Saviour

      Зрелище, которое приветствовало ее, когда дверь ее кабинета открылась, почти ошеломило Цунаде, поскольку она совсем не ожидала этого. Все, что она просила, это пару файлов. Посланник чунин был слишком занят?       — Сакура?       Ее ученица прижала файлы к груди, крепко обхватив их руками, и все ее тело сотрясалось от безмолвного рыдания. Единственная причина, по которой она молчала, заключалась в том, что глупая девчонка чуть не оторвала себе губу, так сильно прикусив ее.       Все в порядке, заверила она себя и медленно встала. Лишь бы слезы не потекли…       Блин.       — Шишоу, я…       Цунаде обошла стол и вздохнула. Судя по всему, она не успеет к забронированному ужину сегодня вечером — это была причина, по которой она торопила свою ученицу в первую очередь.       — Что такое, Сакура? Почему ты выглядишь так, как будто твоя кошка только что умерла?       Видимо, это было не то, что нужно было сказать.       Как будто она просто рассыпалась на куски прямо перед ней, уронив файлы на землю и чуть ли не рванувшись вперед, почти отчаянно цепляясь за Цунаде. Это движение не то чтобы не приветствовалось, но и не очень ценилось. В последний раз она держала Сакуру на руках во время похорон Яманаки Ино, и она предпочла бы, чтобы эти воспоминания остались взаперти, потому что боль, которую испытывала ее ученица, была чем-то, что она никогда не хотела видеть снова. Мало того, что это было ужасно видеть, но это вернуло ей слишком много мучительных воспоминаний.       Однако она впадала в истерику, поэтому Цунаде знала, что у нее нет другого выбора. Она оттолкнула Сакуру, и как только девушка обрела равновесие, ее рука вытянулась и хлопнула ее по щеке. Этого было недостаточно, чтобы нанести какой-либо серьезный ущерб или оставить след, однако это было больно, и этого было достаточно, чтобы вбить девочку в сознание.       — Успокойся, Сакура, — серьезно приказала Цунаде и уперла руки в бока. — Начни сначала.       О, и блондинка почувствовала, как ее кровь закипает, когда Сакура рассказала ей все, даже те части, которыми не обязательно было делиться. Это было то, что Цунаде всегда обещала ей после смерти Ино — кого-то, кому можно выразить свое мнение. Девушка Яманака всегда была рядом, чтобы выслушать ее проблемы и дать совет (даже если он не был нужен), но теперь, когда она ушла, Сакуре не к кому было обратиться с такими проблемами, как эта, с которой она столкнулась в данный момент.       Вот черт!       Во время рассказа Цунаде скрестила руки и теперь она крепко сжала кулаки, прижатые к ее бицепсам, почти разрывая ткань своего хаори.       Возможно, ее дедушка хотел, чтобы деревня была объединена, но, черт возьми, она ненавидела этот клан Учиха. Все они были упрямыми дураками, которые предпочли бы мучительно медленно сгореть заживо, чем признать свою неправоту. Казалось, что в этом отношении сопляк Итачи подражал своему отцу.       — Во-первых, — Цунаде снова села за свой стол и, прищурившись, посмотрела на свою ученицу, — тебе лучше знать, чем связываться с одним из твоих товарищей по команде, не говоря уже о твоем капитане.       Сакура всхлипнула и кивнула.       — Д-да, Цунаде-шишоу.       — Если бы я была Хокаге, я бы исключила тебя из команды Учихи Итачи, как только эти слова сорвались с твоих губ.       Опять кивок.       — Во-вторых, единственная причина, по которой я не остановила тебя в твоем объяснении только что, заключается в том, что я сама когда-то была членом АНБУ. Однако, если бы я была обычным джонином, ты бы нарушила многочисленные правила, поделившись со мной такой информацией.       Начались новые слезы, и Сакура поднесла дрожащую руку ко рту, ужаснувшись самой себе, когда поняла, что сделала. Бедная девочка явно была новичком, все еще изучавшим правила и привыкавшим к ним.       — В-третьих… — вздохнула Цунаде и потерла висок. — Какого черта ты связываешься с кем-то вроде Учихи Итачи, Сакура? Что не так с парнями твоего возраста, желательно с теми, кто не является наследником клана придурков?       Это вызвало у нее небольшой смешок, к большому удовольствию блондинки.       — Это не… — Сакура посмотрела в потолок слезящимися глазами, глубоко вздохнув, пытаясь подобрать нужные слова. — Он просто так со мной разговаривал. Он отвернулся от меня так быстро, что я была слишком потрясена, чтобы что-то сказать.       — Он думает, что ты встречаешься с его другом.       — Но это не так.       Еще раз вздохнув, Цунаде указала на место перед своим столом, и Сакура с раздражением села. Раздражение было направлено не на нее, она это знала. Девушка была расстроена происходящим и тем, как с ней вдруг стали обращаться.       — Ты сказала это Итачи? — спросила Цунаде, подняв бровь. Когда ее встретила только тишина, она покачала головой. — Конечно, нет. Он, наверное, даже не дал тебе шанса защитить себя, не так ли?       Сакура кивнула.       — Он… Он был так зол, Шишоу!       — Если ты скажешь мне, что и его Шаринган был активирован…       — Почти, — воскликнула Сакура и снова разрыдалась. Ее голова упала на руки. — Похоже, он боролся с этим, но я знала, что это может произойти, и я...       Тогда это было намного серьезнее, чем она изначально предполагала, подумала Цунаде и наклонилась вперед в своем кресле, упершись локтями в стол и подбородком в сложенные руки. Учиха Итачи был чрезвычайно собранным человеком, и мало кто мог вызвать у него такую ​​реакцию. То, что его Шаринган активировался (или попытался активироваться) во время разговора с Сакурой о том, что она встречалась с его другом (хотя это и неправда), означало, что это было глубже, чем просто поверхностные чувства.       Этот проклятый клан!       Что ее двоюродный дедушка однажды сказал о них? Они были кланом, который лелеял любовь гораздо больше, чем любой другой клан, включая их собственный — и это была не только любовь, но и дружба тоже. Они были невероятно преданы обоим, настолько, что если кто-то отбирал это у них или хотя бы пытался, то это вызывало проявление уникальной чакры, пробуждая Шаринган. Ее двоюродный дедушка, Тобирама, был мудрым человеком, который почти всю свою жизнь тайно изучал клан Учиха. Он наблюдал, как они общались друг с другом или со своими близкими, и его окончательный вывод о них заключался в том, что, когда они рискуют потерять эту любовь (или фактически теряют ее), формируется Проклятие Ненависти. Он всегда считал, что клан Учиха проклят.       Проклятие Ненависти было почти аналогом Воли Огня ее собственного клана. Первое заставило Учих становиться одержимыми своими целями, тогда как второе делало Сенджу невероятно самоотверженными в своих целях. Воля Огня была направлена ​​на защиту кого-то другого (например, всей деревни), в то время как Проклятие Ненависти заставляло Учих думать только о себе — они готовы пожертвовать столькими людьми ради блага лишь немногих. В некотором смысле Цунаде могла понять, потому что она сделала бы все, чтобы защитить своего брата и возлюбленного, если бы ей дали шанс. Она бы отдала свою жизнь, чтобы они могли прожить свою, или пожертвовала бы теми, кто их убил…       Нелепые мысли, ругала она себя.       — Что заставило тебя поцеловать его? — спросила Цунаде, пытаясь оттолкнуть свое прошлое. — Вы не так давно знакомы, не так ли?       — Не знаю, — честно ответила Сакура. — Часть меня чувствует, как будто я знаю его всю свою жизнь.       — А первое?       Она беспомощно пожала плечами.       — Я не могу этого объяснить. Это было… захватывающе. — Румянец ярко вспыхнул на ее щеках, и ее глаза оторвались от Цунаде. — Что-то, что не должно было случиться, но произошло.       Блондинка кивнула, мягко нахмурившись.       — Значит, ты не чувствуешь ничего к Итачи, это просто что-то вроде «в данный момент»?       Сакура снова всхлипнула в ответ и закрыла голову руками. По ее виду было очевидно, что ей стыдно за свои действия, и это только подтвердило подозрения Цунаде. Девушка не была влюблена в Итачи (слава богам), и, более чем вероятно, он не был влюблен в нее. Оба их поцелуя были после эмоциональных разговоров, когда либо Сакура, либо они оба позволяли себе показать более уязвимую сторону себя. Поцелуи… Они были совершенно естественными. Бог знает, что Цунаде совершила несколько ошибок, подобных тем, которые она сделала сама. На самом деле, она поступила намного хуже, чем поцеловала не того мужчину. Эта ситуация с Итачи была пустяком.       Но… Для Сакуры, совершенно неопытной в отношениях с мужчинами, это не было пустяком.       Встав со вздохом, она обошла стол и села на подлокотник стула, на котором сидела Сакура, успокаивающе положив руку девушке на плечо.       — Вот что тебе нужно сделать, Сакура…

.

