Мир после войны

      Александр остаток дня провёл в постели, отдыхая и восстанавливая силы. Прикрыв глаза, даже не заметил, как провалился в сон. Людвиг вернулся ближе к вечеру, когда солнечный свет, проникающий сквозь шторы, наполнил комнату и создал атмосферу тепла и спокойствия, хоть погода за окном обещала стать холодной и мрачной. Лучи заходящего солнца тянулись к умиротворенно лежащему Царевичу, чем привлекали внимание Его Высочества. Лёгкая ухмылка мелькнула на устах монарха, и после он присел подле русского, не давая себе разрешения притронуться к беззащитному генералу.       — Ты так мне доверяешь теперь, что не боишься спать в моей постели? — Больше для себя проговорил Германия эти слова, нежели для бывшего правителя России. — Это может быть опрометчиво для тебя. Но, увы ты меня не слышишь.       Крупная тень укрыла Александра от лучей солнца и искусственного освещения помещения, а теплота воздуха у лица русича, вынудила того пробудиться и, после зажмуривания век, раскрыть глаза. Россиянин медленно просыпался от осознания того, что рядом с ним находился кто-то. Но вскоре оный ощутил прилив сил, постепенно наполняющее его организм энергией, от осознания, кто именно перед ним.       — Что ты здесь забыл? — Голос был хрипловатым от недавнего пробуждения, однако этот фактор не сказался на худом характере бывшего императора.       — Алекс, ты ничего не перепутал? — Вопрос был риторическим, но и ответ был под стать — русский аристократ молча перевалился на другой бок и уложил голову на подушку. — Это ты так меня благодаришь за заботу? Знал бы я ранее твое отношение к моей доброте, не стал бы дожидаться улучшения твоего самочувствия и передал тебя на растерзание следствию.       Глава русского государства при принятии сидячего положения, развернулся лицом к немцу, да не рассчитал силу своего движения и приблизился к Кайзеру ближе чем ожидалось. Повисло неловкое молчание. Сам германец почувствовал себя в какой-то мере ответственным за то, что происходило. Оный мог не создавать предпосылки для таких моментов, вот только не мог уже взять верх над собственными желаниями. Желаниями дразнить и провоцировать Александра Алексеевича, как тот делал ранее по отношению к Людвигу.       — Расскажи мне о Николе, и я замолвлю за тебя слово в разбирательстве. Я тебя оправдаю, только дай мне то, что я хочу от тебя. — Инициатива в диалоге вновь вернулась к Его Высочеству, чем он успешно воспользовался.       Старший братец испепелял ненавистным взглядом чужака: он не хотел выдавать какую-либо информацию о брате, тем более политическому врагу, который прямо посягается на суверенность его государства. Петербуржец так же понимал, что слово правителя имеет большой вес, и, если тот будет на стороне русского, то Саша может понести слабое наказание или вовсе избежать его. Тем не менее, мысль о том, что Герману нужна «дружба» с генералом, давала обманчивую надежду мужчине на неприкосновенность до самой поездки в Санкт-Петербург.       — Нет. Я тебе ничего не скажу о нём. — Его слово твёрдо, как и цель сохранять как можно дольше необходимую информацию о Николае. Брюнет каялся в неверности обещание себе же в заботе о здоровье, так как он был готов вновь пожертвовать своим благополучием за счёт хороших отношений с немецким Цезарем.       — Я тебя услышал, Ваня.

