тривиальные вопросы о тройном убийстве (с ответами)(trivial questions about a triple murder (with answers))

Следующие две недели пролетели как в тумане. Нил оставил после себя инструкции по завершающим штрихам своего плана, врезавшиеся в мозг Эндрю вместе с воспоминаниями о голубых глазах и острой улыбке, вместе с постоянным чувством потери. Эндрю с головой окунулся в работу. Он больше курил, меньше спал, отправился в поле вместе с Рене, чтобы связать несколько свободных концов. Он пил. Он оплакивал то, что так и не стало реальностью. В конце концов, это всегда было его особенностью. Остальные Лисы оставили его в покое после того, как он пригрозил сломать Элисон коленные чашечки, когда она упомянула Нила в его присутствии, и это было похоже на колледж, это было похоже на рецидив. В Эндрю была пустота, которой не было места, вместе с воспоминанием о маниакальной улыбке, растягивающей его губы. Они нашли печально известного Кевина Дэя на шестой день после внезапного ухода Нила. В синяках, избитого до полусмерти, но в остальном живого и с хорошими перспективами на продолжение жизни. Он проболтался о том, что Ваймак был его отцом. Он не знал, как ему удалось выбраться. Когда его спросили о Ниле, он только покачал головой. Эндрю уже подумывал обхватить пальцами его дыхательные пути и выбить из него ответы, но глаза Кевина выдавали ту же беспомощность, которую Эндрю видел в своем зеркале. — Он не умрет так легко, — сказал Кевин с большой дозой желаемого. — Мне все равно, — ответил ему Эндрю. — Заткнись. Кевин пожал плечами и отправился остановить Рико от истерики по поводу пропажи его заместителя — но не раньше, чем согласился на возможное сотрудничество со всем, что осталось от империи Мориям и Лисов. Он был хорошим союзником. Эндрю было все равно. Было уже далеко за полночь, когда он закончил свою работу, встав из-за стола с болью в спине и хрустом в суставах. Суд над Ичиро должен был состояться через три дня. У них было достаточно рычагов давления, чтобы предъявить ему обвинение и добиться того, чтобы оно было предъявлено. Свидетели, документы, деньги, цифры — все аккуратно сложено в папку. Эндрю знал, что Лисы выиграют дело. Но это не приносило ему того удовлетворения, которое должно было быть. Он размял затекшее тело, выругавшись под нос на низкие столы и неудобные стулья, и отправился спать на кушетку в комнате для допросов. Он теперь редко возвращался в свою квартиру. Возможно, его спина была другого мнения об этой новоприобретенной привычке. Но в бывшей камере Нила он мог хотя бы поспорить со своим мозгом, что одеяло все еще пахнет цветочным шампунем, что в светлой комнате и несочетаемой мебели есть что-то большее, чем пустота. Они по-прежнему проводили свои собрания внутри. Это было глупо, но никто из Лисов не предложил вернуться в отведенную им комнату для собраний, и Эндрю не собирался первым поднимать этот вопрос. Между ними существовала негласная договоренность — та, которая возникла, когда что-то сломалось в самообладании Дэн, когда она увидела, как Нил аккуратно положил наручники на стол, то самое, что заставило Сета замолчать, а глаза Элисон — превратиться в сталь. Нил успел прирасти к ним, как мох к затонувшему много лет назад кораблю. Он вписался в картину подводного отчаяния, в которой были Лисы, и заполнил все трещины. Эндрю наблюдал, как Мэтт с улыбкой врывается в комнату Нила и возвращается оттуда с натянутой улыбкой, достаточно часто, чтобы понять, что не он один внезапно утонул. В конце падения Эндрю должен был быть бетон. Секунда удара и больше ничего. Вместо этого была вода, черная, как небытие, но все равно ледяная. Вместо этого у него болела спина, когда он просыпался, чувствуя себя еще большим дураком, чем когда ложился спать. Это не мешало ему падать на диван. Эндрю выключил свет в своем кабинете, довольный тем, что, как и много раз до этого, ему придется искать дорогу в темноте. Он зевнул и повернул за угол с уверенностью, которая появилась только после того, как он не раз врезался в