I like your hair.

***

      Игорь едва дотягивался маленькими ножками до пола, сидя на высоком, тогда казалось, стуле за обеденным столом. Его носки до сих пор были мокрыми из-за дождя, который ещё не прекращал лить за окном и тяжёлыми каплями бил в стёкла. Тучи только сгущались, затемняя и без того мрачное небо своей плотной и глубокой пеленой. Впрочем, даже без дождя этот вечер был бы угрюмым и напряжённым. Гром собирался рассказать отцу об унижениях, потому и сидел сейчас так, будто ему надели шерстяные брюки, которые сильно колят ноги и сидеть ровно на заднице просто невыносимо. На душе неспокойно.       — Пап, — тихим голосом отозвался по всей кухне Игорь, крутя в небольших ладошках жёлтое тесто. Они лепили пельмени на ужин, а Гром снова с головы до ног в муке. Как и стол. И пол…       Пелемени на ужин — уже давняя традиция семьи Грома и Прокопенко. Весело их есть, но вот лепить — другое дело. Игорь ел от силы штук десять. Куда им три доски по сорок штук — непонятно. Хотя, если посмотреть, сколько съедает Фёдор Иванович, то было понятно для чего они целый вечер стараются.       — Если тесто прилипает, то просто добавь муки, — не отрывая взгляда с миниатюрной плиты, на которой стояла огромная кастрюля с кипящей водой, ответил Константин на автомате. Он был отвернут от стола, показывая своим видом занятость. За водой следил — важное дело.       Жили они не богато. Кухня была маленькой и тесной, но отец Грома всегда говорил, что им вдвоём этого достаточно. У стены возле окна стояла серая плита с соответствующим трубами, а через два стола левее статно стоял небольшой холодильник, шумно работая где-то в сторонке. Жёлтые обои, которые от старости сами начали отклеиваться от стен, придавали кухне «ретро» стиль. Хотя, Гром называл бы этот стиль «мамонтовским».       — Не в тесте дело, — промямлил кудрявый мальчик и отбросил в муку небольшой плоский кружочек из теста. Тот приземлился удачно, — Меня бьют и оскорбляют в школе за волосы, — на одном дыхании высказал он, почувствовав где-то внутри себя ели ощутимую лёгкость, будто эти слова он держал в себе так долго, что они начали давлить на горло. А сказать это было так легко, что даже не верилось в правдивость этого вечера. Оставалось ждать реакции отца. Большие детские глаза в ожидании уставились на широкую спину Константина в какой-то протертой чёрной водолазке, кажется, передаваемую из поколения в поколение.       — И? Дальше, — так просто ответил Костя, сверкнув на него строгим взглядом. Дальше? Он, что, ждёт пересказа? Или он слушает кассету? Чего дальше то?       Игорь поджал губы, осознавая, что говорить этого не стоило. Дальнейшую речь он знал наизусть, вот только не помогало это. Глубокое отчаяние, что даже отец не хочет помочь ему, обожгло душу, заставляя чувствовать вину за свои слова. И зачем он только завёл эту тему? А с другой стороны, чем молчание лучше?       — Чего завис, Игорёк? — повторил отец, вполоборота сверля сына взглядом. Гром непроизвольно опустил голубые глаза в пол, надеясь уйти от вопроса.       В какой-то момент на кухне повисла тяжёлая тишина. Впрочем, тяжёлая она была только для Игоря. Константин не видел здесь ничего страшного. Вероятно, это и было проблемой. Холодильник по прежнему трещал где-то у стенки, пока отец Игоря с опаской закидывал свежие пельмени в поношенную кастрюлю прямо с доски. Константин всегда был рискованным. Кипящая вода от каждого нового пельмешка, заброшенного прямо в середину, брызгала на плиту, на руки и на те самые обои. Тишину заполнил звук этих брызг. Это не помогло Игорю от тревожности.       — Мне было больно, — сквозь себя прошептал Гром, прикрывая глаза от собственной тревоги, которая с каждой секундой нарастала. Знать, что будет завтра в школе, ему не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось больше. Какой смысл в том, что он делает, если все его ненавидят?       — Такова жизнь, малыш, — печально хмыкнул Гром старший, кладя деревянную доску, которая целиком и полностью была в муке, в раковину рядом. Та отозвалась привычным бытовым шумом любых домохозяек, — Или ты хочешь, чтобы я пришёл в школу и арестовал твоих обидчиков?       Именно этого Игорь и хотел. Ладно, можно и не арестовывать: всё же достоинство у Грома было. Просто подойти и поговорить с ними. Неужели это было так тяжело?       — У меня работы выше крыши, а ты тут со своей школой, — устало вздохнул Костя не смотря на сына и плавно мешая пельмени в кастрюле огромным половником. Те забавно кружились в мутной воде, — Дай им сдачи, ты же пацан, в конце концов.       В груди сильнее зажгла боль и обида. Его не хотели понимать. Его не слышали. Впрочем, как и всегда. А от отца это было ожидаемо. Ничего другого от него и не услышишь. Встав со скрипящего стула, Игорь почувствовал привычную влажность в носках. Разговор на этом был закончен: Константин продолжил молча стоять у плиты, а Гром, не стараясь доказывать свою точку зрения, помогал в уборке кухни. За окном лил холодный дождь. Темнело. Типичные будни.

