Послание в бутылке

От десятичасовой дороги тело превратилось в одну цельную желеобразную массу. Нога давила на педаль уже скорее по привычке, а окружающий мир сливался в безобразное месиво из однотипных лесов, степей и поселений, попадавшихся по дороге. Ёсан и не понял бы, что наконец достиг места назначения, если бы не странная беседа на заправке прямо перед указателем «Карнеги — родина племени Кайова». Слова заправщика и небольшая разминка конечностей немного оживили его. Он словно пережил открытие второго (или уже двадцать второго?) дыхания и с каким-то странным энтузиазмом погнал свою прожорливую машину прямиком к вырисовывавшемуся на горизонте городку. Ёсан был заинтригован. Почему Томас Томпсон ничего не сказал о дурной репутации дома? Ответ, впрочем, был очевиден. Они оба слишком спешили: Томас хотел как можно скорее сбыть дом с рук, чтобы получить деньги для погашения очередного карточного долга, а он… а ему было всё равно, лишь бы по итогу довольно сомнительной сделки у него была крыша над головой. «Это в его стиле — полагаться на случай — не в моём», — усмехнулся было Ёсан, но секундная радость сменилась приливом неясной горечи в области горла. Он поклялся оставить воспоминания о нём в Лондоне — и вот, буквально на пороге новой жизни, вновь поймал себя на мысли о том, кого стоило бы навсегда забыть. Пусть это останется чисто лондонским воспоминанием. Здесь же… А кстати, где «здесь»? «Куда меня, блять, вообще занесло?» — он резко вжал тормозную педаль в пол, замерев посреди двухполосной дороги, носящей чересчур претенциозное название Карнеги-авеню. То место, куда он приехал спустя долбанных десять часов, и городом-то нельзя было назвать. Карнеги, каким его сейчас лицезрел Ёсан, представлял собой провинциальнейшую из провинций даже по меркам самых отдалённых английских графств. Ни одного высотного здания, ни одной яркой вывески. Даже дорожных заторов в час пик на главном авеню Карнеги не наблюдалось: пара легковушек и загруженный какими-то снастями пикап, посигналивший вставшему посреди дороги «Мустангу», — на том автомобильный рейд и кончался. Тротуары также пустовали, если не считать пары пожилых людей на дальнем конце улицы и группы подростков на велосипедах. Ёсан выругался про себя, диву даваясь, в какое дремучее царство занесла его нелёгкая. Однако на этом культурный шок от прибытия не закончился: за ошеломляющим осознанием незавидной участи провинциального отшельника последовало ещё одно — он совершенно не представлял, в каком направлении находилась пресловутая Кэрол-стрит, где ему суждено было коротать остатки своего бренного бытия. — Да чтоб тебя! Пара коротких ударов лбом о руль — для прочищения мозгов — обречённый вздох, и Ёсан готов был продолжить побег в безрадостную неизвестность, к дому на Кэрол-стрит, 602. Он поплёлся вперёд, благо местный трафик (точнее, почти полное его отсутствие) позволял неспешное автомобильное фланирование, и озирался по сторонам в поисках хоть какого-то знака свыше. В этот раз судьба расщедрилась и решила послать своему блудному сыну гонца. Хотелось бы верить, что с благой вестью. — Эй, приятель! — крикнул он, заприметив на тротуаре мальчишку, оторвавшегося от стайки только что промчавшихся на велосипедах ребят. Тот остановился, боязливо обернулся, но тут же переменился в лице, стоило ему увидеть ярко-красный «Мустанг». Ёсан услышал восхищённое «вау» и с прискорбием отнёс мальчишку к первой группе своей нехитрой классификации автолюбителей. — Не подскажешь, как добраться до Кэрол-стрит? Вопрос заставил оторваться от созерцания машины, и восхищение тут же сменилось явным недоверием. Такая реакция казалась абсолютно естественной: появление чужака в маленьком городке было исключительного рода событием. Нечего даже сомневаться, что через пару часов о приезде «британца» будут знать все жители Карнеги без исключения. — А вам зачем? — полюбопытствовал мальчишка, кажется, не без опаски. — Приехал погостить… к Смитам. Ёсан сам не знал, зачем это добавил. Назвать первую пришедшую на ум американскую фамилию было всё