Regression to the Mean

      Хейден настаивает на том, чтобы они с Лиамом по очереди дежурили, пока один из них спит всю ночь. Лиам соглашается — зная, что отходняк от отравления волчьим аконитом, скорее всего, вымотает её больше, чем она ожидала — и в итоге не спит почти всю ночь, ни разу не разбудив её, просто наблюдая за тем, как плавно поднимается и опускается её грудь под накинутой на неё курткой, как играет лунный свет на её спутанных волосах на рюкзаке, который она использует в качестве подушки. Он изо всех сил старается выкинуть из головы образ голубого мерцания фотографии Малии в небе. Мысли о сёстрах и упущенных шансах неизбежно возвращаются к Вэл, к тому, как она без колебаний вышла бы на сцену во время жатвы, даже если бы знала, что умрёт, не продержавшись и двух дней на арене без пополнения запасов ртутного антидота. Ему интересно, как у неё сейчас дела дома. Как они все поживают. Как Мейсон распределяет свое время, помогая в общественной клинике Дэвида и выполняя поручения Дженны. Как он успевает в школе. Заставляют ли его и других одноклассников Лиама сидеть и смотреть по часу Игры каждое утро, как это было принято и предписано правительством в предыдущие годы. Мейсон всегда был слишком умён, чтобы оставаться привязанным к району. Лиам регулярно говорил ему об этом, и Мейсон часто смеялся над ним, но в реальности именно Мейсон был тем клеем, который соединял их всех, как это ни парадоксально. Даже если он не был ребенком Дженны и уж точно не имел матери рядом в течение многих лет до того, как Дженна и Дэвид поженились. Лиам чувствует, как призрачные пальцы впиваются в рёбра, когда он вспоминает лицо сводного брата, который, закатывая глаза, с нежностью рассказывал Лиаму о центральной нервной системе за чашкой перезрелых ягод, а потом краснел и широко раскрывал глаза, когда у них выдавалось свободное время, чтобы спуститься на крошечное поле за школой и посмотреть, как мальчишки упражняются в игре в лаксбол… Теперь Лиам подтянул колени к груди и обхватил их руками, прислонившись щекой к предплечью, и следил за медленным пульсированием углей их угасающего костра в ночи. Он рад, что Мейсон не стал трибутом. На долю секунды Лиам с ужасом осознаёт, что в одиноком мраке он спрашивает себя, стал бы он так легко добровольцем, если бы миссис Финч назвала имя Мейсона. Если бы он потратил драгоценные секунды на то, чтобы оправдать себя тем, что Мейсон самый сообразительный ребенок во всей округе, и что Мейсон лучше Лиама справится с выживанием на Играх. Он пытается убедить себя в том, что всё равно пошёл бы добровольцем вместо Мейсона. Может быть, он в это верит. Может быть, думает он про себя, чуть ли не фыркая, когда голос в его голове приобретает сардоническую интонацию Финстока, он просто по-детски самоотверженный идиот без чувства самосохранения, и теперь они с Хейден просто выживают за счет интриг и жалости зрителей, которым надоела бессюжетная кровавая бойня и которые жаждут немного романтики среди своих гладиаторов. Он погружается в беспокойное сознание, окутанное этими мыслями — теми, что посещают его, когда рядом нет Хейден, чтобы укрепить его в своем бодрящем оптимизме. В следующее мгновение он понимает, что за веками пляшут нити утреннего света, а Хейден трясёт его за руку и проводит рукой по волосам. — Как долго ты спал? — шепчет она. Девушка уже на ногах, шаркает сапогами по оставшимся углям, чтобы потушить их и похоронить под пеплом теплые улики и дым. Лиам охнул и потянулся. — Не знаю. Долго думал. Она бросает на него сочувственный взгляд. — Ты должен был разбудить меня. — Тебе нужно