***

      Упрямство, выраженное стойкостью и упертостью отстаивать своё мнение (что также шибко напоминало поведение Александра), вынудило Михаила Ивановича подчиниться и признать своё поражение перед этим юнцом. Глядя в горящие желанием серые очи, господин Беляев показательно, и в то же время будто бы случайно, захлопывает книгу о политологии, медленно шагает вперёд к двери и бросает надменный косой взгляд на отдышавшегося майора.       — Благодарю Вас, Михаил Иванович, за оказанное доверие. Думаю, мы много времени не займём. — Николай сменил строгость лица на радушную улыбку и протянул руку помощи Гущину. После того, как дверь за мужчиной закрылась и те остались наедине, наследник империи продолжил. — Вставайте, сударь. Негоже старшему по возрасту сидит в ногах юнца, хоть и царской крови.       Павел, приняв помощь от кронпринца и не без опоры того поднявшись на ноги, кивнул и оживленно вновь заговорил, что послужило средством благодарности. После того, как офицер твёрдо встал на ноги, в сопровождении Императора они оба прошли к удобным креслам, куда жестом пригласил второй. Николай внимательно смотрел на сударя, подавляя в себе неутолимое желание расспросить о брате поскорее, и задал вопрос: «Как я могу к вам обращаться?»       Вояка, растроганный воспитанием нового своего господина, как-то даже растерялся от такого вопроса. Он, честно сказать, ожидал, что его начнут допрашивать об Александре Алексеевиче, а здесь в первую очередь интересуются о нём самом. В горле от раннего быстрого темпа доклада цели своего визита пересохло, что сказалось на начале диалога.       — Я кхм! Извините… — Коля сразу же сообразил, оттого поднялся с кресла, подошёл до своего стола и наполнил хрусталь водой, которым поделился с мужчиной. — Благодарю, Милостивый Государь. — Опустошив сосуд за один глоток, Павел большим пальцем собрал капельки воды на краях уст, отставляя посуду на журнальный столик, параллельно парню встал на ноги, пока тот опускался обратно в кресло. — Всемилостивейший Государь. Командир первого гвардейского корпуса майор Гущин.       Отдавая честь, офицер после несдержанной улыбки монарха осознал, что при представлении не то, что не назвал своего имени и отчества, которое желал узнать правитель, но и самим обращением признал в нём императора, коим видел Александра. Павел Сергеевич замер на месте, обдумывая, что говорить далее. Фактически Николай стал наследником императорского трона после отправления Александра на фронт, но и юридически Николай ведь принял власть. Верно же? Да и как-то глупо и неуместно будет извиняться. Не заберёт же он свои слова обратно.       А Никола, видя замешательство в глаза военнослужащего, сжалился над ним и кивнул, подтверждая его слова. Но вот какую мысль тот ему подтвердил, так и осталось секретом. Далее прозвучал уточняющий вопрос об имени и отчестве офицера и равный ему в сжатости ответ.       — Павел Сергеевич, где мой брат, где Александр Алексеевич? — Радость на лице сменилась обеспокоенностью и переживанием. Сердце отца кольнуло страшная мысль — его дочь с таким же переживанием изо дня в день спрашивает и молится о нём, ждёт его домой, переживает и не находит себе место в родном доме? — Вы ведь от него пришли с известиями. Это значит, что война продолжается и на фронте всё стабильно? Я знал, что немцы здесь непрошенные гости, но так нахально вламываться в чужую столицу, уму не…       — Война закончена, Всемилостивейший Государь. Мы проиграли. Александр Алексеевич, — Видя, что парнишка хотел о чём-то сказать, но уловив имя братца так же смолк в ожидании голоса собеседника. Гущин продолжил, посчитав молчание просьбой договорить. — он находится в Германии, конкретнее в Берлине. Его опекает немецкий кайзер и…       Дальше говорить он не осмелился. Пока его везли в Российскую империю он долго думал, как лучше преподнести эту информацию и что лучше сказать, а также, что стоит умолчать по возможности. Александр был бы не рад, если кто-либо расстроил его брата, наговорив гадости в отношении самого парня или посредством клеветы Саши. Да и сам генерал был осторожен в словах, которыми делился с подчинённым. Поток его мыслей был беспорядочным и в них было много «если это не случится», «если пойдет дело другим образом», «если этого не добьюсь». Но нельзя было сказать, что генерал был не уверен в своих действиях: тот старался смотреть с различных сторон и предварительно подготовить план действий на тот или иной случай. Этого качества не хватило сейчас Павлу.       От слишком краткой информации воображение кронпринца разыгралось не в лучшую сторону. Он полностью осознавал каким ужасным может быть положение главнокомандующего вражеской армии на территории победившей страны. Сам правитель не бывал в концлагерях военнопленных, но часто слышал и спрашивал об условиях жизни там. Осторожно обняв себя, как бы скрещивая руки на груди, Коля тихо просит оставить его одного, ссылаясь на желание подумать об этом. Павел прикусил свой язык, отчитывая себя в мыслях за то, что не смог подобрать нужных слов. Оставлять, по сути ребёнка, одного с такой информацией родительское чувство не позволило. Тот просто не мог сдвинуться с места в сторону двери, но справился с этой проблемой, стоило направиться в сторону Николая Фёдоровича.       — Николай Фёдорович, позвольте прояснить мои слова. Я вижу вас беспокоят смутные мысли о вашем брате, но может я смогу их развеять? Расскажите мне, пожалуйста, о чём вы думаете. Последнюю неделю я непосредственно был рядом с ним и… от него у меня есть поручение. Александр Алексеевич просил меня находиться рядом с вами…       — Мне ещё одна нянька не нужна. — Всё ещё переваривая слова о брате и каком-то немецком кайзере, парень игнорировал большую часть слов. Это был тот самый мужчина, за которого он принял брата? Эти зелёные глаза, которыми тот мужчина изучал кронпринца в день их первой встречи, Коля запомнил надолго. — Мне нужны его глаза. — Тихо отозвался оный, озвучивая мысли в слух.       — Николай Фёдорович, прошу выслушайте. Александр Алексеевич просил вас подготовить к вашей с ними встрече. — На последнем слове подросток оживился и подорвался с места, выпрямляясь перед офицером и уверенно глядя в его глаза. — Назначьте меня свои учителем, я всё вам объясню и со всем помогу.       — Вы ведь мне не врёте? Вы только недавно сказали, что мой брат находится в Германии, и сейчас заявляете, что я с ним встречусь. — Только произнеся слова в слух, тот отшагнул от офицера на пару шагов, и на попутку вновь сократить между ними расстояние, велел не приближаться. — Вы ведь сами из Германии прибыли. Как я могу вам полностью доверять? Воспользовались моим беспокойством о брате и сейчас через это пытаетесь достичь какой-то своей цели?       — Нет, что вы! Прошу, давайте начнём с начала. — Павел вновь постарался сгладить отношения между ними. Он прекрасно понимал чувства Николая, даже в глубине души был рад, что будущий император их Великой России не доверяет каждому вошедшему. — Я расскажу всю информацию, которой обладаю. Только прошу, доверьтесь мне. На кону стоит и ваша жизнь и жизнь вашего брата. Обо мне самом вы можете узнать по достоверным источникам, документам и при собрании высших и старших офицеров. — Заверив государя, тот положил руку на сердце и склонил голову. В некотором смысле это имело подтекст — я безоружен, я не наврежу, доверься же мне.

