Любовь? Не говори мне о любви

— И что вы чувствовали? — Мне было страшно.

* * *

Звякнул колокольчик входной двери. Дима без особого интереса кинул короткий взгляд в ту сторону, сразу же возвращаясь к экрану телефона. — Добрый день, что могу для вас сделать? — с улыбкой в голосе спросил Антон, встречая посетителя. Дима достал из кармана беспроводные наушники и воткнул один из них в ухо, чтобы разговоры не мешали ему сосредоточиться на очень важном просмотре ленты новостей. Впрочем, толку от этого оказалось мало. — Большой капучино, будьте добры. Здесь. Дима поднял недовольный взгляд, смотря на нового посетителя. В эту небольшую кофейню в спальном районе приходили обычно друзья и друзья друзей, а новые лица становились едва ли не красным днём календаря. Мужчина был одет во всё чёрное, будто собирался на похороны. Да и вид у него был такой же: хмурое лицо, мешки под глазами, небритая щетина… — На альтернативном молоке хотите попробовать? Кокосовое, миндальное? Зачесалась рука. Дима выставил ладонь чуть в сторону и сжал-разжал пальцы. Раздалось характерное поскрипывание трущейся саму о себя кожи — перчатка без пальцев словно была недовольна, что её лишний раз тревожат. — Нет, спасибо. Никаких добавок, сиропов тоже не надо. Просто капучино. Наконец заткнув второе ухо наушником, Дима включил музыку погромче и опустил голову, возвращаясь к экрану телефона. Он пролистал несколько постов с мемами, с политотой, прочитал лонгрид о том, как правильно выбрать породу собаки, — зачем? Да он и сам не знал, просто стало интересно — и остановил свой взгляд на посте с фотографиями обнажённых рук. Дима слегка осуждающе сморщил нос, но фотографии решил просмотреть. Подумав что-то вроде: «В моё время за такое обсуждал бы весь район», — Дима понял, что он потихоньку превращается в того сварливого мужика у его подъезда, который носил громадную кожаную перчатку до локтя даже в тридцатиградусную жару и наезжал на четырёхлетнего Позова за то, что тот не прикрывал руку. «Мама, а зачем закрывать руку? — не понял тогда маленький Дима. — Это чтобы не было видно звёзд, как у тебя?» «Да, Димочка, так принято. Ты же не ходишь по улице голым? Это правила приличия, — просто ответила мама. — Но тебе пока рано. Когда будешь постарше, мы купим тебе самую красивую перчатку». Дима тогда очень обрадовался и с нетерпением ждал своей первой перчатки. Её ему купили к пятому классу, почти тогда же, когда и всем его сверстникам. У Димы она была простая чёрная, с вышитым изображением дракона на тыльной стороне между большим и указательным пальцами. В пятом же классе всем ребятам рассказали, что снимать перчатку можно только дома, что на улице и в школе ходить без перчатки — всё равно, что без одежды. Рассказали о метках звёзд, о том, что они появляются тогда, когда занимаешься сексом не со своим соулмейтом. «А как найти эту родственную душу?» — резонно спросил Дима. А никак. Никто так до сих пор и не выяснил, как же искать своего человека. Говорят, мол, почувствуешь. А общий алгоритм такой:       1. Потрахался с человеком       2. Если ты не умер, переходи к п.3, иначе — к п.5.1       3. Если твой партнёр не умер, переходи к п.4, иначе — к п.5.1       4. Если у тебя не появилось изображения звезды на руке, переходи к п.5, иначе — к п.5.1       5. Поздравляю, ты нашёл соулмейта!             5.1. Упс… Позже, когда Дима был уже в старшей школе, начали появляться люди, которых прозвали «бесперчаточниками», и название говорит само за себя. Некоторые подростки даже начали пририсовывать (а то и татуировать!) себе звёзды на руках, потому что им тогда казалось, что это круто, что это даёт им выглядеть более взросло. Дима тогда тоже начал подвергать сомнению всеобщее «так принято», но перчатку исправно носил, кидая косые взгляды на тех редких сверстников и даже людей постарше, которые этого не делали. Сейчас бесперчаточников стало больше. В обществе начала продвигаться позиция о том, что покрытие руки должно быть выбором человека, а не навязанным обязательством. Кто-то консервативно осуждал это, кто-то, как Дима, относился более спокойно, но руку всё равно покрывал. Осуждал он тихо и глубоко внутри себя, снаружи — проецировал позицию о том, что ему глубоко наплевать. В посте, который он смотрел, были фотографии самых разных рук: со звёздами, без звёзд, мужские и женские. И подпись: «Если мы все равны, несмотря на созвездие, под которым родились, почему мы скрываем звёзды, которые даны нам природой?» Музыка в наушниках замолчала. Дима поднял голову, ища взглядом незнакомца, который взял капучино, и обнаружил того за столиком в углу. Он снял пальто и остался в чёрном худи, тоже слушая что-то в наушниках. Дима снял свои и посмотрел на бариста. — Ты его знаешь? — тихо спросил он, кивая на посетителя. — В душе не чаю, кто это, — ответил Антон, пожимая плечами. — А зовут как? — Представился Арсением. Может, только переехал? У нас же, считай, единственная нормальная кофейня на район. Дима состроил гримасу «может быть» и наконец пролистал пропаганду бесперчаточников, снова натыкаясь на какой-то мем. С Антоном они были знакомы уже неприлично много лет. Дима помнил его ещё школьником, который не мог решить, кем он хочет стать в будущем. Они познакомились, когда Дима приходил в его класс, чтобы рассказать о юмористическом кружке, в котором преподавал. Как же всё изменилось с тех пор… Краем глаза Дима заметил движение со стороны незнакомца. Поднял голову. Тот морщился, сжимая одну из своих рук другой. Дима тоже невольно поморщился, отзеркаливая это движение. Он потёр то место, на котором, скрытая кожей перчатки, находилась его единственная звезда. — Антош, дашь лёд? — попросил Дима, внезапно проникаясь каким-то сочувствием к этому хмурому человеку. — Секунда. Завернув лёд в небольшое полотенце, Антон протянул его Диме. — Доброта тебе когда-нибудь выйдет боком, — прокомментировал Шастун и отошёл в сторону, чтобы почистить кофемашину. Дима подошёл к столику в углу и положил лёд перед незнакомцем. Тот вопросительно взглянул на него и вытащил наушники из ушей. — Возьмите, так будет легче, — сказал Дима, кивая на чужую руку в самой обычной чёрной кожаной перчатке. — Спасибо, — после небольшой паузы раздался ответ. — Арсений, так? — спросил Дима, без приглашения садясь на стул напротив. — Я Дима. Простите, что я так бесцеремонно врываюсь, просто я знаю, что вы чувствуете, и могу помочь. — Да ну? — недоверчиво прищурился Арсений. Он опустил обе руки под стол. Дима услышал, как он снял перчатку. Как только Арсений приложил к кисти лёд, обёрнутый в полотенце, на его лице отобразилось облегчение всего мира. — Да ну, — улыбнулся Дима, утвердительно кивая. — Это не сложно, хоть и лютая хуйня. — Хуйня хуйнёй, вы правы, — заулыбался Арсений. В его голубых глазах наконец появилось что-то, помимо бесконечной усталости. — Долго уже болит? — спросил Дима через некоторое время. — Почти сутки, — Арсений ответил нехотя, с какой-то неприязнью, словно звуки, которые складывались в слова, тоже делали ему физически больно. — А контур появился? Арсений опустил взгляд, изучая свою руку. — Ну, — он запнулся, — нет. Дима с интересом отметил у себя в голове эту заминку, но комментировать никак не стал. — Обычно, если болит дольше нескольких часов, это значит, что всё в порядке, — спокойно сказал он, хотя в груди закопошился какой-то холодный червячок. Арсений внимательно смотрел на Диму. Молчал. — Возьмите мой номер на всякий случай. — А можно на ты? — Дима кивнул. — Так ты что, психолог? Где можно отзывы почитать? — Приходи на первый сеанс бесплатно, сам всё увидишь, — заулыбался Дима, смотря, как на красивом, но грустном лице Арсения появляются смешинки, пока он достаёт телефон, чтобы записать его номер.

* * *

— Как именно страшно? — За себя, за неё. И мне страшно до сих пор. За нас обоих, да. Иногда я вижу её в случайных прохожих, хочу подбежать, обнять, извиниться, но я знаю, что это не она. Это не может быть она. Сердце каждый раз… щемит.