было отдохнуть и полностью восстановиться. Кроме того, мне кажется, я просто задремал час назад или что-то в этом роде. Хейден выглядит так, будто у неё на языке вертится тысяча и один аргумент в ответ на эти слова, но на этот раз она использует свой здравый смысл и даёт ему передышку. Вместо этого она качнула головой в сторону и сказала: — Ну, теперь я чувствую себя полностью исцелённой. Довольно гибкой и легкой. Спасибо нашим спонсорам. Она обменивается с ним знающей улыбкой, и это становится ещё одним маленьким теплым секретом между ними. — Как ты думаешь, у вас хватит сил, чтобы пройти сегодня несколько миль? Он уже кивает, поднимается на ноги, чтобы помочь ей воткнуть в ещё одно дерево колышко, чтобы наполнить их фляги водой и открутить термосы, которые он наполнил накануне вечером ягодами, собранными по всей поляне. — Не думаю, что мне удалось бы заснуть, даже если бы я попытался. — Да, — соглашается Ромеро, затаив дыхание. Она проводит рукой по волосам, пока они ждут наполнения фляг. В священной тишине утра и негромком журчании воды, стекающей с дерева, она разочарованно вздохнула, когда её пальцы зацепились за путаницу в хвосте. — Иди сюда, — говорит Лиам. Они оба вымокли от пота и не мылись уже больше суток, и Лиам уверен, что пахнет от него не слишком приятно, но Хейден не колеблется, когда он зовет её. Она усаживается на свою задницу и устраивается между его расставленными ногами на траве, складывает руки на коленях и откидывает голову назад, чтобы Лиам мог распустить её волосы и распутать концы. — Мы могли бы использовать крошечные вилки, которые они нам дали, — предлагает Хейден не без доли веселья. Данбар подавил короткий смешок. Он не дополнил шутку про Русалочку, но он знает, что она знает, что он понял отсылку. — Я не буду совать это тебе в волосы, а потом есть твоих вшей с той же посуды, — заявляет он. Она обиженно вздыхает. — Ты назвал меня кроватью для букашек? — Я называл тебя колонией букашек. — Это тебя пришлось отправить домой в седьмом классе, потому что мистер Пендерг… — Заткнись, — произносит Лиам с напускным весельем, и только за это маленькое предательство он слегка дергает её за волосы, когда заканчивает расчесывать их и разделять на пряди. Он может представить себе игривую хмурость на ее лице, даже если не видит ее. Данбар видел это достаточно раз, чтобы понять, что оно окрашивает её мягкие и округлые черты в тот же самый цвет, который всегда заставлял его запрокидывать голову назад и заливаться смехом. Они обмениваются ягодами из термоса, пока Лиам заканчивает заплетать её волосы в две голландские косички. Он использует технику, которую девушка ему давно показала, когда он оставляет несколько прядей на конце, чтобы обернуть их вокруг основания и завязать косу, и с её немытыми локонами на этот раз все получилось. — Спасибо, что сделал из меня двенадцатилетку, — говорит Ромеро ярко, отпружинивая и вскакивая на ноги. Данбар закатывает глаза. — Всегда пожалуйста. Как думаешь, может, попробуем сегодня отправиться на север? Хейден делает глоток из своей фляги и протягивает ему другую, нетерпеливо покачивая рукой, прежде чем ответить. — Искать Скотта и Эллисон? — Таков был план, не так ли? — Конечно. Мы можем поймать какую-нибудь дичь по дороге туда. — Жаль, что вчера мне удалось поймать только двух мышей, — с сожалением говорит Лиам. Она уже качает головой. — Это не твоя вина. Впредь я буду следить за всем, и я поймаю для нас что-нибудь большое, чтобы загладить свою вину. Лиам открывает рот, чтобы извиниться, но Хейден бросает на него взгляд, напоминающий тот, когда в восьмом классе