Мир после войны

      По случаю приезда Его Высочества в концентрационный лагерь отгрузка рабочих по блокам отложилось на неопределённое время. Заключённые не понимали, что им делать, ведь расходиться нельзя, подходить к грузовикам тоже, оставалось только стоять под лучами солнца. Благо сейчас осень: солнце уже не так сильно палит, ветерок подувает и остужает тела, да здесь даже дождю рады будут. Ну, так обстоят дела на улице, а вот в главном административном здании велись настоящие разборки. Причём даже две. Помимо монархов, общий язык не могли найти три лица, ответственных за Ваню, или как всем стало известно Сашу.       — Арн, почему ты не выполнил задание? — Генрих вальяжно сидел по центру дивана, запрокинув ногу на ногу, и покуривал сигарету. — Неужели, это было сложно для тебя?       — Герр Гуттенберг, мне времени не хватило на выполнение задачи. — Оправдался инспектор, стоя с права от вопрошающего.       — «Не хватило времени» — слабая отговорка, Браун. Твоя задача была простая, и все необходимые ресурсы доступны. — Сказал Генрих, выдыхая едкий дым.       Брауну понимал, что оправдания его не спасут, и всё же было не неудобно, что его отчитывают перед тем, кто стоит ниже ступенью в социальной иерархии. Он чувствовал гнев и разочарование в своём непростом положении. В тоже время не мог ничего против сказать Генриху, ведь тот был не просто рупором Кайзера, но и главным доверенным лицо государства. Игнац находился рядом с ними, о чём те говорят, он не знал, тем не менее, догадывался. Против них идти себе дороже, впрочем, дороже ли неисполнения приказа Кайзера? Мужчина прикусил губу и опустил взгляд, обдумывая данную ситуацию. Здесь даже солдатов из императорской охраны нет, чтобы в случае чего они могли подтвердить происходящее.       — Прошу прощения, герр Гуттенберг. Я приму все меры, чтобы исправить ситуацию и выполнить Ваше поручение.       — Поздно. У тебя было время, а ты его упустил. Я сам займусь этим русским. — Конфидент стряхнул пепел с сигареты в пепельницу, стоящей на журнальном столике, и посмотрел на придворного мужичка. — Эй, как тебя там? Ты по какой причине с русским возишься?       — Игнац… Я его куратором был при дворе, герр Гуттенберг. — После обращения к себе, тот чуть осмелел и спросил. — А что нужно было сделать с Ваней?       Генрих из-под бровей посмотрел на слишком любопытную пешку в этой игре, подтянувшись к нему, скинул ногу и упёрся локтями в колени. Всем своим видом он давал понять, что этот вопрос был неуместен, и его не стоило задавать. Вообще не нужно было запоминать их диалог и тем более акцентировать на этом внимание. Мужчина хотел было уже что-то сказать на этот счёт, но к ним вышел Германская Империя в приподнятом настроении. Все обратили на это внимание и выстроились перед ним, ожидая распоряжения, и между тем Генрих выкинул сигарету в пепельницу и руками отгонял запах табака.       — Инспектор Арн, предоставьте Александру переводчика. Пусть он его сам выберет, на выбор не давить. — Сразу отпустив Брауна к России, перешёл к следующему. — Игнац, обязанности всё те же. Следи, помогай, защищай. Вперёд, за инспектором. От русского не отходить ни на шаг. — Посмотрев на недопонимающего Генриха, заулыбался и хлопнул его по плечам, отчего тот невольно вздрогнул в крепких руках правителя, радуясь, что план идёт по плану. — Генрих, сколько лет вместе работаем и ни разу в тебе не усомнился. Молодец, что выявил кронпринца России и доложил не откладывая. — Жестом предлагая ему пройти до дивана, продолжил разговор. — Сейчас наша задача наладить отношения с этим генералом, а через неделю поедем в Санкт-Петербург, знакомится с мальчишкой.       — Рад служить Вам Ваше Высочество! — Улыбнувшись Кайзеру, присел возле него и внимательно посмотрел. Это ведь не всё, что хотел ему сказать государь, и он угадал.       — К тебе будет поручение. Объясни ему что говорить и как себя вести на этой встрече. У нас нет права на ошибку. Ты за это отвечаешь. И да, проследи за его здоровьем, чтобы не слёг раньше времени. — Сделал маленькую паузу в речи, полушёпотом добавил. — У него не здоровый вид для страны…       Лицо Генриха фон Гуттенберга моментально изменилось. Вся его деятельность в прошлом сегодня имеет негативный окрас для создания отношений между ним и петербуржцем. Саша его слушаться не станет, они при встрече готовы обратиться к кулакам, а чтобы заняться совместной деятельностью это обоим нужно будет перешагнуть через себя. Германская Империя не стал дожидаться отказов и убеждений, что кто-то другой лучше справится, он поднялся на ноги, повторил императорский приказ и направился на выход, где его уже поджидали. Хотя оно и понятно, почему германец не стал даже слушать отговорки. Во-первых, он дал чётко понять, что в Генрихе он не сомневается и доверяет ему столь ответственную работу. Во-вторых, из всех немцев на территории лагеря, только трое мужчин могут хоть как-то повлиять на Александра, и лучшим из них будет всё тот же Генрих.

