Сплетник

Этот день однажды должен был произойти, однако Соджун словно обладал уникальной способностью до последнего отвергать очевидное. Но ничто не способно длиться вечно, и вот альфе всё же пришлось сменить гнев на милость, осознав, что никто из его близких своего решения не изменит: Чонгук не вернётся к ресторанному бизнесу, а Хосок не расстанется со своим молодым возлюбленным. Проще было подавить внутреннее упрямство и всё же пойти семье навстречу. Воён с охотой поддержал порывы мужа к примирению и тут же разослал всем приглашение на ужин в испанском ресторане. Том самом ресторане, который Соджун теперь называл не иначе как «проклятый», потому что именно с него все проблемы и начались. И вот за одним большим столом собрались все: Тэхён и Хосок, Соджун и Воён, Минджу и Суман. Не хватало лишь Чонгука, однако Тэхён прекрасно понимал, что Юнги младший Чон сейчас куда нужнее, чем семье, а потому не стал настаивать на его присутствии и попросил остальных также этого не делать. Никто не возражал, так как решить сразу две накопившиеся проблемы за один вечер было бы просто невозможно. Для начала следовало полноценно разобраться хотя бы с одной. — Что ж, — с тяжёлым сердцем начинает Соджун, стараясь не смотреть лишний раз на всех присутствующих, так как не хотел большой огласки поражению собственного упрямства. — Какие у вас планы на будущее? — Точно такие же, как у всех людей, — за двоих отвечает Тэхён, не совсем понимая суть вопроса, если по ним с Хосоком и так уже было всё понятно. — Соджун, для нас с тобой в сущности совершенно ничего не меняется, — вступает в разговор Минджу. — Помнишь, я показывал тебе фотографии веранды, которая в нашем отеле на Чеджу? Прекрасное место. Без труда можно было понять, куда клонит старший Ким, а потому на лице его сына почти тут же расцветает лёгкая улыбка. Тэхён до сих пор никак не мог нарадоваться тому факту, что любимый папа принял его альфу и теперь во всех вопросах занимал их позицию. Лишь одобрения самых близких не хватало омеге для совершенного счастья, но вот теперь с ним было и оно. — Для меня вообще-то сущность вопроса изменилась кардинально, — не может не высказать Соджун, однако под строгим взглядом Воён всё же вовремя замолкает, не желая развивать лишний конфликт. — И всё же мы все за вас безумно рады, — вместо супруга продолжает Воён, подводя негласный вывод всему сказанному. — Вы так друг другу подходите, поэтому я искренне надеюсь, что у вас всё будет замечательно. В эту минуту Тэхён чувствует, как его ладонь под столом сжимают чуть крепче и ощущает себя самым счастливым человеком на этой земле, который наконец обрёл достойного спутника, с которым не страшны никакие преграды, а некогда казавшийся грозным и непобедимым, сплетник показался лишь навязчивой мухой.