равно, что ткнуть пальцем в небо, но вышло на удивление удачно. — Так ты жених Мэри? — мальчишка с неявным подозрением глянул на номера. — Ты разве не из Оклахома-Сити? — А-а-ага, — протянул Ёсан, не имея ни малейшего представления, ответил ли хоть на один из вопросов верно. — Ну слушай тогда, — подкупленный дерзким дизайном «Мустанга» мальчишка всё же решил дать наводку. — Доедешь прямо до перекрёстка с 4-й Восточной улицей, там свернёшь налево. Будешь ехать — гляди направо: как увидишь водокачку, так сворачивай. А дальше всё по прямой, дом Мэри прям напротив вышки Юджина. И раз уж будешь там, передавай Бобу, чтоб приехал в «наше место» к шести. — Хорошо. Спасибо, — Ёсан так и не удосужился спросить ни о том, далеко ли семейство с клишировано-американскими именами живёт от печально известного дома 602, ни о том, что же представляла из себя пресловутая вышка Юджина. — Да не за что. Бывай! Мальчишка одарил «Мустанг» восхищенным взглядом и, довольный собой, помчался по важным подростковым делам: наверняка, хвастаться друзьям, что воочию видел крутую тачку. Ёсан поправил очки и, пару раз отбив стихийный ритм по рулю, отправился по намеченному маршруту. Его простота наводила на закономерный вывод, что заблудиться в маленьком Карнеги было фактически так же сложно, как не сбиться с пути в многолюдном Лондоне. Недостатком ли это было или преимуществом, пока было понятно. Так или иначе, незамеченным ему — скрывающему лицо незнакомцу на ярко-красном «Мустанге» — оставаться было недолго: рано или поздно жители городка прознают про нового обитателя дома 602 на Кэрол-стрит — и тогда, кто знает, что станется с залётным неудачником. Не то чтобы Ёсан опасался последствий, просто… «Просто я так устал везде быть изгоем», — протяжно выдохнул он, стараясь задушить тоску в зародыше. Очень ко времени: он едва не упустил из виду водокачку по правую сторону и, резко вписавшись в поворот, принялся пристально вглядываться в окрестности, сетуя на то, что так и не уточнил, где же была чёртова вышка Юджина. Ответ на этот вопрос, однако, не заставил себя ждать. За чередой однотипных, жавшихся друг к другу коттеджей с выхоленными зелёными газончиками и аккуратными клумбами, показались бескрайние поля. Ёсан фыркнул от удивления, но ошеломлён он был вовсе не просторами, приевшимися за время поездки через пол-Америки. Среди выцветших под знойным солнцем лугов, на которых лениво жевали жухлую траву бурые коровы, стояла нефтекачка. Она была похожа на отбившегося от стада, обречённого на смерть в одиночестве завропода. Второй раз за своё недолгое пребывание в Оклахоме Ёсан проникся сочувствием к местным: эта самая нефтекачка, теперь стоящая без дела, была наглядным примером фатальной неудачи здешних охотников до чёрного золота. Но предавался приливу неясной эмпатии он недолго. Тишину окрестностей пронзил резвый свист и рефрен, который он, любитель вестернов поневоле, безошибочно узнал. Спустя какое-то время из маленького подлеска выехал самый настоящий ковбой — на резвой гнедой кобыле, в шляпе и с лассо в руках. Сошедшее с киноэкранов клише двинулось в сторону коров, которые, едва заслышав крик, засуетились и сбились в стадо, и погнало весь выводок в сторону фермы, находившейся чуть поодаль. Ёсан, надо признать, остался под впечатлением от чисто американского антуража. В голове всплыл навязчивый мотив одной старой ковбойской песни, которую ему доводилось слышать в каком-то из вестернов, десятками поглощаемых им. Он поспешил прочертить мысленную черту от нефтекачки (видимо, именно её прозвали вышкой Юджина) и сразу же заприметил дом Смитов. Кэрол-стрит, 596. Значит, до цели осталось всего ничего. Действительно, проехав пару сотен метров, он поравнялся с массивным коттеджем молочного цвета. Тот стоял поодаль от других домиков, и выглядел пусть и статно, но всё же немного обветшало. Протяжно выдохнув, словно смиряясь со своей участью, Ёсан припарковал «Мустанг» на небольшом пятачке асфальта перед крыльцом и заглушил мотор. Вот его новый дом. Правда, надолго ли? Оставив скромные пожитки — два чемодана