она дала ему понять, что собирается подвергнуть его вечному наказанию за то, что он испортил их групповой проект, поэтому он захлопывает рот и начинает собирать их вещи, покраснев. Поход не слишком утомителен, учитывая, что они уверены в преимуществе раннего отправления в путь, а лесная почва в том направлении, куда они идут, выровнялась перед ними. Они по очереди осматривают дорогу, чтобы убедиться в отсутствии медвежьих капканов или других опасностей, расставленных либо Создателями, либо охотниками, если они, конечно, пересекли эту местность. Лиам тоже не теряет бдительности, надеясь уловить запах кого-нибудь из их союзников, но после нескольких часов ходьбы оказалось, что на этом нетронутом участке арены были только они. Они немного расслабились — в самый разгар воспоминаний о том, как один раз Лиам и Мейсон бросились в школу, когда их преследовала одичавшая собака с улицы, и неслись по коридору, пока Лиам не вспомнил, что он чёртов оборотень, — когда относительную тишину природы вокруг них нарушил грохот пушки. Лиам не может скрыть, что его сердце начинает колотиться. Не может скрыть этого и Хейден. Они оба застыли на месте, глаза метались по сторонам, зрение и чуткие носы были начеку, ожидая опасности или того, что кто-то — что-то — прорвется к ним сквозь деревья. — Как ты думаешь, это один из них? — тихо спросила Хейден. Её голос немного дрожит. Лиам сглотнул. Он знает, что она имеет в виду Скотта или Эллисон, а может быть, даже Лидию и Стайлза. Он стряхивает с себя бессмысленную паутину беспокойства при мысли о том, что это может быть кто-то другой. — Нет, — говорит он, преодолевая комок в горле. — То есть, я думаю, мы узнаем это сегодня вечером. Но… у меня такое чувство, что с ними все в порядке. — В любом случае, это звучало довольно далеко, — поспешила согласиться Хейден, в её тоне чувствовалось облегчение. — Если мы движемся в правильном направлении и с той же скоростью, что и Скотт с Эллисон, то и они, и мы сейчас находимся в одном квадранте арены. Лиам поднял бровь, впечатлённый. — Я знал, что не зря держу тебя рядом. — Не надо быть таким шокированным. Ты никогда не мог сбить меня с моего рейтинга в классе за последние три года. — За исключением истории, — благосклонно говорит Лиам. — Ты говоришь это сейчас, но когда-то я… Лиам! Хейден обрывает себя криком и бросается на него всем телом в тот самый момент, когда его лодыжка сталкивается с проволокой, расположенной перед ним и скрытой высокими травинками. Она врезается в него, и они кувыркаются на несколько футов назад. Затылок и спина Лиама ударяются о землю, а воздух выбивается из легких, как от удара, вырывая стон из его горла. Он успевает только ойкнуть, когда краем глаза замечает смертоносные наконечники трёх стрел, со свистом проносящихся на искривленной скорости в пространстве, где когда-то была его шея, и с грохотом приземляющихся в ствол дерева напротив них. — Господи, — вздыхает Данбар, набрав в лёгкие побольше воздуха. — О, Боже, ты в порядке? Лиам, ты в порядке? — Хейден похлопывает его по всему телу, по волосам, по щекам, как будто от этого есть какая-то польза. — Я в порядке, я в порядке, я в порядке. Ох. Блять. — Лиам пытается сесть под тяжестью лежащей на нём девушки. Он чувствует пару синяков, где он грубо ударился о землю, но кроме этого, только его бешеный пульс пострадал от прыжка. Хейден помогает ему подняться и, спотыкаясь, подходит к стволу дерева, чтобы выдернуть из него одну из стрел и осмотреть её, как вдруг женский голос резко произносит: — Я бы на твоём месте не трогала это. Лиам поворачивается на звук и вздрагивает