От ненависти до любви

      Путешествие по реке действительно оказалось идеей лучшей из тех, что приходили отряду со времени выхода из Ривенделла. Даже в извилистом русле путь этот оказался быстрее и удобнее, чем идти по земле, путники экономили силы — за исключением гребцов, разумеется. В первой лодке расположились Арагорн, а с ним Фродо и Сэм, во вторую сели Боромир и Мэрри с Пиппином, и в третью Леголас и Гимли, которые неожиданно крепко сдружились за время похода. К ним же закинули и всю поклажу.       Лодки, хоть и были удивительно лёгкими, тем не менее оказались довольно устойчивыми, пассажиры к ним быстро приноровились, хоббиты умудрялись даже спать во время пути. Все, кроме Сэма, того укачивало, мутило, он сидел на носу лодки, вцепившись в борт и не сводил глаз с берега, всеми мыслями стремясь к твёрдой земле.       Поначалу плыли днём, но потом, на привале, заметив на берегу орочьи следы, Арагорн принял решение двигаться по ночам, и днём отряд отдыхал в тени деревьев. При свете дня и дозор нести легче — Мэрри и Пиппин с этим прекрасно справлялись, а ночью отсыпались в дороге — а в темноте эльфийские плащи совершенно прятали своих носителей.       Арагорн искренне жалел, что не может плыть в одной лодке с Боромиром. Ему многое хотелось бы рассказать о тех местах, где протекал Андуин и теперь лежал путь Братства. Но ещё больше ему хотелось просто быть рядом. Он знал, что Кольцо чувствует, как скоро изменится дорога Хранителя, и всеми силами будет склонять любого, кто окажется рядом, отобрать у него ношу. А Боромир уже открыл своё сердце злым наветам и шепоту тьмы. Владычица Галадриэль была бессильна убедить его в силе Света, теперь он уверен, что с Тьмой можно бороться лишь оружием самого Врага. Кольцо коварно. Исильдуру когда-то оно нашёптывало сладкие льстивые речи о величии, и о вире за боль и утраты, после победы. Славному воину Гондора теперь оно говорит о том, что никакой надежды на победу более нет, чем сила самого Кольца.       Но первым серьёзным испытанием на пути Братства по Андуину стало даже не коварство врагов, а снова силы природы. Впрочем, сначала всё-таки врагов. В самом начале ночи восьмых суток путешествия темнота восточного берега реки вдруг заговорила, закричала и заулюлююкала грубыми орочьими голосами, а в сторону лодок полетели стрелы. И именно в этот момент вода в реке забурлила, вспенилась, а впереди показались торчащие из воды скалы и камни.       — Арагорн! — крикнул Боромир, когда нос его лодки врезался в борт впереди плывущей, — это безумие! Нам не одолеть пороги в темноты, тут и днём то не проплыть!       — Я ошибся! — крикнул ему в ответ Арагорн, изо всей силы орудуя веслом. — Андуин течёт куда как быстро!       — Выгребай! — скомандовал Боромир. — Нас или стрелами нашпигуют, или о скалы разобьёт!       Бурлящий поток нёс лодки к восточному берегу, прямо на стрелы. Леголас и Гимли гребли в четыре руки, в лодке Боромира Мэрри и Пиппин похватали вёсла, благо Брендибаки испокон веков жили вдоль реки и не боялись ни воды, ни лодок. Бедняга Сэм лежал на дне, свернувшись калачиком и молился всем известным силам, Фродо к нему присоединился в конец, вознося молитвы и хвалу Торину Дубощиту и его дару — одна из стрел тюкнула его аккурат между лопаток и отскочила.       С потоком всё-таки справились, выплыли на середину реки, оттуда Арагорн скомандовал причалить к западному берегу. Стрелы через реку не перелетали, уж больно широка была, а крики и вой орков быстро сошли на нет, плавать эти твари не любили.       Уставшие путники приняли решение никуда не идти уже ночью и дождаться рассвета. Выставили часового и легли спать. Этим часовым вызвался быть Арагорн. Сон к нему не шёл, одолевали невесёлые думы. Боромир тоже не спал. Он лежал рядом, закинув руки за голову смотрел в небо. Ночь была звёздной, очень светлой.       — Пойдём со мной и Фродо в Мордор, — тихо сказал Арагорн.       — Ты же знаешь, я не могу, — так же тихо ответил Боромир.       — Я знаю, долг зовёт тебя домой. А что подсказывает сердце?       — Сердце? — Боромир повернулся, поднялся на одном локте. — Сердце говорит мне, Арагорн, что я должен уходить в Минас-Тирит, и как можно скорее. Даже если мне предстоит идти одному. А может и лучше, что одному, — едва слышно добавил он.       — Мэрри и Пиппин хотят идти с тобой.       — Нет. Они хотят идти с Фродо. Просто не хотят идти в Мордор.       — Что ж… Тогда завтра мы разделимся. Отсюда тебе надо подняться по руслу Энтавы и выйти в долину.       — А вы какой дорогой пойдёте?       — Отыщем волок, где-то тут была тропа, по которой переносили лодки. Пороги по воде не одолеть. Спустимся по берегу ниже, снова войдём в реку и пойдём до Рэроса.       — А дальше? Водопад на лодках тоже не одолеть.       — И там есть обходная тропа.       — И как ты собираешься волочь лодки и хоббитов один?       — Кряхтя и ругаясь, — улыбнулся Арагорн. И уже знал, что Боромир скажет дальше.       — Я пойду с вами до водопада. Оттуда поверну на юг.       — Спасибо, — совершенно искренне поблагодарил Арагорн.       Боромир же в ответ промолчал, нахмурился, снова лёг. Арагорна скоро сменил на посту Леголас, и он присоединился к любовнику. Сон был короток и прерывист, а спал ли Боромир вообще Арагорн не знал.       Утром Арагорн и Леголас ушли вдвоём искать старую тропу и корабельный волок, оставив Боромира и Гимли присматривать за лодками и хоббитами. Леголас в пути совершенно откровенно спросил, замечает ли Арагорн странности за Боромиром и не боится ли оставлять его одного с Фродо. На что Арагорну пришлось ответить достаточно жёстко, что он доверяет Боромиру как себе, и не верит, что его можно склонить ко злу. Смутить в отчаянии — может быть, но это не тоже самое. И сейчас, оставляя на него Братство, он передавал гондорцу и право вести Хранителя, защищать и стать предводителем, если придётся.       К счастью, дорога нашлась быстро, а берег был чист от орков — те всё ещё шастали только на восточном. Лодки были лёгкими, хоббиты на пару несли пустую, а Арагорн и Боромир брали и гружённую поклажей. И всё равно пришлось делать две ходки.       За третьей лодкой возвращались Арагорн и Боромир вдвоём, остальные остались стеречь на берегу две других и вещи. Путь между порогами и старой пристанью, откуда предполагалось снова спуститься на воду, составлял несколько миль.       Арагорн подошёл к лодке, примериваясь, как взять покрепче и вынести на волок. Обернулся, потеряв из вида Боромира, и тут же обнаружил его перед самым носом. В глазах у него плясало пламя. Арагорн и слова сказать не успел, как оказался опрокинутым в лодку.       — Эй, ты чего! — только успел возмутиться, а Боромир уже навис над ним и принялся расстёгивать штаны.       — Я хочу забрать с собой что-нибудь в Минас-Тирит, да и тебе на дорогах Мордора понадобится, — сказал он и пресёк все возражения поцелуем.       Прежде, чем Арагорн успел понять, что происходит, Боромир расстегнул ремни и перевязи и принялся ласкать Арагорна рукой, добиваясь твёрдости. А потом расстегнулся сам и оседлал его бёдра. Тогда Арагорн понял, чего он хочет, и попытался остановить.       — Подожди! — воскликнул он. — Насухо, опять! У меня с собой даже масла нет. Остановись, порвёшься!       — Ты был прав, — болезненно оскалясь ответил Боромир. — Это нужно. Очень отрезвляет.       — О чём ты?       — Я заслужил.       — Этого никто не заслуживает! Близость не должна быть наказанием! И за что, за что ты себя наказываешь?!       — Ты не представляешь, что у меня в голове творится, — прошептал Боромир.       