      Весь его нарастающий гнев был опасен, пытался предостеречь себя Итачи.       Почему он был так зол?       Логического объяснения вообще не было.       Он планировал потребовать от Сакуры ответов, а не устроить ей засаду. Он не хотел вымещать на ней свой гнев, и, увидев, как эти зеленые глаза стали стеклянными, он почувствовал, что его разорвало пополам. Как будто чувства исходили из глубины его сердца — не чувства к Сакуре как таковые, а гнев и предательство — и их было невозможно игнорировать. Как бы Итачи ни старался, эти эмоции и напоминания становились все громче и громче.       То, как он реагировал на указанные эмоции, было полностью… инстинктивным. Он слушал свое чутье и свое сердце, а не разум.       Такого раньше никогда не было.       Даже сейчас он шел без цели, и только когда Итачи поднял голову, он понял, что находится перед домом Шисуи.       Это был один из недавно построенных домов, который был закончен пару месяцев назад, когда они были на миссии. Очевидно, это был способ его отца идти в ногу с современностью, хотя Итачи считал это пустой тратой времени и денег. Их собственный дом был первым домом, который был снесен и перестроен из ничего, вскоре за ним последовал дом старейшин после того, как Фугаку получил их одобрение на реконструкцию района.       Если он не ошибся, то на самом деле это была Харуно Сакура, которая с радостью разрушила все их дома один за другим. Ее шишоу была с ней, присматривая за ней. Обучение, наверное? Хотела убедится, что она не использует слишком много чакры? Или слишком мало?       Звук свистящего в воздухе металла заставил Итачи обойти дом и выйти в сад. В отличие от его собственного дома, Шисуи попросил простую ровную площадку, чтобы время от времени тренироваться дома. Он сказал им, что это более практично, и с тех пор, как он заявил об этом, многие другие Учиха пошли по его стопам.       В саду, кроме его друга, стояли два деревянных блока примерно такого же роста, как он сам. Они показали тренировки, которые Шисуи проводил за последние два месяца, уже порванные и покрытые отметинами. Кроме того, каждый из них был снизу доверху покрыт сюрикенами и кунаями, которые Шисуи пытался удалить.       — Что привело тебя сюда, Итачи?       Как и ожидалось от Шисуи. Он даже не посмотрел в его сторону, но знал о его присутствии.       Когда ответа не последовало, его друг посмотрел на него и остановился, слегка расширив глаза.       — Все так плохо, да? — спросил он, а затем нахмурился. — Что-то случилось? Я не видел тебя таким заведенным с тех пор, как ты пробудил свой Шаринган. — Опять же, как только Шисуи понял, что Итачи с трудом подбирает нужные слова, он придал ему серьезное выражение и кивнул. — Единственное правило состоит в том, что мой дом не должен подвергаться никакому ущербу.       Вот так и начался их спарринг.

.

