Ненастье

16 декабря, 1999 год

      Присев под дверью на одно колено, Витя Пчёлкин с юношеским интересом наблюдал через круглое отверстие (на месте которой когда-то была замочная скважина) в двери, за обнажённой женской фигурой. Лида — так звали её — сидела на поддоне и на протяжении часа неотрывно сверлила стенку душевой, пока ей на голову и плечи из лейки падал водопад тёплой, почти горячей воды. Думы приходили самые разные, поочерёдно сменяя друг друга: сейчас Лида думала о дальнейшей жизни, полной денег, врагов и насилия, до этого она вспоминала Валеру, вот уже несколько лет не приходящего в сознание после страшной аварии, временами она перебивалась мелочными помыслами, такими, как сломанная дверь и отсутствие штор. В этой самой лучшей, однако ж, больнице подозрительно не доставало занавесок, и, как нарочно, сломанной дверью никто не помышлял заняться. Неприятно, конечно, но не самое убогое. Лишь бы Валера очнулся — вот, что важно сейчас для неё. «...либо умрёт, либо в себя не придёт» — констатировали поголовно врачи заученную фразу, ставшую для ушей Лиды и Бригады наподобие фальшивой нотой. Но каждый продолжал верить. А когда живёт вера — есть и надежда.       К увлечённому Вите со спины подошёл его первый товарищ и бывший одноклассник Саша Белов, в приподнятом расположении духа прикуривающий сигарету. Поймав друга за неприличным занятием, Саша решил его отвлечь своим присутствием. — За Пико́вой Дамой следишь? — негромко спросил он, однако Витя от неожиданности всё же вздрогнул. — Не стыдно?       Витя нервно выдохнул (хотя ещё не совсем было понятно, от испуга или возбуждения), оборачиваясь на Белого и обратно. — Да так... Чего? — сделав вид абсолютного непонимания, Пчёла снова посмотрел снизу вверх на Сашу, с разбитых губ которого не пропадала насмешливость. — Ну... За Лидкой? — Да, в смысле нет, в смысле она уже там с час сидит, если не больше. — Витя снова просунул глаз в отверстие, словно выискивая что-то.       Шум воды прекратился, и Лида, придя наконец в реальный мир, ухватилась за вентили и, скользя ступнями по дну, встала на ноги и перешагнула порожек. — Мне бы было чертовски стыдно наблюдать за чужой женой. — продолжал Саша, делая первую затяжку. — И как ты жил последние десять лет?       Смех смехом, да только Саша всерьёз относился к заигрываниям Пчёлы с женой их общего друга. Ещё с давних времён, когда социализм уже утрачивал силу и когда произошло их первое знакомство с Лидой и её шальными подругами-пловчихами, Саша заметил неоднозначность Вити в отношении к одной из них — к Лиде для родителей, к Лидке для друзей, к Лидочке для Валеры. То за талию обнимет, то дерзко и прилюдно чмокнет в щёку или в висок, то пустит в ход пошлые словечки, от которых уши сворачивались в трубочку. И при всём при этом Витя не был настолько пьян, чтобы себе подобное позволить. Однако такие выходки Саша мог ещё принять и расценить, как влечение, влюблённость до беспамятства. Но проблема оказалась настолько сложной, насколько могла показаться пустяковой. Всё усложняла сама Лида, которая как не принимала ухаживания Вити, так и не отторгла. — Смотри. — Витя ткнул пальцем вверх, наблюдая, как Лиду, стремительно покинувшую его поле зрения, начинает тошнить. — Ей снова плохо. Как ты думаешь, это гастрит? — Может быть, гастрит, — без особой заинтересованности Саша посмотрел в сторону приоткрытой двери в палату, где лежал Валера, — а может, и нет. — в последний раз затянув дым в себя, потушил тлеющий бычок об белую стенку, после чего на ней осталось пепельное смазанное пятно. — Ах да... Я же тебя не предупредил, что про подгляделки я не шутил. — И что уж тут теперь? — От двери отойди. — теперь с серьёзностью сказал Белый, грозя смотря на Витю, который, судорожно вздохнув, вынужденно встал во весь рост и, точно делая одолжение, в мыслях проговорил: «доволен?»       Больше друзья не разговаривали; Витя то и дело поправлял воротник на своём излюбленном жёлтом (пчелином) пальто, а Саша отлучился по звонку. А между тем из душевой вышла и сама Лида, одетая в джинсы и хлопковую майку. Мокрые волосы, которые вот уже как десятый год красила в угольно-чёрный, промакивала большим синим полотенцем. Бригадиры любили её сравнивать с Фархадом. Да, да! С тем самым, из Душанбе. Сравнивали до тех пор, пока последнего не зарезали прямо в кабине колеса обозрения — практически у всех на виду. После перестали. — С лёгким паром. — как ни в чём не бывало, или даже немного обижаясь, буркнул Пчёла, упираясь лбом в стенку, на что Лида лишь одарила его снисходительным кивком и, накинув полотенце на спину и положив на него спутанные от жёсткой воды волосы, направилась в палату Валеры. Витя, ещё немного постояв в прежнем положении, решил последовать её примеру.       