и ещё несколько небольших коробок — в машине, он перво-наперво принялся разминать кости: потянул спину, сделал пару круговых движений руками и наклоны в разные стороны, прошёлся взад-вперёд по плацу, затем вышел на дорогу и внимательно огляделся. Ближайшие дома располагались достаточно далеко, чтобы соседи могли не обременять друг друга бессмысленно-вежливыми «маленькими разговорами», однако коттедж Томпсонов — единственный на левой стороне — невыгодно хорошо просматривался из окон напротив. Так что предостережения заправщика были зря: все и так прознают, что пришлый поселился в доме 602. Ёсан, на всякий случай, перепарковал автомобиль так, чтобы он лишний раз не маячил перед чужими глазами, и наконец нашёл в себе силы приблизиться к дому. Вблизи тот выглядел ещё более потрёпанно: светлые доски в некоторых местах подгнили и покрылись чёрной плесенью, окна на первом этаже и террасе были покрыты разводами и паутиной, а крыльцо было сплошь усыпано трухой прошлогодней листвы. Сумев кое-как смести часть завалов у двери ботинком, он предпринял попытку победить замок, который, казалось, специально не поддавался: ключ то не желал входить в замочную скважину, то не проворачивался и грозил заклинить прямо там. Ёсан был терпелив — он слишком устал преодолевать колоссальные расстояния, чтобы сдаться буквально на пороге. Сейчас ему хотелось простого человеческого сна на «своей» кровати в «своём» доме, даже если этот самый «свой» дом имел печально известную репутацию, а на этой самой «своей» кровати, возможно, спал кто-то из загадочной семейки Томпсонов. Дверь наконец поддалась и открылась с режущим ухо скрежетом — и из недр дома повеяло затхлым запахом, который можно услышать только в давно заброшенных домах. Ёсан сравнил бы его с трупным душком, но эта ассоциация наводила на чересчур уж пугающие мысли, особенно вкупе с неясными слухами о бывших хозяевах дома. Он начал припоминать, что Томас всё же успел поделиться с ним некоторыми подробностями из жизни обитавших здесь раньше родственников, но смог вспомнить лишь что-то несвязное про церковных мышей, шута и Шекспира. Эта максимально странная комбинация фактов на грани сюрреалистического опуса не вселяла доверия, однако и должного отторжения не вызывала: отец-прагматик ещё в детстве искоренил в Ёсане зачатки веры в сверхъестественное, так что самое страшное, что тот ожидал сейчас увидеть внутри дома, — это бардак, не разбираемый в течение долгих лет. Худшим опасениям суждено было оправдаться: пройдя через узенький холл и выйдя в подобие гостиной, Ёсан обнаружил следы настоящего разбоя. Создавалось впечатление, что на дом Томпсонов совершили полноценное нападение, в результате которого пострадала не только мебель и старинная посуда, но даже обои с лестничными планками. Неужто ненависть местных жителей к семье зашла так далеко, что они решили отыграться на внутренностях дома? Но из этого вопроса логично вытекали два следующих: почему после погрома такого масштаба фасад и окна оказались нетронуты и что же сталось с самими хозяевами дома? Естественно, Томас ни дал и намёка на ответ хоть на один из этих вопросов, очевидно, потому, что хотел как можно скорее сбагрить коттедж у чёрта на рогах наивному богатенькому простачку. «Грёбаные янки!» — выругался Ёсан, пнув ногой уцелевшую фарфоровую вазу. Та со звоном прокатилась по полу и разбилась о стеллаж с развороченными ящичками. Жить в таком беспорядке было абсолютно невозможно — он окончательно в этом убедился, обойдя первый этаж и поднявшись на второй. Масштаб бедствий различался от комнаты к комнате, но всё это никак не вселяло надежды на лучшее: дому требовался если не капительный ремонт, то генеральная уборка, на которую сейчас не было ни желания, ни сил. И поскольку Ёсан не располагал множеством вариантов, оставалось лишь переночевать в машине. Правда, уснуть на жёстком и достаточно узком заднем сидении даже после утомительной многочасовой поездки казалось фактически невозможным, поэтому он решил сначала прошмыгнуться по городу, чтобы окончательно измотать тело и разум.