      Итачи упал на землю, его грудь тяжело вздымалась, когда он изо всех сил пытался отдышаться. К счастью, его друг ничем не отличался, так как Шисуи так же тяжело дышал, был таким же вспотевшим и покрытым синяками. В настоящее время единственным человеком, который мог сравниться с ним на равных — даже сильнее его — был Шисуи. Теперь даже его отец не мог угнаться за ним, даже со своим «секретным оружием».       — Ты только что был неряшлив, Итачи.       — …Я знаю.       Вздохнув, Шисуи упал на спину в короткую траву и сложил руки за головой.       — Интересно, что сегодня происходит с людьми. Сакура раньше ничем не отличалась.       Кулаки Итачи сжались.       — Она тоже безрассудно набросилась на меня.       Он закрыл глаза, желая отогнать противоречивые чувства.       — Конечно, это не пошло ей на пользу. — Шисуи снова вздохнул. — Однако это заставляет меня задуматься… — Младший Учиха чувствовал на себе взгляд, и в ответ Итачи снова открыл глаза, глядя в сторону другого Учихи. Как и ожидалось, Шисуи наблюдал за ним с подозрением. — С чего бы вам обоим вдруг вести себя таким образом, когда я знаю, что вы оба более чем способны драться со мной дольше пяти минут?       Очень слабо, его бровь дернулась.       Впрочем, Шисуи этого было достаточно.       — Что-то между вами двумя, очевидно. — Еще один вздох. — Я видел тебя в чайной с Изуми-сан ранее, когда я шел на тренировочную площадку с Сакурой-сан. Она выглядела раздраженной, хотя ты выглядел на удивление злым. Это как-то связано с этим?       Изуми…       Нет, его гнев был не из-за Изуми. Было бы невероятно легко обвинить ее, потому что именно она указала на то, что Итачи обычно не заметил бы, но это была не ее вина. С момента нападения Кьюби пятнадцать лет назад они всегда были друзьями и заботились друг о друге. Но Шисуи был прав. Раньше она была раздражена, когда заметила Сакуру и Шисуи вместе, и он просто не подумал спросить, почему. Очевидно, будут времена, когда им понадобится пространство и уединение. Возможно, у нее были чувства к Шисуи, и поэтому она была раздражена, увидев его с Сакурой, идущего так близко к ней?       Было бы прискорбно, если бы это было так, потому что Шисуи никогда не скрывал своего отвращения. Ему не нравилась Изуми, и он предпочел бы не находиться в ее присутствии по причинам, которых Итачи не знал и не понимал, и, уходя, дал понять, если она подойдет к ним, он откровенно проигнорирует ее. Конечно, так было не всегда. Было время, когда он впервые представил их двоих, когда Шисуи не терпел ее и даже улыбался в ее сторону. Они вежливо беседовали. Где-то за последние четырнадцать лет (он представил их через год после знакомства с Изуми) что-то случилось, что изменило это, но Итачи не мог вспомнить, когда и как это произошло.       — Она указала на очевидное.       Его слова смутили Шисуи. Он был удивлен.       — Э?       — Твои отношения с Харуно.       — Что насчет них?       Итачи снова посмотрел на своего друга. Это была защитная реакция? Отрицательная? Положительная? Что это значит?       — У вас романтические отношения друг с другом.       Тишина.       И тут его ответ заставил желудок сжаться.       — О чем ты говоришь? — спросил Шисуи и громко рассмеялся, даже запрокинув голову. — Думаешь, у нас с Сакурой романтические отношения?       Итачи нахмурился и проигнорировал скручивание в животе.       Не было добавлено почетного суффикса.       Они должны были быть близки.       — Итачи. — Он ухмыльнулся. — Сакура намного, намного моложе меня — я ближе к возрасту ее бывшего сенсея, чем к ней — и она также совершенно невинная девушка, и когда дело доходит до… — Внезапно он кашлянул и отвел взгляд. — Когда дело доходит до этого — она не в моем вкусе. Мне нравится думать о Сакуре больше как о сестре, чем о чем-либо еще.       Сестре?       Шисуи еще раз посмотрел на него и поднял бровь.       — Знаешь, кто-то, за кем нужно присматривать и защищать? Она самый невинный член нашей команды, Итачи. Не говоря уже о самом младшем. Знай это. Кто-то с таким сердцем, как у нее, не может долго прожить в АНБУ. Я говорил тебе об этом с самого начала.       Если это так… Итачи запрокинул голову и посмотрел вверх, в темнеющее небо, его руки легли на траву по обеим сторонам тела. Очень слабо его пальцы потянулись к траве, дергая ее, пока его руки пытались не сжаться в кулаки.       — Вы проводили много времени вместе…       — Я столько же времени провожу с тобой, Итачи, — спокойно возразил Шисуи. — Это то, что делают друзья. С ней не только приятно быть рядом, но у нас с Сакурой есть кое-что общее, что дает нам много тем для разговора. — Он покачал головой. — Откуда это взялось? Тебя никогда раньше не интересовало, сколько времени я провожу с девушкой.       