Когда же Пчёла показался в светлом, пропахшем бинтами и медикаментами помещении, Лида уже сидела возле койки Валеры на стуле и поправляла одеяло, параллельно смотря на экран. — Покурим? — предложил он, понимая, что Лида его не заметила, и вытаскивая из внутреннего кармана пальто серебряный портсигар. — Только в открытое окно. — всё ещё не обращая внимание на зашедшего, согласилась она, подошла к наиболее отдалённому подоконнику, отвесила голубые шторы и открыла одну оконную раму настежь.       Витя подошёл поближе, вытащил не глядя две сигареты, опасно навис всем телом над подоконником и протянул одну подруге. Лида, тоже нависая, приняла сигарету и вставила её в рот. — Есть чем подпалить? — не найдя у себя в карманах зажигалки или хотя бы коробка спичек, попросила у Пчёлы, который любезно предоставил ей огонёк, потом уже закурил сам, толкнув окошко со своей стороны. — Ты так заботишься о нём. Филу несказанно повезло с женой. — с резкостью вдохнув в себя побольше дыма, Витя выпустил его с прежним напряжением. — Разве могло быть иначе? — Лида, в отличие от него спокойная и сосредоточенная на старом круговороте мыслей (из которых самоустранилась шторная проблема), зеркально повторила его действия, наблюдая со второго этажа ночные катания взад-вперёд автомобилей. — Мне по-другому никак. — Не каждая согласится на ожидания, неизвестно к чему впоследствии приводимые. — и всё же пустое занятие наподобие разглядывания автомобилей нравилось далеко не каждому, и Витя всё же изредка поглядывал на оппонентку. — Тебе уже не в первый раз так? — Как «так»? — холодно ответила вопросом на вопрос Лида, механически поднося руку с тлеющим окурком к губам. — Плохо. — С того момента, как Валера впал в кому, — начала рассказывать она с тяжбой, — мой организм словно дал какой-то сбой. Постоянное недомогание, чувствительность к резким запахам... Тошнота в конце концов... Всё это наводило меня на мысль, что я... — повествование оборвалось, ей явно не доставляло удовольствия вспоминать события многолетней давности. — Всё пустое. Врач сказал, что такое бывает в связи со стрессом; прописал мне полный покой и уединение. Да только как я могу сидеть в квартире одна, когда он здесь? — впервые за долгое время Лида взглянула на Витю, и лишь от одного только взгляда её он почувствовал, как сердце сделало кульбит. — Как мне засыпать в мягкой постели, когда, закрывая глаза, я вижу Валеру? Нет! Я не могу быть спокойна вдали. — она очень сильно переволновалась, настолько, что Пчёла заметил её лицо, блестящее от капель пота. — Только бы он очнулся, большего я не желаю.       И он ей верил, бесспорно, как себе, смотрел в глаза и отражался в них. Но место восхищения заняла тревога, перетекающая в воспоминания о распутной Ленке — бывшей пассии Саши Белова, что всеми фибрами клялась его дождаться из войны. Не дождалась, пошла на трассу телом торговать. До сих пор паршиво, грязно от одного лишь образа её, красивого, бесстыдного. А Лида не такая: надеется, волнуется, томится, но главное — неустанно ожидает. «Она так точно птица не Ленкиного полёта» — согласился он и к своему согласию приправил улыбкой восхищения. — Ты хотел ещё спросить меня о чём? — догадалась Лида, отыскала за спиной Вити пепельницу, что лежала на столике возле небольшого белого дивана, и ненадолго отлучилась за ней. — Да! Хотел! — вспомнил Витя о том, что его не так давно смутило. — За что тебя Белый Пико́вой Дамой назвал?       Лида, тоже улыбаясь, вернулась к окну, встала в прежнее согнутое положение и сделала последнюю затяжку. — Так у меня настоящая фамилия Пико́ва. — оставшийся фильтр Лида потушила об пепельное дно и помешала. — Удивительно, что за десять лет ты меня об этом спрашиваешь. — передав пепельницу Вите, она, закрывая окна, ещё добавила: — Закругляйся, а то Валеру продует.       Послушно бросив недокуренный бычок в пепел, Пчёла поставил пепельницу на место. — Хочешь ещё поговорить? — Витя исподлобья глянул на удаляющуюся спину Лиды. — Непременно. — прежде чем дать ответ, она развернула корпус назад.       Сдержанно обрадованный согласием Пчёла брякнулся на диван, раскинул руки по мягкому изголовью и пригласил Лиду присесть рядом. — Уже очень давно, — приземляясь рядом и облокачиваясь назад, продолжила изливать душу она, а Витя её приобнял, как друг обнимает подругу, — я всё думаю о том, чем была чревата моя попытка умертвить себя, если бы ты не подоспел. — голова, как сама по себе, легла на сильную грудь Вити, раз за разом волнительно вздымающуюся. — Как бы плакали мои родители на поминках и плакали бы вообще?.. Нет, мама, я уверена, точно оплакивала, и папа... Наверное. Что бы было, если б не стало меня?       Витя снова стал хмурым. Лёгкость и непринуждённость развеялись, давая место для ещё одного нехорошего воспоминания. Пчёла, как вчера, помнил день, когда успел схватить Лиду, шатающуюся от печали и усталости на балконе квартиры Космоса, как кричал ей чуть ли не в ухо: «убиться хочешь?», её убийственный ответ, украшенный горькой улыбкой: «значит, люблю его до смерти», и как после долго, трепетно обнимал. Это ещё не конец. Витя помнил всё.