* * *

Дима почему-то ждал, когда Арсений ему напишет. Это чувство было необъяснимо. Он неоднократно давал свой номер тем, у кого при нём прорезалась звезда. Это был гештальт, который невозможно закрыть, который обещал остаться открытым навсегда, как, блять, круглосуточный магазин. Заходи — не хочу. И он не ждал звонка или сообщения ни от кого. Это было личным делом каждого: захочет — напишет. Но почему же так хотелось, чтобы написал именно Арсений? Но Арсений не написал. Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю. — Арсений не заходил больше? — каждый день с какой-то странной надеждой спрашивал Дима у Антона. Старался, конечно, делать голос максимально непринуждённым, словно спрашивал просто так, между делом, но Шаст начинал косо посматривать, отрицательно качая головой. А Арсений никак не хотел идти из мыслей. — Чего он так тебе приелся, этот Арсений? — наконец спросил Антон, когда Дима в очередной раз разочарованно сел за свой любимый столик у кассы. — Он что, особенный какой-то? — Да не знаю я, — резко ответил Позов, доставая из рюкзака ноутбук. Его раздражало всё. И то, что Арсений ему так и не написал, и то, что Антон задаёт вопросы, и особенно то, что он не может выкинуть из головы человека, которого видел один раз в жизни. Что за, блин, бред? Он выдохнул, приводя себя в чувство, и начал быстро дописывать статью о диссидентах. «Звёздными диссидентами» называли людей, которые искренне верили в то, что их жизнями «распоряжается судьба, а не какие-то там бредни о родственных душах». Сказочными долбоёбами называть их мешала какая-то там этика. Они были опасны для остальных тем, что, даже не чувствуя эмоциональной связи с людьми, подвергали свою и чужую жизнь риску, завязывая отношения. Общаться с ними Дима не любил совершенно. Они были упёртыми, видели только то, что хотели видеть, читали только те исследования, которые совпадали с их взглядами, и абсолютно не слышали ни слова из того, что пытался донести им собеседник. По ироничному обстоятельству 76% из них были бесперчаточниками. А образом мышления 100% из них походили на плоскоземельщиков. — Сделаешь мне капучино с амаретто? — попросил Дима, заканчивая абзац. — Сделаю, — кивнул Антон. — Но в следующий раз будешь на меня огрызаться, и я тебе в кофе… — Что, плюнешь? — Дима почему-то заулыбался. — А вот не скажу. Антон скрылся за большим кофейным аппаратом, а Дима принялся внимательно перечитывать то, что написал. Звякнул колокольчик на двери. Дима быстро — возможно, даже слишком быстро — посмотрел на вошедшего, но, не узнав в нём Арсения, без интереса вернулся к экрану ноутбука, тут же проклиная себя за то, что вообще с таким энтузиазмом ищет его в случайных людях. — Добрый день, что могу для вас сделать? — из-за кофемашины выглянул улыбающийся Антон. — Простите, я ищу одного человека… — каким-то загнанным голосом сказал посетитель, словно был не до конца уверен, что вообще хочет что-то говорить. — Его зовут Дмитрий. — А что вам от него надо? — спросил Шаст, переглядываясь с Димой. Тот теперь внимательно смотрел на вошедшего. Длинные тёмные волосы собраны в пучок, на лице — выражение ужаса, а одна из рук крепко сжимает вторую, в тёмно-коричневой перчатке. Дима начинал постепенно складывать кусочки паззла в голове. — Мне… друг сказал, что он может помочь, — неуверенно продолжил мужчина. — Этот Арсений решил, что тут пункт спасения утопающих? — наконец сказал Позов и, дождавшись, пока незнакомец посмотрит на него, махнул рукой. — Я Дима, да. Что у вас случилось? — У меня очень болит рука, и… — Почему вы не обратитесь в скорую? — перебил его Дима. — Там есть специальные бригады для тех, у кого звезда прорезается с осложнениями. — Потому что они в обязательном порядке госпитализируют на сутки, чтобы взять анамнез для исследований. Мне оно не надо, у меня дела поважнее есть. «А у меня их нет, что ли?» — недовольно подумал Дима, а вслух сказал: — Ладно. Антон, сделаешь чай ромашковый, пожалуйста? Шастун нехотя кивнул, явно не пребывая в восторге от того, что его кофейня постепенно становится Диминым пунктом исцеления. — Вас как зовут? — Серёжа. — Сколько уже болит? — Дима кивнул на стул перед собой, приглашая сесть. — Почти шесть часов. — Вы вообще в курсе, почему, когда прорезается звезда, людям больно? Феномен родственных душ и звёзд был, несмотря на то, что он являлся неотъемлемой частью человеческой жизни, не до конца изучен. Случилось это потому, что из соображений человеческой этики ставить эксперименты, подвергающие жизнь опасности, было запрещено во всём мире. Да и желающих спать с другими людьми, рискуя умереть, было не так много, чтобы из этого получилась полноценная выборка. Поэтому никому не было достоверно известно, как искать соулмейта, как не умереть после прорезания звезды, да и вообще, сколько звёзд человек может в принципе получить. Были редкие случаи, когда человек с одной звездой погибал, а, например, в Книге рекордов Гиннесса была девушка, рука которой была целиком чёрной, и новые звёзды появлялись поверх старых, так, что их было невозможно сосчитать. Конечно, основная информация обо всём, что изучено, была в открытом доступе, но интереса у общественности к ней было столько же, сколько к информации о ЗППП. То есть, просвещение было не очень активным, сколько бы правительства разных стран ни пытались поднимать эту тему. И люди продолжали страдать от болей, почему-то принимая это как должное. — Знаю, — фыркнул Серёжа, всем своим видом показывая, что он глубоко оскорблён тем, что Дима пытается общаться с ним, как с идиотом. — Потому что нет эмоциональной связи с партнёром и бла-бла-бла. В этот момент подошёл Антон и поставил перед Серёжей чашку с ромашковым чаем, а перед Димой — его капучино. — Кому «бла-бла-бла», а кому спасение от сильных болей в руке, — с иронией в голосе отметил Дима. Серёжа нехотя стушевался и взялся за чашку. — Да, дело в этом, но не только. Размер, кстати, тоже от эмоциональной связи зависит. — Мне сколько лет, по-вашему? — не выдержал Серёжа. — Не надо со мной общаться, как будто я из детского сада только что вышел, окей? — Вы чай пейте, — назидательно сказал Дима. Серёжа злобно зыркнул, но чай всё же отхлебнул. — Ещё уровень боли зависит от физического и психологического состояния, уровня стресса или усталости, например. Ну, или, как вы выразились, «бла-бла-бла». — Поэтому ромашковый чай? — Ага. Серёжа уткнулся в чашку. Дима — обратно в монитор ноутбука. Через полчаса Серёжа, руку которого постепенно отпустило, ушёл, осыпав Диму благодарностями. Дима на это лишь попросил услугу за услугу: оставить ему контакты Арсения. Сейчас он сидел и смотрел в телефон, на набранное слегка гневное сообщение с просьбой больше никого к нему не отправлять. — О чём задумался? — из-за кассы спросил Антон, поправляя мелкие сладости на прилавке. — Да думаю, надо ли оно мне, — протянул Дима. — Надо ли тебе что? — иронично заметил Антон. — Отправлять сообщение или чтобы к тебе по чужой наводке ходили какие-то непонятные люди? — Согласен, — кивнул Дима, полностью разделяя саркастичный настрой Шаста, и только хотел отправить написанное, как вдруг в пустом чате загорелось: «Спасибо». Дима тяжело вздохнул и заблокировал телефон.

* * *

Ещё через несколько дней Арсений всё-таки пришёл. Принёс с собой коробку конфет «Merci», потому что, видимо, считал это забавным, и отдал её Диме, садясь за его столик. — Я решил ещё лично прийти поблагодарить за Серёжу, — объяснил он. — Понадеялся, что мы сможем поговорить за чашечкой кофе. От той усталости, которую запомнил Дима, казалось, не осталось и следа. В голубых глазах было спокойствие и расслабленность. Они же прослеживались и в том, как Арсений себя подавал: как сидел, как общался, как жестикулировал. Дима задавался вопросом: какой же Арсений — настоящий? — Ну давай поговорим, — он начал распаковывать конфеты, открывая упаковку. — Кто такой Серёжа? — Друг мой, — спокойно отозвался Арсений, выбирая тёмную шоколадку с орехами. — Интернет ему в телефон не провели? — хмыкнул Дима. Арсений с улыбкой покачал головой, откусывая от шоколадки. — Провели, просто понимаешь, когда ты сбегаешь из постели человека после того, как получил от него звезды, у тебя случается небольшой стресс и реальный человек кажется лучшим решением, чем советы из интернета. Дима засмеялся. Интересный каламбур. «Получить звезды». — Ладно, но не надо больше никому обо мне говорить, — попросил он. — Дай скорой помощи делать свою работу. — Договорились, — улыбнулся Арсений. — Ты же где-то недалеко живёшь? — вдруг спросил Дима. — В эту кофейню редко едут специально. — Да, недавно переехал, — кивнул Арсений, отпивая свой кофе. — Где до этого жил? — Да где только не жил, — отмахнулся Арсений. — А ты? Тоже где-то недалеко здесь живёшь? — Я в этом здании живу, — Дима выбрал обычную молочную шоколадку и распаковал её. Зачем-то добавил: — Из Воронежа переехал. — О, я был однажды в Воронеже, много лет назад, — Арс поднял взгляд, словно вспоминая что-то. — Мы с родителями приезжали в больницу, уже не помню, зачем. Там такая атмосферка была, конечно… — Да, воронежские больницы это, конечно, пиздец, — Дима поджал губы, отгоняя навязчивые воспоминания. Те, от которых он пытался убежать, переехав в Москву. Арсений был очень внимательным слушателем. Он не отвлекался, часто кивал, задавал вопросы и смотрел, казалось, прямо в душу, пытаясь вытащить её на поверхность. Поэтому Дима рассказал ещё, как ему жилось в Воронеже, как они с Антоном добирались до Москвы и как он теперь живёт тут уже достаточно долгое время. Иногда он даже окликал Антона, чтобы тот напомнил ему какие-то детали истории. Некоторые факты, конечно, опустил. — О, да, я помню, у нас однажды на репетиции была похожая история… — Ты артист? — спросил Дима. — Да, в театре служу. Так вот… — Служишь? — засмеялся Дима. — Это театр или армия? — Ха-ха-ха, — иронично отозвался Арсений. — Эта шутка стара, как мир. — Ладно-ладно, — Дима выставил ладони вперёд, всё ещё улыбаясь. — Так что там с репетицией?

