Я ненавижу тебя

— Она делает все, что хочет с тобой и твоим ебанным телом, — телефон с грохотом ударяется о стену. — Я ненавижу тебя! — Вайпер одна, сердце бьется быстро-быстро, словно прямо сейчас выпрыгнет из груди, разорвет ее в клочья и оставит истекать кровью. Кровь пульсировала в висках, а на языке все вертелась фраза, такая едкая, неприятная, но никем не сказанная: «Я так люблю тебя». Сабина выдыхает, садясь за стол. Дневник. Завела совсем недавно. Примерно в июле, где-то около того. В то же время она и сблизилась с Киллджой. Чуть больше, чем должна была. Не ожидала. Но так вышло. На самом деле, может, просто захотела дружбы. Такой, которая продлится годами! Но эта «дружба» стала чем-то иным, чем-то… слишком теплым и приятным. Хотелось каждое мгновение проводить с этой неугомонной немкой, что светится радостью и счастьем. А теперь нет никого. И ничего. Осталось только смерти подставить плечо, а жизни выставить счет, а дальше уже и за дверь. Быть может, самоубийство будет проявлением милосердия? Или, может, искупления? Хотя второе определение ей было не по душе. А вокруг тишина. Мог бы ей кто-нибудь дать ответ на этот душераздирающий вопрос? Что это, милосердие к самой себе или, может, искупление перед богом? Никто ведь не знает. Да и она тоже. В бокал льется игристое, красное-красное, а еще такое невероятно сладкое. За ним рядом коробка «Атаракс», а еще «Кодеин», кажется, в связи с «Метадоном». Отличная связка. Ну и хорошо. Может, у нее будет время подумать. Там, где-то. И не такая уж и страшная смерть в конце концов. — Сможешь ли ты сохранить мои тайны? — Вайпер взяла в руки дневник, рассматривая его и открывая первую страничку. Фото с Киллджой. Счастливое. Даже слишком. Она здесь улыбается! Не только она. Следующая страница — закат. Красивый. Красно-оранжевый. Прячется за лесом. Кажется, в этот день они гуляли за пригородом. А потом смотрели на звездопад. Вместе. Слеза неумолимо упала на страницу, а стакан залпом был выпит. Прямо до дна. Она запомнила каждый момент, каждый миг выжгла под сердцем. Абсолютно каждый. — Я ненавижу тебя, — вторит Сабина, чуть кашляя. На ней желтый свитер, большой, шерстяной и очень-очень теплый. Киллджой подарила. Когда-то. Подарила на память. А потом оставила шрам. Они не встречались, нет. Просто друзья. Так считала Клара, это точно. А для Сабины она была кем-то большим. Намного большим. Безответным, но таким желанным и нужным. Лучиком света в этой мгле за окном. Она запомнила все. Смех. Улыбку. Этот светлый взгляд. А еще каждое касание. Плечо, талия, шея — неважно. Она помнит все. Абсолютно. А теперь, вспоминая все это, хочет разорвать себя в клочья, лишь бы не чувствовать этой тоски и боли внутри. Всхлип. Еще один. Он бы перерос в громкий, душераздирающий крик, но это небезопасно. Кто-нибудь да услышит. Дрожь. Во всем теле. Уже поздно что-то менять. Слишком далеко она зашла. Еще один бокал. На этот раз не залпом, чуть полегче. Понемногу. Да больше и не пьется. Не хочется. Но не остается ничего другого, кроме как топить свою боль в алкоголе. Напиться до такого состояния, чтобы уж наверняка не вспомнить ни о чем. И не проснуться. Перед Сабиной словно был чистый холст ее жизни. Который она упорно заполняла. А потом пришла Киллджой, принесла еще краски. Добавила в картинку еще немного цвета и чего-то еще, мягкого, такого теплого, словно «жизни». А затем бесцеремонно ушла, забрав все. И холст. И краски. И жизнь. Да даже если и забрала. Черт