1997 год

      Они стояли в тёмной комнате, плотно прижавшись к друг другу. Витя смотрел на Лиду, Лида смотрела на Витю. Они не помнили себя выпившими или хотя бы накуренными. Но каждый находил в друг друге своё утешение: Пчёла видел Филатову поистине прекрасной без макияжа, без утончённости в одежде — она просто была. Лида же, бесконечно плача, думала только о несчастном Валере, безвинно, как она на тот момент считала, попавшего на операционный стол.       Сам не понимая, каким образом, но руки сами принялись за дело: сначала пуговица, затем шла молния, одним резким движением стянулись джинсы вместе с бельём, и Витя сжал девичье бедро, в то время приступая к майке, лямку которой он без дальнейшего угрызения совести стянул с её плеча. А Лида статуей стояла и ничего не ощущала, как будто так и должно быть. Витино лицо казалось ещё ближе, губы неистово дрожали и припали к виску, с осторожностью целуя. — Мы ведь расскажем обо всём Валере? — очерчивая пальцем узоры на коленке, спросила Лида Пчёлу, хотя лично для себя уже давно всё решила. — Мол, так-то, так-то, что случилось, того не поправить. — Хочешь признаться? — Иначе будет несправедливо. Мы должны будем рассказать.       Больше они ничего друг другу не сказали на протяжении минуты, и по вине гнетущего молчания Лида бы непременно уснула, если б не маниакальное желание Вити поддерживать общение. — Получается, ты жалеешь о прошлом? — Что было — то было, чего там жалеть?       Снова повисло короткое молчание. — Лид? — в голове созрела новая тема для разговора. — А? — промычала она, наполовину погрузившись в сон. — Знаешь, я тоже сейчас кое-что понял, а именно то, что я безмерно люблю тебя ещё со знакомства возле спортивного центра. — подобное признание Лида слышала от него впервые, но смущения не подала. Если бы обстоятельства немного стояли иначе — если бы Витя был пьян — признание списалось на негативное воздействие алкоголя. — Сам себе удивляюсь, что даже не ревную тебя. — Мне очень приятно. Но лесть не показатель настоящих чувств. Ведь почему я выбрала Валеру? А от того, что для него я обычная Лидочка, тогда как для других — «рыжая с буферами». «Не забыла, значит». — краснея, Пчёлу посетила неловкость. События из далёкого лета восемьдесят девятого, изменившие судьбы сразу пятерых человек, восстанавливались сами по себе, как кинофильм проецировался проектором.       И всё началось с забавной фразы Вити Пчёлкина, раз и навсегда обозначившей, какие принципы устоялись в его светленькой головке. «Ёхарный бабай. — смутился он, приглаживая отросшие патлы напротив бокового зеркала «Мерседеса-как-у-Майкла-Джексона», когда четыре разношёрстные спортсменки-пловчихи направлялись в сторону бригадиров. — Так, чур, рыжая с буферами моя». «Моя рыжая с буферами!» — запротестовал Космос, кому и принадлежал «Мерседеса-как-у-Майкла-Джексона», и обхватил друга сзади, склоняя того к рукопашной борьбе.       Эта сцена с лихвой позабавила Лиду, ещё совсем молодую, подтянутую и... Рыжую. По прошествии долгих лет она уже не вспомнила об именах других девчонок из своей компании, но хорошо отпечатала в памяти этот весёлый случай. «Ребят, ну хорош уже». — прервал наклинивающееся веселье самый простой и серьёзный из них — Фила, или как позже узнала Лида после развратной ночи на земле Царёвых, выпивок на брудершафт и череды бессонных вечеров, — Валерий, — Это поистине мой самый лучший день, — вывела Лида из ностальгии Витю и себя за одно, — ну, если опустить финальную часть, где дом обстреляли.       