***

      Мужчины молча направлялись в кабинет одного из них — в кабинет Арна Брауна. Тот был, несомненно, недоволен тем, что ему придётся уступать в споре пленнику, но против Кайзера идти не мог. Да и, если так посмотреть, то можно переложить ответственность на Игнаца, это всё-таки это его воспитанник и ранее он хотел взять ответственность на свой страх и риск. Куратор же не знал, что ему делать. С одной стороны, он должен доложить Его Высочеству о некоем сговоре, а с другой стороны, у него нет прямых доказательств, и кто его вообще в серьёз выслушает? Ему нужно думать о своей семье, он ведь единственный кормилец в доме. Дойдя до конца коридора, Арн открыл дверь, после чего они прошли внутрь, где был Александр. Генерал вновь сидел на диване, упиравшись локтями в колени и свесив голову — он думал над словами Германской Империи. Выбор без выбора. Чистой воды шантаж, но пожаловаться на него нельзя. Саша больше не император России и по факту с ним не должны вести переговоры, и всё же ему дали шанс вмешаться в ход событий. На приход «гостей» уроженец Санкт-Петербурга выпрямился и поднялся на ноги.       — Ваня… — Бывшего смотрителя грубо оборвали.       — Я Александр.       Мужчина не был намерен от этих двух терпеть прозвище, потому и сразу выставил границы. Они ему изрядно насолили, за что, конечно, поплатятся, вне зависимости от их отношений в последнее время. Руководителю концлагеря он хотел напрямую отомстить, а вот Игнаца чтобы косвенно коснулось. Так как Браун вредит его народу и смел подвергать опасности его самого. Второму же, при любых обстоятельствах, придётся отвечать вдвойне. Он был фактически проводником между Сашей и немцами, и за все негативные события в этих стенах будут спрашивать с него. На это и делался акцент.       — Тебе позволили выбрать переводчика. — В их диалог встрял инспектор, который прошёл до своего стола и уместился в кресло.       — Немецкие солдаты здесь и так заняты, так ещё и ты капризничаешь, словно избалованный неудовлетворённый ребёнок. — На глумление брюнет нахмурил брови, однако, быстро расслабляет мышцы лица, поскольку у него был ответ.       — А я выбираю русского переводчика. Немцы не во всём пригодны. — Щуря холодные глаза, расплывается в довольной ухмылке. Он открыто заявил, что русские лучше немцев.       — И кто тебе сказал, что ты можешь взять русского переводчика? — Гнев к генералу набирал обороты. Он прекрасно понимал, что нарушает приказ Императора, но фраза сама вырвалась из уст.       — Мне обратиться к Кайзеру? Он не далеко ещё ушёл. — Царевич встал на ноги и сделал шаг в сторону двери, как…       — Что б тебя! — Учитывая, что они говорят на разных зыках, друг друга более или менее понимали: немцы опирались на знакомые слова и выстраивали логическое выражение. Послышался звук выдвижения ящика и инспектор стал искать что-то в нём.       Россиянин развернулся к инспектору корпусом тела и на пару секунд взглянул на Игнаца, тот молча стоял и массировал переносицу. Его видимо утомил сложный характер опекаемого, да и начальство у него не ангел, и так он борется с внутренней раздражительностью. Со стороны Арна послышался металлический звон — тот достал ключи из ящика и встал из-за стола. Мужчина не сказал ни слова, но его тёмные глаза говорили сами за себя. Его взгляд был наполнен презрением, движения дёргаными и резкими, а в речи слышна гневливость.       — На площадь я тебя не выведу. От тебя и без этого слишком много проблем. — Видя заинтересованность в лицах, бросил ключи в попечителя и дал распоряжение. — Идём в архив, выбирать переводчика.       