на двоих одна душа

Ночь перед переездом в общежитие обещала быть долгой и бессонной. Хэйдзо это понял еще до того, как лег в кровать, смотря в экран ноутбука и попивая уже третий энергетик за вечер. Расчесывает в кровь неприятно ноющий ожог на плече, который раздражает похлеще подростков под окнами, которые кричат громче, чем у него музыка в наушниках играет. Хотя глупо сравнивать. На улице человек пять, если не больше, а у него в противовес старые наушники, с которых краска давно слезла, что не вспомнишь чьей они вообще фирмы и у которых правый в принципе не работает, как ты не крути, как ты резиночками не завязывай, чтобы работал. Тут он заранее проиграл, даже не успев вступить в бой. Делает еще глоток. Кривится уже от приевшегося вкуса и отставляет в сторону, мысленно коря себя за то, что не удосужился купить хотя бы разные вкусы. Зажмотил просто, увидев, что именно этот вкус сейчас на дичайшей скидке. Хочется запить премерзкий вкус водой, но для этого нужно вставать с уже нагретого места, чего он явно не хочет делать. И не факт, что вода окажется чистой, а не какой-нибудь ржавой как последние два дня. Приходится смириться со своей судьбой, всплакнуть самому себе в плечо для пущей драмы и продолжить покорять сеть Интернета под музыку из одного наушника. То откроет переписку с Куки, чтобы быстро пробежаться пальцами по клавиатуре, печатая ответ. То полистать ленту новостей, наткнуться на сотню мемных пабликов, а хоть мало-мальски смешными из них оказывается два – хихикнуть, как кот, который подавился собственной шерстью, перекинуть в общую беседу с Аратаки и Синобу. То включить какое-нибудь прохождение ужастика на Twitch, чтобы не было так скучно от музыки, которая стоит на повторе, а переключать лень. Подбирает под себя ноги, кладя голову на колени и задумчиво жуя провод от правого наушника. Ловя себя на мысли, что теперь понятно почему сломан именно правый. Ну и ладно. Пролиставает уже в миллионный раз наверное списки поступивших в его университет. Только не на свою специальность. Мышка щелкает три раза. Один из них – открыть сайт. Второй – зайти на базу данных о поступивших. Третий – выбрать специальность с подписью «филологический». Бегает глазами от имени к имени, что эта таблица ему скоро начнёт сниться в кошмарах, и вздыхает, откидываясь назад в кресле. – О Боги, что я делаю..? – закрывает лишние вкладки и кладет голову на стол, несколько раз стуча лбом о деревянную поверхность с целью вернуть мозг на место. Стол прохладный, Хэйдзо горячий. Решает это все перекинуть на жаркую погоду за окном, но вовремя последние работающие извилины напоминают – сейчас ночь, уже на календаре сентябрь, жарких деньков как полмесяца никто не видел. А признавать он не хочет, что у него лицо краснеет от одного лишь воспоминания о том парне, на которого он смотрел от силы пять минут, а разговаривал из них две. А тем более не хочет признавать, что тот ему успел присниться, отчего проспал Сиканоин до самого обеда, чтобы досмотреть сон до конца, пуская слюни на подушку. От таких мыслей он ещё сильнее краснеет, воет в стол, надевая на голову капюшон от толстовки. В подробности сновидения он вдаваться уж точно не хочет. Стыд и позор. Хэйдзо вздрагивает от резкой вибрации, пробегающей по столу и врезающейся ему в лоб. Рука нащупывает телефон и без раздумий поднимает трубку, зная – звонить ему в такое время может только один человек с комплексом «мамочки». – Мама, не бей сильно, я ещё не ложился спать. Дай игрушки пособираю, – Куки тихо ругается на другом конце трубки, отчего Хэйдзо только улыбается довольно и прижимает телефон плечом к уху, освобождая руки, чтобы продолжить свое любимое дело – скролить Интернет, молясь найти что-нибудь сносное для просмотра или чтения. – Давай спать шуруй. А то последнее время спишь до обеда, что тебя поднять невозможно. Время тикает, – Сиканоин хмурится по какой-то своей причине, пролистывая подписки одну за другой. Мысли упорхнули куда-то в свою обитель, на поиски долгожданной свободы, а не заточения в голове какого-то замученного парня, который ими в должной степени не распоряжается. – Сиканоин! Моргает раз. Моргает два. – Да сейчас пойду. Зубы почистил, одежку сложил, портфель с букварём подготовил. В туалет только ещё не сходил, но скоро организую. – У тебя когда-нибудь заканчиваются такие шуточки? – Для тебя – нет. Всегда найдутся. И честно уже собирался, но чувствует моя интуиция, что уснуть я не смогу ещё часа два точно. – Это ещё почему? – Подожди минутку. Наглядно покажу Хэйдзо отключается от телефонного звонка, отъезжает чуть назад на стуле, чтобы в камеру попали все бутылки от энергетиков – уже выпитые и только готовящиеся к этой участи. Сам себе улыбается и мысленно даёт пятюню, пока фотография отправляется с его ужасно медленным интернетом. Как только сообщение прочитано, телефон в то же мгновение начинает гудеть от повторного вызова. – Не кричи громко – я тебя и без этого слышу прекрасно – Я тебя просила, чтобы ты перестал их пить в таком количестве! У тебя мешки под глазами такие, что уже ни один мой консилер не поможет. А тот парень не прыгнет с разбега в твои объятия при виде твоего помятого лица, – Сиканоин мычит при упоминании незнакомца с яркими багровыми глазами и невероятно мягкими волосами цвета слоновой кости с красной прядью сбоку. Он, конечно, не знает, точно ли они такие мягкие, какими он их представляет в своей голове, в которой туман сплошной. Во сне на ощупь были таковыми, сжимать в пальцах сплошное удовольствие. Хэйдзо на секунду тупо смотрит в экран, краснеет густо, что и плечи покрываются свежим румянцем – он это чувствует. Почти подскоком встаёт с кресла, выключая заодно ноутбук. – Куки, ради сохранности меня, не упоминай его никоим образом. Мне хватает того, что генерирует моя фантазия. Пощади. – Не хочу. Сохраняй хоть каплю здравомыслия и будет нам всем счастье. А ещё я буду рада, если ты хотя бы ляжешь в кровать. – Тебе так нравится играть со мной в «Дочки-Матери»? – Хэйдзо улыбается, слыша уставший вздох, в котором читается вселенская усталость и огромное желание превратиться в Самару из «Звонка», чтобы вылезти и задушить его своими руками. Садится на кровать и подпирает подбородок рукой, нечитаемым взглядом смотря в стену, пока Куки генерирует новую мысль. – Нет, мне не нравится с тобой в берюльки играть. Но мне также не нравится потом просить Итто выбивать дверь в твою квартиру, потому что ты не поднимаешь трубку по причине того, что лежишь в отключке, ибо не жрал, не спал, не пил какие сутки, - парень замолкает и откидывается на кровать, считая трещинки на потолке, пока рассуждает над тем, чтобы ему вообще на это ответить. За тот случай ему и правда стыдно, да и Куки, слава Богу, упомянула лишь один из таких, а не два или три последующих. Взгляд случайно падает на ладонь: костлявая, синие вены виднеются сквозь бледную кожу, запястье можно обхватить двумя пальцами и еще место останется. Поднимает руку вверх – на секунду кажется, словно сквозь нее виднеется тусклый свет от еле мигающей лампочки, которую по-хорошему стоило бы заменить, а по-плохому просто забить, пока та не треснет с характерным лопающим звуком. Да он почти прозрачный, вот-вот растворится в воздухе, рассыплется песком, а ветер унесёт куда-нибудь далеко. С этим у него явно проблемы. – Хэйдзо? Ты тут? Голос обеспокоенный, что аж горло сводит – сглотнуть невозможно, будто ком стоит поперек, даже если откашляется легче не станет. Лишь горло себе раздерет, что потом в принципе сглотнуть будет проблематично. Хотя ему ведь не привыкать. А Куки всерьез беспокоится, да и Итто раз-два в неделю наведывается без спроса. Стоит с пакетом в руках, откуда вкусно пахнет чем-то свежеиспеченным, что волей-неволей, но слюнки потекут. Тот смеется каждый раз, треплет по бордовым, в вечном беспорядке, волосам, говоря что-то своим громким голосом, что нужно есть, что на нем уже вся одежда висит, что по нему можно анатомию человека изучать – до такой степени ребра выступают. Пересчитать можно невооруженным глазом. Он смеется в ответ, впуская того к себе. Даже если дома не убрано, даже если мусор уже сколько дней не выносил, даже если в принципе гостей не ждал и выглядит настолько помято, что напоминает дворняжку с огромными зелеными глазами. Итто и на это отмахивается, повторяя излюбленную фразу: «Я к тебе пришел в первую очередь, а не к твоей квартире. С ложечки не покормлю, но хотя бы прослежу, чтобы ты поел! Вот, садись, а то остынет все. Давай-давай!» Хэйдзо отмахивается и выпрямляется вновь, постепенно возвращаясь в реальность. - Да-да, я тут. Такого уже может с месяца два не повторяется. Вдруг я поменялся? - Ты буквально мне только что скинул фотографию пустых банок от энергетосов. Даже какой-нибудь лапши быстрого приготовления нет. А так я вообще не уверена, что ты ел сегодня, – а он на самом деле не ел. Сегодня не ел, вчера не ел, позавчера закусил каким-то батончиком, но половину не смог прожевать и выплюнул по итогу. - Я могу ее прифотошопить, чтобы твоя душа была за меня спокойна, - девушка тихо смеется, глаза закатывает сто процентов. Сиканоин тоже улыбается, опуская ноги с кровати, касаясь пальцами холодного пола. Дрожь невольно бежит по телу вверх, но останавливается в груди, где сейчас неимоверно тепло. Приятно, когда о тебе искренне заботятся. В таких мелочах особенно, когда ты помощи то не просишь, но за какие-то заслуги ее получаешь. Это приятно. Это заставляет чувствовать себя нужным. - Прифотожопить ты только можешь. Ох, ты неисправим, Сиканоин Хэйдзо. Пиздуй спать лунной походкой, пока я Итто звоню. Если ты к тому времени будешь в сети, то я тебе завтра откушу задницу, - Хэйдзо рта не успевает раскрыть, как слышит гудки в трубке. Перед тем как положить телефон на зарядку, то заходит в беседу и сразу утыкается лицом в подушку, глухо воя от очередной «ссоры» из-за скинутого им же поста с какой-то шуткой про Штирлица. Придурки. Но зато любимые.

***

Как он и думал – уснуть у него так и не вышло. Видимо, от легкого, но нервирующего от макушки до пят чувства тревоги по непонятному поводу. Крутится. Пинает ногами одеяло, почти сбрасывая с кровати, потому что слишком жарко. Обратно натягивает по самый нос, потому что слишком холодно. А потом опять возвращается в исходное положение, так как ступни были опасно открыто без защиты одеяла, что вот-вот вылезет страшная когтистая лапа, схватит за щиколотки и утащит под кровать. Была бы возможность, то и на полоток залез бы, скотчем приклеив для надежности. Зато вставать завтра, а, точнее сегодня, утром не придется, тащить одну с половиной сумку – вещей, что кот наплакал. Да и понятно все по его внешнему виду, который чаще всего оставляет желать лучшего: потертые в пяти местах штаны, которые ему велики и он может просто в одну штанину влезть, а во вторую свою копию засунуть: майка на три раза больше, что буквально почти с плеч спадает комом, обнажая ключицы; ну и его излюбленные белые кроссы, которые он первым делом утащит, если начнется апокалипсис. Денег стоили еще каких! И тут даже не нужно ебаться с Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться – «денег нет, но вы терпите». Откроет глаза. Закроет. И так несколько раз подряд, пока темнота перед ним не превратится в танец цветных пятен от перенапряжения. Выпрямится устало, протрет глаза пальцами, оттянув нижнее веко. А еще больше нервирует, что если вновь пересечется с тем парнем, то точно откинется, да он даже ему в глаза не сможет посмотреть. А если и правда ошибся… Да не, бред какой-то, технически, это невозможно, потому что от недосыпа такого еще не было, что цепляется за других людей, чтобы просто потрогать и пригвоздить к полу рядом с собой. Максимум вмазать хотелось, но скорее всегда получал он. Трет ноющее плечо, которое точно бы уже зажило, только вот он расчесал его в мясо, что такому затягиваться еще минимум неделю. Аж тошнит от переизбытка мыслей. В ванну идти второй раз за день не хочется, поэтому прячется под одеяло, обнимает подушку двумя руками и закрывает глаза. На последних остатках сознания, перед тем как провалиться в Царство Снов, чтобы смыть все мысли из головы, чтобы убрать тянущее чувство тошноты в желудке, он видит того парня с этой чертовой милой улыбкой, с этими ублюдско красивыми красными глазами и гадкой красной прядью в волосах. Хмурится сквозь сон. Лучше б он провалился под землю и сразу в Ад, к чертям попрыгать и покупаться в котле, для него подготовленном за грязные мыслишки.