Наконец напомнил о своём присутствии Саша. — Ну что вы тут скучаете? Как Фила? — Всё по-старому. — отстраняясь от Вити, сказала Лида, смахивая брызнувшую слезу. — Спасибо вам. — Да ладно тебе! — засмеялся Саша, деловито ставя руки на поясе. — А ещё лет пять назад ты пела по-другому.       И в правду так оно и было.       Едва ли Валеру доставили в ближайшую хирургию, Лида была уже обо всём осведомлена. Глупый, но простительный всплеск эмоций вырвался на первого попавшегося — на Сашу Белого. Она набросилась на него, вцепившись за грудки и обвиняя его, такого же подавленного, в произошедшем: «И сколько ваша тирада ещё будет продолжаться? Или ты ждёшь смерти одного из вас? Скажи! Ну скажи же! Как ты будешь смотреться в зеркало, как простишь себя?» — всё кричала она на ни на что не реагирующего Сашу. Он стоял и смотрел на неё так виновато, как никогда ранее, из-за чего могла спокойно сложиться установка, будто бы Белый сам себя таким образом наказал и Лидин гнев вполне справедлив.       В это время не менее беспокойный Витя старался их разнять, а скорее оттащить заведённую Лиду от Саши. «Да успокойтесь в конце концов! Вы же друзья!» «Друзья? — выкрутившись из объятий Пчёлы, Лида встала перед бригадирами. — После того, что стало с Валерой по милости его? Не уверена». — Будет тебе. — смутилась она. — Я была не в себе. Да и к тому же давно извинилась. Ко всему прочему Валера виновен в произошедшем ничуть не менее вас. — Мы все были убиты трагедией, как и ты, переживали. — Белый повторно пропускал через себя ужасное сентябрьское утро девяносто седьмого, словно недостаточно выстрадал.       Витя же всё это время сидел с потупленной головой и почти не слушал беседы ребят. В воздухе витали бесконечное пиканье аппарата жизнеобеспечения, непонятный застойный шум и никотин. — Вы замечательные друзья. — отметила Лида с присущей ей искренностью. — Ты, Саш, Витя, Космос... А где это он, кстати? — В офисе. — шмыгая носом, ответил Белый. — Сейчас он не в состоянии функционировать. Ну вы, я думаю, понимаете. — Он же завязал. — испугалась Лида, прекрасно понимая, к чему клонит Саша. — Бывших наркоманов не встречало ещё человечество. Наш Космос Юрьевич Холмогоров не исключение. — оглянувшись, Белый в последний раз осмотрел овощем лежащего Фила, поджал губы и с вымотанностью закончил: — Поеду я. Позвони, как возникнут трудности или изменения. Только не молчи. Я всё знать обязан. — Конечно, — кивнула она. — И этому скажи... Эй! — посвистывая, Саша провёл рукой перед Витей, и тот пришёл в себя. — Пусть не засиживается. — Действительно, Вить. Езжай домой. Я присмотрю. — Сань, езжай один. Я скоро. — коротко попросил Витя, выпроваживая друга, активно показывающего ему «тe vigilo»¹, из палаты. Снова оставшись с Лидой наедине (не считая третьего лишнего Валеры), Пчёла присел на пол, вытащил из чехла, висевшего сзади на ремне, пистолет и протянул ей. — Для чего, позволь спросить? — Носи ради безопасности и береги себя. — сунув винтовку Лиде, Пчёла удалился из палаты в непонятном для себя рвении.