Его глаза закрылись.       — Харуно… — вздохнул Итачи и начал фразу заново. — Сакура поцеловала меня, Шисуи. Учитывая, насколько вы были близки, я предположил, что это нечто большее, чем просто дружба.       — …И ты расстроился. — Когда он снова открыл глаза, он увидел, что Шисуи улыбается ему. — Спасибо за заботу, но тебе не о чем беспокоиться, Итачи. Сакура — свободная и независимая девушка, не связанная ни с кем, кроме семьи и друзей.       Почему во второй раз за последние несколько минут ему показалось, что его желудок только что опустился на уровень подошвы ног?       — Я понимаю.       — Не пойми меня неправильно, — затем добавил Шисуи и задумчиво склонил голову набок, — Сакура — замечательная девушка с большим сердцем, которого хватит на всю нашу команду, но она слишком молода для меня. Честно говоря, Итачи, я… Меня раздражает, что ты так низко думаешь о ней. Чем Сакура заслужила это?       …Ничем.       Она абсолютно ничего не сделала.       — В следующий раз просто спроси ее об этом. Не делай предположений.       Но он это сделал, не так ли? Эта мысль засела в его голове, и оттуда зародилось подозрение, которое росло до тех пор, пока он не мог игнорировать то, что считал фактами.       …Он сделал предположения, основанные на ложной информации.       И тем самым, скорее всего, сильно обидел Сакуру.       Нет, это было точно, что Итачи расстроил Сакуру. Воспроизведение воспоминаний об обиде на ее лице, когда он обвинил ее в неразборчивости в связях, прояснило этот факт. Это было искренне. Ее замешательство и боль были искренними, но он был слишком зол, чтобы обращать на это внимание. Мало того, что Шисуи выставили дураком, но и он сам был таким — по крайней мере, так думал Итачи.       Было бы слишком постыдно признаться Шисуи в своих действиях, решил Итачи. Его друг уже был зол на него за то, что он обвинил Сакуру, когда ее не было рядом, чтобы защитить себя. Как бы он себя чувствовал, если бы его лучший друг знал, что он тоже столкнулся с ней? Однако, сказав это, он серьезно сомневался, что Шисуи сможет заставить его чувствовать себя еще хуже, чем он уже чувствовал.       Никакие извинения не исправят того, что он сделал, но это было бы началом.       — Я столкнулся с ней, — наконец признался Итачи.       Он почувствовал, как Шисуи напрягся рядом с ним. Он чувствовал, как растет гнев его друга. В конце концов, Шисуи видел, в каком он был состоянии, когда только прибыл в его дом.       — Ты столкнулся с ней, или ты устроил ей засаду? — Когда ответа не последовало, он потребовал: — Ответь мне, Итачи.       — Засада. — Потому что так оно и было, не так ли? Он устроил ей засаду.       — В чем, черт возьми, твоя проблема? — сердито спросил он. — Сакура — милая девушка. Что ты придумал, чтобы так неуважительно относиться к ней?       — Я не знаю.       — Посмотри на меня.       С неохотой Итачи сделал это, и вид Шарингана Шисуи не удивил его, равно как и тот факт, что это был Мангекью. Достаточно разозленный, даже самый уравновешенный человек может выйти из себя или отдаться своим эмоциям. Это то, что случилось с ним ранее в тот день.       Насколько было известно Итачи, только два члена клана Учиха обладали Мангекью, и хотя они обладали такой впечатляющей силой, он не завидовал ни одному из них. Он видел, как это действует на двух мужчин, и видел, на что оно способно.       Он не хотел ничего из этого.       — Зачем ты это сделал, Итачи? — серьезно спросил Шисуи низким голосом.       — Я ошибочно полагал, что она нас не уважает…       — Не используй эту ерунду как оправдание со мной, — оборвал он его. — Ты всегда был таким, Итачи. С тех пор, как твоя команда генинов была убита, ты неоднократно отталкивал людей, когда они приближались к тебе — вот почему Саске больше не может тебя видеть. И я все еще здесь, с тобой, потому что я понимаю.       Вряд ли это было справедливо.       — Шисуи...       Его глаза сузились.       — Не перебивай меня, Итачи.       Он замолчал.       Сидя прямо, Шисуи какое-то время молча смотрел на него, прежде чем пробормотать:       — Я не знаю, есть ли у тебя какие-то чувства к Сакуре, и мне все равно, потому что это не имеет ничего общего ни со мной, ни с кем-либо еще. Однако меня беспокоит тот факт, что ты отталкиваешь людей при первой же возможности. Ты закончишь тем, что будешь старым и озлобленным человеком, который всегда будет одинок, Итачи.       Больше смотреть было некуда. Было невозможно оторвать зрительный контакт с Шисуи, когда он был так серьезен. Однако напряжение этого момента давило на него, и он мог слышать тихий голос в глубине своего сознания, говорящий ему убраться отсюда, пока он еще может. Это становилось слишком серьезным.       …И Шисуи был прав.       Нет, Итачи не просто признался в этом — он знал это уже давно. Конечно, это была его собственная дурная привычка, то есть он всегда знал об этом. Но из-за того, что это была плохая привычка, ее было трудно, гранича с невозможным, сломать, и снова и снова Итачи повторял свои ошибки, как будто это был бесконечный цикл.       — Ты нашел предлог, чтобы оттолкнуть Сакуру, как только она начала зависеть от тебя, и воспользовался этим в полной мере.       Да, так и было.       — Но это также означает, что это становилось серьезным.       — Это не...       — Правда? — Шисуи поднял на него бровь. — Тогда объясни, почему ты вдруг так резко отреагировал на слух, о котором ты уже много раз говорил, что у тебя нет на это времени.       — Она поцеловала меня, Шисуи. Дважды…       — Это из-за ее возраста? — спросил он. Через секунду его Шаринган деактивировался, показывая Итачи, что он успокаивается. — Ты воюешь сам с собой и используешь ее очевидные отношения со мной как предлог, чтобы выбрать легкий путь?       Почему это заставило его выглядеть таким трусом?       …Потому что это была правда.       На этот раз вместо гнева было разочарование, и по какой-то причине оно задело Итачи, и он не мог до конца понять, почему.       — Почему ты не можешь впустить людей, Итачи? — вздохнув, спросил Шисуи. — Твоя команда, твоя первая команда, не хотела бы, чтобы ты был таким.       Единственным человеком, который когда-либо заставлял его отступить, был Шисуи, потому что независимо от того, насколько сильно он продвинулся во власти, старший Учиха всегда был на шаг впереди него. Он всегда будет для него старшим братом и ценным другом.       Итачи снова посмотрел на небо, не желая продолжать смотреть ему в глаза, и глубоко вдохнул через нос.       Возможно, с момента их смерти прошли годы — на самом деле более десяти лет — но это не значит, что не было времени, когда Итачи не оглядывался назад и не сожалел об их положении. Он всегда чувствовал, что должен был быть сильнее, он должен был защитить их, вместо того, чтобы замереть и потерять способность двигаться или ясно мыслить.       Они были первыми не-Учиха, приветствовавшими его (и не из-за его фамилии, внешности или способности отпугивать хулиганов). Они приветствовали его, потому что у них сложилась связь, потому что они нашли время, чтобы узнать его, а он их. Это был первый раз, когда Итачи когда-либо тратил время на кого-то, кто не был Учихой, и это было невероятно удивительно создавать такие связи, потому что он искренне не думал, что это возможно.       И… потом они умерли.       И часть его потеряла всякую надежду на все и вся.       Вот почему он отправился к Сакуре после убийства. Никто не был в состоянии остановить его собственный свет от потускнения, от того, чтобы его мир погрузился во тьму, но он наивно надеялся, что сможет спасти ее от той же самой тьмы. Конечно, поцелуи не были решением, но момент был, и она тянулась к нему.       Почему плохие вещи должны происходить с хорошими людьми? Почему должна была быть смерть? Какой смысл в жизни, когда в ней столько страданий, боли и горя?       В конце концов Итачи стал онемевшим ко всему этому.       Только так он смог успешно выполнить свои миссии.       — В любом случае, ты собираешься извиниться перед ней, — пробормотал Шисуи, когда понял, что не получит ответа. — Сакура хороший человек, Итачи.       Да, это правда.       Он должен был знать это, вместо того, чтобы предполагать о ней самое худшее.       Чужое присутствие заставило Итачи склонить голову набок, челка сместилась на его лицо, и при виде темноволосой женщины он вздохнул. Ему должно было прийти в голову гораздо раньше, что его действия будут иметь последствия, и казалось, что его наказание должно было произойти.       — Шизуне-семпай, — вежливо кивнул Шисуи.       Она ответила тем же жестом, хотя, когда ее глаза остановились на Итачи, ее неудовольствие было очевидно в том, как она смотрела на него сверху вниз.       — Цунаде-сама желает поговорить с тобой, Учиха-сан, и чем скорее ты к ней пойдешь, тем лучше. Она не в настроении играть в прятки.       Как будто он поступил бы так — это был стиль Хатаке Какаши.       — Понял.       Свинья в ее руках — Тонтон, как он полагал, ее звали — беспокойно хрюкнула, хотя Шизуне не обратила на это внимания, бросив на него последний взгляд с отвращением, прежде чем развернуться на каблуках и уйти.       — Должен отдать ей должное, — заявил старший Учиха, как только Шизуне исчезла, — ее самообладание впечатляет.       Итачи вздохнул и встал, не обращая внимания на друга.

