Battle-born

В походной палатке было тесно, но Изуку сейчас это мало беспокоило. Он стянул сапоги из мягкой телячьей кожи и удобно устроился на туго набитых подушках, которые вовсе не предназначались для сна. В его руках был хрусткий бумажный свиток, запечатанный герцогским гербом Тодороки, и ему не терпелось скорее прочитать, что же там было в послании. Бакуго появился в палатке в тот же момент, в который засохшая смола щелкнула под пальцами Изуку, разламываясь на две части и позволяя свитку развернуться. Ровный, очень правильный и четкий почерк Тодороки приятно радовал глаз. Сам Изуку писал с заметным наклоном вправо, периодически то мельча буквы, то размахиваясь росчерками. Традиционно письмо начиналось с дружелюбного вопроса о настроении и погоде, и Изуку не смог сдержать улыбки: в условиях подступающей войны это, наверное, было последним, что интересовало их обоих. — Что там? — коротко поинтересовался Бакуго, входя в палатку. Их сегодняшний переход был долгим. Да, Ибара вела их кратчайшим путем, но этот путь был труден. А после короткой, но жаркой стычки с алрийцами Изуку чувствовал себя уставшим. Бакуго же выглядел как обычно. — Тодороки пишет об увеличении расходов на экипировку воинов, — отозвался Изуку, возвращаясь взглядом к стройным рядам букв. — Кажется, мы начинаем выбиваться из бюджета. — Эки...что? — переспросил Бакуго, заглядывая в бумагу сверху вниз. Он уже успел разуться, скинуть плащ, и теперь стоял перед Изуку, наклонившись и почти касаясь своими взъерошенными волосами его зеленых кудрей. — Экипировка, — терпеливо и медленно повторил Изуку. — Вооружение, одежда, еда. Тодороки пишет, что крестьяне подняли цены на хлеб и приходится покупать его дороже, чем мы рассчитывали. Поэтому нужно пересмотреть бюджет, — поймав непонимающий взгляд Бакуго, Изуку пояснил. — План расходов. Посчитать заново с учетом новых цен. — Они же твои подданные, не? — поднял левую бровь Бакуго. — Ты же можешь приказать им не поднимать цены. Изуку покачал головой. В Миодоссии был другой общественный уклад нежели у дэньмитов. Крестьяне, конечно, относились к вассалам, но были свободными людьми, которые могли сами устанавливать цены на плоды своего труда. И теперь, когда война подступала все ближе, нельзя было их винить в том, что они желали хоть немного себя обезопасить. Армия не просто покупала хлеб, им нужно было купить много, они практически выгребали все, что было у населения. Логично, что, продавая последнее, люди хотели выручить за это побольше денег, которые тут же тратились на замены хлеба и муки. — Сложно, — выдохнул Бакуго, падая рядом на подушки. — Вы придумали столько глупых правил, которые вам мешают. — Это цивилизованные правила. Они делают общество счастливее. — Ха! — фыркнул Бакуго и подвинулся ближе к Изуку, практически прижимаясь щекой к его плечу. — Мечу все равно какую голову отрезать. Мертвые не улыбаются. Изуку невольно вздрогнул и толкнул макушку Бакуго своей щекой: — Не надо так, Каччан. Счастливые люди — это залог стабильного государства, это давно известно и даже записано в книгах. — Счастливые люди сидят дома и ничего не хотят, — зевнул Бакуго. — Хватит, Деку, мы говорим ни о чем. Лучше покажи мне письмо. Изуку послушно подвинул бумагу так, чтобы Бакуго было хорошо видно написанное. Красные глаза пробежали по строчкам раз, другой. — Проговори их, — Бакуго ткнул пальцем в первое слово, и Изуку с улыбкой принялся читать. Заметив, что Бакуго потерялся сразу через несколько слов, Изуку поймал его руку, приставив кончик указательного пальца под слово и прочитал предложение заново, подчеркивая интонацией каждое слово и показывая его рукой Бакуго на бумаге. «Дорогой Мидория», — начиналось письмо добрым приветствием, —«я рад писать тебе о своем добром здравии и надеюсь, что ты пребываешь в аналогичном. Погода нынче благожелательна к нашим планам»… — Много лишних слов, — пробормотал Бакуго, напряженно щурясь. «Добрая половина припасов изъедена грызунами, и нам придется закупать их заново. Все имеющиеся я отдал распоряжение погрузить в обозы и направить к Вириенне. Гонец донес мне, что пошлина на торговлю через Энь-Ю возросла на двадцать пять процентов…» — А, вот как оно выглядит, — Бакуго провел подушечкой пальца по слову «процент» словно хотел запомнить его на ощупь. Изуку улыбнулся и продолжил. «В связи с увеличением и этой статьи расходов…» — Чего? — Статья, ну, — Изуку на мгновение замешкал, подбирая подходящий синоним. — Еще один пункт. Ну, еще одна причина. — Давай дальше. «В связи с увеличением и этой статьи расходов нам нужно пересмотреть полугодовой бюджет с учетом необходимости дополнительных обозов для подвоза новых траншей продовольствия» — Бля, — Бакуго нетерпеливо дернул плечом. — Тран-чего? — Транш. По-простому партия. Или часть. Часть от целого. — Как проценты? — Почти. Представь, есть сто мешков пшеницы. Первая часть — например, десять мешков, погрузят на лошадей и отправят завтра. Это уйдет первый транш. Вторую часть, например, двадцать мешков, погрузят на волов и отправят послезавтра. Это будет второй транш. — Почему нельзя сказать «часть»? Изуку задумался. Наверное, можно было. — Это королевская переписка, — это было его единственное объяснение. — Здесь не принято говорить совсем простыми словами. Бакуго вздохнул и вернул руку в ладонь Изуку, позволяя указывать следующие слова. «Я надеюсь, …» — Мидория? — Бакуго воодушевленно ткнул в уже знакомую комбинацию букв, опередив Изуку. И тут же уставился на него выжидающим, немного озорным взглядом. Изуку улыбнулся: — Да, все верно, Каччан. У тебя хорошо получается. Бакуго победоносно усмехнулся, и Изуку невольно испытал прилив внутреннего тепла. Бакуго не солгал, когда заявил, что быстро учится. И Изуку приятно было смотреть на то, как он интересовался всем происходящим вокруг. Как интересовался кораблестроением, как облазил всю цитадель в Фессе после свадьбы, как долго и с любопытством наблюдал за механизмом открытия и закрытия тяжелых ворот замка. И сейчас он испытывал смешную радость от того, как быстро и легко Бакуго запомнил символы его имени на бумаге. Они просидели над письмом до темноты, и Изуку вскоре мог уже цитировать его наизусть. Выучить буквы для начала было бы полезнее, но Бакуго хотел именно так, сразу словами, и Изуку не стал ему запрещать. Вскоре ночь окончательно заявила права на их сон, и, засыпая, Изуку не мог избавиться от теплой идеи вручить Бакуго на ближайшем привале чернильницу и бумагу. Ему нравился его искренний интерес и совсем неожиданное прилежание. И Изуку казалось, что если не торопиться, то с этим у них все вполне могло получиться.