Он всем своим весом держал Арагорна, не позволяя вырваться. Тело предавало Арагорна, он не мог не отзываться на грубоватую, но искреннюю ласку, даже осознавая, что за этим последует. Боромир направил его член в себя, насадился сам, сразу на всю длину, резко. Запрокинул голову, втянул воздух сквозь сжатые зубы, сжал руки в кулаки.       — Остановись, — снова прошептал Арагорн. — Отпусти меня.       Вместо ответа Боромир начал двигаться. Каждое движение причиняло ему боль, он не пытался прятать её, а напротив, будто бы наслаждался. Арагорн задрал на нём рубашку и тунику, попытался приласкать, рукой, чтобы отвлечь от боли, но всё было тщетно — только боль ему и была нужна. Одной рукой Боромир удерживал Арагорна за горло, другой цеплялся за край лодки, чтобы не потерять равновесие. Взгляд его сделался затуманенным, плывущим, а потом, когда по внутренностям разлилось горячее семя, по щекам его потекли слёзы.       Он отпустил Арагорна и принялся короткими поцелуями извиняться за красный след на шее. Арагорна обнял его, притянул к себе, с тревогой заглянул в глаза.       — Что с тобой творится?       — Прости меня, — едва слышно прошептал Боромир.       — Это я должен просить прощения. Я подсказал тебе этот чудовищный способ.       — Но он работает. Сейчас со мной был только ты и в голове такая пустота…       — Это Кольцо, верно? Оно терзает тебя.       — Ты веришь в меня больше, чем я заслуживаю. Я не справлюсь.       — Я не так добр, как ты думаешь, — покачал головой Арагорн. — Я не раздаю доверие авансом. Всё, что получаешь ты — заслуживаешь. И ты справишься. Верь мне.       Не похоже, чтобы слова эти Боромира успокоили, но он слабо улыбнулся. К счастью, регулярная близость во время отдыха в ЛотЛориэне сделала его податливым, и сегодня обошлось без травм и крови. В молчании они шли всю дорогу до пристани. День клонился к закату, и в сумерках никто не обратил внимания и на след у Арагорна на шее. Даже глазастый Леголас ничего не сказал.       На следующий день Арагорн старался править лодкой так, чтобы держать Боромира в поле зрения. Он тревожился за него тем сильнее, чем ближе был Рэрос. Там пути должны были разойтись, и пусть Кольцо станет недосягаемо, отчаяние в сердце Боромира будет расти с каждым днём, как змея поднимает голову. И что за способ ещё он найдёт, чтобы оборвать мысли о конце мира и собственных ошибках?       Когда впереди показался Аргонат, Арагорн тронул Фродо за плечо. И тут же обернулся к Боромиру. Тот поднял голову, с восхищением окидывал взглядом огромные каменные статуи, поднимающиеся выше сжимавших реку скалистых берегов. Два брата — Исильдур и Анарион, в высоких шлемах, увенчанных крылатыми коронами, смотрели в сторону севера и упреждающим жестом поднимали руки, гроза врагам Гондора. На одно мгновение в лице Боромира показался свет радости и гордости. Но он поймал взгляд Арагорна, пославшему ему улыбку, и тут же опустил голову.       Впереди уже разливалось озеро, а дальше, у высокой скалы, разрезающей поток надвое, поднималось облако жемчужных искр. Сюда доносился грохот могучего водопада, а вместе с ним и влажный прохладный ветер. Лодки причалили к западному берегу, и Арагорн велел все отдыхать.       Но как тут отдыхать? Путь всё ещё был пугающе туманен. Идти ли дальше по реке, переправляться ли на восток, или вовсе идти в Минас-Тирит? Мнения разделились. Боромир был непреклонен, Фродо колебался. Леголас заявил, что идёт с Арагорном, какой бы путь тот не выбрал, но ему тоже очень хочется в Минас-Тирит. Гимли поддержал друга, хоббиты присоединились. Только Сэм молчал и посматривал на Фродо. А тот взял часок на подумать и отправился бродить меж деревьев неподалёку.       