от напряжения в пояснице. Из-за заслона из кустарника и ветвей выходит Эллисон Арджент с луком наготове в руке на боку, пальцы другой руки перебирают рукоятки кольчужных кинжалов, пристёгнутых к бедру. Хейден опускает руку, но неуверенно нюхает стрелы. — Волчий аконит. — Господи, это ты установила ту ловушку? — спрашивает Лиам. — Большое спасибо. — Вам повезло, что у вас быстрые рефлексы, — говорит им Эллисон, кивая в основном на Хейдена. — А тебе повезло, что я сейчас слишком голоден, чтобы на тебя нападать, — ворчит Лиам. — Ли, — говорит Хейден с предупреждением в голосе: веди себя прилично. Куст в стороне от них шелестит, и из него появляется Скотт с неопрятной черной шевелюрой, всего в нескольких секундах от Эллисон. — Привет, ребята, — говорит Скотт с улыбкой, которая настолько противоречит всему, что дрожит в воздухе арены, что Лиаму приходится сдерживать смех. Судя по изгибу губ Эллисон, по тому, как она прижимает зубы к уголку рта и наклоняет голову, кажется, что Лиам не единственный, кто забавляется. — Мы искали вас, — сообщает Хейден. — Отлично, — произносит Скотт. — Мы тоже вас искали. Дитон рассказал нам о своём разговоре с вашим ментором. — Каковы ваши навыки? — спрашивает Эллисон. В её тоне нет недоброжелательности, но он составляет ощутимый контраст с тоном Скотта, поскольку в её голосе чувствуется неподкупный прагматизм лет, проведённых в семье охотников и ещё дольше погружённых в кризис идентичности. — Я хорошо охочусь. Неплохо ставлю ловушки, думаю, вам понравится наблюдать за тем, как я их делаю, — отвечает Хейден, уверенно подняв подбородок. — Я работаю в основном с не смертельными видами. В конце концов, это будет полезно для ловли дичи. — Или врагов, которых нам хочется сначала допросить до смерти, — добавляет Лиам. Скотт указывает пальцем в его сторону. — Это. Мне это нравится. Ладно, а что насчет тебя, парень? — Я… — Лиам вздрогнул, когда предыдущие слова Финстока всплыли в его голове. — Я вроде как стратег. — На данный момент он, по сути, наш компас, — соглашается Хейден. — Мы обсуждали стратегию, что делать дальше, как только найдём вас двоих. — О, хорошо, — искренне говорит Эллисон, впервые позволяя пальцам расслабиться и бездельничать на рукоятках своего оружия. — Мы тоже не могли решить, что делать после того, как нашли вас. — Честно говоря, мы даже не были уверены, что найдём вас. Точнее, вас обоих. После того как мы услышали пушку, — признается Скотт. Это мгновенно отрезвляет Лиама. Он пригибает голову и натягивает рукава куртки на костяшки пальцев, пытаясь выровнять дыхание. — Ну, все четверо из нас живы, так что это могли быть только охотники, Бретт, Лидия, Стайлз, Дерек или… химеры из Дистрикта 6, — говорит Эллисон. — Дело не в том, что мы не доверяли вашим навыкам или уму, — говорит Скотт, извиняясь, честно и открыто, потому что он — Скотт МакКолл, и из всех трибутов он единственный, кто может носить свои чувства на рукаве. — Просто… знаете… когда слышишь пушку… — Я понимаю, — тихо говорит Лиам. — Это нервирует, каждый раз, когда это происходит, приходится мысленно перечислять имена всех и каждого. Он украдкой бросает взгляд в сторону Хейден, и на целую секунду его охватывает воспоминание: её кожа, содранная с кости ноги челюстями медвежьего капкана, и ему приходится сглотнуть и подавить свой запах, чтобы никто из них не заметил его растущего беспокойства. Хейден уже прочитала его мысли и коротко кивнула, как бы заверяя его, что вспышка паники по поводу их вчерашней неудачи не совсем необоснованна. — Вообще-то, у нас была неприятность, — говорит она Эллисон и Скотту. — Я