Допускать генерала к народу действительно ошибка, но не менее рискованно допускать его до архива с данными всех пленников. В коридоре инспектор Арн остановил рядового и отправил его на площадь с указанием не распускать пока военнопленных на работы. Александр был рад, что не придётся дожидаться вечера, дабы встретиться с будущим переводчиком. Им необходимо было спуститься вниз, что они успешно сделали. После чего громадную дверь отворили ключами, ранее приготовленными, и они смогли войти внутрь. Мужчина включил свет, а русский со смотрителем осматриваться стали. Картотеки стояли в несколько рядов и доходили до конца комнаты. Ряды данных в этих картотеках были упорядочены по году пребывания в концлагерь, а папки в них, как успел заметить Саша, когда открыли первый ящик, были отсортированы по номерам с буквами.       — Что это за литеры с цифрами? — Холодные глаза встретились с тёмными и ему дали ответ:       — Это номера пленных. Выбирай быстрее. Первого наугад вытаскивай и пойдём. — Браун прислонился к стене и скрестил руки на груди.       — Эти литеры первые буквы имён пленников, а номер… — Инспектор недовольно цокнул, принуждая Игнаца замолчать.       — Знай свои полномочия И00… — Не закончив фразу, руководитель сымпровизировал стук по циферблату наручных часов, мол время идёт.       Российская Империя уловил это обращение, промолчал, но взял на заметку и стал быстро отыскивать ряд, в котором есть приблизительный год. Год, когда они приближались к Берлину и Германская Империя не был таким смелым на высказывания и действия. Год, когда ему пришлось разлучиться с солдатами и оставить их одних в бою, а самому вернуться в столицу. Много времени на это не потребовалось, он быстро направился между рядами, пробираясь в глубь. Остановившись у картотек с подходящей буквой, стал по одному ящику выдвигать и пальцами резво перебирать папки, отсеивая ненужные документы. На обложке каждого переплёта бумаг были инициалы военных, а над ними стояли эти проклятые номера. Шурша от ящика к ящику, шептал отложенные фамилии, точнее их инициалы. «А»… «Б»… Первые два ящика не дали никакого результата, не те буквы. «В»… Близко, но нет. «Г»… Россия замер и стал доставать скоросшиватели из ящика, вот тут его и окликнули.       — Эй! Имей совесть! Сколько можно тебя ждать? Взял первую папку, прочёл номер и вышел из архива дожидаться своего переводчика. — Арн направился к нему, а приметив, что тот достал несколько документов, нахмурил брови ещё сильнее. — Тебе кто разрешил их все доставать?!       — Минуту. Я лишь номер выберу… — Не отвлекаясь на недовольное руководство, отсеивал всех, ища именно его.       — Я сказал, хватит. — Рука ударила по стопке в руках генерала, и второй больше не мог перебирать документы.       Брюнет поднял глаза на инспектора, задержав на пару секунд, и отпустил их обратно, медленно кивая головой. Он был близок. Браун поднимает верхний скоросшиватель и зачитывает номер пленницы, а русский замечает знакомые инициативы и резко понимает вверх эту папку.       — Я выбрал переводчика, инспектор. Он мужчина. — Упрямо смотря на обладателя тёмных, пустых глаз, и выхватывает из его рук, карточку женщины, передавая ему папку с Пётром.       — Без разницы. Не баба, оно и лучше. — Опустив глаза на номер, Арн озвучил. — П1457. Игнац, приведи его в мой кабинет и передай, чтобы остальных, наконец, уже отправили на поле… Народ есть хочет, а мы рабочее время теряем.       Браун направился вперёд, выходя из рядов картотек. Россия выдохнул с облегчением и опустил папки в ящик, закрывая его, и после следуя за руководителем. Теперь-то ему будет немного легче поживать ещё неделю в заточении, прежде чем он сможет повидаться с братишкой уже в России Матушке. Александр взглянул на скоросшиватель в руках Арна и задумался, что там могло быть записано, кто читал и/или заполнял анкетные данные на всех военнопленных этого концлагеря. Сейчас он также вспомнил, как обращался инспектор к Игнацу и…       — Возвращаемся в кабинет. Теперь ты не моя головная проблема. — Как-то, даже радостно отозвался мужчина, закрывая дверь архива на ключ.       — И кто же мной займётся?       