* * *

— У каждого человека есть родственная душа. Вы должны это понимать. — Да, и чью-то родственную душу я убил. Это я прекрасно понимаю.

* * *

Дима резко открыл глаза. Сердце бешено колотилось, а страх, сжавший до боли в рёбрах, заставивший проснуться, не отпускал, растекаясь холодом где-то в груди. В полумраке комнаты, едва освещаемой блеклым оранжевым светом уличного фонаря, Дима вдруг осознал, что он совершенно один. Нет, конечно, это было сложно не понять, снимая квартиру в одиночку, но сейчас это осознание словно ударило молотком по макушке. Он совершенно один в пустой квартире. Дима медленно выставил руку вверх, словно пытаясь дотянуться до потолка, и замер. Немного повернул ладонь, чтобы осветить кожу на тыльной стороне ладони между большим и указательным пальцами. Большая чёрная звезда, словно насмехаясь, незаметно поигралась отсветами фонаря. Но Дима смотрел не на неё, а как бы сквозь неё: взгляд был затуманен, глаза — расфокусированы. В голове звучал женский смех. — Дима, ну ты и дурак, — Катя смеялась, доставая из сумки влажные салфетки. — Давай сюда, пока вытри руки. Дима нарвал ей огромный букет одуванчиков. Изгваздал все пальцы в этом ужасном соке, но нарвал и даже в целости и сохранности довёз из пригорода. Катя со счастливой улыбкой смотрела на яркий жёлтый букет. Дима думал, что готов на всё ради этой улыбки. Дима часто заморгал, отгоняя воспоминание. Сердцебиение постепенно пришло в норму, дыхание выровнялось, но тревожное ощущение в груди осталось, сжимая своими клешнями. Рука бессильно упала на кровать. Дима перевернулся на бок и поджал ноги, фиксируя себя в позе эмбриона. Катины руки нежно обняли его со спины. — Мы созданы друг для друга, — почти промурчал Дима, целуя Катины ладони, выцеловывая каждую звёздочку: каждый раз, когда она доверялась не тем людям, пока судьба вела её к Диме. — Конечно, — Катя улыбалась, ласково куснув Диме кромку уха. Их руки не болели, и для него это стоило всего мира. Катя была для Димы всем. Дима недовольно перевернулся на другой бок, крепко зажмуриваясь. Почему это продолжает ему сниться? Почему подсознание так яростно хочет напомнить ему о Кате, почему, почему, почему? Поджав колени ещё ближе к груди, Дима обнял их и почувствовал, как трясутся руки. Непрошенные мысли, непрошенные чувства, непрошенные воспоминания… Он встал с кровати и пошёл на балкон. — У Екатерины были половые акты за последние двенадцать часов? Дима кивнул, холодея. Никто ему ничего не сказал, но где-то далеко на подкорке паззл уже сложился сам собой, хотя Дима и отталкивал его, не желая принимать. — Остановка сердца из-за прорезавшейся звезды, — заключил врач. — Мне очень жаль. — Это невозможно, — почти прошептал Дима. — Невозможно, мы… у неё не болела рука, у меня тоже. У нас не прорезались звёзды, мы родственные души, посмотрите! — он расстегнул перчатку и стянул её с руки. Глубокая затяжка. Выдох. Дима смотрел на редкие огоньки в соседних домах: его балкон выходил во двор, так что довольствоваться приходилось достаточно скудным видом. Почему-то подумал про то, что где-то за одним из этих огоньков может быть Арсений. Когда одно из окон, за которыми Дима наблюдал, погасло, он не выдержал и заплакал. Прикрыл лицо рукой, в которой не было сигареты, и опустил голову, пытаясь отогнать то, что уже долгие годы сжирало его изнутри.

* * *

— Привет, проходи, — улыбнулся Дима, пропуская Стаса внутрь. — Как у тебя дела? — Мне кажется, что Дарина — та самая, — с порога начал Шеминов, снимая кроссовки и проходя вглубь квартиры. — Да? — заулыбался он, проходя на кухню и щёлкая кнопкой на электрическом чайнике. — Это же здорово! — Я тоже так считаю, — Стас почти светился, улыбаясь так искренне, как Дима, кажется, никогда не видел до этого. — Хочу позвать её с нами в бар, что думаешь? Дима, честно, ничего не думал. Ему было всё равно, кого Стас собирается звать, когда он выглядел таким счастливым. Когда они со Стасом только познакомились (в не самый лучший период его жизни), его идеей фикс было спать со всеми подряд направо и налево, пока не убьёт сам себя либо пока рука не станет такой чёрной, чтобы на ней больше не было места для новых звёзд. Дима лучше многих других понимал, что чувствовал тогда Стас, поэтому именно его своевременная поддержка помогла отправить Шеминова на специальную реабилитацию. Которую проходил и сам Дима когда-то. — Зови, конечно. — Ей будет комфортно, как считаешь? — задумчиво спросил Стас, по привычке потирая пальцами застёжку своей коричневой перчатки без пальцев. Чайник забулькал, немного вибрируя на столе. — А тебя почему интересует, что я думаю? — хмыкнул Дима. — Мы с Антоном, кстати, планируем позвать Арсения, ты не против? — Не против. Как у Шаста дела вообще? — спросил Стас. — Давно я его не видел, на связь не выходит. Чайник щёлкнул, выключаясь, и Дима достал из шкафа две чашки. — Дела вроде неплохо, — ответил он, ставя их на стол. — Грузит себя очень, часто смены берёт. Казалось бы — отдохни, возьми выходной, но нет. Пашет, как конь, хотя Ира предлагала его подменить миллион раз. — Он всегда таким был, — философски сказал Стас, наблюдая, как Дима заливает пакетики кипятком. — Хватался за ту работу, которую предложат, лишь бы не сидеть на месте. Я вот что думаю… Димин телефон пиликнул с дивана в гостиной. — …может, у него появился кто-то? — Стас кивнул, когда Дима поставил перед ним чашку. — Вот он и отдаётся работе, чтобы денег было побольше. Дима задумался над этой мыслью, выходя в гостиную, чтобы взять телефон. Мог ли Антон не рассказать ему о том, что у него кто-то появился? Зачем скрывать такое от друга? На экране телефона горело сообщение от Антона. Лёгок на помине. — Он написал, что входит в подъезд, — Дима вернулся на кухню и наконец сел за стол. — Пишет, что не один. Извинился, что без предупреждения. — Вот и я об этом, — Стас отхлебнул чай и постучал пальцами по столу. — С девушкой нас хочет познакомить. — Надо будет с ним поговорить. — Зачем? — Ты сам знаешь, зачем, — серьёзно сказал Дима. — Если у нас с тобой произошла хуйня, не значит, что она должна произойти у всех. Что теперь, вообще ни с кем отношения не заводить, в самом деле? — Стас нахмурился. Дима промолчал. Да, ему казалось, что так проще. Так не больно. Так ты просто живёшь. — Дим, я знаю, что тебе сложно, — уже мягче сказал Стас. — Но если я справился, то должен и ты. У каждого есть родственная душа. И ты обязательно встретишь свою. Дима хмыкнул. Ему не хотелось продолжать этот разговор. Звонок спас его — Дима почти подорвался с места, чтобы открыть Шасту дверь. Стас пошёл за ним, буравя его спину осуждающим взглядом. — Поз, Стас, — Антон улыбался, хотя по всему его виду ощущалось волнение и неловкость. — Это Оксана. Моя девушка. Стас из-за спины легонько щипнул Диму под лопаткой. Тот не отреагировал, вежливо улыбнувшись Оксане. Да, Стас оказался прав. Снова. Зачем на этом внимание акцентировать каждый раз? Ну и самомнение у человека… — Очень рада познакомиться, — Оксана протянула ладонь для рукопожатия. Дима замер, смотря на обнажённую руку девушки, с которой на него смотрели несколько звёздочек среднего размера. Стас кашлянул, первым пожимая протянутую руку. — Взаимно, я Стас, это Димка. Он немного тормоз, — с небольшим нажимом сказал Шеминов, и Диму отпустило. Он тоже пожал Оксане руку, хотя в его голове на ней невидимым клеймом стояла пометка «бесперчаточница». С Антоном точно надо было поговорить.