попала в медвежий капкан с волчьим аконитом. Довольно иронично, учитывая мой титул мастера ловушек. Лиам разражается смехом, высокопарным, дребезжащим и немного нелепым. Элисон бросает на него полусочувственный, взгляд, как будто одновременно понимает, как можно очень быстро сойти с ума в этом проклятом лесу, но при этом хочет, чтобы он держал себя в руках. Скотт, в свою очередь, трезво оценил новость. — Как вам удалось вывести яд? — Думал, что не получится, — тихо признается Лиам своим рукам. — Наложили жгут и всё такое, но это было… Его дыхание неконтролируемо вздрагивает, несмотря на него самого. Ему приходится разжимать пальцы, чтобы избавиться от когтей, стремящихся вырваться из ногтевых впадин. — Всё было плохо. Но в последнюю минуту нам удалось получить спонсорский подарок. Одно противоядие. Скотт присвистнул, низко и впечатлёно. — Может быть, это и есть твой навык, — шутит он. — Приносить нам спонсорские подарки. Мы ещё ни одного не получили. — Да ладно, — отшучивается Эллисон. — Он сказал, что мыслит в стратегии. Отдадим ему должное. — Я хорошо разбираюсь в истории, — туманно говорит Лиам. Хейден добродушно закатывает глаза. — Ты можешь разработать стратегию, как сделать нам спонсорские подарки, — ярко говорит Скотт. Лиам поражён тем, как бесстыдно он обнажает зубы в легкой улыбке перед камерами, бессознательно, как будто он не в состоянии осознать, что объектив нацелен на них двадцать четыре часа в сутки. — Как тебе удалось вылечить ногу? — спрашивает Хейден у Элисон. — Я могу поклясться, что ты хромала, когда вы, ребята, отправились из Неметона. — Я не вылечила, — говорит Элисон. Она рассеянно похлопывает себя по бедру, где под брюками, должно быть, находится бинт, обматывающий его. — В одном из рюкзаков у нас была аптечка. Взгляд Хейден задумчиво метался туда-сюда между ней и Скоттом. — У тебя ведь кровь альфы, верно, Скотт? Скотт кивает, но, кажется, он уже знает, о чём она спрашивает. — Даже если бы Элисон была не против, чтобы я её укусил, ты же знаешь, что я не могу. Ромеро в замешательстве нахмуривает брови. Лиам сразу же подхватывает объяснение Скотта. — Укус альфы может спасти кого-то в тяжелой ситуации, но… это против правил, Хейден, — говорит Лиам. — Из-за Рафаэля МакКолла. — Из-за Рафаэля МакКолла, — соглашается Скотт, его челюсть твердеет, а глаза впервые за время разговора приобретают ожесточенный блеск. Рука Эллисон тянется к его руке, и их мизинцы соприкасаются. Лицо Хейден немного прояснилось, но морщины на её лице все еще остаются без ответов. Лиам прочистил горло. Он знает, что Хейден помнит из их занятий с Финстоком, что Рафаэль — отец Скотта… или был отцом Скотта. Что Рафаэль был альфой, когда вышел на арену много лет назад, но Лиам полагает, что детали немного расплывчаты для Хейден, чтобы понять, почему это так важно. Он бросает взгляд на Скотта в поисках разрешения, но тот уже кивает, соглашаясь. — Рафаэль заключил союз с парнем из шестого округа, помнишь? — Данбар напомнил девушке. — Эта химера… э-э… Себастьян, кажется, его звали. Он был тем, кому пробили живот копьём. — О, — произносит Хейден, воспоминания осеняют её. — Да. Да, я помню. Лиам кивает ей. Ему не нужно заканчивать рассказ — и из соображений практичности, и из соображений уважения к стоящему рядом Скотту, сыну того самого трибута, о котором они говорят, погибшего на этой арене. Рафаэль укусил Себастьяна, чтобы спасти ему жизнь, зная, что укус альфы закроет рану и воскресит химеру как истинного сверхъестественного существа. Он бросил вызов правилам, установленным Капитолием, тем самым правилам, на которые