с ней. С Рейз ей лучше. Определенно. Вайпер отчетливо помнит тот день. Она с великолепным настроением, что бывало довольно редко, решилась двинуть их отношения с Киллджой на новый уровень. Стать ближе. Купила букет цветов. Кажется, розы. Красные-красные. Вся такая счастливая, улыбающаяся и преисполненная поддержкой от Сейдж и Рейны зашагала к лаборатории Киллджой. А там как в дешевом ситкоме за пару долларов: — Киллджой я… — Сабина постучалась, заходя в комнату. А после опешила. Не продолжая разговор и развернувшись на месте, быстрым шагом вернулась к себе. Даже цветы обронила. Так и оставила там. У дверей. Не хотела мешать этим нежностям. Хотя, может, они даже и не целовались. — …ненавижу тебя, — жмурится, договаривая незаконченную мысль. Слезы уже высохли. Нечем реветь. Сабина поднимается, взяв разбитый телефон с пола. На экране застыло фото Киллджой. А на странице в социальной сети короткое видео, где она с Рейз. На крыше. Вместе. Смотрят на красивый-красивый закат. Ком с новой силой подкатил к горлу. — Почему мне есть до этого дело? — спрашивает, но не знает ответа. Правда. Совсем не знает. Зажигалка поднесена к сигарете, а за ней выходит клубок дыма. Такой плотный, что становится противно. Вдыхает слишком глубоко. Аж горло жжет. Сабина бросает окурок в мусорную корзину. К остальным. Начинало подташнивать. Неужели ее связка вина и парочки успокоительных сработала? А может, просто эти дешманские сигареты так повлияли на ее тело. Да какая к черту разница. Это же не то же самое, что любить Киллджой. Можно и потерпеть. Открывает новую бутылку игристого. Интересно, сколько она еще выпьет? Две? Три? На полу лишь одна. Остальные стоят в шкафу. Сабина чокается с невидимым собутыльником, чуть кивая и с горла отпивая вино. Слишком резко. Закашливается, чуть скручивается, но отойдя продолжает пить. С бокала на этот раз. — Кажется, я вышла из себя… — шепчет, покручивая бокал, — ну и хуй с ним, — пьет, чувствуя, как струйка течет по щеке. Да и пусть течет. Уже как-то все равно. Утро начнется с головной боли. Хотя… нет. Не начнется. — Сможешь ли ты сохранить мои тайны? — вновь обращается к дневнику и берет в руку ручку, выписывая одно лишь предложение аккуратным красивым почерком: «Прости Киллджой». А после хлопает дневником. Громко. Четко. Поднимается и, чуть шатаясь, достает из шкафчика пачку таблеток, в темноте не особо видно каких, да и оно неважно. Открывает, закидывая в рот все, а после допивает бутылку вина. И ложится спать. Уже навсегда. — Тело было найдено утром в ее комнате. Уже мертвым. Отравление медикаментами и алкоголем. Летальный исход, — скажет утром Сейдж, стараясь держать сталь в голосе. Рейна ее успокоит, прижмет к себе и обнимет. — Киллджой, что тебе говорит последняя фраза? — немка посмотрит так озадаченно, стараясь осознать произошедшее. Может, даже поплачет. А потом пазл сойдется. Цветы, Вайпер, «прости». Как тетрис на старой приставке. Кубик за кубиком будет выстроена цепочка событий, а потом установят время смерти, а еще причину «душевных терзаний» или что-то вроде того. Может просто «убийство в алкогольном опьянении». Что даже немного глупо. — Сабина! Твою мать, — голос небольшим эхом отдается в ушах. — Позовите Сейдж! — чужое лицо расплывчато, смазано. — Сейчас, Вайпер, просто не вырубайся, хорошо? Это я, Киллджой, просто не вырубайся, боже… — девушка кое-как переворачивается на другой бок, сжимая чужую ладонь в своей.

— Я… так… люблю тебя, мышонок.