В разговорах да толках прошло не мало времени. Кажется, именно Сэм первым заметил, что господин Фродо уж больно задерживается, да и не видно его нигде. На зов хоббит тоже не отозвался. Вместо него из леса к берегу вышел Боромир.       Одного взгляда на него, в эти пустые безжизненные глаза, Арагорну было достаточно, чтобы понять — случилось что-то ужасное. Он бросился к Боромиру, схватил его за плечи.       — Где ты был? — торопливо спросил он. — Ты видел Фродо? Где он?       — Видел, — тихо ответил Боромир, отводя взгляд. — Мы говорили… Я убеждал его отправиться со мной в Гондор. Кажется, слишком рьяно. Он надел Кольцо, как сквозь землю провалился.       — Ох, плохо дело! — воскликнул Сэм. — Он же знает, что нельзя, нипочем бы просто так не надел!       И в следующее мгновение верный садовник умчался в лес искать своего хозяина. За ним помчались Мэрри и Пиппин, а потом и Леголас с Гимли, не слушая никаких окриков и увещеваний Арагорна.       Арагорн тяжело вздохнул и провёл ладонью по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Боромир опустился на землю рядом, привалился спиной к дереву, закрыл лицо руками.       — Когда ты расстался с Фродо и где?       — Я не знаю, — глухо ответил Боромир. — Я ещё бродил по лесу, пытался… Я не знаю!       В голосе его звенело отчаяние. Та самая грань, за которой больше ничего нет, за которой только смерть. Арагорн догадывался, что произошло во время этого «разговора». Но спрашивать не стал. Он присел на корточки, положил ладонь Боромиру на плечо.       — Мы поговорим об этом после, — сказал он. — Что бы ты не натворил, это можно исправить. А сейчас окажи мне услугу — разыщи Мэрри и Пиппина и приведи их сюда. По нашему следу рыщут орки, бродить по лесу опасно.       Арагорн попытался ободрить Боромира, но в ответ получил лишь тень снисходительной улыбки. Так смотрит смертельно раненый на лекаря, что пытается успокоить пациента и рассказывает, что «до свадьбы заживёт». И всё же он вернул себе самообладание, поднялся, взялся за меч и быстрым шагом углубился в лес, окликая молодых хоббитов.       Арагорн шёл по следу Фродо, выискивая маленькие отпечатки в сырой траве. Нашёл и место, где старая листва была разворошена, где, видимо, Боромир и Фродо боролись. Нашёл и длинную лестницу на старую смотровую площадку. Он понимал, что Фродо там нет, но что-то влекло его наверх.       Когда-то, ещё на заре третьей эпохи, здесь был форпост Гондора. Сейчас граница проходила куда южнее, из-за долгих войн, чумы и прочих напастей земли великого королевства ужались почти вдвое. И всё же, чары этого места остались не тронутыми. С верхней площадки высокой скалы, куда вела извилистая каменная лестница, открывался вид на Рэрос, долину Андуина, земли Рохана. И далеко-далеко на горизонте сияла жемчужно-серебристая игла Башни Эктелиона. Это и было волшебство — никакой взор, никакого эльфа не мог бы проникнуть так далеко, ибо линия горизонта реального проходила куда ближе. Отсюда же можно было увидеть упрямое величие Белой Башни и поднимающееся над ней огненное зарево Мордора. На один миг Арагорну показалось, что он видит и багряное око, чей взор направлен на него.       Наваждение длилось недолго. Арагорна отвлёк шум у подножья скалы, из леса доносились крики орков и рычание, топот десятка ног. Арагорн схватился за меч и кинулся вниз по лестнице. Подгонял его могучий зов рога.       — Боромир! — воскликнул Арагорн.       А звук рога, сильный и грозный по началу, слабел. Шум битвы поглощал его, и вот уже зов сделался совсем слабым, отчаяным. И оборвался. На пути Арагорну попадались орки и целые отряды — но они не останавливались, чтобы прикончить человека, и те, кого не настигал его меч, просто пробегали мимо. Не разбирая дороги, Арагорн бежал, как летел, туда где ему слышался рог, хотя теперь ответом на зов была только тишина. И наконец впереди показалась широкая поляна.       