***

Вот и наступил, пожалуй, один из самых неловких и неприятных моментов в жизни Сокджина. За обеденным столом в их с отцом квартире сидят трое: сам Сокджин, Донхён и Юнги, которого старший Ким еле-еле упросил прийти. Не понятно, как Донхён рассчитывал сделать из этой встречи приятный семейный вечер, однако хоть что-то отдалённо напоминающее определение «приятный» не испытывал никто. Юнги постоянно молчал и предпочитал смотреть лишь в свою тарелку, Сокджин буравил его взглядом, в котором было одновременно смешано и отвращение, и сожаление, и только Донхён умудрялся спокойно вести диалог о прекрасной сеульской погоде, словно совершенно не замечал настроение, царившее у остальных присутствующих за столом. Сокджин не знал точно, что сейчас испытывает Юнги, однако собственное состояние не побоялся бы назвать «бурей». Он понимал, что вся его неприязнь и подозрения против Юнги были абсолютно беспочвенными, что он перед омегой виноват, и вообще Мин отличный парень, но так сразу перебороть эти чувства не получалось. Более того, в самих чертах омеги, где угадывались отцовские губы и глаза, Сокджин видел живое воплощение измены. Измены, которую посмел совершить Донхён своему супругу. Папу Сокджин бесконечно любил, даже его холодность и отдалённость не заставили эти чувства ослабеть, а потому альфе было невероятно тошно слушать, как в одну из деловых поездок в Тэгу Донхён, уже будучи в браке, встретил невероятного омегу, и всё случилось само собой. Наверняка неприятно было и Юнги осознавать, что его папа был просто коротким развлечением, способом отвлечься от унылого брака. — Отец, вот чего ты добиваешься? — порядком устав от этого наигранного благополучия, задаёт Сокджин риторический вопрос. — Что мы сейчас с Юнги кинемся друг другу на шеи с радостными воплями «братик», а потом скажем, какой ты чудный отец? Моего папу ты обманул, а папу Юнги использовал, так чего ты добиваешься? Мин словесно новообретённого брата не поддерживает, однако по его тяжёлому взгляду, направленному в сторону отца, было не трудно догадаться, что он с Сокджином полностью согласен. Донхёну приходится забыть о непринуждённой беседе про погоду и всё же вернуться к насущной неопределённости, царившей между его детьми. — Я хочу исправить все свои ошибки. Позаботиться о Юнги, а ещё помочь вам наладить отношения. Я ведь правильно понимаю, что они у вас не самые хорошие? — И по чьей вине они такие? — конечно, у неприязни Сокджина было достаточно предпосылок, однако удержаться и не обвинить в этом отца он просто не мог. — А я не просил о заботе, — добавляет Юнги, полностью вставая на сторону брата, и хотя бы в этом вопросе они обретают абсолютную гармонию. — Неужели вы мне предложили бы и дальше игнорировать существование второго сына, будто его у меня и вовсе нет? — возмущённо спрашивает Донхён, хотя уже прекрасно догадывался о предстоящем ответе. — Если уж игнорировали с самого моего рождения, то не стоило начинать, когда мне исполнилось двадцать, — больше не желая участвовать во всём этом фарсе, Мин встаёт из-за стола и уверенно направляется к выходу. — Не получится из нас никакой дружной семьи, хватит уже мучить и меня, и Вашего законного сына. Сокджин так же порядком от всего этого устал, а потому направляется вслед за Юнги, надеясь куда-то уйти и проветрить голову. И так в последнее время слишком много неприятного навалилось, так ещё и отец делал сложившееся положение ещё более тошным. В коридоре они с Юнги не разговаривают, молчат и в лифте, когда спускаются в холл первого этажа и лишь на улице, незадолго до того, как омега уходит в сторону метро, Сокджин решается сказать: — Прости меня, это ведь из-за меня сплетник написал ту публикацию, — альфа достаточно редко признавал свою вину в каком-либо вопросе, однако сейчас было бесполезно отрицать очевидное. — Не стоит, он ведь её уже удалил и заявил о прекращении деятельности аккаунта. — Но ведь в академии у тебя теперь всё равно проблемы. Мало кто поверил, что это неправда, и просто думают, что Донхён подкупил молчание. Не заметить, какими взглядами стали провожать Юнги в учебных коридорах было просто невозможно. На Тэхёне в силу его смелости и непоколебимости отыграться в полной мере не смогли и теперь растрачивали накопившийся гнев на Мина. И даже Тэхён, с которым они теперь были неплохими друзьями, помочь и прекратить всё это не мог, пусть и очень сильно хотел. — У меня проблемы были и до этого, просто теперь я лишь убедился, что стоит оттуда уйти. Поэтому могу тебе даже сказать «спасибо». — Неужели будешь отчисляться? — с искренним изумлением спрашивает альфа, ведь Юнги был один из самых перспективных студентов своего факультета, в руках которого было блестящее будущее, оставалось лишь дотерпеть два последних курса. — Нет, всё же хочу до конца воспользоваться внезапно появившейся добротой Донхёна, из-за которой он выдал мне грант на обучение. Есть достаточно других способов. Не переживай, скоро мозолить глаза перестану. Сокджин хотел было сказать, что омега ему глаза совсем не мозолит, но не успевает этого сделать, так как Юнги тут же разворачивается и уходит, ставя точку в разговоре. Навязываться альфа не любил, а потому не догоняет собеседника. Может, когда-нибудь они всё же поговорят, но пока был совершенно неподходящий момент.

