Моя последняя любовь

      Старшая школа для многих является местом, куда совершенно не хочется идти, и я сама не хотела в неё возвращаться: мне здесь не нравилось совершенно, так ещё и всё вокруг говорило о моей бывшей любви, которая перевелась в другую школу, опозорив меня. Ли Черён из тех девушек, что совершенно не знают, как себя вести со своими возлюбленными, и когда она прилюдно сказала, что я «чёртова лесбиянка, у которой порно вместо мозгов», я была оскорблена. Это оказалось настолько больно, нестерпимо, что я потом долго плакала в туалете, а во время каникул хотела уехать из города далеко и надолго. Родители только не разрешили, так как «Хван Йеджи, я не хочу этого слушать — эту школу окончили мы, а значит, окончишь и ты»; конечно, они не знали, почему я так остро реагировала на их слова, потому что стыдно признаться им в своей ориентации, но я старалась объяснять понятными им понятиями, что со мной происходит.       Хорошо, что это всё не скатывалась в наибанальнейшие диагнозы-ярлыки — истеричка и тому подобные, потому что это бы раздражало меня ещё больше.       Вместо перевода я пошла в свою старшую школу и поняла, что мне там рад буквально один человек. Только она улыбалась, когда я появлялась на горизонте, только она говорила со мной, когда казалось, что никто не готов обсудить со мной хоть что-то. Только тепло её глаз и рук согревало меня в те моменты, когда я готова была расплакаться. И имя этого человека, такого трепетно меня любящего, было «Чхве Джису».       С Джису я училась вместе со средней школы, до сих пор в памяти перебираю моменты, когда она представилась нашему классу: невысокая, милая, но сколько в её голосе было энергии и жизни! Она задорно всем нам поклонилась, прошла и села рядом со мной, потому что как раз там и было свободное не занятое никем место. Она стала моей соседкой на долгие годы, а потом, как я отстрадала по Черён и простила ей её поступок, стала моей любовью.       Любовью, что до сих пор отдаётся где-то глубоко внутри горькой болью.       Джису часто болела, я это замечала и заходила к ней домой, чтобы передать домашнее задание, конспекты и просто пожелать выздоровления, потому что я хотела, чтобы Чхве была со мной всегда. Пускай моё желание исполнилось только частично, но в тот раз она пришла бодрой и весёлой в школу, и не было конца моей радости. За совсем уж краткие дни она стала моей поддержкой, моей опорой во всём, и нас уже заочно начали называть парочкой, пускай Джису лишь через две недели, смущённая, предложила мне встречаться, взорвав во мне сотни, а то и тысячи фейерверков.       «Ты мне нравишься, потому что ты искренняя и добрая, — сказала она мне тогда, чуть ли не разбив мне сердце. — Пожалуйста, оставайся со мной такой всегда. А я в ответ буду такой же с тобой».       Жаль только, что ей не удалось быть до конца со мной искренней.       Говорят, что зачастую смерть и страдания меняют людей, а если одно исходит из другого, то это просто то самое комбо, которое не хочется вкушать ни одному смертному. Всё, на самом деле, возможно, но меня здорово поменял человек, моя Джису: сделала меня более радостной, социальной, познакомила со многими людьми, а потом смотрела, как я постепенно раскрывалась. Ей не нужно было говорить, какая она хорошая, чтобы понять это по моим глазам, обращённым к ней, и всё же когда мы бежали как-то по школьной аллее, залитой солнечным светом, я почувствовала, что с моей возлюбленной что-то не то. Она улыбалась, как всегда, вела себя спокойно, но при этом была бледной, словно европейка, и задыхалась.       «Не стоит волноваться, просто немного болит сердце, — сказала она мне тогда, поглаживая грудную клетку. — Мне просто нужен отдых».       Кто же знал, что её проблемой была не просто лёгкая нагрузка на сердце из-за пробежки, а рак. И она молчала об этой проблеме до того момента, пока не оказалась в больнице.       Я заметила, что после той пробежки по аллее она совершенно перестала ходить на физкультуру, а порой уходила с уроков, не позволяя себя провожать. Да, пускай мы встречались, но она даже не целовала в те дни меня на прощание, пускай я очень этого хотела. Ей было трудно дышать, даже порой двигаться, и когда её отсутствия в школе стали значительными, волнение во мне пересилило все остальные чувства. Я звонила ей, обрывала трубки, а потом всё же дозвонилась до её матери в страшной истерике, прося мне дать поговорить с моей Джису. Никто из наших родителей не знал, что мы встречались, но я за секунду вывалила все свои чувства к этой прекрасной девушке и плакала, пока госпожа Ким пыталась меня успокоить, пускай сама из-за меня сейчас была на грани нервного срыва.       «Она разве тебе не рассказывала? — я ответила отрицательно и прижала к уху трубку ещё сильнее. — Прости, наверно, ей следовало сказать это самой, но… у Джису рак. И она может не дожить до своего двадцатилетия».       После этого мой мир перевернулся вверх тормашками, я перестала воспринимать реальность такой, какая она есть, потому что буквально всё встало на свои места: и странное состояние возлюбленной, и её частые болезни, и даже особая диета, которую она соблюдала изо всех сил. Конечно, Чхве всегда при мне выглядела хорошо, старалась ухаживать за собой, но болезнь отнимала и силы, и красоту, а самое главное — время, которое она отчаянно хотела потрать на меня. После многочисленных уговоров её мать всё же разрешила мне приехать в больницу, где уже лежала Джису, и в моей памяти отпечаталось лишь её тонкое слабое тело и тёплая улыбка, которая заставила меня примкнуть губами к её руке и пообещать, что я буду с ней до конца.       Но так получилось, что я сдавала выпускные экзамены в тот самый момент, когда мой телефон разрывался от приходящих сообщений и звонков, пытающихся донести до меня одну фразу: «Джису умерла». Я прочитала всё только через четыре часа, и тогда силы покинули меня: я не могла вымолвить ни слова в поддержку родителей, лишившихся единственной дочери, и не смогла успокоить себя, говоря, что мы с ней обязательно встретимся в следующей жизни. Я не плакала, нет, лишь чувствовала опустошение, застрявшее в горле, истерику, скомкавшуюся в груди, и хотела лишь одного — умереть. Просто позорно умереть, чтобы больше совсем ничего не испытывать и не знать, что последними словами моей возлюбленной было «Позаботьтесь о Йеджи». Я не смогла сдержать обещание, которое дала в порыве внутренней боли, разрывающей меня на части.       Её фотографию с чёрной траурной лентой держали в школе до нашего выпуска, а потом я просто забрала её себе, проще говоря, украла, потому что не могла по-другому. Я хотела, чтобы она оставалась вечно со мной, под сердцем, но не смогла уберечь эту самую лучшую девочку на свете, мою самую последнюю любовь.       В жизни главное отпускать, особенно если сильно любишь. И жаль, что Чхве Джису не была мной отпущена никогда, а осталась в памяти той самой юной и прекрасной девушкой, которая бегала со мной по школьной аллее и мечтала, что когда-нибудь мы с ней будем счастливы.