***

      Следующим днём в палату вошла группа лечащих врачей Валеры — нейрохирург Борис Моисеевич с медсестрой — неотрывно перешёптываясь между собой, чем потревожили чуткий сон Лиды. — Проблемы, товарищи? — по старой советской привычке называть людей товарищами обратилась она, сонной поднимаясь с дивана.       Борис Моисеевич, не заметивший изначального присутствия постороннего лица, недоуменно покосился на Лиду. — Вы жена Филатова Валерия Константиновича? — Жена, верно. Что-то не так?       Врач поджал губы и напряг лоб, подбирая лучший вариант, как помягче преподнести свои суждения. — Я много наблюдал за вашим мужем, — он сделал навстречу Лиде шаг, — и вне зависимости от проводимых для его восстановления процедур никаких изменений за последние два года не произошло. — Вы хотите меня разочаровать. — догадалась Лида, видя, как нервничает он, подводя её к главной мысли. — Как вы знаете, — продолжил он, мельком окинув взглядом медсестру, проверяющей состояние пациента, — после трепанации Валерий Константинович впал в кому, так и не очнувшись, поэтому... — Вы его убьёте? — ...нет никакой гарантии, что ваш муж очнётся. В таких случаях вернее всего будет сделать ему эвтаназию       Горько поморщившись, Лида медленно, затем ускоряясь помотала головой. — Вы не можете так поступить. — прошептала она, давая волю внезапно подступившим слезам. — Два года не такой великий срок. Люди и по двадцать лет лежали и просыпались. — За мою практику после такой аварии пациенты не восстанавливались. — продолжал настаивать на своём Борис Моисеевич. — Лучшим способом будет... — не успел он повторить заранее заготовленную фразу, как Лида, вспомнившая о винтовке, что дал ей прошлым вечером Витя, вытащила её из заднего джинсового кармана и наставила на врача, ненадолго забывшего, как правильно дышать и что говорить. — Назад! — скомандовала, закрывая собой Валеру. — Не подходите.       Медсестра, ранее записывающая показатели пациента, взвизгнула, увидев дуло пистолета, и забежала за спину врача. — Тихо, — старался говорить максимально спокойно он, медленно приближаясь, — без эмоций. — Борис Моисеевич, ну что же вы с ней разговариваете-то? — в ужасе продолжала кричать медсестра, дёргая главврача за обвисший рукав халата. — Давайте вызовем милицию? Эта безумная всех перестреляет. — с шипением она обратилась к Лиде. — Девчонка верно говорит. — одобрила она, всё ещё целясь на «врагов». От непривычки столь долго держать ствол на одном уровне затекла и задрожала рука, особенно неприятно тянуло предплечье. — Я — мастер спорта по плаванию на спине и троекратный чемпион по стилю «брас». Думаете не справлюсь с парочкой пустышек-докторишек? — Лидия... Прошу прощения, не помню ваше отчество, послушайте: драки и споры до добра никого не доведут. Я не в праве без вашего согласия принимать такие решения, но в моей компетенции вас о сей возможности осведомить. — с прежним профессиональным спокойствием объяснял он. — Борис Моисеевич, — уже не выдерживала суетливая медсестра. — Подожди, — одёрнул он её цепкую по женским меркам хватку и продолжил: — Решать, безусловно, вам.       Надежда на мирное разрешение ситуации улетучилась почти сразу же, как Борис Моисеевич закончил монолог. Словно одержимая, Лида подлетела к нему, схватила за края халата и хорошенько встряхнула. — Да как ты смеешь мне делать подобного рода предложения? Сколько денег ты получил!       Повторно залив помещение противным, скрежущим визгом, медсестра постучала в заранее закрытую дверь, в панике не догадавшись просто дёрнуть на себя ручку. — Помогите! — позвала она. — Я вас понял. Больше не повторится. — только после этой фразы Лида наконец отпустила перепугавшегося врача, давая ему уйти. — Проваливай. — рявкнула она на ещё не отошедшую от мандража медсестру, и последняя с брезгливостью покинула палату, сопровождая свой уход громким хлопком.       Откинув пистолет куда-то в сторону, Лида схватила со стола телефон и набрала номер Белого. — Саша! — уже никак не сдерживая свои эмоции. — Они... Они... «Так, успокойся, — вымученно, но вполне уравновешенно сказал он, перебив захлёбывающиеся заикания, — и говори внятно». — Они... Они... Валеру отключить хотят. Сашенька, миленький, сделай что-нибудь, я тебя умоляю! «Спокойно. — в висок отдало молниеносным отрезвляющим ударом, и Белый дрогнул в голосе. — Что конкретно они тебе сказали?» — Приходил главврач и... и... — задыхаясь, Лида более не могла связать и двух слов, и Саша, не став тратить время впустую, наказал ей ждать их приезда.       От короткого разговора легче не становилось, и Лида, небрежно положив телефон на койку, легла рядом с Валерой и, непрерывно целуя его то в лоб, то в щёку, молила: «Открой глаза, я очень тебя прошу. Докажи, что ты жив». — набухшая на реснице слеза разбилась о закрытое веко Филатова и от солёной мокроты еле заметно дёрнулось, однако Лида этого не заметила.