В русских словах не нашлось неологизмов, на которые немец мог бы опереться, потому ответа не последовало. Правда, вряд-ли ему бы ответили, даже зная перевод слов. Дальше до кабинета они шли молча и разошлись в разные углы. По дороге славянину вновь стало плохо, но об этом он не сказал. Не проронив ни слова, оный сел на диван и припал к спинке мебели, прикрывая веки. Перед взором стоял юный император в тёмно-синем военном мундире и мальчик с виду лет пяти в костюме морячка. Это был он сам и его младший кузен, которого он считал своим родным младшим братом. Из тёплых воспоминаний бывалых лет его вывел хлопок двери и перед его взором стояли уже два взрослых мужчины не кровного ему родства.       — Инспектор Браун, я привёл П1457-го. Остальные военнопленные отправились на работы.       Александр Алексеевич заулыбался, увидев здорового офицера, который свободно передвигался на своих двоих без посторонней помощи. Выкарабкался боец, как и обещал. Поднявшись на ноги и невзирая на своё паршивое самочувствие, подошёл до также радостно улыбающегося Павла Гущина, хлопнул его по плечам с радушным: «Вот и свиделись, братец!» и во все обнял того. Павел не остался безучастным зрителем: смотря на своего императора, крепко его обнял, похлопывая по крыльям спины. Своего восторга им было сложно сдержать. Только, всему хорошему приходит конец.       — Ты так каждого русского встречаешь? Меня вот терзают смутные сомнения по этому поводу… — Инспектор был не особо доволен раскладом событий. — Конечно… Потому ты так долго рыскал в картах.       — Да какая уже разница, немчик? Я выбрал переводчика и им будет Павел. — Отстранившись от друга, но не убрал руку с его плеч и высказался: — Ваш кайзер дал добро на мой выбор. Посмеешь мне перечить, пожалеешь. — Посмотрев на Пашу и махнув в сторону Арна, попросил майора. — Переведи ему на немецкий, чтобы точно всё понял.       Гущин быстро смекнул, как нужно перевести речь императора и в некоторых местах смягчил обращение. Российская Империя по-дружески пихнул его в бок и тихо произнёс: «Я с ним так ласково не говорю. Но перевод хороший». Конфликт между двумя руководителями не успел раскрыться благодаря Игнацу, потому ему приходилось быстро действовать. Всё это время он молчал и наблюдал со стороны, и как бы то ни было, решил вмешаться и немного переиграть ситуацию.       — Герр Гуттенбург говорил, чтобы Ва… Александр и переводчик ожидали его в отдельном кабинете. — Вбросив информацию, повёл бровями и обратил внимание на Арна Брауна. Тот сопротивляться не стал указанию старшего не стал. — В таком случае… Я провожу их в свободный кабинет. — Обратившись напрямую к инспектору, подошёл к двери.       — Делай что следует.       Бывший куратор Александра вывел мужчин из кабинета начальства и направился с ними на поиски пустой комнаты. Позже к ним он сможет привести Генриха, но это позже. Сейчас, он изредка оборачивался на русских и в нём затаилось сомнение, что это дело хорошо кончится. С появлением России во дворе Германской Империи позабыли о покое. Этот генерал неуправляем, упрям и эгоистичен. Он идёт напролом, и никогда не угадаешь, что от него ожидать на этот раз. Куда хуже стало, когда РИ попал в лагерь, где большую часть составляют подготовленные российские военные, так ещё положение трёх немцев усугубляет милость Их Высочества — Людвига. Кайзер на что-то рассчитывает, задобряя петербуржца, но не все знали для каких целей, а кто знал, не были уверены, что Саша чего-нибудь нового не выкинет, как только окажется на своей территории.       Через пару минут они нашли пустой кабинет. Александр прошёл первым, за ним последовал Павел и, он же ухватившись за дверь, настоятельно попросил не беспокоить их пару минут пока они обсудят детали перевода. Игнац и так не спешил присоединятся к ним, у него была иная задача — найти Генриха и привести к Алексу. Однако, ради подчернить, что всё-таки он выше офицера, упрекнул того в общении и дал им пару минут на беседу. Когда дверь закрылась, разрывая их диалог, смотритель направился искать Гуттенберга. Россияне уселись друг напротив друга, их взоры пересеклись и они заулыбались.       — Царь-батюшка, Вы мне ужин должны. — Со смешком начал тот. Раз он теперь переводчик между своей Империей и представителем Германии, то они оба пропускают физическую работу в полях и в блоках. А это, естественно, сулит, что Паша свой завтрак в споре проиграл.        — Ха? Что ж… Если нам его выдадут сегодня, поделюсь. — Приподняв уголки губ, брюнет взял стул и спинкой к офицеру поставил, затем сел на него.       — А если серьёзно, я рад, что мы вновь встретились! Мы же дошли до Берлина! Были у самих ворот, а потом… Разбили нас. Вовремя Вас отправили обратно в столицу. Кстати, как фрон…       — Паша, ты лучше о себе, да о наших здесь расскажи. — Тяжело вздохнув, РИ уложил руки на спинке стула и уложил голову на них, приготовившись слушать.       — Да что о нас… Батрачим на этих немчур, а они извечно недовольны. Мало им всё… Люди смиряются с жизнью вне воли, сил не хватает на противостояние, вот живём по их условиям. М, из последнего… Есть Стас, парнишка молодой, хворь какую-то подхватил. Сейчас никаким становиться, всю ночь скулил от боли… — Отмахнувшись, майор посмотрел на Империю и склонил голову в бок. — Александр Алексеевич, а Вы-то чего весь бледней? Тоже изматывались?       — Погодь-погодь… Болезнь? — Александр стал серьёзнее, он выпрямился и нахмурил лицо.       — Да. Чегось не того может съел или выпил. Пока думаем ничего серьёзного, но вот лекарств бы ему дать… — На этом оба россиянина замолчали, ведь понимали, что в военное и послевоенное время никто не станет разбрасываться лекарствами, тем более на пленных. Шаги за дверью побудили Гущина задаться всё тем же вопросом, на которой так и не ответили. — Царь-батюшка…       — Не нужно, Павел. Зови просто по имени, ибо я уже не ваш император. — Отстранённо сказал он, поднимаясь со стула. — Ваш император Николай Фёдорович. — Саша понимал, к какой теме возвращался офицер, потому сам сжато дал понять, что многое потеряли.       — Не император… — Потирая подбородок, майор подошёл до окна и посмотрел в него. — А я-то уже успел представить как вернусь домой… К детям.       — Через неделю у меня есть шансы поехать в Санкт-Петербург и… — Подойдя к мужчине, положил ладонь на его плечо и сжал его. — У нас есть неделя, чтобы тебя вывезти в Россию. Необходимо придумать как.       Голубые глаза забегали по кабинету, он искал варианты под каким предлогом вывезти Павла. Германия не даст брать с собой этого мужчину, ведь в переводчике тот не нуждается, а вести военнопленного офицера к российской армии — подписывать себе смертный приговор. Седовласый Гущин опустил глаза к земле, наблюдал, как немцы свободно ходят по территории и на глазах мрачнел. В нём умирала надежда. Всё чего он ждал сейчас умирало и душило его изнутри. В каком-то смысле он чувствовал себя пешкой на шахматной доске, где игроками выступают две крупные империи.       — Александр Алексеевич, извините. Я не могу ничем помочь. Меня здесь не трогают, а за авантюру погибать я ещё не готов. Извините, я лишь переводчик.       — Не хочешь дочь увидеть? В России тебя никто не тронет. Помоги мне последний раз. Не ради себя, ради брата прошу.       Генерал знал, что в деревеньке под Москвой у майора есть дочка, знал, как сильно любит Паша свою дочь и напомнил ему, ради кого тот на самом деле держался несколько лет в лагерях. Слова о ребёнке затронуло сердце отца, и тот дёрнул плечом, на котором была рука. Ответа не последовало, дверь в кабинет открылась, и в неё вошёл недовольный немец. Для начала Генрих хотел напомнить место Саши и роль в этой поездке. Используя гнусные сравнения по отношению к павшему империалисту, пока его переводчик складывал сведенья и решался на ответ, переспрашивал по несколько раз, понял ли славянин его или нет, но обратной связью служил всегда сарказм. Не изменчивость в поведении утешала, но в то же время настораживал. Россия долго не терпит. Однако, рано или поздно его терпение заканчивается и тот начинает отравлять жизнь обидчику.