***

С Джисоном и Намджуном Сокджин толком не разговаривает с того злополучного дня. Своё обещание все держат, Донхёну так никто и не сообщает, кто пустил о нём грязную сплетню, чуть было не поставившую крест на репутации Кима. Впрочем, от гнева главного редактора сплетника это всё равно не спасает. Рубрика светской хроники в журнале закрывается, как бы Джисон не обивал пороги кабинетов, умоляя её оставить. Пачкаться и получать сравнения с нашумевшим сплетником никто не хотел. Намджун же поступает воистину достойно в сложившейся ситуации. Пишет заявление об увольнении по собственному желанию и уже готовится к переезду в редакцию газеты «Maeil Business», куда его с охотой взяли. И пусть бизнес аналитика была совершенно не тем, чем альфа хотел бы заниматься, однако оставаться всё в том же издательстве под тяжёлым пристальным взглядом тёмно-карих глаз Сокджина ему бы не позволила совесть. Спустя неделю как раз наступает момент сбора всех необходимых вещей: в коробку направляются письменные принадлежности, некоторые рабочие папки. Ровным счётом всё, кроме злополучного чёрного блокнота. Он сразу же летит в мусорку. Сокджин же наблюдает за всем этим действием, сидя за своим рабочим столом, и всё собираясь с силами, чтобы сказать возлюбленному хотя бы слово. Когда альфа уже заклеивает коробку скотчем, его немой зритель всё же решается: — Я тут написал рекомендательное письмо для тебя, — сказав это, Сокджин кладёт на край стола лист с напечатанным текстом. — Знаю, что тебя уже приняли, однако всё равно думаю, что это может пригодиться, дабы сразу дали хорошую должность, а не держали на посту стажёра. — Спасибо, — немного помедлив, Намджун всё же решается подойти к столу и забирает тот самый лист, а после ненадолго замирает. — Я могу рассчитывать, что ты когда-нибудь меня простишь? — Не знаю, — совершенно честный ответ, потому что Сокджин действительно не знал, что со своими чувствами делать. — Я понимаю, что не ты был сплетником, однако ты ему помогал и мог бы рассказать мне обо всём. Мой лучший друг тогда бы не пострадал, хотя его едва ли можно назвать несчастным по итогу. Но сути дела это не меняет. — В таком случае нам наверняка лучше прекратить общение. Так для всех будет проще. — Да, проще, — тихо соглашается Сокджин. Проще несомненно, однако действительно ли это будет лучше? Сокджин не знал, но и не хотел пока об этом рассуждать. Прошло ещё недостаточно времени, чтобы он давал оценку собственным чувствам и понимал, что делать дальше. Он так больше ничего Намджуну и не говорит, провожая его невозмутимым взглядом. Когда же дверь за недавним стажёром закрывается, всякая невозмутимость тут же пропадает с лица Сокджина. Надо же, как легко и быстро он успел влюбиться, и как больно обжёгся в итоге. Сокджин не знает, что с ними будет дальше, но в одном он уверен уже сейчас: Намджуна он никогда не забудет.

***

В объятиях Чонгука так легко, приятно и спокойно, что будь на то воля Юнги, он бы никогда их не покидал. Чону удаётся быть потрясающе нежным и трепетным в абсолютно каждый их совместный момент: как он целует, как обнимает, как проявляет заботу, как одаривает красивыми словами. Во всё этом Юнги растворяется как в ласковом тёплом море, которое приятно щекочет кожу. Мин уже начинает сомневаться в правильности своего решения, однако сейчас иного выхода он для себя не видит: — Чонгук, — тихо обращается к альфе Юнги, пока они вдвоём лежат на кровати в квартире омеги и смотрят какую-то незамысловатую комедию по кабельному. — Что такое, малыш? — отзывается Чонгук и в порыве невесомо целует возлюбленного в щёку, без слов давая понять, что готов выполнить абсолютно любую просьбу Мина. Это только осложняет произнесение дальнейшей, уже заготовленной речи. — Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное, — и вновь Юнги делает паузу, выкраивая для себя ещё немного времени, однако вечно молчать всё же не выйдет и приходится продолжить: — Кафедра предложила мне стажировку. Могу туда поехать хоть прямо сейчас и там же завершить обучение, предложение очень заманчивое. — И где это? Где-то в Корее? — пока ещё ни о чём не догадываясь, непринуждённо спрашивает Чонгук. — Это в Токио, — на одном дыхании отвечает омега. — Я бы действительно очень хотел уехать подальше от всего того, что случилось, к тому же в академии мне теперь тяжело, но я не хочу расставаться с тобой. Не мог долго молчать и скрывать от тебя подобное, — не заметить тревогу в голосе Мина было просто невозможно. — Совершенно не вижу никакой проблемы здесь, — как ни в чём не бывало отвечает Чонгук, вновь оставляя нежный поцелуй на лице возлюбленного, однако Юнги этот жест словно не воспринимает и боится услышать самое страшное: что Чон готов легко и непринуждённо расстаться. Мин замирает, однако дальнейшие слова его успокаивают: — Разве мне что-то мешает поехать в Японию? Мне тоже не помешает от семьи скрыться, да и бизнес, которым я хочу заниматься, в Токио развит намного лучше. — Ты действительно готов поехать? — с определённой долей недоверия спрашивает Юнги, которому совершенно не верилось, что всё может сложиться настолько замечательно. — Меня же ничто не держит здесь, да и тебе наверняка будет непросто в чужой стране совсем одному. Так почему бы нам не уехать вместе? Омега, не в силах сдержать радости, крепко обнимает Чонгука и в который раз повторяет, как же сильно он его любит. Чон же улыбается и отвечает, что тоже от него без ума, а после уже про себя благодарит судьбу за то, что послала ему Юнги. Ради него определённо стоило пройти весь этот длинный и не самый простой путь, в конце которого всё равно все остались совершенно счастливы.