* * *

— И вы называете простые посиделки в баре «вечеринкой»? — с сомнением спросил Арсений, ложечкой перемешивая содержимое прозрачного чайника. Они с Димой взяли на пробу чай с ананасом, мятой и чабрецом, который им предложила Ира. Она экспериментировала: хотела добавить в чайное меню несколько авторских позиций. Антон наконец перестал отбирать у Иры работу и стал проводить больше времени с Оксаной. Он возвращался в кофейню счастливым и улыбающимся — Дима каждый раз решал запихнуть серьёзный разговор куда подальше, лишь бы Антон продолжал улыбаться и сбивчиво рассказывать о том, какая Оксана невероятная. Для Димы Шастун был кем-то вроде младшего брата, которого надо было оберегать и наставлять. Они были на равных, но иногда Дима до сих пор чувствовал за уже взрослого Антона какую-то ответственность. Ну и любил его, конечно. В любой момент был готов поддержать и знал, что Шаст сделает ради него почти всё. — А у тебя есть другие представления о вечеринках? — Дима хмыкнул. Арсений, в его понимании, конечно, походил как раз на тех людей, которые знали толк в вечеринках. — Да уж побольше вашего. Арс постучал ложкой о кромку отверстия в чайнике, доставая её, и вернул прозрачную крышку на положенное ей место. — Ну, если отравимся, то я знаю хорошего врача… — громко прошептал Арсений. Ира, для которой, конечно, он это и говорил, охнула и запустила в него скомканным чеком. — В следующий раз я тебе в чай знаешь что положу… — Ну-ка? — заулыбался Арс, разливая чай по их с Димой чашкам. — А вот не скажу. Дима фыркнул. У Антона и Иры было много общего. Работа, увлечения, даже некоторые жесты и мимика словно были одинаковыми. Они близко общались уже много лет — кофейня была их общим бизнесом и детищем, к которому они шли долго и обдуманно. Конечно, разногласия у них тоже были. Например, ремонт в кофейне они делали ну до ужаса долго, споря об интерьере, цветах и незначительных деталях, которые для них значили чуть ли не весь мир. Пока Дима думал, Арсений уже успел сделать маленький глоток чая, немного обжёгшись. — Горячо, — сказал он в перерыве между шумными вдохами через рот в попытке охладить язык. — Да я уж понял, Арсений. Видимо, от нечего делать Арс начал заходить в кофейню по дороге в театр и обратно. Выглядел он при этом, чаще всего, совершенно убитым. Рассказывал, как его коллеги лажали на репетициях (и — Дима был уверен — опускал эпизоды со своими проёбами), травил разные байки и в красках описывал, каким шикарным через полгода выйдет спектакль. Ещё говорил о всякой всячине: поддерживал почти любой разговор, лишь бы заполнить молчание. Любил задавать вопросы. А Диме просто нравилось слушать его голос. Спокойный, не громкий, не резкий. Плавный, как сливочное масло, раскатывающееся по сковороде. — Но мне уже кажется, что немного кисловат. Нет, Иринка, ты идеальна, твои прекрасные руки созданы, чтобы творить красоту, это всё вкусовщина, я не прав, — быстро добавил Арсений, увидев, как Ира слегка поникла. — Да ладно тебе, — смущённо улыбнулась та. — Ну вот, улыбка тебе идёт гораздо больше, — подмигнул ей Арс и тихонько подсыпал себе в чашку сахара. Дима только хотел попросить его передать ему сахарницу, как Арсений сам насыпал ему немного прямо в чай. Он что, мысли читает? — Спасибо, я как раз хотел… — Я понял по твоему лицу. Арс помешал чай и снова сделал глоток. — Ну как? — Ира подошла к столу. По всему её внешнему виду читалось нетерпение и волнение. — Ну-у-у, — с сомнением протянул Арсений, выразительно смотря на Диму в поисках поддержки. Позов быстро отхлебнул из чашки, чтобы тоже распробовать. — Да вкусно, блин, актёр ты недоделанный, — Дима бросил в Арсения салфеткой. — Не слушай его, он просто выпендривается. — Да ладно, ладно, — засмеялся Арсений, поднимая упавшую салфетку с пола. — Очень вкусный чай. Я думаю, Шаст точно оценит. Ира счастливо заулыбалась. Антон пришёл через час вместе с Оксаной. Они попробовали Ирин чай, но Оксана покривилась, повторяя слова Арсения о кислоте, и вместо того, чтобы добавить сахар, отказалась допивать. Антон на это виновато покачал Ире головой. Дима переглянулся с Арсением, быстро посмотрел на Оксану и подумал, что оттягивать разговор дальше уже просто нельзя. — Арс, — позвал Антон, когда Ира начала собираться домой, заканчивая смену, — тебя же Поз звал с нами в бар? — Звал, — Арсений повернулся к Диме, словно видел его впервые. — Ну и? Дима смотрел на Арсения в ответ. Голубые глаза были спокойными, внимательными, но всколыхнули внутри что-то, чего Дима пока до конца не понимал. Он бы очень хотел, чтобы Арс пошёл с ними. Чтобы познакомился со Стасом, окончательно вписываясь в тусовку. Но не говорить же об этом прямо, что они, в мелодраме какой-то? — Димка очень убедителен, — через секунду улыбнулся Арсений, отворачиваясь к Антону. — Пойду я с вами, конечно. Спасибо за приглашение. Как официально, подумал Дима. «Спасибо за приглашение». Не на бал же собирается. А в душе что-то тихо и радостно пищало. — Ладно, мне уже пора, — Арс поднялся из-за стола, отряхивая невидимые пылинки с брюк. Он быстро поправил тёмную перчатку на руке и размял ладонь. — Я с тобой, — Дима парой глотков допил остатки чая и тоже поднялся на ноги.