до сих пор ни у кого не хватало смелости или львиного сердца открыто пойти. Но за это пришлось заплатить немалую цену. Это был тот самый год, когда Создатели Игр выставили стеклянные перегородки между трибутами, отправили вендиго за каждым выжившим на арене и добивали их одного за другим, пока не остался последний. Ни одного победителя. Все искорёженные куски трупов отправлялись домой в издевательски маленьких коробках, запечатанных печатью и тошнотворным ароматом лепестков роз президента Монро. Одна мысль об этом вызывает у Лиама волну тошноты, да и у Хейден, надо полагать, тоже. С тех пор по дистриктам всегда ходили слухи, что Капитолий вымещает свою злобу против памяти Рафаэля, добиваясь того, чтобы каждое поколение МакКоллов становилось трибутом на арене, и тот факт, что Скотт здесь, вопреки всему, является достаточным подтверждением того, что все знают, что это правда. Элисон переминается на ногах. — Хорошо, что мы здесь вместе, — предлагает она им, её улыбка натянута, но как-то успокаивает. У неё это неплохо получается — быть голосом разума, которому всё же удаётся облегчить бремя в их сердцах. — Таким образом, мы в четыре раза сильнее. Мы сможем выбраться отсюда, не получив настолько серьёзных ранений, чтобы до этого дошло. Лиам говорит, чувствуя сухость в горле: — Да. Именно. — Как ты думаешь, где сейчас находятся охотники? -спрашивает Хейден, благословенно меняя тему. — Ваши данные отличаются от наших? Элисон качает головой. — Невозможно сказать. Арена достаточно велика, чтобы можно было предположить, что наши пути ещё не пересеклись, если охотники в пути. — Я определённо не смог учуять их за много миль, даже с моими обостренными чувствами, — соглашается Скотт. — Тогда нам нужно как-то привлечь их к себе, — говорит Лиам. Скотт и Хейден поворачиваются к нему и смотрят на него как на умалишенного. — Подождите, нет, послушайте меня, — проговаривает Данбар. Он смотрит в глаза Эллисон, которая не выглядит так скептически, как остальные, а просто смотрит на него со спокойным ожиданием. — Мы не можем ждать, пока они нас заберут. Я имею в виду… сами Игры рассчитаны на то, что мы будем ранены или окажемся в невыгодном положении по пути, верно? Медвежий капкан, установленный там, где мы с Хейден остановились, — тому подтверждение. Это не было случайностью, я так не думаю. И охотники определённо не ушли достаточно далеко, чтобы поставить его там, потому что мы с Хейден быстро двигались по лесу. — Правда, — говорит Арджент. — Так почему бы нам не выбрать место, куда направиться, или какое-то конкретное направление, а затем придумать, как оттуда заманить их к нам? Может быть, раньше это было не такой уж хорошей идеей, когда мы были в паре, но сейчас… — Лиам пожимает плечами, на его лице отражаются надежда и оборона. — Теперь нас четверо против двоих. Трое из нас — сверхъестественные существа, и один из нас имеет такую же подготовку, как Кейт и Нолан. Эллисон соглашается: — Мне нравится, как это звучит. — Как насчет поляны? — предлагает Скотт. — Вчетвером мы точно сможем найти дорогу отсюда. Мы можем по запаху найти дорогу назад. Когда мы доберёмся туда, там не будет неровной местности. — Я понимаю, к чему ты клонишь, но ровная местность и отсутствие препятствий также означает, что им легко использовать дистанционное оружие, — замечает Лиам. — Это их единственное преимущество перед нами. — Деревья вокруг нас означают, что метать копья и более тяжёлое оружие труднее, — соглашается Хейден. — Зато очень легко заблудиться, — говорит Эллисон. — По крайней мере, в разгар битвы. А если у кого-то из них есть зажигалка