Надежды

      –Тебе принести воды? –Спокойной голос совсем не подходил к напряжённой обстановке, что стояла последнее время в квартире. Напротив скрученного на кровати тела стоял человек, боящийся сделать хоть один неверный шаг. Московский впервые за последние несколько месяцев смог встретиться с хозяином квартиры, что находилась на окраине Петербурга. И теперь, смотря на окружающее пространство, он не мог решить кто из них хуже выглядит. Вокруг не было раскиданных бутылок или же другого мусора, просто все пространство излучало безнадежность. И в эту картину идеально вписывался сам Петербург. Бледный уже не по–аристократически, с большими тёмными кругами вокруг глаз и ужасно худой. Его фиолетовая рубашка свободно висела на тощем теле.       –Я сказал тебе убираться отсюда, почему ты ещё здесь?–Голос Шуры был тихим, словно он обращался не к Мише, а кому-то другому. Сам Саша пытался всё сильнее свернуться калачиком, поджав под себя ноги. Его било крупной дрожью, а пальцы на ногах и руках мёрзли, словно он был сейчас на улице. Тёплое одеяло совсем не грело, лишь бесило и он сбрасывал его с себя, сжимаясь всё больше, несмотря на боль во всем теле. Спать хотелось очень сильно, но он не мог заснуть—кошмары сразу же возвращали обратно. Романову хотелось, чтоб все это закончилось, чтоб руки не были разодраны в кровь от вечного зуда, хотелось еще хотя бы одну дозу—лишь бы все закончилось. Но он вроде как обещал, говорил, что сможет бросить, только вот толку раз сорвался за несколько дней до приезда Московского. Москва, смотря на это, чувствовал как сжималось сердце от боли и от гордости. Боль за того, что Питеру приходится проходить через ужасную ломку, а гордость брала, что тот всё же старается прекратить употреблять, делая шаги для возвращения к нормальной жизни. К тому же он не расскажет, ведь это может привести к очередной ссоре, но не забудет, как сжималась бледная кисть Саши на его рукаве. Пока ее хозяин, прибывая в все том же просил его остаться. Это, конечно, не было главной причиной, почему Московский не уходил, нет, просто такое простое, даже не осознанное, движение давало надежду.       –Кто-то же должен следить за тобой–мягко сказал Миша, аккуратно присаживаясь на край кровати, и подправляя, скинутое одеяло. Он осторожно протягивал руку, запуская пальцы в спутанные волосы, не спеша перебирая их, стараясь отвлечь внимание Петербурга. Помогала ли лёгкая ласка отвлечь Сашу от очередного налетевшего раздражения? Возможно. Он молчал, прикрыв глаза, так и не давая ответа на первый вопрос. Да и Московский не торопил, давая передышку себе. Каким бы он себя не показывал, он всё равно чувствует тяжесть от всего происходящего. Ведь никто не говорил, что ставить страну на ноги, возвращая или пытаясь вернуть стабильность, и также разбираться с последствиями своих личных действий будет легко. Нихрена–это не легко. Чего стоит один Романов, его вечные срывы из-за ломок, попытки избегать встреч, да и... Назвать можно ещё кучу проблем, связанных с ним, с потерянным доверием, но именно они отдают сильнее всего по душе, заставляя работать всё больше. Москва, тогда не помнящий ничего с двадцатых, вкинутый в новую реальность без какой-нибудь инструкции, сам понял, что пора менять происходящее, когда случайно купленная газета вместе с алкоголем показала середину девяностых годов, а календарь на стене конец девяносто первого. Тогда бутылка была поставлена вглубь кухонного шкафа и был выкинут старый календарь. Легко ведь не было никогда и никогда не будет. Жизнь, не станет чудесным даром, она полна трудностей, что требуют больших жертв для моментов спокойствия с умиротворением, и если эти моменты будут всё дольше длится, перерастая в года или века, он готов с ними бороться. Как раньше, чтобы вновь жить настоящем, мечтая о будущем без страха очередного краха. И Миша точно не оставит попыток вывести Питер из прошлого, он поможет взглянуть на не такое ужасное будущее, что может стать настоящим, лишь только бы он сам захотел бороться за него для себя, для города и, если Московскому простят очередную наглость, для него. А пока он может позволить себе немного расслабиться, перебирая тёмные кудри, думая о том, как пройдёт последний вечер перед его возвращением обратно в Москву.       –Принеси–Тихо, приподнимаясь на руках, проговорил Шура Одаривая его легкой улыбкой, словно опасаясь, что он снова начнет с досадой смотреть, отвращено вздыхая на присутствие Московского в квартире, Миша, подправив его одеяло, и целуя в лоб, направился на кухню за водой. Видимо расслабиться у него не выйдет, хотя кто знает, может Питеру удастся провалиться в сон, и он вновь будет перебирать темные кудри.