***

Общежитие оказалось довольно неплохим. Особенно если сравнивать с его уже бывшей съемной квартирой, то вообще Рай Божий. Окна все новые, даже не ощущаешь какого-то противного сквозняка сквозь щелки в раме. Как он успел заметить (просто заглянув в рандомный блок одним глазком – открыто было, он не виноват), то было чисто, опрятно и свежо. Живут по двое – уже радует. Одного соседа он еще вынесет, двух – нет. Особенно если не иметь как такового опыта жить с кем-то, делить с кем-то обязанности и просто сосуществовать слишком близко к личному пространству другого человека. Отведя взгляд от созерцания комнаты, хотя у него будет точно такая же, он пожимает плечами и идет дальше. Стены в коридорах целые, даже ни единой царапины, ни единой оскорбительной надписи в сторону друг друга в стиле: «А вот тот очкастый - пидор!» «Девка из 403 мне дала, а вам нет, ха!» «Подписывайтесь на мой Instagram – вас там ждет много интересного, чмок~». Зато можно было всегда проследить целую историю про того или иного человека, как из «мудилы» он превращается в «клевый чел!» В его школе было только так - и это было нормой. До поры до времени заставляли закрашивать собственноручно, но когда надписей не становилось меньше – забили и пустили все на самотек. Пару таких Хэйдзо и о себе припоминает, точнее, добрая половина точно про него. Чем он так согрешил – кто знает. Но согрешил, раз так распинались о нем перед белесой и невинной стеной. Мотает головой и проводит пальцами по вымытым волосам, кашляя от переизбытка запахов различных парфюмов на один квадратный метр. По отдельности они может и были сносными, но вот в такой какофонии хочется лишь задохнуться или упасть пластом на пол – там его этот аромат не достанет. Мельком смотрит вперед, улавливая взглядом слишком высокого парня с невозмутимо растрепанными волосами в разные стороны, а еще пиздец какого громкого, что через все те же наушники слышит он его громче музыки. Тот с кем-то явно спорит, возможно, с будущим соседом по комнате. На секунду Хэйдзо благодарит, что ему свезло жить не с ним, потому что он предпочитает покой, сон и Интернет, а не видеоигры с непонятным сюжетом (или вообще без него), вопли, когда любимая команда проигрывает очередной матч, храп – и так спит с усилиями, а тут вообще перестанет. Подходит ближе к Итто, кое-как протолкнувшись сквозь толпу и наступив двум людям точно на ногу – услышали ли они его извинения, хороший вопрос. Аратаки почувствовал приближение к его персоне и поворачивает голову, а после опускает глаза на уровень своей груди, отчего Сиканоин громко цокает и прячет телефон в карман, заранее отключив музыку. - О! Малой! Даже выглядишь сегодня вполне неплохо. - Это все консилер Куки справился со своей задачей скрыть все изъяны моего восхитительного лица. Я все такой же – клона не подкинули, - щурится чуть от слишком яркой для этого темного мира улыбки Итто. Тот слегка хлопает его по плечу, но для него это слегка оказывается почти смертельным по ощущением. Еще и по больному, изодранному плечу, которое кровоточит от любого дуновения ветра. Аратаки упустил момент, когда Хэйдзо повел больными плечом и тихо ругнулся, чтобы прийти в себя. - Видимо, наши комнаты еще и находятся близко! Куки ведь где-то вообще в другом конце общаги, да? - Ага, конкретно в пизде на гвозде на четвертом этаже, - выдыхает последний раз и смотрит на Итто, который все еще улыбается во все зубы, что самому не пустить улыбку на лицо – грех перед всем человечеством. В принципе он такой человек. Максимально хуево? Ничего! Аратаки Итто – средство от всех бед. Максимально весело? Ничего! Аратаки Итто – увеличит ваше веселье стократно бесплатно, а главное, без смс и регистрации. - О-о, вообще не повезло ей. Пока спустится вниз и поднимется обратно, то легкие откажут. А может даже спуститься не успеет. - Я ей говорил, что меньше курить надо и не брать с меня дурной пример. Не слушается девочка, что я могу сделать? Только лишь принести еще одну пачку сигарет в знак соболезнования ей и ее легким, - улыбается и поудобнее закидывает сумку на плечо, чтобы та не перевешивала его, а то такими темпами и сломается, что по кусочкам придется собирать. Итто в этот раз не упускает момент, забирая у друга сумку. - Так-то лучше. И еще, как тебе идея завтра втроем сходить в кафешку неподалеку? Птичка мне нашептала, что столовка тут отвратная и что тут нас скорее траванут. Хэйдзо недоумевающе смотрит на него и прикусывает губу. Мнется на месте. Если честно, то эта идея ему максимально не нравится по очевидно простой для него цепочке причин. Идти в кафе – значит это надолго, а не на пять минут. Надолго – значит заставят есть, точнее, просто закажут на троих и отнекиваться уже не получится, потому что получит вилкой в глаз, хотя предпочел бы в жопу раз. Заставят есть – придется это делать, даже если через силу, но беспокоить друзей из-за своих проблем из прошлого, которые перекочевали в настоящее и травят его здесь и сейчас, он совершенно не горит желанием. А там и тошнота не за горами, а после нее и желание сбежать в туалет, чтобы выплюнуть то, что не получилось проглотить даже с усилием воли. Одна головная боль получается. Поднимает глаза, смотря на ярко-красные, переливающиеся золотом глаза – открыть рот для отказа не получается. Обреченный вздох сам по себе срывается с губ. - Кто если не ты б этом узнает, серьезно. Я не против. Только ты напиши в общую беседу, чтобы Куки узнала об этом не за час до указанного времени, - улыбается уголками губ, вспоминая миллион таких ситуаций, когда они уже насиловали почти ее дверной звонок, чтобы та вышла. Открывала дверь правда она в халате, с мокрыми волосами и с непонимающим взглядом. Как потом оказывалось, Итто просто-напросто забыл ее уведомить о планах, которые сам придумал, с одним из двух договорился, а про второго благополучно забыл. К счастью, ссаными тряпками били того, кто облажался, а он просто сидел и попивал свежезаваренный чай, пока и ему в лицо не прилетело полотенце с желанием втянуть и его в разборки. - А-а-а! – тянет Итто и чешет макушку, отводя взгляд в сторону, стараясь сохранять вроде и возмущенный, а вроде и смущенный взгляд. Получается у него только лишь смех похоронить где-то внутри себя, но это тоже неплохой прогресс. – Хорошо, договорились! Давай помогу занести, а дальше ты сам. Парень на это только кивнул и улыбнулся, оставляя размышления о том, что он будет завтра делать с этой прогулкой, на потом, а лучше вообще забыть об этом и проспать время, которое поставит Аратаки с Синобу. Вполне неплохой вариант. Кивает сам себе, пока не врезается носом в дверь, скрывающую за собой его будущую «мини-квартирку», которую придется делить не только со своей биполярочкой, но еще и с другим человеком. Замок щелкает. Комната такая же, как он и видел у остальных, к кому смог случайно заглянуть. Только пустая, но это исправимо. Улыбается Итто, когда тот прощается, оставляя сумку около входа. Пока что сил разбирать все вещи у него нет, поэтому притаскивает сумку ближе к выбранной кровати и ложится на нее пластом. Ноги гудят, что ничего помимо кровати ему не хочется. Кто знал, что он опоздает на маршрутку, потому что проспит все 10, а то и больше, будильников. Правильно, никто. Тянется слегка руками вперед, пока не утыкается лицом в подушку. Желание закрыть глаза и поспать лишний час, пока его новый сосед по комнате не прибудет на место, – выглядит слишком заманчиво, чтобы отказаться. Да и голод начинает давать о себе знать. Не стоило брать у Куки какой-то батончик, а потом есть его, потому что желудок уже в трубочку закручивался от голодания несколько дней подряд. Даже если он был вкусным, неприятный привкус его постоянно преследовал, превышая всякую сладость от перекуса. Хотелось в любую секунду убежать куда-нибудь, чтобы выплюнуть, но по итогу проглотил под обеспокоенный взгляд девушки. Только чтоб опять не увидеть того взволнованного выражения лица. Такая мысль проскочила первая, а после нее уже полная пустота, поэтому повиновался ей, а не какому-то уже выработанному за пару лет инстинкту. Инстинкту, который хоть и не полностью, но шаг за шагом ломает ему жизнь. Не получается из-за него чувствовать себя целым и нормальным. Хотя слово «нормальный» давно потеряло всякий смысл по одной простой причине – в этом мире вещей, которые хоть слегка подходят под определение «нормальный» и «правильный» совсем не осталось. Довольствуемся тем, что есть. Резко трет глаза до темных пятен, чтобы хоть слегка прийти в себя и вылезти из резко возникнувшей причины неприятных мыслей. Из-за внезапно навалившей усталости он отключается моментально, совершенно игнорируя громкие голоса и топот за дверью

***

Подскакивает он довольно резко из-за дико покалывающих кончиков пальцев, что сразу переводит все внимание заспанных глаз на собственные руки. Ощущение точно такое же, как и тогда пару дней назад в коридоре. Резкое вертикальное положение вовсе дух выбивает, что на пару секунд перед глазами темнеет и все тело клонится куда-то набок, чтобы обратно положить слишком тяжелую от недосыпа голову на подушку. Но мозг бьет тревогу, буквально стучит по вискам, шумом отдавая в уши, чтобы больше уснуть точно не смог, а все внимание перевел на дверь. Слышит голос за ней, видит как дергается ручка, а пальцы ноют только сильнее, что приходится волей-неволей, но сжать ладони в кулак, дабы хоть слегка унять дрожь, которая вот-вот мурашками перебежит на все тело полностью. Да ну. Глаза лихорадочно смотрят на то, как ручка двери медленно опускается, а потом вновь возвращается в исходное положение, будто кто-то резко отдернул руку от кипящего чайника, получив ожог. Хэйдзо уже начинает понимать, точнее, он просто чувствует, кто там стоит за дверью, не решаясь открыть дверь. Сглатывает скопившийся ком в горле, моргает глупо, а мысли зато разбегаются в разные стороны: кто налево, кто направо. Словить не получается ни единую, поэтому в голове прыгает обезьянка с тарелками, периодически подпрыгивая и делая кувырок. Этот «кто-то» точно мнется за дверью, сам понимает ведь: что и кто его тут ждет. Если конечно у него точно такая же реакция, которая буквально за шкирку вытащила Сиканоина из сна. Поднимает вновь глаза на дверь, как та резко открывается – человек за ней собрался с духом и со всей своей силой воли навалился на нее видимо. А судя по тому, что парня слегка занесло вперёд, то это недалеко от правды. У Хэйдзо буквально дыхание на секунду перехватывает, когда он видит перед собой того самого парня, что вся навязчивая тошнота уходит на второй план, в глубокий ящик. Ему кажется, что он сейчас похож больше на маленького ребенка, которому разрешили взять одну любую игрушку, которую он только захочет независимо от ценовой категории. Выбрал бы он именно этого незнакомца, крича во все горло, пока связки не начнут предательски болеть, что хочет только его, а остальное оставьте себе. Просто капризный ребенок – ничего более. Сжимает пальцами ткань брюк, потому что так он точно сможет держать себя в руках ещё пару минут. Парень же смотрит почти испуганно, глаза лихорадочно бегают от одного угла в другой, пытаясь выцепить хоть что-то, на что можно перевести абсолютно весь свой фокус