***

      Следующие пять минут после приезда Саша, Космос и Витя слушали из уст Лиды пересказ инцидента. Об одном она только умолчала, о своей вооружённой угрозе сотрудникам больничного отделения. — Всё понятно. Пчёла, уведи её. Кос, можно тебя на пару слов? — Белый передал подавленную Лиду Вите, а сам, взяв Космоса за плечо, отошёл с ним к окну. — Плохо всё. — убедившись, что Витя и Лида их не слышат, негромко заговорил Саша, доставая из пачки «Marlboro» сигарету. — Боюсь, как бы Лидка наша совсем не двинулась. — А с чего ты вообще так решил? — не понял Космос, протирая ствол пистолета. — Да если бы ты слышал, что мне о ней при входе врач Фила рассказал, не спрашивал бы. — вытянув из кармана серебристую зажигалку, Саша трижды чиркнул колёсико и подпалил сигарету. — Зря я ей позволил остаться здесь. Надо было ещё тогда первым поездом её к родителям отправить. — И что ты предлагаешь? — Что предлагаю? А вот что! Нас она, понятное дело, слушать не станет. Напиши-ка ты мамке её, а уж там отец или сестра, или братья подключатся и приедут за ней. — А чего я писать-то должен? Других не найдётся? — возмутился Космос, убирая винтовку в чехол. — Я ваши задницы прикрываю, Пчёла, этот горе-ромео, что Лидке додумался ствол всучить, пусть лучше с ней сидит, чем в пекло лезет. Остаёшься ты.       Холмогоров в недовольстве нахмурился. — Давай, давай, — Саша легонько пихнул его в живот, — займись-ка делом, Кос. Брось наконец дурью страдать. Вон, как осунулся, на человека перестал быть похожим.

***

      В это время в холодном коридоре сидели Витя с Лидой. Мимо них изредка проходили медсёстры и врачи, но, наслышав о выходке, решили не принимать участие в утешении. — Я об одном только жалею, — никак не желая успокаиваться, с трепетом продолжала вчерашние откровенности Лида, — что не родила Валере ребёночка. — к горлу снова подкатила тошнота. — Быть может, он, став родителем, остепенился.       Всё это время погружённый в себя Пчёла тупо глядел в одну точку, обнимая безутешную подругу за плечи. Конечно же, ему было не сильно приятно, когда Лида или кто-то из ребят заговаривали о ребёнке или об их отношениях с Валерой, но как хороший друг и преданный воздыхатель был готов подавить пылающие чувства и усмирить танцующих в глазах чертей. Ради дружбы. Ради любви.       В коридор вывалились Саша и Космос. — Мы всё решим, клянусь честью. — пообещал Саша, становясь вместе с Космосом возле них. — Филу никто ничего не сможет сделать без нашего ведома. — Вот бы действительно поверить в вашу правду. — Лид, — Космос погладил её по волосам, — это наше общее дело. — и вытянул ладонь вперёд тыльной стороной вверх. — И за то, что мы делаем, отвечаем тоже вместе. — решительно продолжил Витя, поравнявшись с друзьями. — Потому что мы Бригада. — закончил Саша, делая то же самое. — И во всём этом дерьме прикрываю вас я. — вспомнила она слова Валеры и, изначально подвергнувшись сомнениям, всё же накрыла их руки своей.

***

      Ближе к вечеру, устав от нескончаемого стресса, Лида решила отвлечь себя чем-нибудь приятным. В поисках занятной безделицы среди других своих вещей она откопала «Мастера и Маргариту» с закладкой на главе «Великий бал у сатаны». Приземлившись рядом с Валерой, она зачитала вслух первые строки. Булгаковский роман был ею прочитан ещё в школе и полюбился сильнее с появлением Маргариты, чьи волевой характер и готовность к самопожертвованию ради мастера Лида соотносила к своей персоне. И если в произведении Маргарита согласилась стать королевой бала полнолуния, чтобы воссоединиться с любимым, то Лида не отступилась ни перед нелегальным бизнесом Валеры, ни перед смертью, с которой они оба (да, да, именно оба!) безустанно боролись.       В память врезался отрывок события, как их, Бригаду, Лиду и ещё живого Фархада привезли в Бутырку после задержания в офисе фонда. «Филатова Лидия Сергеевна, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, город Калинин²». — бегло отвечала она на вопросы следователя, припаянная к решётке.       Пока Лида пыталась читать сложный для усталого и полусонного восприятия текст, изредка заменяя одно слово на другое, за ней наблюдал ещё один, очень любопытный слушатель Витя Пчёлкин, так и не отправившийся вместе с ребятами в офис, а оставшийся в больнице «на всякий случай».       Дочитав до отрывка с историей о Фриде, закопавшей в лесу своего новорождённого сына, Лида протяжно зевнула, склонилась к мягкому мужскому бедру и продолжила читать, поставив книгу, соответственно, выше уровня глаз, которые примерно минут через семь таких мучений погрузились в глубокий покой.       Минута, две... Роман вывалился из ослабших рук, а Лида всё не вставала. Тогда-то Пчёла наконец убедился, что девчонка его успокоилась и позволила себе малость отдохнуть. Он тихо, стараясь не шуметь, вошёл, отложил книгу на ближний подоконник, задёрнутый такими же голубыми шторками, как и на последнем, взял сопящую Лиду на руки и перенёс на диван, приговаривая: «Уморилась маленькая».