Вся земля была усеяна телами орков, их тут было не меньше двух дюжин мёртвыми. А посреди поляны, привалившись спиной к дереву, сидел Боромир. Глаза его были закрыты, голова откинута назад, казалось, он просто отдыхает. Казалось… Три длинных стрелы с чёрным оперением торчали у него из груди. Левая рука висела плетью, правая сжимала рукоять меча, но клинок обломался. Разрубленный надвое щит лежал вдалеке, небрежно брошенный, а рядом — искалеченый, орочьими ятаганами порубленый рог Гондора.       Ужас на мгновение пригвоздил Арагорна к месту. Очнувшись, он бросился к Боромиру. А тот, услышав шаги, открыл глаза.       — Хоббиты, — прошептал он, едва шевеля губами. — Они забрали хоббитов. Не уберёг…       Арагорн приложил пальцы к его губам, веля молчать. Он не верил, не мог поверить, что это конец! Потянул одну из стрел, но Боромир остановил его.       — Оставь. Всё кончено. Я пытался забрать Кольцо у Фродо. Это расплата.       Он говорил тяжело, с придыханием. Каждый вдох давался чудовищным трудом. Глаза от боли у него сделались совершенно чёрными, а лицо — белым. Бескровные губы едва шевелились. Вся кровь, какая была, сейчас плескалась у него в животе. Он должен был быть мёртв. Так считали и орки, всаживая в него стрелу за стрелой, а он отказывался умирать. Отказывается умирать и сейчас, не сказав главного, снова и снова отвоёвывая у Смерти ещё секунду, ещё один взгляд и вдох.       — Прости меня, — Боромир на мгновение смежил веки, и Арагорн обхватил его голову руками, приблизился, чтобы слышать, молился, чтобы ему хватило сил открыть глаза ещё раз. — Я не понимал. Я подвёл всех вас.       — Нет, — твёрдо сказал Арагорн. — Ты одержал победу. Ты справился с Тьмой.       — Велика цена. Тьма вернётся. Весь миг покроет мрак и мой город сравняют с землёй, — Боромир вдохнул глубже, подавился воздухом, закашлялся, и на губах у него выступила кровь.       — Гондор выстоит, — пообещал Арагорн. — Минас-Тирит выстоит. Своей кровью и короной клянусь себе.       Боромир улыбнулся.       — Я пошёл бы за тобой, — тихо сказал он. — Мой вождь. Мой король.       Нет. Нет, нет, НЕТ! Арагорну хотелось кричать. Это жестоко! Величайший дар ему вручил Боромир, сын Денетора, а через мгновение Смерть обесценила его, уничтожила, обратила в прах. Последний поцелуй, запечатлённый на окровавленных губах, остался без ответа. Взгляд Боромира замер, устремлённый в одну точку. Он больше не чувствовал ни объятий, не горьких слёз своего короля, что капали ему на лицо. Но и боли, сомнениям и всепожирающему огню вины места тоже не осталось.       Арагорн плакал. Без всхлипов, без стонов. Слёзы просто текли по щекам, и остановиться он не мог. Он не видел даже подошедших Леголаса и Гимли. У Леголаса тоже от слез заблестели глаза, а Гимли низко надвинул шлем и опустил голову. Но они оплакивали боевого товарища и друга. Арагорн же оплакивал самого себя.

«Наши мёртвые нас не оставят в беде, наши павшие как часовые…»

      Погребальную лодку взяли на буксир и вывезли на середину Андуина. Арагорн достал нож и перерезал верёвку, а потом долго смотрел вслед, пока быстрые воды великой реки не унесли эльфийскую скорлупку в марево брызг, поднимавшихся над Рэросом. В Гондоре ещё много лет после этого ходила история о том, как эльфийская заговорённая лодка невредимой прошла водопад, спустилась по руслу Андуина, показалась на минуту у старых пристаней Осгилиата, и звёздной ночью ушла в воды великого моря.       Арагорну хотелось верить, что с собой Боромир забрал не только сердце своего короля, но и прощение. Чтобы там ни было уготовано Эру для людей — пусть там будет покой. Арагорну же осталась на всю жизнь кровоточащая рана, присяга мертвеца и клятва, данная ему же. Смерть бессильна обратить эти слова в ничто.