стену. Он вошел в коридор, который должен был быть поглощен темнотой, и обнаружил, что он освещен мягким светом. Он мог просачиваться только с одной стороны — ни одна из дверей не оставалась открытой, когда Лисы уходили. Эндрю сглотнул, обнаружив, что в горле неприятно пересохло, и обвинив в этом слишком много кофе, пошел за светом. Он шел за светом, словно что-то с силой тянуло его изнутри, в направлении заброшенной комнаты Нила, надеясь, что это не Мэтт и Сет оскверняют диван (подозрения Нила оказались, как ни досадно, верными). Эндрю не нужно было снова видеть член Сета. Но оба они ушли несколько часов назад. Никто в здравом уме не стал бы возвращаться на работу после полуночи, особенно когда ни для кого не было секретом, что Эндрю претендует на это место. Никто, кроме… -Нил, подумал Эндрю, но быстро избавился от этой мысли. Это мог быть Лис. Возможно, грабитель. Морияма, насколько он мог знать. Сам Лорд мог появиться, пока Эндрю был вооружен забытой в заднем кармане ручкой (отсутствие ножей на его руках было еще одной виной Нила), а он думал о беглеце, а не о непосредственной опасности. Он не знал, когда слово «Нил» и слово «опасность» перестали быть синонимами. Эндрю заглушил шаги и замедлил шаг, вытряхивая из головы все бесполезные мысли. Белая комната была освещена. Это было единственное светлое пятно во всем здании, и двери были открыты. Эндрю пришлось приложить все усилия, чтобы не броситься вперед, когда он уловил движение за зеркалом. Он не пользовался роскошью наблюдать за происходящим со стороны. Отсутствие непристойных звуков исключало, что Сет и Мэтт трахаются на диване; у Эндрю не хватало терпения удержать себя снаружи. Он прижался к стене и считал до трех, держа в руке дурацкую ручку. Он считал до трех, и это казалось вечностью, адреналин бурлил в его венах, дыхание задерживалось в легких слишком долго. Это было похоже на искру надежды, которая никак не могла погаснуть. Эндрю сказал себе, что ему все равно. Он ворвался в комнату. Он ворвался в комнату, костяшки его пальцев побелели от ручки, которую он держал вместо пистолета, ножа, бейсбольной биты или чего-то еще, что было бы лучшим вариантом, чем канцелярские принадлежности. Может быть, все было лучше, чем канцелярские принадлежности. Как бы то ни было, он решительно ворвался внутрь и первым делом встретился с безучастным взглядом Нила — шок от голубых глаз и рыжих волос на фоне бесконечной белизны комнаты для допросов. Все было таким ярким, что Эндрю подумал, что его измученный сном разум играет с ним, галлюцинируя оазис в пустыне. Он моргнул. Ничего не изменилось. Нил по-прежнему лежал на полу, рубашка была наполовину надета, наполовину снята с его торса, демонстрируя поле битвы шрамами. Он быстро натянул рубашку на грудь. — Привет, — сказал он, на его губах заиграла улыбка. На белом кафеле была кровь. Эндрю смотрел на него с единственной целью телепатического убийства, игнорируя внезапный порыв сократить расстояние между ними до несуществующего. Импульс потянуться к нему и выяснить, действительно ли Нил находится на правильной стороне реальности. — Привет, — с отвращением ответил он. Нил напряженно закатил глаза. Прижатая к нему рубашка медленно меняла свой цвет с серого на тошнотворный оттенок красновато-коричневого. — У тебя идет кровь, — бессмысленно заметил Эндрю. Он не доверял себе, чтобы пошевелиться. — Я в порядке, — огрызнулся Нил. — Почему ты здесь? — Конечно, я просто хотел перекрасить эту комнату в красный цвет. Ты знаешь теорию цвета? Белый и красный очень хорошо дополняют друг друга, успокаивают и хороши для детей… — Нил, — остановил его Эндрю, потому что Нил был здесь, он вернулся. Плел полную чушь и истекал кровью, но был жив, жив, жив. Мозг Эндрю, казалось, застрял на этой конкретной мысли. Живой. Вернулся. Нил. Это было похоже на худший вид кошмара — тот, который начинается как сон. — Какого хрена, по-твоему, я здесь, Эндрю? — Нил шипел с болезненным выражением лица. — Это не ради еды. Ты попросил меня остаться. Эндрю