***

      С наступлением рассвета Лида уже была на подъёме, внезапная жажда заставила её прервать отдых. Всё в палате казалось прежним, кроме одного — карие глаза прикованного к койке Валеры устремились прямо на замёрзшую ядрёной ночью Филатову.       Что это было, совпадение ли, судьба ли? Быть может, совсем не в жажде дело, а любимый Валера невербально послал сигнал о своём долгожданном пробуждении? — Очнулся. — первое, что произнесла Лида, убедившись, что не обманывается. — Наконец-то! — подлетела к мужу и расцеловала в лицо, и если бы не кислородная маска, тут же впилась бы Филу в губы.       Сам же Варела прекрасно помнил, что произошло после переговоров с Асланом, понимал своё теперешнее положение и, несомненно, то, что Лидочка его не бросила. «Маленькая моя, всегда рядом». — первое, о чём он подумал, едва ли только очнулся и разглядел в темноте очертания женского силуэта.       Вторым к нему пришёл вопрос, какой нынче год, но не это важно. — Сейчас! Я сейчас!.. — отлучившись от мужа, Лида схватила телефон и набрала номер Саши. — Очнулся! Валерка очнулся! — заликовала она в трубку едва ли Белый успел взять трубку.

***

      Получив прекрасные известия об улучшениях, бригадиры, отложив слежку за наборами голосов в пользу Саши Белова, примчали в больницу с большой бутылкой пятидесятилетнего коньяка. И несмотря на строгий запрет Лиды касаемо попойки, когда рядом совсем слабый Валера, к вечеру вся праздновавшая четвёрка еле-еле держалась на ногах. — Усё, рас-с-сходитесь, гости дорогие. — начала уже выпроваживать ребят Лида. — Больному нужен покой. — Так как мы поедем? — икая и смеясь, задал вопрос Космос, опрокидывая последние капли себе на язык. — Как хотите.       Никто уже был не в силах садиться за руль; ни вусмерть пьяный Космос, требующий добавки, ни находящийся в полудрёме Пчёла, ни развеселевший Саша, узнавший от позвонившего между делом Шмидта о безоговорочной победе на выборах. — Ладно, ребят, не будем мы голубков тревожить. Поехали. В офисе отметим. — решил Белый, забирая у Космоса опустошённую бутылку. — А ты, Лид, — икнул, — чем заниматься будешь? — хитро ухмыльнувшись, Лида молча сняла с себя поношенную майку, оставляя на себе только джинсы и чёрный кружевной бюстгальтер, какой ей на одну из годовщин свадьбы подарил Валера. — Воу-воу, полегче! Фила только в себя пришёл. — А ну, без разврата тут! — прикрикнул Космос неконтролируемо громко, так что Витя даже испугался. — Оставите мужа и жену? — с деланным возмущением попросила Лида, намекая всем троим на выход. — Уходим, да. Только ты это... Поаккуратнее. Ну ты понимаешь. — взяв Пчёлу под руку, вышел из палаты. — Бывай, Лидка. — Саша похлопал её по плечу и тоже удалился, прежде осведомившись, выключать ли свет.       Разумеется, никакой пошлости Лида не задумывала и в шутку. Но алкоголь, негативно-веселяще повлиявший на работу мозга, всё же заставил выкинуть штуку, понятную в одном только смысле. Интимной близости она предпочла лечь рядом с Валерой и крепко-крепко утопить его в объятиях.