внимания. Хотя бы на какую-нибудь муху, которая будет раздражать весь оставшийся день; хотя бы на воющий за окном ветер, обрывающий листья и разносящий их по округе (а собирать их будут обязательно первокурсники, конечно). Сиканоин все равно замечает, как его попытки с треском проваливаются - не находит достойную внимания цель, посмотрит на него и ищет заново хоть что-нибудь. Замечает, как тот нервно сжимает лямки сумки: может от отвращения и безысходности, которая плещется у него в глазах; может от того, что у него точно также дико трясутся руки, а показывать он этого не хочет. Хэйдзо просто ему улыбается, махая одной рукой, вызывая почти нервный тик у парня, который вообще дышать перестал. Скорее всего намеренно, чтобы свалиться трупом около двери. Только непонятно отчего и почему у него такая неприязнь читается в глазах, что вот-вот и яд потечет, чтобы затопить тут все вокруг, а живых, в лучшем случае, не осталось. Хэйдзо дергается, когда одна из сумок падает на пол около второй кровати, когда его обратно возвращают в горизонтальное положение, прижимая запястья к кровати. Машинально зажмурился, но когда удара не следует, то открывает один глаз, а потом уже и второй следом - задыхается. Очевидно, он успел и согрешить где-то, а следом и покаяться - никак иначе он не может объяснить за какие заслуги ему свалился такой ангел с неба. Чтоб только раньше времени не прибил, но пока ему такое положение дел очень даже нравится. Чувствительной кожей на запястьях ощущает, как у того дрожат руки, как сжимает пальцами чуть сильнее – больно, без синяков не обойдется. Багровые глаза смотрят прямо в его, не стесняясь сохранять зрительный контакт. Платиновые волосы с яркой красной прядью от резкого движения выбились из легкого хвостика и теперь слегка щекочут лицо, отчего Хэйдзо все равно отворачивает голову. От глаз не может скрыться небольшой ожог на левой щеке – невольно вспоминает, как ещё в тот день по-дружески чмокнул Куки в щеку в попытке вернуть ее в реальность. Ожог уже почти сошёл на нет, потому что парень в отличие от него не отличается желанием разодрать, расчесать и так далее ноющее увечье. А пока всеми силами старается смотреть в глаза, а не перебегать на губы и обратно, которые уж слишком к себе привлекают внимание на бледной, будто фарфоровой коже. Вблизи он еще красивее, тогда точно не успел рассмотреть из-за шокового состояния или из-за просроченного энергетика, который по мозгам ударил. Правда, если бы его не пытались убить взглядом, то было бы в разы лучше. - Ты это все подстроил? С кем ты договорился, чтобы вот так все вышло? – Хэйдзо сглатывает, пока вся суть сказанного медленно доходит до мозга и обрабатывается там же для последующего ответа. Недоумевающе смотрит в ответ и поднимает одну бровь, что явно злит еще сильнее. Ни здрасте, ни до свидания, а вот так в лоб сразу к делу? Да так неинтересно, хотя бы прелюдии какие-то можно было устроить перед тем, как устраивать допрос и составление протокола на его имя. Да и что-то смысл вопроса не может никак пробить толстую баррикаду, которая моментально выстроилась на пути к мозгу. - А как же познакомиться поближе? Какие у тебя манеры странные. Вроде такой воспитанный был в коридоре, а теперь и людей прижимаешь к кровати, и вопросы какие-то невнятные задаешь. - Ответь на вопросы! – парень чуть откашливается – не любит кто-то поднимать голос уж точно, поэтому пока Сиканоин упрямо смотрит на него, незаметно рассматривая чужое лицо перед собой, запоминая каждую чертову родинку, отмечая проколотое крыло носа и рассечённую то ли специально, то ли случайно бровь. Может и воспитанный, но зато со вкусом еще каким. – Извини конечно, что перешел так сразу на «ты». Несмотря на то, что именно ты это сделал еще во время первой встречи, но это как минимум странно, что вот так выпала карта и мы оказались еще и соседями. - Вообще не понимаю о чем ты. Я ни с кем не договаривался. Даже твоего имени и не знаю, а по моему невнятному описанию вряд ли бы кто-то что-то понял. Да и подумай, если бы я пришел такой весь интересный и просил поселить с определенным человеком – вот это уже точно странно. - А если бы ты сказал, что тот человек твоя родственная душа, то тебе бы еще и карточку мою медицинскую подсунули и всю информацию, которая у них обо мне есть. Будто ты не знаешь, в каком мы мире живем. Ты только скажи вслух об этой «системе» и как на блюдечке все принесут, - на секунду отводит взгляд алый в сторону, что-то высматривая в окне, а потом вновь встречается с удивленными зелеными, стараясь не замечать или не подтверждать то, что они на самом деле красивые. Легче это просто перекинуть на какой-то дурман от родственной души и все на этом – жить будет легче. Хэйдзо же почти открыл рот от удивления по многим причинам одновременно, но от того, что человек, с которым его связала сама судьба, оказался не конченным придурком, как те, которые его окружали в школе, свело приятной судорогой ноги. А может они просто затекли находится в полусогнутом положении. Но таких людей можно по пальцам одной руки пересчитать и еще два пальца не загнутыми останутся. Да это просто джек-пот! - Я не настолько коварен и ужасен, чтобы так поступать в любом случае. Твоя личная информация – это твоя личная информация и я к ней никакого отношения не имею, - слегка дергается вверх, чтобы размять запястья, которые уж слишком сильно прижимают к кровати, а они тут без эксклюзивного матраса, что чувствуешь себя принцессой без горошины. Парень чуть хмурится, пытаясь понять доволен ли он ответом или все же нет, а Хэйдзо просто любуется снизу вверх на красивое лицо пока еще безымянного человека, а может и спросить уже пора? Слегка откашливается, пока багровые глаза из пыльного угла не перевели взгляд на него. – Раз конфликт более менее разрешен, то у меня есть две просьбы. Первая – отпусти меня, а то я сейчас сломаюсь от ебучих мурашек по всему телу, пока ты тут нависаешь надо мной. Подумай о моем состоянии раз ты пока в раздумьях плаваешь. Парень моргает несколько раз, фокусируя взгляд и переводя его с лица Сиканоина на свои собственные руки, которые все так же крепко прижимают слишком тонкие запястья к кровати. Кровь мгновенно поднимается к лицу, когда суть происходящего доходит до нервных окончаний, когда резко отдергивает руку, мыча под нос какие-то извинения вроде: «Извини, на нервах получилось – не сообразил». Хэйдзо мгновенно выпрямляется, потирая ноющие запястья и поднимая взгляд на покрасневшего паренька, у которого вот-вот пар пойдет из ушей из-за неловкости и собственной вспыльчивости. Сейчас он улавливает абсолютно каждое движение: как зрачок то увеличивается, то вновь возвращается в прежнее состояние; как убирает выбившуюся прядь белых волос за ухо, открывая взору пару проколов; как мнет длинными пальцами край рубашки с рисунком кленовых листьев. Пальцы слегка дёргаются, изволяя желание прикоснуться хотя бы разок, вот буквально чуть-чуть, а потом сразу вернуться на колени. Но Сиканоин разве что встряхивает рукой, а потом проводит рукой по подушке, смахивая пыль, которой там и в помине нет. Пиздец какой-то. А ну соберись, тряпка. Вдох-выдох. - Спасибо. А вторая, не менее важная, как тебя зовут? – парень к этому времени уже отошёл более-менее, хотя лёгкий румянец все ещё присутствовал на щеках. Присутствовал и приковывал к себе взгляд, словно цепляя веревками и таща за собой. Хэйдзо на секунду почувствовал, что и у него лицо загорелось ярко-красным оттенком, поэтому специально почесал щеку тупыми ногтями, чтобы было на что свалить если что. Парень со светлыми волосами смотрит слегка удивленным взглядом, почему-то отводя глаза в сторону двери, а потом уже обратно на него. Милая улыбка одними уголками губ сразу озарила лицо, оставив небольшие ямочки на щеках. Блять. - Кадзуха, - у Хэйдзо на секунду буквально взгляд затупляется, стараясь придумать какую-то ассоциацию, потому что у него есть некоторые проблемы с запоминанием имён. Поэтому всегда было легче придумать сразу какую-то глупую ассоциацию на время, чтобы потом было легче. Но отчего-то он был уверен, что с Кадзухой это не произойдет. Нет, не потому что он какой-то там особенный, хотя он и является особенным для него в любом случае, с каким усилием ему бы и не пришлось это признавать, но это просто факт, который у него на лбу почти написан. Просто он необычный. Он отличается чем-то от основной толпы, отчего его и хочется изучить поподробнее, отчего его и легко запомнить. – Но ты не обольщайся – нам с тобой не по пути. Чего? Хэйдзо почти слышит, как в его голове происходит короткое замыкание, а потом бьёт током, что он всем телом чуть вздрагивает и пялится тупо на парня, который успел встать и спокойно начать разбирать вещи. Что за бред? Какое «не по пути»? Слишком тяжёлый мыслительный процесс прерывает слышимый стук ветки клёна об окно, вызванный слишком сильным ветром. А хотя стоп. Сиканоин ловит себя на мысли, что думает и творит полную фигню – это если ещё мягко выразился. Именно из-за этого чертовски красивого парня у него всё тело почти в ожогах, которые проходят по меньшей мере три-четыре дня, а с его отвратительной привычкой сделать только хуже – одну-две недели! В ответ на раздумья плечо и бок начинают утвердительно ныть под пластырями, которые стоило бы уже поменять, но «увы и ах» они кончились утром. Он хмурится, брови сводятся к переносице, пока не появляется небольшая морщинка между ними. – Точно, тоже самое хотел сказать. Как с языка снял вообще. Кадзуха оборачивается, держа в руках какую-то кофту и глядя на Хэйдзо настолько нечитаемым взглядом, будто он тут голый стоит и прыгает при этом. – Да? Тогда ещё лучше. Никаких проблем мы друг другу доставлять не будем, Хэйдзо, – смотрит в зелёные глаза, которые становятся всё больше и больше от изумления. Когда он успел свое имя проспойлерить? Вроде вообще нигде не упоминал, старался вообще себя держать в руках, а то как язык развяжется, то вообще тут никому не сдобровать от того бреда, который рекой польется из его рта. А при Кадзухе уж точно вперемешку с откровенным идиотизмом пойдут в дело подкаты, от которых разве что блевануть захочется. – Откуда ты— – Да на двери висит табличка с именами и фамилиями людей, которые живут в этом блоке, чтобы первое время не путались. Вот и прочитал, когда подошёл, – улыбка становится ещё шире, а щеки Сиканоина ещё краснее. Только вот уже не из-за невнятных мыслей, которые кружат хороводы вокруг его последних нервных клеток, а уже от чистого стыда, распространяющегося по всему телу от макушки до пят. Позор! А он ещё спросил имя! Вот почему на него так тупо смотрели, будто он попросил у него взаймы на ахуеть какую огромную сумму денег со словами, что он их не вернёт. Он смеётся над ним! И вообще, насколько сильно он витал в своих мыслях о предстоящей прогулке, что вообще это из виду упустил. Черт возьми, Итто даже сто процентов прочитал ведь, а он забил-забыл-и-проебал. – Нихуя не смешно! – М-м, мне так не кажется. Это довольно забавно, – улыбка у того совершенно не желает сходить с бледного лица, даже меньше не становится. Нравится смотреть, как Хэйдзо вот-вот инсульт хватит и просто свалится на пол. На кого он там учиться собирается? Детектив? Полицейский? Ему