.

      — Ты чертов сопляк, Учиха…       Итачи шагнул в сторону, легко уворачиваясь от брошенной грубой силы книги. Затем он уклонился от медицинского учебника. А затем от стула, за которым вскоре последовал письменный стол. Бумаги и книги разлетались по комнате, оставляя в ней беспорядок, и он смутно жалел бедного дурака, которому придется это убирать.       Как только снарядов больше не было, он остановился в центре кабинета, тупо наблюдая за раздраженной блондинкой, которая тяжело дышала сквозь стиснутые зубы, ее черты превратились в яростную маску ненависти.       — Вы хотели видеть меня, Цунаде-сама?       — Ты… — костяшки ее пальцев хрустнули, когда она сжала кулаки. Это не звучало здорово. — Как ты смеешь…!       Значит, она определенно была проинформирована о его ошибке. У него не было особых сомнений, учитывая то, как Шизуне относилась к нему, когда обычно была вежлива, хотя теперь его подозрения определенно укрепились.       — Сакура взрослая девушка, Цунаде-сама, и она может защитить…       — Ей шестнадцать лет, — закричала ему в ответ Цунаде, и ее левая рука дернулась, как будто она собиралась схватить что-то еще, чтобы метнуть в него, или, может быть, собиралась ударить его сама, чтобы было меньше шансов, что она не попадет в цель. — Сакура не взрослая девушка, и тебе было бы полезно помнить об этом.       Это было… не то, что он ожидал услышать. Итачи предполагал, что блондинка разорвет его на части за то, как он поступил с Сакурой.       — Вам не нужно беспокоиться об этом…       — Очевидно, да, — отрезала она, снова прерывая его. Скрестив руки на широкой груди, Цунаде посмотрела на него вызывающе. — Почему ты позволил Сакуре поцеловать тебя, Учиха?       Тишина.       Он отказался кому-либо отвечать о своих действиях, независимо от их статуса в деревне. Итачи уже признал, что то, что он сделал или допустил, было неправильным и этого не должно было случиться. То, что его неоднократно возвращали обратно, начинало раздражать его.       Его терпение могло быть растянуто лишь до тех пор, пока оно не лопало.       Это уже было доказано.       — Учиха...       — Если это все, Цунаде-сама, то я ухожу.       Выражение ее лица было убийственным, и если бы он был кем-то другим, удар, который она внезапно нанесла ему, попал бы в цель, как и следующий. Когда дело дошло до третьего удара, Итачи, наконец, потерял терпение и схватил ее за запястье, один раз развернув Цунаде и удерживая ее. Для женщины, которой было далеко за шестьдесят, она все еще могла передвигаться, как будто она была просто подростком, полным энергии.       — Цунаде-сама, вы — могущественный ниндзя-медик, которого я очень уважаю, однако, если вы снова нападете на меня, я не отнесусь к вам легкомысленно, сопротивляясь, и вам будет больно, — тихо пробормотал Итачи, держась за свою непреклонность. — Вы понимаете?       Его приказ, казалось, разозлил ее еще больше, но, наконец, после нескольких секунд раздумий, Цунаде кивнула, замерев, пока он отпускал ее, и увеличив расстояние между ними, как только она освободилась.       — Просто знай… — мрачно пробормотала она. — Если ты когда-нибудь снова расстроишь мою ученицу, я позабочусь о том, чтобы ей сошло с рук поставить тебя на твое место и не только это. Ты понимаешь?       Как страшно.       — Где она?       Ее гнев, казалось, утих, потому что медово-карие глаза внезапно закатились, и Цунаде сказала ему:       — Проверь тренировочные площадки.