* * *

— В общем, — начал Стас, когда им принесли все напитки; он говорил чуть повышенным голосом, чтобы его было слышно через музыку, — мы с Дариной решили пожениться. Под дружное «о-о-о», особенно громкое от Антона и Димы, вся компания чокнулась бокалами, адресуя паре короткие поздравления. — Так вы?.. — многозначительно начал Антон, кивая на Дарину. Стас радостно кивнул. — Как ты только сдержался так долго об этом молчать. Кинув напряжённый взгляд на Антона, Дима всё же натянуто улыбнулся. На тусовку Антон пришёл, конечно, с Оксаной. И без перчатки на руке. Кожа на его кисти была идеально чистой. Дима заметил, что Стас тоже обратил на это внимание, но обменяться мыслями об этом друг с другом и тем более с Антоном у них не вышло: Стасу не терпелось рассказать свои новости, а от Антона не отходила улыбчивая Оксана. — Чего такой кислый, Димон? — Арсений, сидевший рядом, склонился к его уху, пока остальные были увлечены какой-то беседой. — Да ничего, просто устал, — отмахнулся Дима. Ещё Арсения своими переживаниями грузить? Увольте. — Это из-за Антона, да? — Арс продолжал гнуть своё. Дима в очередной раз поразился тому, что тот словно видит его насквозь. Кивнул. — Я думаю, он послушает, если ты с ним поговоришь, — серьёзно продолжил Арсений. — Мне тоже почему-то не верится, что можно так легко изменить мировоззрение и оголить руку. Даже если они родственные души. Арс говорил те мысли, которые сидели в голове у Димы. Слово в слово. Позов чувствовал какое-то странное тепло внутри от того, что Арсений мыслит так же, как он сам. Когда Антон в следующий раз пошёл на улицу покурить, Дима вышел вместе с ним. — Ты весь вечер пилишь меня взглядом, — сказал Антон, когда входная дверь за ним закрылась. — Если хочешь сказать что-то, говори. Дима опешил. С каких пор Шаст разговаривал с ним так прямо и резко? — Антош, что происходит? — спросил он. — Что ты имеешь в виду? — Антон поднёс к губам сигарету, зажатую между пальцами оголённой правой руки. Дима выразительно посмотрел на неё, затем — на Антона. — А что не так? Это мой выбор. — Да, но раньше твой выбор был другим, — спокойно ответил Дима. — Людям свойственно меняться, — Антон пожал плечами, выдыхая дым. — Антош, — Позов подавил внутренний вздох; он словно снова видел перед собой маленького Антона, которого знал много лет назад, — я волнуюсь за тебя. Оксана… — Только не надо сюда приплетать Оксану, — сразу напрягся Антон. — Она сильно влияет на тебя, — настойчиво продолжил Дима. — Это нормально, когда вы вместе, но тебе надо быть осторожнее. Ты же знаешь… — Да, Дим. Я знаю. Ты волнуешься, потому что у тебя есть неприятный опыт, но при чём тут я? — слегка раздражённо отозвался Антон. — Ты думаешь, что вы с Оксаной родственные души? — Дима тоже начинал постепенно выходить из себя. Он словно разговаривал с маленьким Антошей, которого знал много лет назад. — Вам надо больше времени, присмотрись ещё. Послушай не только своё желание найти кого-то, но и мою интуицию, интуицию Стаса. И скажи, тебя совершенно не напрягает, что она бесперчаточница? Что она… — Я теперь тоже, если ты не заметил, — вставил Антон. — …так изменила твоё мировоззрение за короткий промежуток времени, что нам со Стасом страшно становится? Она изменила тебя, Антош, — Дима сделал короткий вдох, всё это время говоря на одном дыхании. — И я тебе скажу, что далеко не в лучшую сторону. Антон фыркнул, туша сигарету о мусорку. — …А потом сказал, что мне надо научиться радоваться за других, и ушёл, — раздражённо закончил Дима. — А я что, не радуюсь? Почему я не могу радоваться и переживать? Ещё сидел такой надутый, не смотрел на меня, ты же видел? — Да видел, видел. Арсений терпеливо выслушал всю историю разговора Антона и Димы. Как последний выразил свои переживания, как попросил Антона быть осторожнее, как пытался выяснить, почему Шаст решил снять перчатку. — Они даже не факт, что соулмейты, блять! — воскликнул Дима, из-за чего Арсу пришлось осторожно шикнуть. Был уже третий час ночи: они только возвращались из бара. Антон уехал с Оксаной, Стас — с Дариной, а Ира вообще ушла раньше всех, потому что утренняя смена в кофейне была за ней. Пойти решили пешком: Диме явно надо было выговориться без лишних ушей в такси. — Да мне кажется, что у нас с тобой лучше связь, чем у них с Оксаной, — наконец выдохнул он, подводя какую-то логическую черту подо всем, что сказал до этого. Арсений хмыкнул. — Дай ему время. Я думаю, скоро он поймёт, что был не прав. — Да я боюсь, что в нём эта его молодая кровь заиграет, — Дима достал сигарету и отработанным движением закурил. — влюбчивость, любовь до гроба, все дела. Ты не против? Дима помнил Антона со школьного возраста. Яркого, харизматичного мальчика, который восхищённо смотрел на Диму, пока тот трепал его по отросшим кудрям. Дима помнил, как тот начал носить цацки, как искал особенную перчатку без пальцев, чтобы носить кольца на обеих руках. Дима помнил, как они переезжали из Воронежа вместе, как он убеждал маму Антона, что всё с ним будет в порядке… Их столько связывало. Дима понимал, что такая дружба не закончится просто из-за какого-то недопонимания, но боялся, что Антон перестал относиться к нему так, как раньше. — Не против. Почему ты так сильно переживаешь? Все мы когда-то влюблялись не в тех людей. Понимали, возможно, слишком поздно, но природа специально даёт нам знать, что человек нам не предназначен. — Хуйня хуйнёй эта ваша природа, — Дима выдохнул дым. — Я любил однажды. Думал, что мы связаны судьбой. Но ошибался. — Да и ладно, у тебя ещё столько времени впереди, — Арс по-дружески хлопнул Диму по плечу. — И у неё тоже, зато наверняка остались хорошими друзьями. — Да уж, — совсем не весело хмыкнул Дима, кидая быстрый взгляд на руку на своем плече. Они остановились у Диминого подъезда. Позов докурил и тяжело вздохнул. Арсений был замечательным человеком. Умным, острым на язык, эрудированным до ужаса (в прямом смысле: до ужаса!), с пронзительными голубыми глазами, которые Дима запомнил ещё в первую встречу и узнал бы из тысячи других голубых глаз. Он понимал Диму с полуслова, словно чувствовал его… Кажется, пытаясь убежать от чего-то, Дима падал в самую настоящую пропасть. — Она умерла, Арсюх. Никакого времени у неё больше нет. Да и у меня, я думаю, тоже. Одна звезда на половину кисти, — Дима поднял руку и повертел ладонью в перчатке, — вечное напоминание о том, как эфемерно человеческое представление о любви.

* * *

— Вы же понимаете, что это не ваша вина? Это ест… — Если вы скажете, что это естественный отбор, я вам въебу. А потом уйду. И не буду испытывать за это ни малейших угрызений совести.