одна дорога – придурком. Также и улики из-под носа будут уходить, как надпись на пол двери, которую он не увидел. Теперь будет себя корить вечность, пока не забудет, пока тупой румянец не съебет с лица, а то именно он и приковывает к себе взгляд. – Конечно-конечно! – разворачивается на одной ноге, чуть спотыкаясь, но удерживая равновесие, целенаправленно идёт к двери. Чужой взгляд кусает затылок. – А ты куда это? – С крыши прыгать! – поворачивается обратно лицом к парню, продолжая идти уже вперёд спиной и разводя руками. Хватает его на секунду, пока вновь не пересекается с выразительными багровыми глазами, внутри которых полное спокойствие и покой, а лучи заходящего солнца дарят помимо красных оттенков слегка рыжеватые. Невозможно не засмотреться. Вот и он засмотрелся – ударился головой об полку, когда съехал с курса «он – дверь». Локтем ударился об стену, именно тем самым местом, отнимающим всякую чувствительность у всей руки на время. Выругавшись тихо, берёт быстро ручку двери, дёргает один раз-другой, но та совершенно не хочет поддаваться. Серьезно. Медленные шаги за спиной заставляют повернуть голову на девяносто градусов, почувствовать, как его руку убирают с бедной ручки, что та почти скрипит от напора. Открывают дверь с лёгкостью, что Хэйдзо почти рот открывает. Это так над ним насмехаются тут? – На себя нужно было, – голос возмутительно рядом с ухом заставляет мурашки пробежать по позвоночнику вверх, прячась где-то в волосах на макушке, рука слегка дёргается в желании расчесать до крови. Нужно от этой безумной привычки избавляться, а то так и живого места на себе не оставит. Быстрое и скомканное «спасибо» вырвалось уже после того, как он оказался за дверью, стараясь не поднимать глаз, потому что знал – там его ждёт вновь так улыбка, которую хочется стереть с лица. Достает телефон из кармана и уже не сдерживает ругательств, когда еле живой смартфон не включается. Хотел же зарядить ночью, но нет, уснул с ним в обнимку, в надежде, что музыка из наушников убаюкает его. Убаюкала, но вновь он не проснулся, чтобы положить телефон на законное место. Лишь придавил его телом, отчего и будильники вообще никак его не поколебали. Проснулся только потому, что наушники обвили шею, пока он интенсивно крутился во сне. Ощущение удушения, хоть и слабого, заставило подскочить с тихим вскриком. Когда уже отходил от двери, которая за его спиной закралась, то подождал минуту, чтобы Кадзуха отошёл и продолжил разбор своих вещичек. Лунной походкой вернулся обратно и повернулся лицом к двери. Черт. На его смотрел лист А4 с именами и фамилиями жильцов этого блока: «Сиканоин Хэйдзо» «Каэдэхара Кадзуха» Прячет ладони в глубокие карманы брюк, рассматривая с минуту имя и фамилию его соседа, будто именно она раскроет ему все тайны и секреты его родственной души, которая отказывается ею быть и говорит об этом прямо, смотря в глаза. Хэйдзо улыбается то ли сам себе, то ли этой бумажке, когда достает одну руку из кармана, выводя указательным пальцем поверх написанных букв, смакуя перекаты одной буквы к другой. Это обещает быть интересной игрой.

***

Наблюдать за тем, как на экране ноутбука уже как минут десять загружается чёртово видео – очень увлекательное занятие, но порядком надоедающее после пары минут. Игра в динозоврика, когда интернет вовсе пропадает, раз в сто интереснее, там хотя бы какие-то телодвижения что на экране, что от Хэйдзо. Ведь щёлкать по левой кнопке мыши – уже работа, а щёлкать так, чтобы твой подопечный не помер от первого кактуса – ещё более тяжёлая работа, требующая умственного труда. А так приходится просто сидеть и тупо пялиться в экран, пока тот не лопнет и не разлетится на несколько частей. – Ты в нем так дырку прожжешь. Перестань, – Кадзуха подходит сбоку и смотрит на значок Wi-Fi сбоку, замечая, что тот еле как тянет на одну полосу. Теперь и ежу понятно, в чем соль проблемы. – Ты отчаянно пытаешься сделать так, чтобы интернет ловил лучше? – Настолько отчаянно, что сейчас глаза заболят, – отрывает глаза от определенной точки и переводит на парня, стоящего рядом. Зрачки мгновенно расширяются, а сам Хэйдзо выпрямляется мгновенно, что чуть не выплёвывает, то что съел ещё утром. – Одень что-нибудь наверх! Бесстыдник! Каэдэхара тихо ойкает и скрывается из поля зрения, хватая с кровати подготовленную черную водолазку вместе с белой рубашкой. Это Хэйдзо заметил ещё боковым зрением – глаза сами следили за всеми движениями парня, отмечая ровную линию позвоночника, слегка выпирающие лопатки. Щеки краснеют мгновенно, а желание дать себе пощечину растет в геометрической прогрессии. Он так и недели не продержится. Надежда на то, что он привыкнет ещё имеется, но уже судя по тому, как он и сбежать успел, как бродил по общежитию добрые два часа, как тупо пялился в ноутбук, чтобы только не пересекаться со своим новоиспеченным соседом, медленно тлеет, не успев разгореться. Слышит краем уха шорох одежды, а потом и щелчок пряжки от ремня, отчего уже и глаз почти дёргается, вызывая нервный тик. Надежда полностью тухнет, но перед этим формируется вопрос, который вертится на кончике языка, желая, чтобы его всё-таки озвучили. Ждёт ещё с минуту, чтобы точно ничего не увидеть и разворачивается на стуле, смотря в зеркало, где и пересекается со взглядом багровых глаз. Он почувствовал, что он повернется именно сейчас? – А ты куда так собираешься, если не секрет? – Мне слишком понравилась твоя идея прыгать с крыши, вот и решил попробовать тоже. Ты так свежим вернулся обратно, – Кадзуха улыбается, поправляя ворот рубашки и распуская для чего-то волосы. Хэйдзо же смотрит упрямо, пока немой язык вновь не начнет двигаться, а застывший мозг генерировать мысли. Спасибо, что Каэдэхара совершенно на другой специальности и что им пересекаться совсем не придется в универе. На парах и лекциях он бы тупил в два раза сильнее под давлением знаний и слишком симпатичного парня в аудитории. – А теперь серьезно. Красивым прыгать конечно похвально, но можно было и обойтись майкой с трениками. Тоже вполне симпатично. – Это ты меня сейчас красивым назвал? – Не цепляйся к словам, – приятный слуху смех отвлекает от приевшегося звука рабочего ноутбука, находящегося на последнем издыхании. Он слегка хмурится и свешивает руки со спинки стула, который слегка пошатывается, если наклониться в сторону. Придется подкладывать бумажку какую, чтобы не свалиться случайно. Кадзуха оборачивается и улыбается своей фирменной улыбкой. Хэйдзо прокусывает внутреннюю сторону щеки до крови, ощущая вкус металла на языке, от которого тошнота усиливается трехкратно, но подступающую желчь он предпочитает проглотить. – Знакомые устраивают что-то вроде «вечеринки первокурсников». Только этих самых первокурсников там будет человек пять-шесть, остальные либо уже почти выпускаются, либо уже выпустились. Просто пришли напиться, накуриться и все в этом духе. – Похоже на какое-то сходку пьяниц и наркоманов, учитывая, что официальное «посвящение в первокурсников» через пару дней с последующим банкетом, – Хэйдзо слегка хмуриться. Если опустить его ужасную и пагубную никотиновую зависимость, что пачка за пачкой испаряются со скоростью света, то он не пьет и не употребляет уж тем более. Алкоголь путает мысли, лишает хоть какого-то контроля, превращая человека в сплошной комок инстинктов и нервных импульсов. Таких людей стоит опасаться и обходить стороной. А про различного рода и тяжести веществах стоит вообще промолчать. Буквально себя теряешь на вечер, а потом не помнишь то, как тебя зовут и что ты вообще тут забыл. Лучше купить по пачке в день и убивать лёгкие, превращая их в нечто, чем убивать свои нервные окончания алкоголем, а затем терять самого себя в толпе таких же. Для него лично стало открытием ещё и то, что от сигарет его не тянет проблеваться, а наоборот, только лишь притупляет это чувство. От алкоголя его откровенно тошнит. – Там не будет чего выпить, поэтому есть «самые умные», которые решили все устроить заранее и напиться на год вперёд. Даже неправильно сказал. Основная суть такого сборища – алкоголь. А познакомиться с первокурсниками лишь предлог. Хэйдзо чувствует себя каким-то ребенком, слушая размеренную речь Кадзухи, который одновременно собирает волосы в низкий хвостик и поглядывает на время. Он и сам невольно переводит взгляд к часам, мысленно делая пометку, что стрелка почти перевалила за восемь вечера. Значит вахтерша может ещё выпускать и через окно прыгать не придется, чтобы добраться до места сбора. – А меня с собой возьмёшь? – Неожиданно, – Кадзуха переводит взгляд на него и задумывается на секунду, перебирая все варианты ответа как отказа, так и согласия в том числе. – Могу взять, почему нет. Одно лишь правило: как только заходим в дом, то автоматически становимся незнакомцами. Я не люблю, когда правила нарушают, так и знай. – А если ты сам это правило и нарушишь? Или на тебя это не распространяется и тебе можно всё? – Хэйдзо понимает, зачем Каэдэхаре такая скрытность. Как только люди узнают, что ты нашел «того самого», то голова будет пухнуть от разговоров, вопросов и даже поздравлений. А зная то, что он ему вообще не сдался, то тут все настолько просто, что даже задумываться не приходится. Сиканоин не глуп и не слеп, разве что смущается моментально, но это только сейчас. Он замечает и взгляд, который полон какой-то неприязни, непринятия и желания сбежать, но Кадзуха старается поддерживать лицо и не ссориться открыто. Пока это не раздражает, то можно потерпеть и не задавать вопросов, ломая на маленькие кусочки маску спокойствия, сдержанности и улыбчивости к его персоне. – Посмотрим по настроению. Я не пью, поэтому на вряд ли потеряю контроль, который у тебя уже трещит по швам, – уголки улыбки слегка дёргаются, поэтому Кадзуха в ту же секунду отворачивается, оставляя Хэйдзо тупо смотреть ему в спину, пока черти в голове собирают наинтереснейший пазл по поводу личности парня. Он встаёт со стула и выключает ноутбук, который моментально издает будто вздох облегчения – мучения закончились. – Мой контроль ещё более-менее держится, ты за него так не переживай. Спрячь ручки в карман, а то дрожат. Холодно что ли? – Хэйдзо улыбается, наконец словив парня на слабости, которая для них общая, которую сложно подавить, но в силу обстоятельств приходится. Кадзуха оборачивается и слишком резким движением берет телефон с тумбочки, почти сметая стоящий там светильник. Любая маска трескается, когда тыкнуть палкой в причину возникновения этой самой маски. У этой маски причина одна – это он сам, это Сиканоин Хэйдзо во плоти. – Собирайся, пока я не передумал, – вдох и багровый взгляд вновь приобретает стойкие нотки спокойствия и расслабленностью. Черти пляшут где-то на дне при виде самодовольной улыбки Хэйдзо, который своими словами попал прямо в слабую точку. Руки все равно прячет, сует как можно глубже в брюки. – Жду снаружи. Как только дверь закрывается, то улыбка Хэйдзо становится ещё шире, что вот-вот щеки заболят. Повезло, что двери, как и стены собственно, почти картонные. Не услышать тихое ругательство и последующий стук то ли рукой, то ли ногой об стену, а потом и быстрые удаляющиеся шаги, подальше от злополучной двери – было просто невозможно.