замер, если уже не был заморожен, его дыхание застряло где-то в горле. — Я ничего такого не говорил, — сказал он. Слова горели на его языке, как дешевая водка, как ложь, потому что он знал, что Нил умеет читать между строк. Что он нашел это, хотя и недосказанное, где-то между «присоединяйся к Лисам» и «Я тебя ненавижу». Вместо того чтобы послать Эндрю еще один не впечатляющий взгляд, Нил пробормотал что-то себе под нос и начал подниматься. Его колени шатались и были неустойчивы, и Эндрю сделал шаг вперед, чтобы поймать его — прежде чем отступить обратно в безопасную зону. Зону без Нила. Эндрю не мог доверять себе, чтобы не прикоснуться, потому что знал, что пути назад не было бы. — Точно, — сказал Нил вслух, его рубашка смялась в руках. — Прости, что побеспокоил тебя. Его лицо было совершенно пустым, когда он попытался обойти Эндрю и направиться к дверям, прочь из здания, прочь из жизни Эндрю. Возможно, это был умный поступок — просто уйти от того, что гремело между ними. Или, возможно, Эндрю был единственным, кто попал в ураган. Как бы то ни было, Эндрю не мог смотреть на жалкое волочение ног Нила, на то, как его следы окрашивают пол в красный цвет, на едва заметное дрожание его рук. Он уже однажды видел, как Нил уходил. Это было слишком много. Поэтому он сделал то, что не смог сделать неделями раньше. Он протянул руку, чтобы поймать запястье Нила в свое, чтобы не дать ему уйти, как будто они были незнакомцами. Эндрю не должен был удивляться, когда его пальцы встретились с кожей. Когда появилось доказательство того, что Нил не был глюком во вселенной, фрагментом воображения Эндрю, подпитываемым отчаянием. Нил был осязаем, кожа покрыта шрамами, кровь течет по венам. Нил остановился, его маска прочно стояла на месте, как щит. — Решай, Эндрю, — сказал он. — Либо ты хочешь, чтобы я остался, либо — чтобы ушел. Я не могу сделать и то, и другое. — Ты ранен, — ответил Эндрю, проглатывая автоматическое «я ничего не хочу». Это не было правдой, больше нет. — Это просто царапина. Бывало и хуже. — Твоя рубашка может впитать только определенное количество крови. У нас здесь есть аварийный набор. — Я буду жить, — сказал Нил, не сдвинувшись ни на дюйм. Его рука была теплой в руке Эндрю. Настала очередь Эндрю смотреть на него равнодушно. — Сядь, — приказал он, и Нил словно ждал этих слов, потому что колени отказали ему, и он рухнул на пол, как безжизненная кукла. Эндрю разжал свою руку на запястье Нила с большей неохотой, чем он мог бы признаться кому бы то ни было — меньше всего самому себе. Убедившись, что Нил останется на месте и не убежит, как только Эндрю повернется к нему спиной, он пошел искать аптечку. Она находилась в кабинете Ваймака и была полностью готова благодаря Аарону. Было бесконечное количество вещей, которые могли произойти, пока Лисы были вместе в одном здании. Поджог, например. Удушье из-за пончиков. Перевязывание человека, ответственного минимум за три убийства. Возможно, больше, судя по его состоянию. Эндрю был почти уверен, что выдумал всю эту историю, когда вернулся в светлую комнату со своим трофеем в руках. Но Нил сидел там же, где он его оставил, проверяя повреждения. — Не думаю, что мне понадобятся швы, — сказал он. Он отказался от всякого притворства, нужного, чтобы скрыть свою грудь от посторонних глаз, но Эндрю проигнорировал серебристо-розовую роспись на его коже. Это было не его дело — видеть это. Нил заметно расслабился, когда не было никаких комментариев по этому поводу — это беспричинно разозлило Эндрю. — Это были не ножи, — сказал Эндрю, указывая на зазубренные края новых порезов Нила. Он вытащил то, что казалось милей бинтов, с бесстрастным взглядом и чем-то пылающим в груди. — Колючая изгородь, — ответил Нил, не поднимая глаз от своей работы. — Ты глупый. — Да. У тебя есть немного спиртного? — Ваймак не обрадуется, если ты искупаешься в его любимом скотче. Но у нас есть дезинфекция. — Это сработает, — пробормотал Нил. Его руки работали с той уверенностью, которая появляется, когда делаешь