* * *

Дима уже полминуты — долгие, очень долгие полминуты! — ждал, пока прекратится эта гудковая мелодия, успевшая уже порядком задолбать. Носок его ступни жил своей жизнью, отплясывая какой-то дикий танец, нервное ча-ча-ча. — Ну же, Арс, — тихо сказал Дима, уже собираясь достать телефон, когда мелодия сменилась на переливчатую трель, символизирующую, что подъезд открыт. Подняться на третий этаж Дима почему-то решил на лифте. — Димка, привет, — раздался слабый, но вполне радостный голос Арсения, когда Дима вышел на лестничную площадку. Стоял у открытой двери, ждал, когда тот приедет. — Привет-привет, недоразумение. На первый взгляд квартира Арса казалась чистой и убранной. Но, присмотревшись, Дима понял, что это далеко не так. Да, вещи были красиво расставлены на своих местах, но их покрывал слой пыли, как будто ни одну из них не трогали уже долгие месяцы. Одно из отделений в тумбе в гостиной было открыто, и Дима увидел там абсолютнейший хаос: наваленные кое-как вещи, утрамбованные, видимо, для того, чтобы ящик хоть как-то закрывался. Вещи были самые разные; кажется, Дима успел разглядеть там носок, зубную пасту и пустой стаканчик из-под эспрессо. Арсений сел на диван и устало откинулся на спинку. Выглядел он, как показалось Диме, так, словно всю ночь разгружал вагоны. В самом прямом смысле. — Прости, что вырвал из дома, просто мне больше совсем некому звонить, — сказал Арс, когда заметил, что Дима его рассматривает. — Точнее, я могу позвонить тысяче людей, но только тебе я доверяю. — А как же твой друг Серёжа? — Дима тщательно скрыл, насколько ему было приятно слышать что-то подобное. Арсений посмотрел на него, как на полного идиота. Как на имбицила, дурака, кретина. Дима мог охарактеризовать этот взгляд только набором всех этих слов вместе взятых. Только так можно было выразить полноту того, что Арсений выразил одним взглядом. — Мы с ним потрахались, какая тут дружба, — наконец сказал он. — Я думал, это очевидно. — Так это от тебя он сбежал тогда? — быстро сложил два и два Дима. — Какой догадливый молодой человек у меня в квартире, — саркастично отметил Арсений и поморщился, сжимая руку в чёрной кожаной перчатке в кулак. — У меня есть одна просьба, но она достаточно, — Арс запнулся, — странная. Дима посмотрел на него. Всё их знакомство с Арсом было странным. От первой встречи в кофейне до сегодняшнего звонка, в котором Арсений говорил так испуганно, что почти до смерти напугал и Позова. А у него всего-то звезда прорезалась с осложнениями. Температура, ломит руку — в общем, всё по классике, но нужен был человек рядом. На всякий случай. — Посмотри, пожалуйста, долго ли ещё она будет прорезаться, — с какой-то осторожностью попросил Арсений, смотря на Диму немного исподлобья. Сначала Дима не понял, чего Арс от него хочет. А когда понял — опешил, не находя слов. Но Арсений уже стягивал с руки перчатку, не давая ему ни малейшего шанса на отступление. — Я сам уже не понимаю, в глазах рябит. Сев на край дивана, Дима осторожно взял ладонь Арса в свои руки и подавил всевозможные эмоции, которые хотели выбраться наружу, чтобы отразиться на лице. Кисть в его руках была усыпана звёздами самых разных размеров: от мелких, меньше миллиметра, до крупных, почти с монетку, которых было больше всего. Ту звезду, которая прорезалась сейчас, Дима нашёл сразу: мутная, только проявившая свои очертания, она была на запястье, на тыльном сгибе кисти. Размером — едва ли больше нескольких миллиметров. — Долго болит? — Почти шесть часов, — Арсений говорил уверенно, даже с каким-то вызовом, будто ожидал, что Позов осудит его за количество звёзд. — Понятно, — Дима спокойно кивнул и достал из рюкзака термос. — Значит, болеть будет ещё примерно столько же, но чуть-чуть побольше. — Это что? — удивился Арсений. — Ромашковый чай, — Дима открутил крышку и поставил её на подлокотник дивана, щёлкая кнопкой на термосе. — Зачем? — Пить будем, зачем, — фыркнул Позов, наливая чай в крышку-чашку. Арсений недоверчиво нахмурился. — Пей-пей, — с убедительным видом Дима всунул чай Арсу прямо в руки. Дождавшись, пока тот сделает первый глоток, Дима коротко вздохнул и осмотрелся. — Где у тебя можно взять стул? — На кухне, — Арс показал, куда идти, левой рукой. Притащив с кухни стул, Дима сел, закинув ногу на ногу, и сложил руки на колено. Конечно, он понимал, почему Арсений захотел показать ему свою руку. Это было откровением за откровение. Дима поделился с ним вчера своей болью — и Арс отплатил той же монетой. Видимо, хотел показать, что Позов может ему доверять. И что сам доверяет ему, хотя это Дима понял и после звонка. — У нас будет сеанс психотерапии? — хмыкнул Арс. — Скорее математики, — Дима хмыкнул в ответ. — Скажи мне, чего ты полез в постель к Серёже через полторы недели после прошлой звезды? С которой ты, между прочим, перед нами с Антоном сидел корчился. — Да ладно, за полторы недели можно узнать человека как свои пять пальцев, — выдал Арс; звучало, как заученный текст. — Конечно, — кивнул Дима, хотя был целиком и полностью уверен, что Арсений не просто недоговаривает, а нагло ему врёт. — Но мне кажется, что это не твой случай. Кто мне только что сказал про тысячу людей, которым нельзя доверять? Арс замолчал, присасываясь к чаю. Дима тоже терпеливо молчал, хотя внутри цепкими лапками обхватывала рёбра маленькая тревожность. Он очень переживал за Арсения и признавал это, где-то на подкорке понимая, что хочет защитить его от всего на свете. — Серёжа искренне верил, что мы с ним родственные души, — наконец сказал Арс. — Мы с ним были лучшими друзьями, но я всегда знал, что мы не больше, чем друзья. А он меня любил. Когда мы с тобой встретились, я получил звезды от человека, которого искренне считал своей родственной душой, — Арсений сделал глоток чая. — Серёжа поддерживал меня тогда, и я решил: а почему нет? Вдруг он всё это время был прав, а я ошибался. Он очень расстроился, когда увидел, что моя звезда от него едва ли больше трёх миллиметров. Дима внимательно слушал, не перебивая. — Ты видел, сколько у меня крупных звёзд, — тихо сказал Арсений, подтягивая ноги к груди. — Я очень влюбчивый был. И с каждым человеком мне кажется, что вот она — моя родственная душа. Сначала я был очень воодушевлён. Первые раз пять. А потом, с каждым разом — всё меньше строил замков, хотя любил всё так же. Ко всем тянуло одинаково сильно. Я просто устал. Арсений закончил шёпотом, смотря куда-то перед собой. Дима молчал. — Я столько раз обжигался о свои надежды, что уже думаю, может, нет у меня никакой родственной души? Дима вздрогнул. — Родственная душа есть у каждого, — сказал он, слыша, как эта фраза набатом звучит в его голове. — Значит, я такой особенный, — фыркнул Арсений. — Иначе я не понимаю, почему ни одна та любовь, та крепкая, высокая любовь, которую я испытывал, не была той самой. Я не представляю, что можно чувствовать сильнее. Как я должен почувствовать свою родственную душу? — Говорят, что судьбы соулмейтов тесно переплетены, — неуверенно сказал Дима; в его воспоминаниях мелькнуло что-то, связанное с Воронежем и Арсением. Что-то, чего, скорее всего, никогда не было: какие-то бредни воображения. — Что вселенная даёт намёки, сводит и разводит их пути в течение всей жизни до того момента, когда им суждено полюбить друг друга. Родственные души чувствуют друг друга на каком-то высоком уровне. — Я тоже читал в детстве эту сказку, — Арсений покачал головой. — Но это всего лишь домыслы. — А что нам остаётся, кроме домыслов? — философски заметил Дима. — Научных исследований об этом — шиш. Оба замолчали. — А сейчас-то ты нахера прыгнул в чужую постель? Тем более, мы разошлись под утро, ты ж не выспался нифига, — нахмурился Дима. — А чем чёрт не шутит, — слабо усмехнулся Арсений. — Я подумал: вдруг эту девушку так удачно послала мне судьба? Сам же сказал, что ниточки переплетаются на протяжении всей жизни. Вдруг это было наше переплетение? — И как? — усмехнулся Дима. — Хуёво, как. Но я понял кое-что другое. — Что же? — Покажешь свою руку? — Арсений смотрел на Диму прямо, спокойно и уверенно. В любой другой ситуации, с любым другим человеком Позов бы послал нахер и просто ушёл. Но Арсений был другим. Арсений доверял ему, и поэтому Дима не мог не доверять в ответ. Он расстегнул заклёпку на своей перчатке без пальцев и осторожно стянул её с руки. Как ни странно, каждый раз, оголяя руку, Дима надеялся, что не увидит там ничего, что звезда исчезнет, забирая с собой все воспоминания, которые были с ней связаны. Дима протянул руку к Арсению. Тот скользнул взглядом по звезде и медленно погладил её большим пальцем. — Тебе надо позволить себе любить. Арс переплёл их пальцы, несильно сжимая.

* * *

Дима и Арсений стояли у дверей кофейни и как-то тупо смотрели на вывеску «Закрыто». Время уже 10:15, кофейня открывается в 10, так где же запропастился Антон? Дима достал телефон и задумчиво посмотрел на открытый контакт Шастуна. Антон продолжал на него дуться, хотя с вечеринки прошла уже почти неделя. Дима продолжал приходить в кофейню, но Антон не разговаривал с ним. Ира пыталась его вразумить, переговаривалась с ним шёпотом, но каждый раз лишь виновато пожимала плечами, когда закрывала смену и уходила домой. Дима оставался, можно сказать, в одиночестве. Спасибо Арсу, который зачастил заглядывать в кофейню. Позов несколько раз пытался сказать Антону, что не имел в виду ничего плохого, но Антон словно не слышал. И Дима решил, что Арсений прав: ему нужно время, чтобы самому всё понять. Дима всегда будет рядом, чтобы поддержать и помочь, если что, но только если Шаст сам придёт к нему. Зато они с Арсением начали проводить больше времени вместе. Дима так и не понял, что Арс имел в виду своими словами о том, что он не даёт себе любить, хотя и вспоминал, что кто-то когда-то говорил ему такие же слова. Арсений читал его, как раскрытую книгу, и Диме было легко понимать Арса: они словно были на одном уровне, дополняя друг друга почти во всём. Диме, честно, было страшно из-за этого. Ему было страшно из-за того комфорта, который он ощущал рядом с Арсением, было страшно понимать, что он улыбается, вспоминая, как Арс внимательно и серьёзно смотрел на него, пока он рассказывал какой-то анекдот. Телефон в руке Димы завибрировал. Антон. — Да? — Позов принял вызов, не раздумывая. — Дим, — тихо сказал Шаст, — мне… нужна твоя помощь. — Что случилось? Ты где? — Дима обеспокоенно посмотрел на Арсения. Тот приподнял бровь. — Я дома. Ты можешь прийти? — Конечно могу, пять минут, и я у тебя, — сказал Дима, кивая Арсу в сторону дома Шастуна. — Со мной Арсений, ничего? — Ничего, ничего. — Что случилось-то, ты можешь сказать? — Позов чувствовал, как колотится его сердце; он точно знал, что ситуация серьёзная, раз Антон даже не вышел на работу. — У меня прорезается звезда, — тихо сказал Шастун после паузы. — Голова кружится. И сложно дышать. Сердце Димы пропустило удар. Он ускорил шаг, и Арсений без лишних слов подстроился под темп. — Сколько уже по времени? — Я не знаю. Понимаешь, она не болит, поэтому я не успел заметить… — Блять, Шаст, — Дима потёр переносицу двумя пальцами. Горло сжало волнением; воспоминания больно ударили в голову, и Дима боялся, что всё повторится, что он снова переживёт то, от чего только начал отходить… — Да, ты говорил, я знаю, — в голосе Антона было искреннее раскаяние. — Но я верил, что мы с Оксаной… — Погоди, она не с тобой? Пауза. — Нет. Дима тяжело вздохнул. Вот уже и нужный подъезд… — Мы почти поднимаемся, будь на связи, ладно? Ты не вызывал скорую? Антош? Антон? Шаст, блять, ответь! Дима быстро набирал код подъезда. Ошибся. Набрал снова. Домофон запиликал, пропуская Диму и Арса в подъезд. Позов несколько раз подряд со злостью нажал на кнопку вызова лифта. — Что ж так медленно-то, ёбаный рот, — прошипел Дима себе под нос и нажал на кнопку ещё несколько раз, до сих пор прижимая телефон к уху свободной рукой. — Антош, не молчи, ну же… Арсений, стоящий чуть позади, молчал. Они оба уже всё понимали.