***

Стоило ожидать, что как только дверь откроется, то вместе с оглушающим шумом в качестве музыки и криков находящихся тут общей массы людей, в нос ударит дурман алкоголя. Пришлось прикрыть нос рукой, а как только повернул голову в ту сторону, где секунду назад видел белый хвостик – его там уже не нашёл. Оперативно сбежал, чтобы не привлекать внимание к нему, к неизвестной абсолютно никому личности, которую он привел за собой. Хэйдзо ведёт носом и откашливается. Никогда он не посещал таких тусовок. В школе, особенно в старшей, их проводили довольно часто. Но его никогда не приглашали, а если и пытались, то с отвратительной улыбкой, которая ничего хорошего за собой не подразумевает. Для чего именно эти все сборища устраивались, он так и не понял, чтобы показать достаток видимо, но это ведь заработал не какой-то школяр с сомнительной репутацией, а его родители, которые работают в поте лица, чтобы обеспечить его рожу. Ведь их сынишка или дочурка самые лучшие в мире. Самые лучшие в мире они пока дома, а как только выходят за порог, то превращаются в настоящих монстров, которые испортят жизнь не одному, а многим. От нахлынувших воспоминаний корчится, будто в рот насильно засунули горсть песка, заставляя проглотить. Подойти к импровизированному фуршетному столу он решился только спустя несколько минут сидения в каком-то темном углу, где его никто не видел, а если и видели, то предпочитали не подходить. Ощущение того, что ему тут не место росло с каждой минутой настолько сильно, что зубы уже сводило, что глаза то и дело возвращались к входной двери. Как он и думал, на столе было столько бутылок алкоголя различной степени гадости, даже с диким желанием не пересчитаешь. А у Хэйдзо в принципе желания сейчас ни на что не хватает, только может на то, чтобы сделать отсюда ноги. Еле как находит обычную на вид бутылку с водой, нюхает все равно на всякий случай, чтобы точно на водку случайно не попасть и жизнь себе хуже не сделать. Пластмассовый стаканчик хрустит под пальцами даже без особого нажатия, но пить все равно хочется, поэтому приходится терпеть и противный привкус пластика, и какой-то странный вкус воды. Невольно приходит мысль, что туда все же что-то подмешали, но уже слишком поздно. Оглядывая ещё раз стол, а потом и все действие, которое происходит за его спиной – удручающий вздох не заставляет себя долго ждать. Алкоголь. Странные пакетики. Еле дышащие люди по углам. Как у будущего стража порядка этого прогнившего мира, у него начинает дёргаться глаз и руки сводит судорогой. Запоминание лиц каждого потенциального диллера перерывается резкой болью в шее, что ноги перестают его слушаться и он почти опрокидывается назад, падая на пол тощей задницей. Воздух, пропитанный запахом алкоголя, сигаретного дыма и потных человеческих тел, поспешно старается попасть в лёгкие, встречая преграду в горле в виде тошноты. Перед глазами одни темные пятна, смешивающиеся с неонами вокруг. Это и мешает сфокусировать зрение хоть на чем-то материальном. Шею жжет – Хэйдзо всем телом ощущает, как там уже расцветает новый, свежий ожог. В тоже время в груди появляется непонятное чувство. Жалость? Пробуждение совести? Сомнение? Это уж точно не его эмоции. Это ему их вручили, заставляя прожевать и проглотить, даже если не хочешь. Хер знает. Единственная мысль, которая точно принадлежит именно ему, а не которая прибежала к нему от Кадзухи вместе с ожогом: «Какого черта он делает?» Если он так хочет сделать ему хуево, то подождал бы момента, как они были бы в общежитие, а не вот так и вот тут. Остальные мысли он отгоняет от себя, как надоедающих мошек, которые летят на свет фонаря в зимний вечер. Он видит, как к нему наклоняется чей-то расплывчатый силуэт, хлопает слегка по щеке холодными пальцами, говорит что-то судя по усиливающемуся белому шуму в ушах. Щурится, стараясь сфокусировать зрение, одновременно с этим игнорируя жжение на задней части шеи. Перед ним сидит на корточках девушка с голубыми волосами и такого же цвета глазами. Смотрит обеспокоенно, что Хэйдзо вот-вот стошнит прям тут. Ненависть к такого рода эмоциям всегда перевесит чашу весов в свою пользу, независимо оттого, что лежало на второй чаше. Она мягко придерживает его за плечо, чтобы он не свалился полностью на пол, а то тут всем настолько насрать на ещё одного обдолбанного на первый взгляд, что не побояться наступить. – Эй! Ты меня слышишь?! Встать сможешь?! – Сиканоин начинает понемногу слышать чужой крик, старающийся быть громче стучащей по вискам музыки. Убирает одной рукой волосы со лба, покрывшегося легкой испариной сразу и от боли, и от жары вокруг. - Тебе нужно дать честный ответ? Девушка слегка прислушивается к его словам, наклоняясь ближе. Хэйдзо ни то что кричать пока не может – говорить получается с трудом, даже если исключить тот факт, что всего пару минут назад он выпил воды - горло все равно пересохло, а язык немеет без нужного количества влаги. Пульсирующие от боли виски строго-настрого не позволяют ворочать головой, потому что от лишнего телодвижения там воет сирена. - Я поняла тебя. Давай помогу, не сиди тут в таком плачевном состоянии, - он и сам не понимает, не помнит и все по списку, как оказался в ванной и как начал умываться дрожащими руками, что половина воды из ладоней просто выливалась обратно в раковину. Ну и ладно. Дом ему не принадлежит. Счета платить не ему. Поднимает глаза, встречаясь со своим отражением в зеркале, замечая, что выглядит сейчас настолько сногсшибательно, что можно снять документалку о зомби-апокалипсисе с ним в главной в роли в качестве зараженного. Ну или заткнуть в массовку еще одним монстром в дораму «Милый Дом». Одно другому не помеха. Хэйдзо кончиками пальцев трогает ужасно бледное лицо, оттягивает нижнее веко у правого глаза, отмечая то, что стоит купить глазные капли, а то склере уже совсем плохо. Только спустя пару минут разглядывания собственного отражения, он замечает не без помощи зеркала за своей спиной всю ту же девушку, тихо стоящую у ванны и наблюдающую за ним во все глаза. Он переводит взгляд уже на нее и несколько раз моргает, фокусируя зрение. - Ты как? Может тебе таблетку принести? От головы там или еще чего, - она..милая. Он был уверен, что на таких тусовках всем абсолютно плевать, как кто-то себя чувствует. Главное собственное счастье и собственное веселье, которое измеряется в выпитых бутылках. Плевать на какую-то тушу, которая корчится от боли в углу или вообще в отключке с самого начала лежит. Умер или нет – никого совершенно не парит. Поэтому увидеть перед собой реально беспокоящегося за какого-то левого человека – удивительно. - Да тут ничего не поможет уже. Но спасибо за предложение. Крайне мило с твоей стороны. - Я ничего еще такого не сделала за что стоит благодарить. Но пластырь я бы тебе точно предложила. У тебя вот тут, - слегка наклоняет голову и тонкими пальцами с аккуратным маникюром показывает на шею, где у него самого горит огнем ожог. – Ты думаю сам понимаешь что именно. Я сначала подумала, что ты просто напился до такого состояния, но от тебя совсем не пахнет алкоголем. - Не пью и другим не советую. Но от пластыря не откажусь, - девушка мило улыбается и кивает головой, открывая одну из многочисленных полок и доставая небольшую аптечку. Пока та ищет заветный пластырь, то Хэйдзо мельком рассматривает ванну. Чисто. Опрятно. Абсурдно светло, что уже глаза болят. А еще пахнет каким-то освежителем воздуха. Притом слишком приторно и сильно – столько не пшикают за один раз. Видимо, чтобы заглушать запах курева, кому прям уж сильно хочется и бежит сюда, игнорируя выход из дома. Слабость в ногах вновь дает о себе знать, поэтому ничего другого не остается, как сесть на пол и вытянуть ноги. - Наклони голову и убери волосы, - молча подчиняется и делает все, как сказано. Мелкая дрожь пробегает по телу, когда вместо пластыря сначала наносят какой-то гель или крем на место ожога, а только потом заветный клейкий кусок ткани, который защитит ожог и от соприкосновения с тканью, и от его тупых ногтей, что расчешут его в кровь. Девушка садится рядышком, подмяв под себя юбку. - Не знаешь, кто над тобой так издевается? - А как же, знаю, - Хэйдзо задумывается на минуту, вспоминая уговор, который перед ним поставили, что ни капли в рот, ни слова из него. Может быть им двоим от этого и лучше будет, чтобы потом эта новость не разлетелась по друзьям Кадзухи. Но его друзья не его друзья. Ему от этого никаких проблем, если учитывать, что Куки и Итто знают уже все по сообщениям заглавными буквами длиной сравнимой с романом Толстого «Война и мир», после того как вернулся с «прогулки» и поставил телефон на зарядку. Добавить сверху то, что из-за этого придурка белобрысого у него еще пару дней будет сходить ожог – вообще плевать с высокой колокольни. - Ты может его знаешь. Кадзуха, черт бы его побрал. - А, конечно. Мы что-то вроде друзей, но последнее время общаемся не так много как раньше. Поменял круг близких среди компании и отдалился, - Хэйдзо совершенно случайно ловит себя на том, что наблюдает во все глаза, как девушка пальцем обводит какие-то завитки на пышной юбке. Мотает головой и откидывается назад, упираясь затылком о холодный бортик ванны. Вслушиваясь в тихое потрескивание лампочки и спокойное дыхание девушки сбоку, начинает казаться, что та и вовсе уснула, когда спряталась от шумной толпы. – Я надеялась, что он никогда не найдет свою родственную душу. Искренне надеялась. Но вышло все наоборот. - Можно поподробнее и с самого начала? - Мало что знаю. В то время как все это происходило я была с головой в учебе. Последний курс, диплом и все остальное, поэтому с основной компанией не ходила на такого рода мероприятия или обычные посиделки за чашечкой чая или кофе. Кадзуха, м-м, был влюблен в нашего общего друга. Вроде как это было взаимно даже, - девушка краем глаза глянула на Хэйдзо, но не заметив и тени неприязни, коротко улыбнулась и сложила руки в замок. – Я не была близка ни с Кадзухой, ни с тем парнем, поэтому знаю совсем крохи от общей информации, а уточнять или спрашивать не хочу. - А как хоть его звали? – девушка вновь оборачивается к нему и слегка хмурит брови, вглядываясь в одну точку на кафельной плитке. У него ведь должно быть имя. Конечно, может это выдуманный дружок, но не может быть у всей компании, которая явно немаленькая, массовые галлюцинации. - Я.. Я не помню. Он умер. Давно уже, больше года назад уже. И как-то все позабылось за это время, темы по поводу него уже несколько месяцев не поднимаются вслух. По крайней мере, когда Кадзуха приходит, то точно все молчат. Хэйдзо молча смотрит то на девушку, то на дверь, пытаясь теперь сложить в голове появившиеся новые кусочки пазла, но все равно – информации мало. Слишком много пустых зон, которые остаются под вопросом. Посттравматический синдром? Да на вряд ли, по нему можно было бы это заметить. Но он не видел ни шрамов на руках, хотя тот рядом с ним полуголый стоял; ни синяков под глазами; ни просто уничтоженного в хлам ментального состояния. Он выглядел как обычный пацан, студент первого курса филологического со своими заскоками и построенной речью. Но скрытный, никто не спорит. Его глупая маска слегка раздражала все же, но терпимо. Может сейчас он все поймет. Правда вот, девчушка мало что знала, отчего все складывается ни в его пользу, а в пользу