***

      — Под дождь удобно читать детективы. Да вообще книги. Ты погружаешься в эту атмосферу, — Дима уже долгое время болтал о преимуществах дождя, когда Гром позволил себе сказать, что он ему противен. Дождь, естественно, а не Дима. Если говорить о нём, то он шёл уже четвёртый час и не думал прекращаться. Если улицы Петербурга не будет сожжены, то будут затоплены.       В квартире Дубина приятно пахло ванилью и, кажется, кофе. Нет, приторный запах кофе чувствовался и в отделении, только он вызывал отвращение. А здесь этот запах вызывал лишь желание съесть этого белобрысого птенчика.       Надо признаться, квартира была более чем уютной. Не то что бы Игорь повидал множество квартир, но у него есть с чем сравнивать. Надо верить его опыту. Вряд ли бы Диме понравилось сидеть у него дома, который тут же на глазах разваливается. Всё же Игорь хотел подарить ему комфорт, а сделать его в собственной квартире было бы, мягко говоря, трудно. Сейчас же эту романтичную обстановку не портит даже противный ливень за окном и охуевшие соседи сверху. Те либо ссорились, либо ебались. Мешать им явно никто не станет. Парень, облокотившись спиной, удобно сидел на мягком сером диванчике, который удачно расположился в середине не такого большого зала. Гром же вальяжно раскинулся поперёк, кладя свою голову на узкие колени парня, обтянутые какими-то чёрными джинсами. Грубый такой материал, неприятный. Впрочем, Игорь не жаловался. В последнее время он вообще перестал жаловаться на что-либо. С Димой ему хорошо. Очень хорошо.       — Кроме романов, — с энтузиазмом продолжал Дима, тонкой рукой поглаживая тёмные брови Игоря, — Если только фильмы. Да, точно! Я очень люблю смотреть фильмы в дождь, — Игорь лениво прикрыл глаза, чувствуя длинные пальцы на своём лице. Кажется, они едва касались его бровей, но это чувство комфорта не сравнить ни с чем. Оно не повторимо. Как и Дима.       Свесив длинные ноги с края дивана, Гром ощутил огромную слабость в теле. Пробыв весь день на ногах, он совершенно забыл про расслабление. Хотя, нет. Про расслабление он забыл еще в институте. А тут Дима и его чары. Ёбанный волшебник.       — Мне нравятся твои очки, — внезапно прохрипел мужчина с его колен, сонным взглядом смотря на парня снизу вверх. Вид был действительно поразительно красивый.       Дима, явно не ожидав очередного комплимента, от растерянности забегал глазами по его довольному лицу, по стенам, где висели различные семейные фотографии и грамоты, по низкому стеклянному столику рядом с диваном, на котором отдыхала старая кепка Грома. Та была насквозь промокшей, – не позавидуешь ей, конечно.       — Мои? — так глупо переспросил Дима, краснеющий от неотрывного взгляда мужчины, который на его вопрос коротко кивнул головой, — С-спасибо, — Дубин тут же поправил на лице собственные очки, которые, могло показаться, запотели от жара его пылающих щёк, — А мне нравится твой, — парень запнулся на середине предложения, так и не сообразив, что в Игоре ему нравится больше всего.       Нет, разумеется, ему нравилось всё. От его буйного характера, до идеального пресса, который он увидел раньше, чем они начали встречаться. Наверное, тогда и появились первые мысли о том, что Игорь симпатичный. Нет, не просто симпатичный, а блядски красив. Дубин предпочитал выражаться более сдержанно, но в голове это именно так и звучало. Впрочем, Гром нагло врал Диме. Ему не просто нравились его очки. Ему нравился маленький нос, на котором они сидят. И глаза, которые смотрели сквозь эти очки. Прекрасные глаза, в которых отражался целый Мир, вся Вселенная, Галактика и даже больше.       — Мне нравятся твои волосы, — наконец проговорил Дима, чувствуя своё учащённое сердцебиение под еще влажной рубашкой. Дрожащая от волнения рука бережно легла поверх твёрдых тёмных волос и начала поглаживать тёплую кожу головы. Волосы? Серьёзно? Ничего лучше нельзя было придумать?       Крепкое тело Грома резко напряглось, вздрогнув от неожиданного прикосновения парня. Он, как от иглы, быстро соскочил с его колен, сев на диван так, будто сейчас же убежит от него. Дима в недоумении поджал брови, наблюдая за испуганным взглядом Игоря, который то и дело метался от него куда-то в сторону. Он что-то сделал не так?       В груди Грома появился старый комок обиды и боли, сопровождающийся привычным страхом. Обычно до его волос никто без надобности не дотрагивался. Диме он позволял всё, но старые травмы дают о себе знать именно в такие неудобные моменты. Трогать волосы ещё долго будет для Дубина запретом.       — Прости, я, — Игорь шумно сглотнул, вдыхая воздух через рот и не смея взглянуть Диме в глаза, — Мне нужно бежать, я забыл покормить собаку.       — Какую собаку? — дрожащим от волнения голосом осторожно спросил Дубин, попытавшись протянуть свою руку Игорю в жесте извинений. В ответ на это Гром тут же встал в дивана с глухим скрипом, наклонившись лишь за тем, чтобы взять в руки влажную от дождя кепку и надеть его на свою голову, пряча заодно и волосы.       — Маленькую такую, с хвостиком, — язвительно ответил Игорь, уверено шагая в коридор под монотонные звуки ливня.       Пройдя в светлый коридор, который освещало сразу два светильника тёплых цветов, Игорь ловко стянул с тёмной вешалки на стене свою кожанку, тут же надевая её какими-то быстрыми движениями. Погоня кончилась ещё с утра, с чего бы такая спешка.       — Игорь, погоди, — хватая Грома за рукав кожаной куртки, Дима виновато смотрел в глаза любимому мужчине, — Прости меня. Я не умею делать комплименты, правда, — начал оправдываться он, продолжая судорожно держать в своих руках его куртку, — Но я научусь, обещаю! Только не уходи, пожалуйста, — жалобно проскулил парень, печально опуская голову вниз. Хватка стала слабее, понимая, что его Гром захочет уйти, то он его не сможет остановить.       — Дурак ты, Дим, — умилительно хмыкнул мужчина, тут же притягивая молодого человека в свои объятия, — Дурак.       Чаще всего их недопонимания заканчивались именно так. Гром сколько угодно мог спорить, но устоять перед милым и таким невинным личиком было невозможно. Они продолжили стоять на пороге у выхода из квартиры, где из приоткрытой двери сквозил холодный воздух. А Гром закрывал бедного, несчастного Дубина своей спиной, обнимая его так крепко, будто сейчас же сядет на поезд и уедет в Чингисхан. Или куда он мог уехать на свои пятьдесят рублей в кармане.       Дима из-за всех сил прижимался к Грому, не обращая внимания на мокрую футболку и открытую входную дверь. Гром не пытался сопротивляться и только крепче прижимал к себе парня, который, если прислушаться, тихо сопел ему куда-то в грудь.       — Дело не в тебе, — опередил его мысли Игорь и ласково начал водить слаженной рукой по ровной спине парня, — Не думай об этом, ладно? Твой комплимент был хорош, — ухмыльнулся мужчина, заглядывая в потускневшее лицо Димы, — Я люблю тебя.       От этих слов по шее и позвоночнику Дубина прошла целая волна приятных мурашек, которые со звоном отозвались где-то в ушах, забывая обо всём на свете. Казалось, что даже время остановилось на этом моменте, позволяя им остаться друг с другом в полной идиллии. Но, надо сказать, что Игорю эти слова давались, как в первый раз, очень тяжело. Вероятно, потому, что ни отец, ни Прокопенко не учили его выражать чувства через слова. Разумеется, он смотрел любовные фильмы, читал романы, однако… В жизни по-другому. Дима нравился Игорю и, соответственно, сказать об этом можно было прямо. Но что-то вечно тянуло его назад, прежде чем он наконец произнес заветные слова ему в лицо. Какой-то страх быть снова отвергнутым, высмеянным. Этот страх сопровождал его всю жизнь. Сколько он себя помнит.       — И я тебя люблю, Игорь, — едва слышно прошептал ему на ухо Дима, пряча свою счастливую улыбку. Его тонкие руки полностью обвивали крепкие мужские плечи, — Сильнее, чем ты меня, — начал провоцировать он, гордо заглядывая в серо-голубые глаза. Действительно, почему не глаза? Почему сразу волосы? И почему Игорь так остро на это отреагировал? Возможно, эти вопросы стоило задать раньше.       — Ты будешь со мной спорить? — строго проговорил Гром, делая вид, что он возмущён. Отчасти это было правдой. Но, к несчастью, никакого эффекта на Диму это не произвело: он продолжал лучезарно улыбаться, принимая поглаживания по спине, как наглый кот, — Чертила. Я люблю тебя сильнее, — не заметив, как эти слова легко вылетели из его уст, Игорь с ехидной улыбкой впился очередным жарким поцелуем в алые губы, которые, казалось, уже были к этому готовы. Короткие и мягкие поцелуи перерастали в жаркие и более влажные. Гром снова почувствовал жар от красных щёк парня, но ни на секунду не подумал остановиться. Ему нравилось, как краснеет Дима от любого комплимента. Любил, как его очки мешаются, когда Игорь нагло целует его в губы. Любил, когда парень сам просил себя поцеловать, но при этом сгорал со стыда.       

Возможно, им ещё стоит поговорить. Но точно не сегодня.