***

      Сладкий и впервые за долгое время спокойный дрём прервал настойчивый звонок телефона. Недовольно пробурчав под нос ругательство, Лида побрела в другой конец палаты. — Что может быть срочного в четыре утра? — высказала своё недовольство, но вместо извинений услышала заплаканные мямли Белого. — Лида, Лидочка, — впервые он назвал её ласково, — Пчёлу и Коса убили.       Лида проморгалась, сомневаясь, что на данный момент находится в реальности. — Убили? — Убили. Как сук бродяжных порезали. — пока говорил, Саша вспомнил о письме, которое Космос в связи с выборами и улучшениями состояния Валеры так и не написал. — Закрой дверь и никого не впускай.       Ещё на полуслове реплики друга Лида среагировала и поспешила к двери, только-только хотела её запереть, как увидела чёрную фигуру Максима, телохранителя Ольги — жены Саши. Увидев при нём окровавленный нож, выпустила из рук телефон, и тот разлетелся по полу на осколки. Первое, что пришло в голову — пистолет, как обычно, лежащий на столике у дивана. Лида скользнула в его сторону взглядом, готовилась бежать за ним, но Максим, раскусивший план, стукнул ей по носу. Филатова, не удержав равновесие, навзничь шлёпнулась на плитку, держась за ушибленное место.       Нарастающий глум разбудил спящего Валеру.       Не сдаваясь, Лида поползла в сторону винтовки, за что получила подошвой по хребту. — Помогите! — взвыла она, выгибаясь. — Помогите! — Максим развернул её к себе, попытался душить, но Лида давала достойный отпор.       Через время в палату вошёл ещё один, насколько Лида помнила, звали его Гришей. Он холодно оценил ситуацию, схватил Филатову за волосы, поднял и скрутил. — Предатели! — вырвалось у неё, пока Максим неторопливо приближался к беспомощному Валере, издевательски оттягивая его смерть. — Как ты мог предать нас? Ребята надеялись на тебя. — Максим повернулся к ней. — Не делай этого. Он только в себя пришёл. Умоляю! — взмолилась Лида, падая на колени, однако Гриша грубо её выровнял. — Валера! — наступив пяткой неприятелю на мыс, Лида вырвалась, подбежала к койке и, хватая мужа за руку, судорожно заизвинялась, за непонятную для Филатова провинность. — Прости, прости меня. Мне нет прощения! — ранее безэмоциональный Гриша обозлился, схватил Лиду за застёжку бюстгальтера и потянул на себя. Ладонь Валеры буквально выскользнула и она, Лида, вновь оказалась в руках нечестивых. — Скотина! — за неаккуратно брошенное оскорбление ухватила сильную пощёчину, но от слов не отступилась. — Заебала скулить! — предельно разозлился Максим и с разгона всадил лезвие Филатовой поглубже в грудную полость, пробивая правое лёгкое. Резкая, пронзающая боль горячей волной окатила сперва место удара, затем и остальные области. Лида непроизвольно закашлялась, выпуская изо рта пенистую кровь. Гриша равнодушно отпустил её, и тело снова оказалось на полу. Подождав, пока жертва не захлебнётся в собственной крови, Максим двинулся к главному объекту, из-за которого ему поручено было явиться сюда.       Валера бесшумно плакал, наблюдая, как человек всей его жизни неизбежно погибает, а он ничего не в силах предпринять.       Не в этой жизни суждено им было счастье обрести. Возможно, шанс найдут они в другой...

***

      Больше никого не осталось. Дыхание стихло, а звонкий смех погас. На месте расправы Саша долго не мог заставить поверить себя, что всё, чего он так боялся — сбылось. Сбылось, чёрт возьми. Некогда стерильная палата в то утро походила на скотобойню, правда, вместо зверья его друзья, укрытые белыми простынями, а на забрызганной бордовыми пятнами стене висела жуткая записка, выведенная их же кровью. «Жри, тварь» — содержала она.

***

      В день, когда Саша видел друзей, лица которых не были болезненно искажены, он в последний раз прокручивал лихие события из их когда-то запредельно давно спокойной жизни, вручая каждому из них по подаваемому Шмидтом пистолету: дурацкую гонку с автомобилем, когда подходил к Космосу; показания в участке, когда переходил к Вите; как спасали его жалкую жизнь при пулевом ранении, когда наступал черёд Валеры. Осталась Лида. «Мы всё решим, клянусь честью».       Как и в случае с остальными, Белый отвернул край шёлковой узорной ткани до сложенных на животе рук. Ему предстал образ побелевшей девушки, одетой в похоронных цветах с длинными рукавами трикотажное платье, сшитое ею ещё на выпускной. Ей он наравне с названными братьями положил оружие в знак глубокого почтения за её невосполнимое самопожертвование. — Прости меня, я не сдержал данное мной слово.