загадочного паренька, который, - была бы его воля – плюнул бы ему в лицо. - Смерть близкого всегда больно бьет, но он выглядит свежим и здоровым. И каким боком тут приплетаюсь я? - Тот парень отказывал в отношениях. Что-то вроде верности своей родственной душе. Сразу понятно, что Кадзухе это не нравилось. Поэтому, по рассказам друзей, смог выбить из него хоть и не отношения, но поцелуи, объятия, прикрываясь желанием сохранить дружбу. Все. Дальше подробностей я не знаю. Но видимо исходя из этого всего и вырисовывается его неприязнь к самому названию «родственная душа». Это понятие не дало ему стать в какой-то момент счастливым. - Это звучит по-детски, не находишь? – Хэйдзо в недоумении поднимает одну бровь, потому что для него это звучит по меньшей мере глупо. Кто-то ему отказал, потому что «верность родственной душе на первом месте, юху!», он обиделся и пошла пизда по кочкам. Или он просто сам черствая буханка ржаного хлеба и не понимает все стороны этой истории, которая рассказана в общих красках, не вдаваясь в подробности. А у кого можно узнать эти самые подробности? Правильно, только у самого Кадзухи. Никого из его близкого круга общения он знать-не-знает и знать не хочет. - Может быть, но когда сильно любишь, то утрата сильно бьет по восприятию всего вокруг. И вот выработалось у него в качестве защитной реакции правило: «с кем угодно, только не с родственной душой». Ты не выглядишь плохим человеком. Просто не повезло с судьбой. - Я в судьбу не верю, - с наступившей между ними тишиной он мог занять себя лишь подсчетом количества упавших из-под текущего крана капель. Вопросов в любом случае было слишком много и все они мельтешили перед глазами, а когда не знаешь, за какой из них ухватиться первым – голова болеть начинает. Щелкнул лишь один момент, который он просто обязан узнать, сохраняя при этом хоть каплю вежливости к девушке, спасшей его от участи быть затоптанным или еще чего похуже. – Прости, что сразу не спросил, а тебя как зовут-то? - Аяка, а ты? – новая знакомая мило улыбнулась и сверкнула голубыми глазами, в которых можно было и звезды, и луну и всю цветочную поляну увидеть. От приятной компании не менее приятной девушки ее улыбка отзеркалилась на его лице. - Хэйдзо, теперь будем знакомы, а то сидим, болтаем, хотя стоило сначала ведь познакомиться. - Да на таких вечеринках редко кто знакомиться подходит. Все предпочитают просто перекинуться парой фраз и дальше по сценарию. Если бывал хоть раз, то знаешь, - Хэйдзо все больше и больше одолевает ощущение того, что его просто учат всему подряд как маленького ребенка. То Кадзуха объяснил разницу между тем и этим, а теперь Аяка добавляет детали. - Не бывал раньше. Не любитель такого рода вечеринок или как вы это там называете, - мнется слегка и потирает ладонью пластырь, являющийся пока стойкой защитой от него самого. Именно этот ожог и является центром одного из вопросов, который так и хочется задать. Аяка улыбается и выпрямляет ноги, повторяя позу Сиканоина. - После того, как Кадзуха вернулся, то один парень из компании признался ему в симпатии. У нас много людей, который не хотят подчиняться всей «системе», пытаясь ее обойти как-то. Ну и Кадзуха, видимо из-за еще не отступившего горя, согласился. Че. Хэйдзо застыл как вкопанный. Не дышит, не моргает, просто смотрит в голубые глаза перед собой, в надежде увидеть озорной огонек, который и намекнет, что это все шутка. Но его он там не находит, поэтому сглатывает тошноту и щупает карманы, пока не вспоминает, что сигареты он отдал Куки на досуге. Сама мысль о том, что это все не его теле – малая часть того, что он в принципе может получить – пугала до жути. Если все пойдет дальше, то на нем и места живого не останется. Тогда Кадзуха может еще его и жалеет, ну или просто еще не доходил до той самой лакомой части отношений. От одной мысли и картины перед глазами Хэйдзо подавляет рвотный позыв и мотает головой, сильно зажмурившись, чтобы прогнать сей спектакль от себя подальше. - Ой как я не уверен, что этот пацаненок вообще Кадзухе сдался. Только себе и мне хуево делает, - ведет головой вбок, пока не слышит отчетливого хруста в шее, хоть слегка расслабляющего безумно тяжелое тело. - Это все знают. Абсолютно. Но встревать в чужие отношения и копаться в чужом белье – последнее дело, не находишь? Есть всегда вариант поговорить с ним. - Зашибись идея. Видеть то, как у него сто эмоций при виде меня сменяются на лице от ужаса к неприязни, а потом к напускному спокойствию – ужасно противно. Откажусь. Закурить не найдется? Если прям вообще найдется, то желательно и с зажигалкой - Должно найтись. Я сама не курю, но тут иногда прячут запасные перед приходом «гостей», - девушка встает с пола и заглядывает за стиральную машину, чихая от пыли, но целенаправленно продолжая искать. – Вот, держи. Ты только не расстраивайся сильно. - Спасибо, да и мне как-то похуй, - открывает небольшое окошко, непонятно зачем тут находившееся в ванной то комнате, а затем закуривает, наполняя легкие на данный момент целебным лекарством в виде дыма. Плечи наконец расслабляются, в голове становится более-менее пусто. По крайней мере большая часть вопросов развеялась вместе с выдыхаемым дымом. Потом останется собрать пазл полностью, который он уже начал, пойти на риск и спросить что-то у самого Кадзухи, но в ответ услышать либо ничего, либо ничего вдвойне. Аяка смотрит на него нечитаемым взглядом, но сквозит от нее неприкрытым соболезнованием, будто у него кто-то умер пять минут назад. Но именно от этого взгляда и у него начинают на душе кошки скребстись и все настоящие эмоции просачиваются через сильно сжатые пальцы на фильтре сигареты. Обидно? К ужасу, да. Ощущение можно сравнить с ударом под левое ребро, с погружением с головой под воду, когда над головой лишь лед, и выбраться нельзя даже с сильным желанием. Просто неприятно. Хотя Хэйдзо предпочтет затолкать эти чувства поглубже в ящик и сесть на него сверху, чтобы уж наверняка никогда и ни за что не задумываться больше. Тишина прерывается повторным хрустом бумажной пачки от сигарет с целью достать вторую и также быстро закурить. По ушам все еще долбит стук динамиков и слишком громкие крики уже ужравшихся до отказа алкоголем людей. Ничего удивительного. Это просто они тут странные. - Аяка, можно у тебя кое-что попросить? – быстрым движением тушит сигарету об подоконник и выбрасывает на улицу, извиняясь перед всей природой в целом за свое ужасное поведение и отношение к ней. - Да, конечно. - Дашь свой номер телефона? Ты не подумай ничего! С тобой приятно общаться. И-и нет ведь ничего плохого в том, чтобы просто познакомиться поближе? – парень мысленно дает себе пощечину, что каждый раз при знакомстве с людьми превращается в какую-то мямлю, не умеющая и двух слов внятно связать. Аяка находит это милым. Улыбается уголками губ и кивает, протягивая ладонь. - Давай телефон. Я вобью свой номер. Буду рада познакомиться поближе. После того, как девушка уходит, помахав рукой, он добавляет ее в контакты, которых у него и так немного, а если посчитать, то три-четыре. Подписывает девушку «Аяка», чтобы заходя в контактную книжку не мозолить себе глаза длинным номером, не заставлять мозг лишний раз вспоминать чей он и откуда взялся. Хэйдзо несколько секунд непрерывно смотрит на пачку сигарет и решает все же оставить ее себе в качестве награждения за пережитые болезненные ощущения. Легкий стук костяшками пальцев по деревянной двери прервал его празднование по поводу получения халявной пачки сигарет и неплохой зажигалки. Засиделся он тут неплохо, да и мало ли человеку за дверью уже совсем плохо и ему срочно нужна ванная комната. Только вот Сиканоин ожидал увидеть кого угодно около закрытой двери в ванну: бабайку с рюмкой горючей жидкости, обжигающей горло только при одном взгляде на нее; подростков, у которых от алкоголя совсем башню снесло и им лишь бы найти место где уединиться; в крайнем случае просто обдолбанного до полной отключки человека, который не дождался момента, когда дверь откроется и впустит его в необходимую комнату, дабы справить нужду. Кого угодно, но никак не гребанного Каэдэхару Кадзуху, со сложенными на груди руками, смотрящего то ли с укором на него, то ли с неприязнью. От второго он бы не удивился – он так смотрит на него каждый раз, когда их взгляды пересекаются. - И что вы там делали? – Хэйдзо смеется и отворачивает голову в сторону, смотря туда, куда предположительно ушла Аяка. Видимо, именно его реакция и злит Кадзуху, заставляя стать ровно, не опираясь спиной о стену. - Не нарушай тобой же поставленные правила, милый, - специально тянет последнее слово, поворачиваясь обратно к парню, наблюдая, как у того почти глаз дергается, как его почти перекосило и от самого упоминания этого правила, и от самого прозвища. Сиканоин мысленно сам себе аплодирует за проделанную работу, потому что смотреть на милую улыбочку, за которой скрываются самые настоящие клыки, готовые в любую секунду разорвать ему глотку, чтобы тот заткнулся – немного раздражает. Кадзуха вздыхает, собирая мысли в одну кучу, сжимая ладони, чтобы не ощущать вновь накатившую дрожь в пальцах, которую вовсе нельзя контролировать даже будучи полностью трезвым. Если бы был пьян, вообще страшно представить, что произошло бы в таком случае. - Слушай, - потирает переносицу, исподлобья заглядывая в уже заинтересованные в усталом тоне зеленые глаза, замечая расцветающую улыбку, заставляющую сжать губы в тонкую полосу, чтобы не выдать лишнего, - мне неинтересно сейчас с тобой перепираться. Почему бы тебе пр- - А что тогда тебе интересно? – Хэйдзо улыбается, видя, как вновь выбил только успокоившегося парня из колеи. Перебивать – некрасиво. Но иногда необходимо, чтобы засечь в чужих глазах недобрый огонек. Закинь пару сухих веток, так точно загорится самым ярким костром, который только Сиканоин мог увидеть за всю свою чертову жизнь. До чего этот пожар доведет - никто не узнает. Может, погорит эта хата со всеми ее обитателями сейчас, тлея в праведном гневе этого парня с красивым до безумия лицом. А может, обожжется только лишь он сам, добровольно прикоснувшись к пеплу, желая не только смотреть в алые глаза, но и почувствовать жар, проходящий через пальцы от горячего тела. Сгореть дотла заживо звучит не очень привлекательно, да что уж тут, он просто самоубийца, но все запретное и опасное всегда привлекает больше всего. А зная абсурдность ситуации, что Кадзуха для него не должен быть запретным плодом, доводит до полного исступления и навязчивых мыслей разной степени извращенности. Хэйдзо делает быстрый шаг вперед, зажимая Каэдэхару в незаметном для пьяных умов темном углу. Он видит, как у Кадзухи двинулся кадык, когда тот сглотнул застрявшую в горле слюну, когда у того в темноте сверкнули глаза. Сдерживать довольную улыбку уже никаких сил нет. Ощущение того, что он поймал на первый взгляд безобидную зверюшку в капкан, чуть ли не заставляет судорожно, со свистом вдохнуть воздух, напрочь пропахший алкоголем по акции, приторным ароматов вонючих духов и потными телами, трущихся друг о друга. Кадзуха – не белый пушистый кролик, каким сначала хотел себя показать. Видя настороженный взгляд перед собой, Сиканоин еле как держит в себе желающий вырваться наружу удовлетворенный стон, который лишь перекатывается на языке, возвращаясь обратно комом в