо, но эти стены медленно опускались. Он даже стал наполовину порядочным учителем для своих учеников, и они тайно обожали его.       И все это было благодаря А-Юаню.       С ним у Шэнь Цинцю была поддержка, любовь и семья. Беспорядочности этого мира и его неудачи больше не было. Отец больше не страдал от этого. Но был определенный уровень зависимости, который всегда волновал Юэ Цинъюаня. Потому что он мог видеть это, даже если другие игнорировали. Цинцю держался за своего сына, как скала в бушующем океане. Как за единственного, на кого он когда-либо действительно мог положиться.       Да, он улучшил отношения со своими коллегами-горными лордами, но все они знали, что его сердце полагалось на Юаня. Никто не мог этого отрицать.       А потом А-Юань ушел. Всего на год. Этого времени было достаточно, чтобы все вернулось к тому, что было раньше. Шэнь Цинцю неуклонно становился все более отдаленным. Он стал более угрюмым. Он больше не виделся с Ци Цинци, и определенно ненавидел то, что Юэ Цинъюань заявлялся к нему так часто. Лю Цингэ и Шан Цинхуа отсутствовали большую часть этого времени, а Му Цинфан всегда был равнодушен. Ученики не знали, что делать, и вскоре напряжение стало слишком сильным, его больше нельзя игнорировать. Он был слишком неприступен, одиночество медленно ломало его.       Затем прибыл Ло Бинхэ. И это было похоже на зажженную опасную искру. Ту, которая состоит из огромной ненависти и гнева. Лорд больше не грустил и, возможно, он больше не хотел быть грустным, но теперь все, что он чувствовал, это гнев. Гнев на этого невинного мальчика, и Юэ Цинъюань знал почему. Черт возьми, он знал.       Юэ Цинъюань чувствовал себя абсолютно бессильным, даже с его положением, силами и мастерством, он не мог сравниться с острым языком Шэнь Цинцю. Каждое слово так глубоко врезалось, что никто, знающий его обстоятельства, не смог бы противостоять ему. Сколько раз он просто хотел сказать, чтобы младший остановился, но потом он смотрел в глаза Сяо-Цзю и просто понимал, что недостоин. Он не имел на это права, он был хуже, и его беспокойство съедало его. Чувство вины, которое было непрекращающимся, он постоянно спрашивал себя, почему он не может просто сказать «нет». Но он знал ответ на этот вопрос, всегда знал.       И в этот момент Шэнь Цинцю стал неприкасаемым, как горячий утюг. Если бы ты подошел слишком близко... ты бы обгорел.       К счастью, Шэнь Юань вернулся и облегчил сердце своего отца. Но... даже по возвращении Цинцю не сразу вернулся к своему мягкому я. Тот человек, который стал лучше, кто нашел счастье и улыбнулся, снова заразился тьмой.       Нет, Шэнь Цинцю проявлял свою любовь к сыну, как и раньше, как будто пытаясь скрыть то, что сделал. Но он был более ожесточенным, все еще злым. Эти чувства всплыли на поверхность и до сих пор не утихли. Шэнь Цинцю и Юэ Цинъюань оба знали, что если это откроется А-Юаню… ну, сын может вернуть это обратно со своим собственным негодованием. И этот Лидер Секты знал, что Сяо-Цзю не сможет справиться с негодованием своего сына. Не с настоящей обидой, с криками и яростью. После которой люди уходят из жизни друг друга. И все хорошие воспоминания становятся кислыми.       Юэ Цинъюань мог справиться с таким видом обиды, но знал, что Шэнь Цинцю не сможет.       Он согласился с тем, что Ло Бинхэ лучше просто уйти. Перейти на другой пик или что-то в этом роде. Но он знал, что ребенок нашел здесь что-то, к чему привязался. Он знал, что тот не уйдет сейчас.        Юэ Цинъюань обернулся и увидел, как за едва приоткрытой дверью исчезла шевелюра. Он внутренне вздохнул. Да, Ло Бинхэ и Шэнь Юань были слишком привязаны друг к другу, слишком близки друг с другом, что только усложняет ситуацию.       Глава секты взглянул на серьезного Шэнь Цинцю. Но даже если Ло Бинхэ уйдет и никогда не вернется, этого будет недостаточно. Достаточно только для того, чтобы залечить раны Шэнь Цинцю, чтобы он мог уверенно стоять на собственных ногах, не чувствуя горечи в своем сердце. Нет, ему нужно снова расти, но на этот раз продолжать расти. Не отступать и не мучиться прошлым.       И в этот раз одного А-Юаня... было бы недостаточно.       Потому что Шэнь Цинцю слишком зависит от своего сына. Но его сын не сможет всегда быть с ним. Мертв он или нет. Он не всегда может цепляться за мальчика.       