что-то достаточное количество раз, чтобы управлять этим бездумно. Можно было только гадать, сколько ран, которые были у Нила, он обработал сам. Возможно, большинство из них. — Ты хочешь жить, — сказал Эндрю, прежде чем успел додумать мысль до конца и замолчал. Но это прозвучало с резкостью и силой, которых хватило, чтобы голова закружилась, а мысли разбежались. Потому что все было обнажено прямо перед его глазами — отвратительные шрамы в тех местах, где они предвещали одни неприятности. Старое пулевое ранение слишком близко к сердцу. Четкая линия через живот с кривым концом. Нил не удостоил его взглядом, когда отвечал. — А кто не хочет? Жизнь вызывает привыкание. Зависимость. Что за слова, сказанные человеку, который активно работал над тем, чтобы покончить со всем этим. Жизнь вызывала привыкание — и, как любая другая зависимость, иногда она убивала. В движениях Эндрю не было колебаний, когда он задрал рукава, оставив на виду голые предплечья. — Ты не обязан, — сказал Нил, пытаясь остановить его, потянув за рубашку. Его рука оставила там три круга крови, напоминание о том, где лежали его пальцы. — Это правда за правду, — сказал Эндрю с такой силой сжав челюсти, что стало больно. — Это то, как мы решаем, — возразил Нил, как будто это действительно так просто. Прежде чем Эндрю успел огрызнуться, что никакого «мы» нет, он заговорил снова. — Я не могу дотянуться до спины, чтобы это не упало, ты не мог бы…? Он жестикулировал повязкой в руке, и Эндрю не смог сказать «нет». Он придвинулся ближе и устроился позади Нила, достаточно близко, чтобы почувствовать запах пота, крови и дезинфицирующего средства, достаточно близко, чтобы ощутить жар тела Нила, пылающего, как костер. Это была простая перевязка. По кругу торс Нила обтягивала чисто-белая лента, оказывая достаточное давление, но не слишком сильное. Аарон мог быть врачом в их семье, но, черт возьми, если Эндрю не знал, как сделать реалистичную мумию. Не было ничего, что можно было бы испортить. Он делал это бесстрастно и методично, даже когда на каждой поверхности кожи Нила можно было обнаружить новый шрам. Но недостаточно было быть так близко и ничего не делать. Эндрю провел большим пальцем по идеальному отпечатку утюга на плече Нила, притворившись, что случайно соскользнул. В дрожи, пронесшейся по Нилу в ответ, не было ничего случайного. Эндрю должен был оставить все как есть. Ради собственного рассудка, если не ради рассудка Нила, но точка контакта ощущалась как его личный разряд, что-то, что должно было обжечь его. (Так и случилось. Эндрю падал, а не тонул, и он даже не заметил, что с момента появления Нила смог сделать глоток воздуха. Теперь он падал сквозь стратосферу, загораясь). Нил не стал комментировать, когда Эндрю не спеша и без необходимости возился с концами, завязывая их в тугой узел. Это было жалко, правда. Глупость последних недель проявилась в неприятии Эндрю. Возможно, если он перестанет прикасаться к Нилу, тот снова исчезнет. В ярком белом свете комнаты для допросов ничто не казалось реальным. Даже сам Эндрю. — Эндрю? — сказал Нил, хотя его тон указывал на вопрос. Он повернул голову в сторону, его ярко-синие глаза уставились прямо в лицо Эндрю. Эндрю выгнул бровь, не готовый к тому, что его окликнут, еще нет. У Нила были другие планы. — Ты собирался поцеловать меня, не так ли? — его голос был тихим, как будто кто-то еще мог их услышать. — В день моего ухода, — бессмысленно уточнил он. — Нет. Лицо Нила было слишком близко, его глаза невозможно голубые. На его щеке было пятно крови, перекрывавшее старый шрам от ножа. Его ресницы были того же цвета, что и корни волос, — яркое, почти красное воспоминание о восходе солнца. — Не лги лжецу, — без упрека сказал Нил. Он откинулся назад, прямо на прикосновение Эндрю — белую хватку, которой тот держался за концы повязки. Попытка разжать пальцы казалась невозможным подвигом. — Я не боюсь тебя. Возможно, они оба должны были бояться. Но казалось, что Эндрю боялся за них обоих, потому что он боялся высоты, а Нилу