горло. - Мне? Ничего, абсолютно. Отойди, пока я тебе не дал коленом между ног. Ты находишься в опасной близости с таким исходом. Мы вроде как сошлись на мнении, что друг друга вообще не трогаем. - А куда ты так торопишься-то? – Кадзуха мнется, Хэйдзо улыбается, упираясь руками по обе стороны от белокурой головы. Пробегает мельком взглядом, оценивая, ища зацепки. Вот там видит слегка мятые края белой рубашки – кто-то цеплялся пальцами, сминая ткань, притягивая, видимо, ближе. Вот там воротник вздернут вверх, что выглядит комично почти – кто-то явно желающий не просто поцелуев, в которых отказали, потому что тлеет один-единственный на шее, а чего-то большего, но раз Кадзуха стоит тут, то видимо накрылось все медным тазом. Вот там только-только начинающий алеть засос, который открылся благодаря кривому воротнику – кто-то почти добился своего, всеми руками и ногами цепляясь за этого парня, что смотрит на него испепеляющим взглядом. И самое вкусное оказалось на лице. Он берет парня за подбородок, слегка поворачивая голову, пока Кадзуха пребывал в замешательстве. А вот тут губы красные, обкусанные явно не им самым из-за нервозности или еще чего – не заметил он у него такой привычки. Хэйдзо кончиком языка быстро проходит по собственным губам, жмурясь и улыбаясь самому себе. С небольшим усилием убирает руку от чужого лица, обладатель которого уже был готов откусить ему большой палец, когда тот задумчиво провел им по до безумия манящим губам. – Раз ты там с кем-то за углом слюной обменивался, то мог бы и дальше этим заниматься. Явно ведь расстроил кого-то. Мне так жалко его, аж до слез. С таким негодяем связался. Но поплачу о нем попозже. Чего сюда прибежал? Точно ведь прервался, ай-яй-яй. Наклоняется еще ближе, ловя в чужих глазах панику вперемешку с каким-то непонятным чувством смятение. Попал в яблочко. Хэйдзо улыбается еще шире, отстукивая пальцами по стене лишь ему знакомые мотивы, что явно нервировали генерирующий слова и предложения мозг Каэдэхары. - Попрошу тебя не нести чушь, - слегка дрожащими руками его отталкивают не добрые полшага, на что Сиканоин только смеется, через секунду возвращаясь в исходную позицию, забирая весь кислород, который для себя освободил Кадзуха, оттолкнув парня. Дышать уже было конкретно нечем от разглядывающего, почти раздевающего взгляда юрких зеленых глаз, от ладоней, которые то и дело цепляли его за белые, вылезшие из хвоста пряди. – И не совать свой нос в мои дела. - Чушь? О-хо-хо, милый, из этого рта льется лишь чистая правда, которую ты, к глубокому моему сожалению, никак не можешь скрыть. Да и чего ты так испугался? Мы с тобой так, формально должны быть вместе, любить друг друга до скончанию веков и бла-бла-бла остальная любовная лирика. Но вот кое-что в тебе меня дико нервирует. Хочешь узнать? - Отнюдь. Обойдусь и без этой информации, - Сиканоин смотрит упрямо в красные глаза, пытаясь увидеть скрытое, запретное для остальных людей, вглядывается, но видит лишь свое собственное отражение, от которого мутит только сильнее. Хочется залезть ему под кожу, словно какой-то паразит, отравить его тело, чтобы ядовитая уже кровь дошла до самого мозга, чтобы тот подал сигнал не смотреть на него так, облизывая пересохшие губы раз за разом. Взгляд отвести невозможно. А самого себя Хэйдзо желает придушить на этом же месте за то, что обращает на это внимание, сжимая влажные ладони в кулак, оставляя на них отчетливые следы в виде полумесяцев от подстриженных под ноль ногтей. Старается держать себя более менее в руках, но выходит, честно, очень плохо. Взгляд мечется то к ярким глазам, будто светящимся в почти полной темноте, то к желанным губам, манящим к себе, зазывающим наклониться и прикоснуться даже если в лёгком, детском поцелуе, но ведь коснуться. Коснется один раз – захочется больше в то же мгновение. Коснется второй раз, чуть настойчивее, пробираясь языком сквозь сомкнутые губы – открытая дверь в ванну станет слишком заманчивым предложением. Коснется третий раз – пути назад точно не будет, оставит лишь мокрые следы по дороге к желанному от мажущих поцелуев на открытых участках кожи, пока руки не потянутся обнажить тело ещё больше. Бог любит Троицу ведь так? Трёх выстрелов ему бы хватило, чтобы полностью убрать этот растерянно-ненавидящий взгляд с бледного лица напротив. Превратил бы его в жаждущий, почти молящий. У Хэйдзо дух захватывает от одной лишь мысли, жмурится хитро и смотрит с вызовом. Это все слишком неправильно. До такой степени, что на секунду кажется правильным. Кадзуха сдается первым – нервно отводит взгляд в сторону, смущённо смотря в противоположный пустой угол, замечая паука плетущего паутину для будущей западни. Он не любит пауков. Даже смотреть на них неприятно, в какой-то мере даже страшно. Но в такой патовой ситуации он готов считать их вместо овечек в голове, чтобы хотя бы на секунду отвлечься от глубоких, потемневших зелёных глаз и от тупых симметричных родинок под ними. В голове сплошная муть, перед глазами все плывет. Запах алкоголя в воздухе пьянит не хуже обычной рюмки из-за чего всякое сопротивление покидает тело вплоть до кончиков пальцев. Именно поэтому он и не пьёт – теряется всякий контроль не только над собственным телом, но и над ситуацией в целом. Все мысли канут в лету, а руки безвольным балластом виснут вдоль тела. Против системы этого гребенного мира идти невозможно, если ты человек в здравом уме, не желающий быть отшельником среди своих. На такое могут пойти лишь пациенты какой-нибудь Богом забытой психологический лечебницы – им абсолютно все равно на мироустройство, на положенные правила и законы. У них собственная политика, собственный закон и собственная идеология, которую они сложили в своей голове. Кадзуха на секунду им завидует и, видимо, ловит каплю их безумия вместе с кислородом попадающим в лёгкие. Несмотря на всю нелепость этой ситуации, он бы решился стать тем самым психом со своим миром внутри, может, слишком самоуверенным в своей победе, но зато пытающимся пробить брешь в прогнившей системе. Только, чтобы попытаться может у него и хватает рвения, но сначала стоит выбраться из этой ситуации, которая вызывает лишь дрожь в теле. Тело всячески игнорирует сигналы поступающие от мозга, кричащие остановиться, к черту оттолкнуть худое тело впереди себя в противоположную стену. Сил ведь хватит, но почему он продолжает стоять как вкопанный? Наблюдает, как мошка попадает в свежесплетенную паутину, обрекая себя на верную смерть. Наблюдает, как паук подбирается медленно ближе и ближе, будто смакуя момент. Наблюдает, как ещё живую мошку заворачивают в импровизированный кокон. Обед почти готов, паук пирует. Невольно Хэйдзо начинает напоминать ему паука, а сам Кадзуха – глупую, попавшуюся на провокацию, мошку. В висках пульсирует сильнее, говоря прятаться от цепкого взгляда, который прожжет в нем дыру уж точно. Но плотские, низменные желания, навороченные системой, заставляют наоборот наклониться вперёд, словить удивленный взгляд, медленно превращающийся в довольный, сладкий, утягивающий в омут чего-то неправильного. Паук. Точно паук. В ушах слишком громко орет музыка, что всякий сигнал, пульсирующий перед глазами всеми оттенками красными, полностью игнорируется. Чужое дыхание в нескольких сантиметрах от губ будто ворует его драгоценный кислород, который ему сейчас слишком нужен. – Только посмей.., – шепчет и удивляется тому, насколько хрипло звучит его голос, насколько быстро пересыхает в горле. Он совершенно не знает, что будет если он поддастся глупому минутному соблазну, но знает одно точно – тело потребует больше. Больше абсолютно всего: прикосновений, поцелуев, полного уединения по дальнейшему прописанному сценарию. Ему будет просто мало. Тело жаждет, мозг протестует. Кадзуха не знает чему хочет подчиниться в этот раз. Желание, которого так хочет телесная оболочка, – полная ошибка. Пойти на поводу у здравомыслия, оттолкнуть и уйти куда подальше – кажется удушающе правильной идеей и расслабляюще неправильной одновременно. Хэйдзо смотрит с прищуром, в глазах плещется жидким золотом любопытство с интересом, переливаясь всеми оттенками зелёного. Кадзуха надрывно вдыхает, чувствую на кончике языка запах сигарет, ментола и дешёвого мыла, которое сразу покупают огромной пачкой по возмутительно низкой цене. – А если посмею? То что тогда ты сделаешь? – улыбается заговорщически, что у Каэдэхары полностью перекрывает кислород без возможности вдохнуть ближайшую минуту точно. Вздрагивает слегка от ощущения чужой ладони на шее, слегка сжимающей, пока длинные пальцы очерчивают слабо сонную артерию. Царапает слегка ногтями, вызывая тихий полустон, который мгновенно тонет в сдавленном мычании в попытке заткнуть самого себя. Почти дрожит, почти сдается. Глаза закрывает, чтобы вновь потеряться и ничего не видеть, особенно избежать пытливого озорного взгляда перед собой. Закрыть глаза перед охотником почти что – роковая ошибка. Мгновенное ощущение того, как чужое, слишком горячее даже через одежду тело прижимается ближе, что Казуха буквально слышит гулкое сердцебиение, совсем не отстающее от его собственного. Шумно. Душно. Жарко. Сопротивляться уже нет ни сил, ни даже желания. Для него этот факт равносилен молнии, медленно просачивается в последние работающие клетки мозга, доводя до глупого смеха, сдавленным очередным спазмом в горле. Он не хочет. По крайней мере, он не должен хотеть чего-то от этого парня с раздражающими и одновременно привлекающими все внимание к себе родинками под глазами. Мозг старается достучаться до здравомыслия, взывая, умоляя наивно в тщетных попытках. Почти панически прося остановиться и прекратить приближаться все ближе, что чужое горячее дыхание на обветренных губах становится все чётче. Ударь. Хватка на шее слегка усиливается, притягивая ещё ближе, касаясь лбом лба, что глаза уже никуда не деть, что приходится смотреть, не отводя взгляд. Кадзуха ощущает, как дрожащие пальцы трепетно, почти любовно гладят по открытой шее. Он словно фарфоровая куколка из какой-то коллекции, за которую денег отдать не жалко и под дуло пистолета встать. Хэйдзо словно вор с блестящими живыми глазами, которому плевать на правила – он просто ворует, просто присуждает себе то, что ему принадлежать не должно. Оттолкни. Губы невольно размыкаются то ли для очередного судорожного, сводящего до звёздочек перед глазами, вдоха; то ли чтобы пропустить непутёвого парня, который смотрит из-под темных ресниц на него, ближе к себе. Поддаться желанию все же. Колеблется, смыкает на секунду губы, отчего Сиканоин хмурится, сводя брови к переносице. Беги. Мир этот не рассчитан на долгое сопротивление своей же судьбе. Туман перед глазами становится гуще, почти возникая непроглядной преградой между ним и всем остальным реальным миром. Он проникает вглубь сознания, поразитируя и поражая последние нейроны мозга, заполняет собой все пространство. Окончательно теряется от касаний к тонкой коже на шее, от лёгкого, ненавязчивого поцелуя куда-то в район щеки. Электрический ток пробирает все тело, заставляя содрогнуться и вдохнуть слишком громко. Приятная истома просачивается сквозь все тело, что глаза невольно закатываются. Он точно спятил. Это ощущение выворачивает наизнанку, заставляя взгляд алый метаться в темноте, в приглушенном шуме от разных голосов сквозь плотный туман, обволакивающем