Юэ Цинъюань тихо смотрел на него, желая стать еще одной скалой Цинцю, чтобы тот мог держаться в этом бушующем темном океане. Сбросить еще одну ниточку, за которую Шэнь Цинцю зацепится, если его сына не будет рядом. Он... он не хотел, чтобы Сяо-Цзю снова упал во тьму. Он хотел бы быть достаточно сильным, чтобы на него можно было положиться. Опираться, если он слишком устал. Цинъюань отчаянно нуждался в этом.       Шэнь Цинцю почувствовал взгляд Юэ Цинъюаня и пробормотал:       — Я знаю, о чем ты думаешь...       Глаза лидера секты опустились, и он тихо пробормотал:       — И о чем же я думаю?       — Что я жалок, — ответил Шэнь Цинцю. — Что я не смог его спасти. Что не смог его защитить. Я потерпел неудачу как его родитель. Я просто несчастный дурак.       Юэ Цинъюань смотрел на него ещё несколько секунд прежде, чем сказал:       — Нет... Я так не думал.       — Да, думал, — опроверг Шэнь Цинцю, рассердившись. — Ты так низко думаешь обо мне, так что ты, должно быть, именно об этом и думал.       — Нет... это неправда, — заявил лидер секты. Ему не хотелось плакать из-за сегодняшних ругательств Шэнь Цинцю. Может быть, это потому, что Шэнь Юань был прямо тут.       — Тогда что? — зашипел мужчина. — О чем ты думаешь?       — Я думаю... — Юэ Цинъюань потянулся за рукой А-Юаня, которую держал Шэнь Цинцю, осторожно и медленно беря ее. — Я думаю, что Шэнь Юань проснется и улыбнется, и ты улыбнешься ему. Что вы... вы оба будете так счастливы, и что все, о чем вы беспокоитесь, исчезнет.       Плечи Шэнь Цинцю дрожали, но он ничего не сказал, слишком уставший, чтобы бороться с этим.       — Я думаю... что тебе невероятно одиноко без него.       Мастер Цинцзин повернулся головой к Юэ Цинъюаню, нижняя часть его век покраснела, а взгляд был удивлен.       — Я... — Юэ Цинъюань прикусил губу, действительно сомневаясь. Но потом он посмотрел на А-Юаня, молодого человека, который стал скалой Шэнь Цинцю, его нитью. Он... Он был действительно удивительным молодым человеком. У него должно быть было мужество, какая-то сила для них обоих. — Я не заслуживаю тебя... Сяо-Цзю.       Шэнь Цинцю уставился на него в полном шоке от того, что слышал.       — Я знаю, что говорил "извини" миллион раз, — сказал Цинъюань, плотно закрыв глаза. — Но вот почему. Я не заслуживаю тебя... после того, через что я тебя провел. Я... — Он открыл их, чтобы увидеть искреннее выражение лица Шэнь Цинцю, горячо слушающего, и задохнулся. Эти зеленые глаза душили его, и он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он с дрожащим голосом опустил руку Шэнь Юаня и быстро ответил. — Я не что иное, как вина, когда дело доходит до тебя.       Воцарилось молчание, а затем Шэнь Цинцю медленно сказал:       — Лишь вина?       Глаза Юэ Цинъюаня открылись, и он посмотрел вверх.       Лицо Шэнь Цинцю превратилось во что-то болезненное:       — У тебя не осталось ничего, кроме вины?       — Нет! — Юэ Цинъюань внезапно встал, поразив их обоих. —Я просто- я просто- это еще не все!       Мастер секты смотрел на него с страстным любопытством.       — Я-я-я очень плохо разбираюсь в словах.       — Раньше все было хорошо.       — Я ну... стало хуже, — заявил Глава, размышляя, а затем побледнел. — Намного хуже.       Пиковый лорд Цинцзин вздохнул, а затем отвернулся, вернувшись к своему сыну. Казалось, он хотел закончить с Юэ Цинъюанем, но лидер секты продолжил:       — Но!       Он оглянулся назад.       — Я хочу стать лучше, — воскликнул Юэ Цинъюань. — Я... Я хочу тебе сказать. Нет, я расскажу тебе! — Ого, это было отчаянное мужество. — Я сделаю это. Я знаю, что ты ненавидишь ждать, но... я постараюсь.       — Это обещание? — Спросил меч Сюя.       Юэ Цинъюань отступил, но затем прочистил горло, сложил руки и поклонился:       — Однажды, очень скоро.       Шэнь Цинцю посмотрел на него, а затем отвернулся со вздохом.       Лидер секты растерялся, чувствуя стыд, а затем сказал:       — Но гм... до тех пор я могу попросить об одолжении?       — А?! — Мастер Цинцзин обернулся назад.       — Оно простое! — Юэ Цинъюань обороняюще протянул руки. — Я чувствую, что А-Юаню будет очень грустно, если он узнает, что его отец голодал.       Шэнь Цинцю уставился на него, а затем усмехнулся:       — Ты можешь уйти, лидер Секты.       — Ах, да! — Юэ Цинъюань быстро удалился. Он вышел и увидел Ло Бинхэ за дверью, держащего две миски конги на подносе.       Видя это, он почувствовал себя виноватым. Этот ребенок действительно пытался заключить мир между всеми тремя людьми.       Он с сожалением отвернулся. Это было чистое безумие.