все время хотелось падать, летать и стоять на краю. У Нила, казалось, не было такой проблемы. — Как глупо с твоей стороны, — процедил Эндрю сквозь зубы. — Я думаю, мы уже выяснили, что я не очень умен. Или осторожен, если уж на то пошло. Нил улыбнулся, почти извиняюще. Это не было похоже ни на его острую, как бритва, ухмылку, ни на возбужденную усмешку, с которой он смотрел на Мэтта, когда все шло именно так, как он планировал. Она была ужасно мягкой, однобокой и полностью принадлежала Эндрю. — Я собираюсь поцеловать тебя, — сказал Эндрю, и, возможно, глупость Нила его задела. Просто может быть. — Да, я имею в виду… — начал говорить Нил, но не успел закончить, как Эндрю схватил его за подбородок и притянул ближе, остаток вырвавшегося предложения был заглушен поцелуем. Губы Нила были холодными на ощупь. Это ничуть не погасило огонь, когда Эндрю поцеловал его, немного слишком сильно и немного слишком отчаянно — но как еще он мог поцеловать кого-то, не будучи уверенным, что он настоящий? Эндрю не знал, как поцеловать несбыточную мечту и убедить ее остаться. Но он пытался, пытался, черт возьми, потому что падать было уже некуда. Возможно, Нил Джостен был не совсем настоящим, но послевкусие крови еще оставалось на языке Эндрю, а осторожное прижатие губ к его губам казалось более настоящим, чем то, что ждало его за пределами белой комнаты. Он быстро запыхался, пытаясь восстановить самообладание, и прижался к губам Нила. Нил слегка переместился к нему лицом, возможно, чтобы шею не свело судорогой, и выражения абсолютного разврата на его лице, нечто среднего между невинным удивлением и безумным блаженством, было достаточно, чтобы снова выпустить воздух из легких Эндрю. Если и существовал ад, то Эндрю нашел его по другую сторону рая. — Тебя никто не интересует, — напомнил Эндрю вслух Нилу (и самому себе, кого он разыгрывал). Он нацелился на непринужденность и промахнулся на много миль, закончив все задыхающимся обвинением. Нил не выглядел незаинтересованным. Его зрачки, розовость щек, неровное дыхание — все это намекало на что-то другое. Руки Нила были послушно спрятаны за спину, несмотря на то, что Эндрю ничего не говорил о прикосновениях или их отсутствии, и его иррационально злило, что Нил просто знал. Что он достаточно внимателен, чтобы заметить. — Я пересмотрел свои взгляды, — ответил Нил, и его голос был так же разрушителен, как и его вид. — Достаточно одного поцелуя? Твои стандарты до смешного низки. — Я не знал, что это может быть таким, — сказал Нил без всякого стыда, совершенно не обращая внимания на то, как сердце Эндрю пыталось выпрыгнуть из груди. — И я не встречал тебя раньше, не так ли. — Подожди, пока не познакомишься с моим близнецом, — ответил Эндрю. — Почему? Он лучше целуется? Сомневаюсь. Эндрю подумал, что в его возрасте краснеть уже невозможно. Внезапный румянец должен был быть уделом подростков и молодых людей, тех, кто тупо хихикает, изучая гениталии на биологии. — У тебя уши красные, — заметил Нил. Это было совершенно некстати. — Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил заткнуться? — спросил Эндрю, не делая из этого вопроса. — Ты так и делал, — сказал Нил дразнящим тоном. — Много раз, на самом деле. Но я знаю точно, что тебе втайне нравится мой рот. Он был прав, и Эндрю ничего не мог поделать с этим фактом. Ничего, разве что наклониться вперед, чтобы поцеловать глупую ухмылку на лице Нила. Если это сопровождалось побочным эффектом молчания, то это было только к лучшему. (И если удивленное хныканье, которое ему удалось вызвать у Нила, было лучше, чем молчание, никому не нужно было об этом знать). Они сидели на полу в комнате для допросов: агент и убийца. На полу была кровь, и кровь на руках Нила. Но все вопросы о первоначальном тройном убийстве казались тривиальными по сравнению с тем, что Эндрю пропустил где-то между ощущениями, что он падает, тонет, горит и поднимается, чтоб глотнуть воздуха. — Я не знаю, — ответил Нил, тяжело дышащий и красивый. — Я вроде как думал, что останусь.