* * *

Дима докуривал уже седьмую сигарету. Он сидел на лавочке у многоэтажки, в которой жил Антон, и, оперевшись локтями о коленки, одной рукой потирал лоб, смотря в пол, а другой — держал сигарету. Как только кончалась одна, Дима сразу доставал следующую. Фельдшеры задавали ему вопросы. Он отвечал бегло, почти не отдавая себе отчёт в том, что говорит. В голове была только звезда на руке Антона. Большая и чёрная — почти точно такая же, какая была и у Димы. Арсений стоял перед ним, скрестив руки на груди и смотря то на асфальт, то по сторонам, то на небо. Если бы Арса не было рядом, Дима бы просто натурально убил себя прямо в квартире Антона. Арсений поддержал, вызвал скорую, даже попытался откачать Антона, сделал непрямой массаж сердца, искусственное дыхание. Дима помогал, но без наводок Арса он бы ни за что не приблизился к Шасту, замороженный на месте ужасом и чем-то ещё, что сдавило все внутренности. Скорая уехала, оставляя Арсения и Диму одних. Они оба молчали, не находя никаких слов, но Дима был очень рад, что Арсений рядом. Ему нужно было это осознание реальности, нужно было что-то настоящее, что-то, что показывало, что это не сон. Хотя лучше бы это, конечно, был сон. Просто кошмар. Один из тех, которые заставляли Диму просыпаться по ночам. — Дима, Арсений, привет! — раздался женский голос со стороны дороги. Дима резко поднял голову и посмотрел на Оксану, которая направлялась к ним. — Вы чего тут сидите, Антон ещё спит, что ли? Дима с нескрываемой агрессией стряхнул пепел с сигареты и затянулся, поднимаясь на ноги. — Ты где была? — спросил он на выдохе, неотрывно смотря девушке в глаза. — Дома, где ещё? — Оксана недоумённо приподняла бровь и посмотрела на Арсения. — Он не с той ноги встал? — Если ты уехала, зачем вернулась? — продолжал Дима, коротким жестом прося уже готового ответить Арсения помолчать. — Мы провели вечер вместе, потом я уехала, — сказала Оксана. — Сейчас пришла, потому что забыла у него зарядку для телефона. А что-то случилось? — Что-то случилось? — Дима засмеялся почти истерично, смотря на Арсения. — Она спрашивает, что случилось! А ты не поняла, что случилось? — Дим, ты можешь нормально объяснить? — недовольно нахмурилась девушка, быстрым движением потирая правую руку. — Он умер, Оксана, — сказал Дима, сам не веря в то, что говорил. — Антона больше нет. Остановка сердца. Не догадываешься, почему? Где-то глубоко внутри себя Дима понимал, что, даже если бы Оксана осталась с Антоном, она бы не смогла ничего сделать. Но он сейчас себя не контролировал, выплёскивая всё, что скопилось внутри, пока он молчал. — Нет, — прошептала она и замотала головой. — Нет, не может быть. Этого не может быть. Арсений, он же?.. — Оксана посмотрела на Арса, но тот лишь мотнул головой, опуская взгляд. Дима не мог смотреть на то, как Оксана плачет. Ему, переживающему внутри ураган горя, который сносил на своём пути абсолютно всё, надо было найти крайнего, надо было обвинить кого-то, чтобы было легче. И сейчас он винил Оксану в том, что она оставила Антона одного, зная, что у них обоих прорезается звезда. Но он молчал. Арсений тоже молчал, стоя к нему вплотную, плечом к плечу. Они соприкасались, и от этого Диме было легче; совсем немного, совсем незначительно, но всё же легче. Три человека, по-разному привязанные к Антону, стояли рядом и переживали общую боль утраты. Дима часто моргал, чтобы не позволить себе расклеиться, как Оксана. Дома, когда будет один, можно и закричать, и заплакать, и побить что-нибудь, но сейчас… — Возможно, у нас с ним не было особенной связи, как у Стаса и Дарины, но… — Оксана всхлипнула и покачала головой, снова заходясь рыданиями. Диму словно ошпарило кипятком. — Покажи руку, — тихо сказал он, смотря перед собой, но обращаясь к Оксане. — Что? — не поняла она, инстинктивно отходя на шаг назад, словно чувствуя угрозу. Она вытерла ладонью слёзы, ещё немного подрагивая от недавних рыданий. — Покажи. Блядскую. Руку, — почти прорычал Дима, наконец поднимая взгляд. Арсений придержал его за локоть. — Дим… — Арс, — предостерегающе сказал Дима. Помедлив, Арсений отпустил его. Дима крепко схватил Оксану за запястье и потянул вверх. Она попыталась вырваться, но Дима сжал её руку сильнее, не давая даже возможности освободиться из хватки. Он смотрел на её кисть. На несколько некрупных звёзд, которые были хаотично раскиданы по тыльной стороне ладони. Они все были мелкими, слишком мелкими по сравнению с той звездой, которую Дима видел у Антона. — Ты не любила его, — шёпотом сказал он и посмотрел на Оксану. — Любила, конечно, — возмущённо сказала она и снова дёрнула рукой. На этот раз Дима отпустил. — Что ты себе позволяешь? — Ты любила его недостаточно. Ёбанная ты деревяшка, ты понимаешь, что ты натворила? — всё так же тихо сказал Позов, пытаясь найти хоть каплю раскаяния в глазах Оксаны. Буря внутри него нашла, на кого можно вырваться, и ей оставалось только дать зелёный свет. — Он верил, что вы родственные души, а ты… — Только не говори, что ты веришь в эти… сказки, — Оксана нахмурилась, продолжая шмыгать носом. — Родственные души — это выдумка для детей и отмазка врачей, которые не умеют ставить диагноз. Никто не умирает от этих несчастных звёзд, — прерывисто выдохнув, Оксана провела рукой по щеке, успокаиваясь. — Не смей обвинять меня в смерти Антона. И кто ты такой, чтобы судить, достаточно ли я его любила или нет? Любила — и этого достаточно. Дима не знал, что сказать. Оксана с самого начала вызывала в нём противоречивые чувства — и теперь всё встало на свои места. Она была диссидентом. И наверняка знала, что они с Антоном не созданы друг для друга, но всё равно осталась с ним. Злость вскипала у Димы где-то глубоко внутри, разливаясь по телу и скапливаясь где-то в кулаках. Он сжимал и разжимал ладони, понимая, что ему срочно надо куда-то выплеснуть то, что он чувствовал. — Димка, — Арсений снова взял его под локоть; на этот раз осторожно и как-то ласково, — пойдём. Дима расслабился, немного поворачиваясь к Арсу. Тот смотрел с участием, внимательно, живо, но Дима видел, что его тоже почти разрывает от тоски и ужаса, которые испытывал и он сам. — Если я тебя ещё раз увижу на районе… — Дима кинул быстрый взгляд на Оксану и пошёл туда, куда его легонько тянул Арсений. Дома Дима тоже курил. Уже даже не на балконе, а прямо в квартире, из-за чего Арсению пришлось открыть окна. Арсений остался рядом. Не задавал никаких вопросов, не лез с ненужными словами поддержки, не пытался приободрить. Только нашёл в холодильнике вчерашний суп и заставил Диму поесть. Дима держался. Курил, смотрел в стену, нервно вертел в свободной руке телефон, но держался. Спокойно сидел на кровати и пытался принять новую реальность, в которой больше нет Антона Шастуна. В которой больше нет его фирменного капучино с амаретто, нет посиделок в кофейне, нет его смеха, его шуток, его лязгающих браслетов и колец. Тишину прервал Димин телефон, зайдясь радостной трелью. Звонила Ира. — Дим, привет, — поникшим голосом сказала она. — Привет, — хрипло из-за долгого молчания отозвался Дима. — Слушай, чувствую себя так, словно меня выжали, как губку, и выкинули. Морально просто мерзко, какая-то дикая тревожность. Похоже надо записаться наконец к психотерапевту, не вывожу. Дима промолчал, делая последнюю затяжку и туша сигарету в пепельнице на тумбочке рядом с кроватью. — Я чего звоню, да. Из-за вот этого всего не смогу выйти на смену, надо отлежаться, прям очень плохо себя чувствую. Пыталась дозвониться Антону, он не отвечает. Может, снова телефон на беззвучном. Короче, если ты там где-то рядом, можешь ему передать, что он сегодня работяга? За мной должок вам обоим. — Хорошо, — ответил Дима, — передам. Когда Ира сбросила звонок, он опустил голову, обхватывая её руками. Его затрясло от рыданий, беззвучных и отчаянных. Тех, которые он держал в себе всё это время. Скрипнула кровать. Арсений крепко обнял Диму, прижимая к себе. Дима, абсолютно не контролируя себя, завыл, попытавшись оттолкнуть Арса, пару раз стукнул его ладонями в грудь. Затем прижался ближе, обнимая себя руками и заходясь в новой волне рыданий. Арсений крепко обнимал его, уткнувшись губами в макушку. Он шептал что-то, осторожно поглаживая пальцами его плечи. Затем принялся оставлять короткие поцелуи на его щеках, на лбу, на голове, говоря, что он рядом, что он здесь, что Дима может не бояться. Дима поднял голову, смотря на Арсения. — Прости, я не знаю, что на меня… — начал было Арс; в его глазах промелькнул ужас от того, что он проявил слабину. Дима не дал ему закончить, приподнимаясь, чтобы поцеловать в губы. Арсений обнял его крепче, шепча на ухо, что всегда будет рядом.