***

      Бинхэ ждал за дверью. Каждый день, пока А-Юань не проснется. Он начал верить, что это произойдет, потому что если бы он собирался умереть от Неисцелимого, он, вероятно, уже бы это сделал.       Му Цинфан заявил, что он еще не проснулся, потому что был простым учеником. Если бы отравился пиковый лорд, то после некоторого лечения он, вероятно, проснулся бы намного раньше.       И в последнее время на горе было так тихо. Ни один ученик не был слишком громким или буйным, как будто они старались не сломать всю эту напряженность. Большинство говорили шепотом, думая, что если они будут говорить немного громче, то что-то случится. Хорошее или плохое. Ученики Цинцзин были особенно тихими, ожидая Шэнь Шисюна. Он проснется или...?       Они верили, что напряжение нарушится, когда Шэнь Цинцю будет плакать либо от радости, что его сын проснулся, либо завоет, как проклятый, эхом разнося своё горе по коридорам, если тот не выживет. Каждый мог почувствовать, что в зависимости от результата, эффект распространиться на все пики.       И Бинхэ тихо ждал, заглядывая в щелку в двери, чтобы посмотреть, не происходит ли что-нибудь в той комнате. Но Шэнь Цинцю был все таким же неподвижным, как и его сын, и молчал.       Маленький шиди держал свой поднос с двумя чашами конги, стоя рядом. Но через пару часов конги портилась, и он возвращался на кухню, чтобы сделать другую. Он работал как часы каждый день, ожидая у двери, а затем возвращаясь, чтобы сделать новые порции.       Но однажды на кухне кое-кто оказался, когда он пришел. Кто-то, кто обычно был довольно отвратительным человеком в глазах Бинхэ в любой другой обычный день, но его разум был настолько одержим тем, что Шэнь Юань поправится, что он не тратил время на обиду на Мин Фаня. Вместо этого он прошел мимо, не обращая на него особого внимания, и просто сосредоточился на поставленной задаче.       Мин Фань наблюдал, как он собирает рис из мешков, и через некоторое время он сказал:       — Я думаю, что Шицзунь станет лояльнее к тебе.       Бинхэ моргнул, а затем поднял голову. Плечи Мин Фаня дрогнули, когда их глаза встретились, и он отвел свой взгляд:       — Я имею в виду- ты... то, что ты сделал. Ты буквально прыгнул за его любимым сыном и держал его в живых, пока не пришла помощь. Так что... он, вероятно, теперь увидит тебя в лучшем свете, верно?       Маленький шиди уставился на старшего, а затем отвернулся. Они молчали ещё мгновение, пока Бинхэ не заявил:       — Я больше не ищу благосклонности Шицзуна.       Рот Мин Фаня открылся в неверие в то, что есть те, кто не желал одобрения Шицзуна, но... учитывая то, через что прошел Бинхэ, также имело смысл, что ему было все равно.       И Бинхэ был прав, чувствовав себя так. Вот что он сказал себе. Но все же...       Он сжал ладонями этот поднос с двумя чашами для конги. Ни то, ни другое не было для него.       — Я просто хочу, чтобы Шисюн поправился, вот и все, — вздохнул Бинхэ.       — Но! — Мин Фань пробормотал. — Ты... Тебе может стать легче. Я имею в виду победу над старшим демоном, спасение главного ученика. За эти вещи... как все может быть не так?       Бинхэ не смотрел на него, чувствуя в своем желудке, что все, вероятно, не изменится. Он чувствовал, что, что бы он ни делал, Шицзунь все равно будет его ненавидеть.       — Все может стать лучше, верно...       Мальчик посмотрел на Мин Фаня, а затем ответил:       — Может быть... Это облегчит ситуацию.       — Правда? — Мин Фань кивнул, а затем неловко почесал затылок. — Да... верно.       Он заерзал и собрался уходить, но Бинхэ откликнул его:       — А как насчет твоей милости?       Мин Фан застыл на месте, его нога была на высоте одного фута, и он старался не потерять равновесие. Ученик вздрогнул, потом осторожно повернул голову и с тревогой сказал:       — Я э-э... Я думаю...       — Ты...? — Слова Бинхэ пытались подвести его, но он продолжал говорить. — Ты все еще видишь во мне низшего ученика?       — Это... невозможно, — ответил он. — После того, что ты сделал... гм... Я не думаю, что смогу и дальше так думать.       Бинхэ уставился на мальчика, а затем спросил:       — Ты собираешься продолжать издеваться надо мной?       Мин Фань вздрогнул, а затем быстро пробормотал, сбегая:       — П-прости меня!       Бинхэ наблюдал, как он уходит, и вздохнул. Это не имело значения. Пока Шисюн был в порядке, ничего из этого не имело значения.