его с ног до головы. Почувствовать вновь то, что когда-то потерял из общей глупости. Да к черту. Поднимает дрожащие, слегка влажные руки, неосознанно кладет ладони на чужие щеки. Грубые, мозолистые пальцы ярко контрастируют с мягкой, слегка покрасневшей кожей под ними. Зелёные, похожие на апрельскую траву, глаза смотрят выжидающе, втягивая в омут всем телом и душой, оставляя задыхаться и тонуть в агонии. Это все ещё неправильно. Но даже вопреки этому Каэдэхара отрывисто выдыхает в чужие губы, ощущая лёгкую дрожь. – Я тебе позволил слишком много. – Мне казалось, что хорошие парни всегда доводят дело до своей кульминации. А то тогда игра не стоит свеч, – голос у Хэйдзо хриплый, тянущийся и ужасно томный, видимо, от долгого молчания. Вдоль позвоночника бежит табун мурашек, взывающий к тому, чтобы Кадзуха вновь сделал вдох, а не стоял вот так без доступа к кислороду. – Хорошие парни на подобного рода вечеринки не ходят к твоему сведению, – зарывается ладонью в бордовые волосы, которые на ощупь оказалась намного мягче, чем казались со стороны. Взгляд метается нервно то к блестящим зеленым глазам, которые не как у него, но все равно непривычный ком в горле встает преградой, что невозможно сглотнуть; то к губам, заставляя сосредоточить взгляд чуть дольше, быстро провести языком по сухим губам и сбить дыхание до точки невозврата. У Хэйдзо глаза мечутся точно так же, но он продолжает держать себя в узде, не двигаясь, почти не дыша и не моргая. Отдает инициативу ему, чтобы не спугнуть видимо, как зверушку какую-то под колесами автомобиля, как ту же мошку в паутине у паука. Только вот он точно поддался добровольно - никто его силой не тянул. Поэтому он по собственному желанию тянет за волосы ближе, слыша приглушенное мычание. Он точно самоубийца. Целует в уголок губ, всем телом ощущая, как наслаждение внеземное льется по телу, отчего пальцы нервно подрагивают, зрачки расширяются. Чаша терпения у Сиканоина лопается с таким треском, что Кадзухе кажется, что он это даже смог услышать, как и разлетающиеся осколки, которые режут его без прикосновений к коже. Каэдэхара закрывает глаза, ощущая, как колени дрожат только лишь от предвкушения обычного поцелуя, но что-то подсказывало, что не обычным он окажется для них обоих. Почти. Сейчас. - Кадзуха? – от звука знакомого голоса он резко открывает глаза, отталкивает что есть силы Хэйдзо уже полностью освободившимися руками. Парень закашливается слегка, отходя назад, кое-как хватаясь за удачно стоявшую рядом тумбочку, дабы сохранить равновесие. Моргает тупо, пытаясь сформировать получившуюся картинку перед глазами. Ловит потом немой вопрос в зеленых глазах, ловит в них глупое, почти детское разочарование на грани с далеко недетским вожделением, от которого мурашки бегут по коже. Но сейчас не до него. Каэдэхара сосредотачивает все свое внимание, которое у него только осталось на другом, резко появившемся из ниоткуда, словно из-под земли выросшем, парне. Тот явно не знает, кого он больше хочет испепелить взглядом сиреневых глаз, в которых то и дело сверкают молнии. Наверное, не только из-за получившейся ситуации, но и из-за того, что Кадзуха сбежал пару минут назад, сославшись на то, что не выпил выписанные врачом таблетки. Так и пропал на добрые десять минут точно. Ему ничего не оставалось, когда резкое колотящее чувство в горле заставило его отстраниться, зажмуриться от резкой боли на кончиках пальцев. Уйти, следуя какому-то инстинкту, пока не уперся лицом в закрытую дверь, пока не дождался выходящую Аяку, а уже за ней и Сиканоина, пропахшего дешевыми сигаретами. - Да? Спасая Хэйдзо от участи быть съеденным заживо, Кадзуха подает голос, на что парень с фиолетовыми, которые в темноте, прерываемой резкими вспышками света, казались почти черными, отливающими чем-то перламутровым, волосами переводит взгляд на него. Смотрит с минуту точно, подходя ближе, рассматривая с ног до головы под конкретно невдупляющий взгляд Хэйдзо. И никак не дашь понять, чтобы он, - растрепанный, со сбившемся в хлам дыханием, - свалил куда-нибудь подальше от чужих глаз. Каэдэхара перехватывает чужие холодные ладони, улыбается мягко, ловя еще более удивленный взгляд парня с зелеными глазами. Он ощущает, что вновь может спокойно дышать, что мозг перехватил инициативу и теперь заведует балом, а не подталкивающее его на ошибки тело. Хотя все равно, пальцы дрожат, не ощущая под собой нужного, что им просто впихнули какую-то замену, обычную подделку, дабы подержать какое-то время, которая не приносит им полагающего удовольствия. Не это сейчас главное. Сиреневый взгляд смягчается, плечи расслабляются, уставший вдох слетает с губ – Кадзуха невольно повторяет этот жест, ощущая, как гора с плеч медленно спадает. - Ничего, просто тебя искал, - оборачивается слегка, смотря на незваного гостя в виде Хэйдзо, тот смотрит в ответ, выпрямляясь, словно сделал какой-то невероятный подвиг. – Как видишь, нашел. Так кто это такой? Кивает в сторону Сиканоина, у которого возбуждение понемногу проходит, уступая место здравому смыслу и логике. Пазл складывается. Недостающие детали находит не самом видном месте своего подсознания, совсем свежие, только сегодня услышанные. «После того, как Кадзуха вернулся, то один парень из компании признался ему в симпатии. У нас много людей, который не хотят подчиняться всей «системе», пытаясь ее обойти как-то. Ну и Кадзуха, видимо из-за еще не отступившего горя, согласился». Так это этот шкет? Да он выглядит даже младше его! Хэйдзо шумно выдыхает и смотрит упрямо в ответ, словно баран, который вот-вот пойдет на таран, несмотря на то, что все рога ему переломают в пыль. Что-то в чужом взгляде заставляло по крайней мере его так думать. До мурашек изучающий, настороженный и едкий, что вот-вот смотри и ядом плюнет. Как бывший задрот в разной степени паршивости играх, невольно сравнивает его с каким-то боссом, которого либо убей, либо случайно натрави на себя, бегая по всей карте, пока не отцепится. А игра забагается и никогда не отцепится. Хмурится, сводя брови к переносице. Жмурится слегка, пока темные пятна не вырисовываются то тут, то там. А потом улыбается как ни в чем не бывало. Лучше улыбнуться, чем стоять вкопанным в пол. Лучше подать хоть какой-то намек, что он вообще тут и что он слышит, о чем вообще идёт речь и о чем, якобы, спрашивают его. – Да так. Впервые тут, вот и заплутал немного. – До такой степени заплутал, что не заметил, как жмешься к другому человеку? Интересно. Продолжай мысль, я послушаю твои басни Неприятно. Колкий взгляд уже почти кусает его даже через одежду, что хочется сбежать, спрятаться куда-то, снять резким движением кофту и проверить тело на наличие укусов. Но найдет он там разве что новые ожоги да синяки. Сиканоин молчит, прячет ладони в карманы брюк, хватается за зажигалку, вертя ее то в одну, то в другую сторону. Уголки улыбки нервно дёргаются от нарастающего напряжения в коридоре. – А мы играем в правду? Извини, не знал. Да и раз так распереживался за сохранность чужой задницы, что вот-вот залаешь, то чего тогда отпустил от себя больше чем на два шага? Плохая из тебя сторожевая псина. Работай лучше Длинный язык – его главный враг. А ещё неспособность его держать за зубами. Даже если будет страшно, что голос дрожит и предложения не собираются во что-то внятное, а больше подходят на лепет маленького ребенка. Даже если оппонент выше и больше его в два раза, что схватит и провернет ему голову на все сто восемьдесят градусов до громкого хруста в шейном отделе. Он все равно заведется по щелчку пальцев, откроет рот и выплюнет в лицо первые более-менее связанные по смыслу слова. Мама учила не грубить, но Хэйдзо до такой степени непослушный ребенок, что даже это простое правило забыл или выкинул в корзину, одним кликом стерев с внутренней карты памяти. А функции вовремя закрыть рот у него непредусмотрено как-то с самого рождения. Этот парень, который уже успел его вывести на эмоции не только тем, что резко вырос столбом, стискивает зубы, смотрит непроницаемым взглядом. Единственное, что его удерживает на месте, чтобы не ударить Сиканоина по лицу, это руки Кадзухи, которые крепко держат его, почти до побелевших костяшек. Отвратительное чувство ещё больше и ещё быстрее просачивается через одежду, тыкая в свежие ожоги палкой, напоминая, вырисовывая картинки перед глазами, что блевать хочется. А тошнота, как недостающий член данной закрытой вечеринки, уже как раз подходит к горлу, обжигая ужасной горечью, оседая на языке. Видимо, это не остаётся незамеченным. Да и неудивительно. Он несколько секунд неотрывно смотрел на скрещенные за чужой спиной бледные ладони, пока улыбка, натянутая за ниточки, медленно сползала с лица. Зато на другом лице она только-только расцветала. Противно. Вырвать прям тут уже не выглядит как-то ужасающе страшно. – Что-то ты перепутал, парень. Тут только один лает, но только не кусает – зубы не прорезались ещё. Но, знаешь, ты забавный. Перепираться с тобой было бы очень увлекательно, пока твой словарный запас не иссякнет, но у меня есть ещё дела. Хэйдзо не нравится, как этот мамин сынок смотрит на него. Смотрит, как на отброса общества, которому посчастливилось с ним поговорить больше двух секунд. Ему не нравится, как тот берет Кадзуху за руку, который весь разговор молчал, как маленький ребенок за спиной у мамы, что аж противно стало, и уводит в другую комнату. Ему не нравится тот взгляд, который бросил Каэдэхара на него в последний момент, пока не скрылся за поворотом. Смесь какой-то скрытой неприязни и отреченнности, приправленной горсткой злости и щепоткой жалости. А весь этот микс конкретно душит за горло, сдавливая намеренно медленно, чтобы кислород уходил не так быстро, чтобы смерть была безболезненной. Ему все это в принципе не нравится. Пустой желудок сводит – вот-вот упадет на пол, свернувшись в позу эмбриона, чтобы снизить ноющую боль. Точно блеванет. Быстрым движением хватает куртку, обувает все те же грязные, порванные в трёх местах белые кеды и выбегает почти на улицу, громко хлопая дверью, что смог отчётливо услышать звук упавшей с полки вазы. Ну и ладно. Ну и все равно. Дрожащими пальцами достаёт сигареты из мятой пачки, тихо ругаясь, что она оказалась последней во вроде новой пачке. Нужно было сразу заглянуть, а не радоваться наличию видимо бумажкой упаковки. Затягивается до белых пятен перед глазами, до боли в и так уже искалеченных от никотина лёгких. Несправедливо это всё. Сейчас не уснёт из-за боли по всему телу, из-за новых ожогов вскакивать будут полночи, чтобы поскулить в подушку от боли и от дефицита сигарет. Паршиво. Фильтр хрустит под пальцами громко, намекая, что рассыпется, если ещё чуть приложит силы. Дым успокаивает, запах щекочет нос, хоть на минуту успокаивая натянутые как струны нервы. Тошнота медленно уходит, оставляя за собой только привкус желчи в горле. Дорога предстоит долгая. Догоревшая сигарета тлеет в пальцах, обжигая предсмертным огоньком, заодно выводя из не самых радужных мыслей. Вот ведь чёрт. Взгляд зелёных унылых глаз точно не воскресит почти потухший огонек, чтобы сделать ещё одну спасительную тягу. Не его день. Не его ночь. Вообще что-то жизнь над ним посмеяться от души решила. Тушит сигарету об и так истерзанное запястье, сразу обратно поправляя длинный рукав и кофты, и куртки. Дорога предстоит крайне мерзотная.