***

      Вторую ночь после возвращения из концлагеря Александр провёл не своих покоях, которые ему отвели в первый день, и даже не в покоях его господа Германской Империи, а в безжизненном и мрачном помещении с голыми, холодными стенами и одинокой твёрдой койкой без постельных принадлежностей. Из-за отказа немцу генерал поплатился своим благополучием: по его душу прибыл следователь с двумя сотрудниками конвойной службы и без какой-либо преграды со стороны Кайзера осуществили задержание, затем и вовсе поместили его в одиночную камеру. Петербуржцу было не привыкать к таким условиям, однако, его заинтересовало то, на что рассчитывает немец. Людвиг не раз говорил, что в Саше видел рычаг управления Николой, но как он будет шантажировать младшего брата, когда старший по его вине в болезненном состоянии?       Мужчина был уставшим, ему хотелось есть и спать, вот только ужина его безжалостно лишили, выставив за дверь, а заснуть на голом матрасе он не мог: когда он только присел на койку, его пробил озноб. Матрац, казалось, был пропитан стужей, да не освежающий морозностью, а прискорбным холодом.       — Какой же ты всё таки обидчивый, Германия... — На выдохе произнёс русский, опираясь на колени лишь бы не соприкасаться с холодной стеной. Усмехнувшись мыслям, тот запрокинул голову и ему показалось, что от его глубоко вздоха из его уст вышел пар. Хотя, учитывая, что зима не далеко, возможно ему и не показалось. — И как же ты собираешься мной шантажировать Колю, если я в таком состоянии из-за тебя?       Из мыслей его вывел пробирающий до очередных мурашек скрип металлической двери. Первой в дверном косяке показалась крупная тень, а за ней вошёл и старший следователь, ведущий следствие в отношении Александра, с папкой бумаг в одной руке и пером с чернилами в другой. Генерал предпринял попытку встать на ноги, но его поспешно усадили на место и вскоре подсели подле.       — Я знаю, ты владеешь немецким языком. Переводчика тебе не назначат, поэтому можешь не тратить время и бумагу на ходатайство. — Ткнув пальцем в документ, произнёс. — Ознакамливайся и подписывай.       После беглого чтения документа, Русич возразил. — Я не согласен с этим документом. Герр Гуттенберг первый начал драку и я лишь оборонялся. Я не станут подписывать. — Передавая перо владельцу, оный уловил щелчок костей. Это от напряжения хрустнула челюсть следователя.       — Чего ты добиваешься? Против тебя трое наших граждан, а ты один. Твое положение не измениться сильно, просто понесешь свое наказание и на этом всё закончится.       — Из меня делают подозреваемым, хотя я потерпевший. — Следующий щелчок был по вине Александра Александровича - сжав кулак и надавив второй ладонью на нее во избежание демонстрации своей нарастающей агрессии, тот произвел сие звук. Реакция от следователя была ленивой, он лишь качнул руку с чернилами и кивнул в сторону листа, намекая, что подписывать всё равно придётся. Император принял вызов игры, и раз нарушил обещание себя, то и играть он вновь будет по крупному. — Я требую привести моего законного представителя в качестве защиты. Зови Кайзера, следователь.