* * *

Оксана, последовав совету Димы, на районе больше не появлялась. У него не было возможности порадоваться: голова была забита не тем. Жизнь продолжалась, пусть это и казалось несправедливым, неправильным. Ничто не застыло в одной точке, вселенная не схлопнулась, люди на улице всё так же улыбались, смеялись, занимались своими делами. Стас и Дарина готовились к свадьбе, Ира искала сменщика, пообещав себе и Диме не закрывать кофейню никогда. Ира была разбита. Дима видел это в каждой улыбке, с которой она встречала новых посетителей, в каждом жесте, в каждом взгляде. Возможно, она была привязана к Антону ещё сильнее, чем он. Иногда Дима думал, что судьба специально послала ему Арса, чтобы он не дал его сердцу окончательно разбиться на сотни кусочков. Арсений не отходил от него, по предложению (а точнее, по отчаянной просьбе) Димы остался на несколько дней в его квартире. Обнимал по ночам, шептал, что всё будет хорошо, успокаивал, когда Дима просыпался из-за кошмаров. А Дима понимал, что пропал. Он потерял Антона и нарушил своё самое главное правило, пересилил, не желая того, свою главную установку: не влюбляться. Влюбился. Влюбился окончательно и бесповоротно в человека, который был рядом, когда надо, который понимал его с полуслова, который мыслил с ним одинаково и смотрел на него своими умными голубыми глазами. Так прошло несколько месяцев. На улице заметно похолодало — к Ире начали чаще заходить люди за чашкой горячего чая или кофе. Она так и не нашла себе сменщика: не представляла, кто может заменить Антона. Дима тоже не представлял. Думал занять его место, но понял, что не сможет. Не вывезет. — Чего такой задумчивый? — оставив на столе свой традиционный (Позов никогда не привыкнет к этой интеллигенции) утренний бокал красного вина, Арсений положил руки Диме на плечи, несильно растирая. — По статье ответили? — Да, — Дима расслабленно откинулся на спинку стула, давая Арсу возможность размять ему мышцы, а не камни. — Сказали, что про осознанность выбора партнёра статей вагон и маленькая тележка и что они особо не популярны. — Ну и хрен бы с ними? — сказал Арсений и оставил поцелуй у Димы на макушке. — Ну и хрен бы с ними, — он растёкся в довольной улыбке и прикрыл глаза. — Расслабься, — двусмысленно прошептал Арс у самого уха. — Они ещё за эту статью будут другим руки отрывать. А ты у меня самый неповторимый и талантливый. Арс осторожно куснул его за кромку уха. Дима вздрогнул и, напрягшись вопреки словам Арсения, выпрямился, стараясь сконцентрироваться на ноутбуке. Не ответил. Арсений ушёл в гостиную. Выждав несколько секунд, Дима закрыл лицо руками. Сердце бешено колотилось. Почему, почему, почему он так боится? Он с самого начала не мог выкинуть Арсения из головы, не мог перестать думать о его глазах. Они с Арсением идеально дополняли друг друга во всём, их мысли словно рождались где-то в одной точке, в точности копируя друг друга. Только Арс мог успокоить Диму, подобрать нужные слова, только он был рядом тогда, когда было нужно. Так почему же Дима сомневался? Даже не мог заставить себя сказать Арсу, что чувствует к нему. Арсению не нужны были слова, но Диме было неловко оставлять его признания неотвеченными. Арсений всё понимал и так, но Дима знал, что это его ранит. Он провёл ладонями по лицу с тяжёлым вздохом, немного оттягивая кожу. Если они с Арсением не родственные души, то, кажется, Дима в этой жизни не понимал ровным счётом ничего. Он взял бокал Арсения и залпом допил всё, что там было, поднимаясь на ноги. С Арсом они столкнулись в проходе. Так нелепо, так неловко, так глупо. Как в каком-то подростковом фильме о любви. — Арс… — Дима не знал, с чего начинать. Ему было страшно. Ошибиться, сделать что-то не так, потерять Арсения… Арс осторожно приподнял его лицо за подбородок, смотря в глаза. Во взгляде — немой вопрос, забота, нежность, волнение… любовь. Арсений смотрел так, как никогда не смотрел на Диму никто. Даже Катя. — Дим, — спокойно сказал Арс. — Я люблю тебя. Я знаю тебя. Я всё понимаю. Дима смотрел на него в ответ. Он думал о том, как сильно привязан к этому человеку. Любовь — слишком слабое слово для описания того, что Дима чувствовал. За эти несколько месяцев Арсений так крепко вписал себя в его жизнь, что Дима не помнил, как можно жить, когда этого непредсказуемого человека нет рядом. Он обнял Арсения за шею и поцеловал, делая осторожный шаг назад, к постели. Старался вложить в долгий, жаркий поцелуй всё, о чём думал. Все свои переживания, чувства, мысли, эмоции. Дима был уверен, что Арс понимает его на все двести процентов. Кровать скрипнула под весом их обоих. Дима дышал глубоко и часто, ведя губами по шее Арсения. Арс поднял голову, чтобы было удобнее, и прикрыл глаза, проводя пальцами по чужим бокам. Одеколон Арса, смешавшись с его естественным запахом, заставлял сердце Димы замирать: он так привык чувствовать его по утрам и вечерам. Дима обводил пальцами каждую родинку на любимом теле, целовал каждый мелкий шрам, каждую выступающую косточку. Арсений жмурился, покусывая губу. Его ресницы подрагивали, чёлка неаккуратно укрывала лоб. Арс был похож на чёртову вселенную. Каждая его родинка была целой галактикой, а глаза — холодными ледяными планетами. Его улыбка была ярким согревающим солнцем. Или всепоглощающей чёрной дырой. Кажется, вся Димина жизнь в последнее время вертелась вокруг этой улыбки. Он пощекотал Арса под рёбрами, пытаясь расслабить. — Дурак, — прошептал тот, улыбнувшись. И Дима понял, что это точка невозврата. Что его либо окончательно сжигает огнём солнца, либо засасывает в чёрную дыру. Арсения хотелось больше. Хотелось быть ближе, хотелось слизывать влагу с каждой клеточки его тела, хотелось слушать его частое дыхание, хотелось, хотелось, хотелось… Дима шептал Арсу, какой он красивый, какой невероятный, потому что всё ещё не мог сказать главного. Вместо этого он угадывал его каждое желание, слушал любой сигнал его тела. Был нежным, был жёстким. Быстрее, реще, ближе, ещё ближе… Частое дыхание на ухо, прерывистый стон. Арс выгибался, просил, сжимал плечи Димы, целовал его губы, щёки, шептал его имя. — Дима, Дима, Дима… Арсений был вспышкой. Яркой, громкой, сияющей. Дима любил его. Любил всем своим существом. Любил до дрожи в коленках, до сжимающихся до боли ладоней, до тихого рычания на ухо. Любил. Но молчал, лёжа головой у него на груди и смотря куда-то в стену. И Арсений молчал, смотря перед собой в потолок. — Голова кружится, — только прошептал Дима, прижимаясь к нему ближе. Арс обнял крепче, поглаживая Диму по спине. Он успокаивающе провёл рукой по его голове, но, краем глаза увидев свою кисть, резко вернул её на место, отворачиваясь в другую сторону.

* * *

— Я понимаю, что вина не моя. Но мне от этого, если честно, не легче. — Поэтому лучше не любить? — Поэтому лучше не любить. Арсений выключил запись. Как и говорил ему Дима: депрессивно и глупо. Первый психолог, к которому Дима пришёл, помог ему примерно никак, зато оставил запись сеанса, по которой Позов иногда оценивал, как менялось его мировоззрение благодаря реабилитации. Арс вытащил из уха наушник и поднял голову, случайно цепляясь взглядом за девушку, сидящую у самой стены на фудкорте. Она морщилась, сжимая руку в бежевой перчатке. Помедлив, Арс вытащил из своего стаканчика из-под газировки лёд, заматывая его в салфетки в несколько слоёв, чтобы не протекло. — Возьмите, — сказал он, подойдя к девушке. Та вздрогнула, поднимая на него взгляд. — Так будет легче. Сколько часов уже болит?