ПАТ

В мае тысяча восемьсот девяносто четвертого года новостные заголовки лондонских газет только и делали, что наперебой трещали об убийстве графа Нордгемптона, известного в обществе своими неприлично щедрыми благотворительными пожертвованиями, пристрастием к посещению борделей и влиятельными связями в парламенте. Скандал был более чем громкий: пресса сходила с ума и сочиняла небылицы, а якобы убитая горем графиня Нордгемптон давала интервью, где несла откровенную чушь о порядочности и сердечности своего убитого мужа. Впрочем, когда тебе оставляют состояние в несколько десятков тысяч фунтов, вполне можно нести околесицу и совершенно не думать о последствиях. Остальные члены семьи убитого постарались воздержаться от компрометирующих комментариев, а Уильям Гладстон* неожиданно заявил, что не позволит убийце своего доброго друга разгуливать на свободе и будет активно следить за ходом расследования этого ужасного преступления. О дружбе между этими двумя вещало огромное количество британских газет, хотя конкретно обозначить, когда и при каких обстоятельствах бывший премьер-министр Великобритании успел сдружиться с графом Нордгемптоном, так никто и не смог. Варианта было два: либо покойный был очень активным поклонником либеральной партии, либо их с Гладстоном связывали события иного рода, информация о которых не находится в общем доступе. В любом случае, мнение общественности разделилось. Кто-то был уверен, что его убийство было спланировано британскими властями, некоторые утверждали, что графа Нордгемптона убила его собственная жена ради внушительного наследства, а отдельные личности говорили лишь о том, что за графом пришел сам Дьявол, дабы наказать беднягу за его грехи. Начался весь этот кавардак, когда на улице было четвертое мая, а горничная миссис Эмерсон вошла в холл поместья Нордгемптон в четверть восьмого утра. Именно там она обнаружила тело мистера Нордгемптона, и вызвала полицию, стараясь при этом не потерять сознание от парализовавшего ее шока. Как раз в то время, когда граф должен был по плану допивать свой утренний чай, жандармы во главе с комиссаром Скотленд-Ярда заполонили поместье. На месте преступления возник легкий хаос: велись допросы свидетелей, начальник полиции пытался скоординировать своих людей, обитатели поместья пытались оправиться от слегка неожиданных утренних событий, а покойный граф Нордгемптон, бледный как никогда прежде, молча лежал на лестнице, устремив к потолку вместо глаз две кровавых проруби. Практически в это же самое время к поместью Нордгемптон подъехал кэб, и к данному утреннему сборищу присоединилась еще пара добровольцев. Двое мужчин, одетых в черное, предстали перед поместьем и смотрелись естественно, будто и были его хозяевами. Тот, что пониже, выглядел слегка недовольным и бодро застучал каблуками, направляясь к центральным воротам. Второй, что выше ростом, очевидно, был прислугой, так как расплатился с кучером и сразу же последовал за своим господином. Обмолвившись парой слов с жандармами у входа, они сразу же направились внутрь. Когда в дверях поместья возник юноша в цилиндре, едва ли кто-то обратил на него внимание. Он выглядел расслабленно, но свежо, а на лице его спутника едва ли можно было распознать какие-то эмоции. Молодой человек явно не желал общаться с кем-либо из участников расследования, поэтому лишь надменно глянул в их сторону, и сразу же направился к главной лестнице. Его слуга следовал за ним, внимательно осматриваясь и, казалось бы, анализируя обстановку. Остановились они только у ограждения, окружающего тело покойного. Юноша внимательно взглянул на убитого и вздрогнул. И стоит сказать, что ни один человек в здравом уме не смог бы осудить его за это. Ведь это действительно было то еще зрелище. Тело мистера Нордгемптона распласталось на парадной лестнице. С нее стекала кровь, будто клубничная глазурь с праздничного торта. Глаза его были выколоты, а рот открыт, будто он пытался спеть соло в церковном хоре. Привлекало же внимание изодранное женское платье, в которое и был одет уважаемый граф Нордгемптон. Платье было коротким, его явно кто-то обрезал, желая выставить напоказ покрытые синяками колени убитого. В районе бюста красовалась очередная дыра, которая, видимо, и стала для графа отправной точкой на тот свет. Однако стоит заметить, что корсет был затянут на нем так туго, что любой человек с талией больше двадцати сантиметров умер бы от скручивания органов и без каких-либо ранений. Молодой человек поправил цилиндр и неожиданно хмыкнул, отчего стало ясно, что вздрогнул он вовсе не от ужаса и отвращения, а от приступа смеха. У него на лице сверкнула улыбка, после чего он развернулся, поднял взгляд на своего спутника и произнес: — Что ж, будет интересно, Себастьян.