и они подожгут все это место, мы поджаримся. Лиаму почти хочется сказать: пусть горит, пусть мы все сгорим вместе с ними, но он отбрасывает эту навязчивую и яростную мысль в пользу обдумывания их проблемы. — Ладно, кажется, я понял. Мы уже далеко от центра, который является Неметоном. Мы должны быть уже довольно близко к периметру, так? Скотт медленно кивает, но не сразу соглашаясь. — Там должен быть обрыв. Мы можем использовать его в своих интересах, — рассуждает Лиам. Ромеро поднимает на него обе брови. — И откуда ты это знаешь? Голос Лиама повысился от волнения. — Подумайте об этом. На всех аренах, когда бы трибут не доходил до периметра арены, всегда был какой-то признак того, что сама арена возвышается. В том году все были окружены канавой. Потом пустынная арена шла под уклон, но люди не сразу это поняли, потому что были дезориентированы песчаными бурями, помните? А потом снежная арена, да? Та женщина погибла не от лавины, а от того, что упала на край чего-то. Ее напарник по дистрикту видел её тело на дне после того, как ледяной мост треснул. — Да, да, да, да, — говорит Скотт, уже понимая, о чём идет речь. — Значит, есть большая вероятность того, что по периметру здесь есть обрыв, — заключает Хейден, в её глазах почти сверкает знание. — Хорошо. Как мы можем использовать это в наших интересах? — Силовые поля, — вклинилась Эллисон. — Мы заперты в куполе, помните? Найдите периметр, найдите утёс или какой-нибудь склон на краю этой арены и найдите силовое поле. В этой штуке достаточно электричества, чтобы поджарить половину Капитолия. — Сбросьте их с обрыва, и они попадут в силовое поле внизу, — размышляет Скотт. — Или можно, не знаю, схватить их за ноги и швырнуть в небо, чтобы эта сука их поджарила, если всё остальное не получится, — говорит Хейден. Её тон настолько серьёзен, что сначала Лиам, потом Эллисон, а затем и все они разом разразились раскатистым хохотом. — Что? — потребовала Ромеро. — Что. Эллисон ослепительно улыбается и протягивает руку, чтобы отбить пять. — Девочка, мне нравится, как ты мыслишь. Скотт вздыхает. — Мне нравится наш план. Я думаю, что он надёжный. Но какая-то часть меня задается вопросом, сможем ли мы запастись едой и выстоять, изображая Айзека Лейхи. От этого смех снова забурлил в груди Лиама. — Погоди, парень, который построил подземный бункер и прятался до тех пор, пока все остальные не умерли? Скотт прищурил глаза. — Да, мужик. Этот парень. — Боже, — усмехается Хейден. — Единственный победитель, который победил, никого не убив. — Да, а потом, сразу после возвращения домой, он исчез, — замечает Эллисон. Не говоря уже о том, что Айзек оказался на арене, структурированной как городская зона боевых действий, и смог запастись едой, украв консервы у других участников. Напоминание Эллисон сразу же отрезвляет их. Она не заканчивает свою мысль — да это и не нужно, все внезапно осознали, что за ними следят камеры и что они могут и не могут говорить, — но бесспорно, что все они пришли к единому мнению: Айзек Лейхи, скорее всего, был забран Миротворцами и понёс соответствующее наказание за своё преступление — мирное неповиновение мантре Капитолия о борьбе до смерти. — Ну, давайте не будем пропадать ни здесь, ни на силовом поле, ни где-либо ещё, — с фальшивой бодростью выдавила из себя Хейден. — Знаете, что может помочь в этом? — говорит Скотт. — Еда. Все четверо издают коллективный стон согласия и с разной скоростью начинают разгружать рюкзаки и искать фляги, пока Эллисон достает из ствола дерева свои стрелы, а затем советуется с Хейден, как лучше поймать в ловушку какую-нибудь крупную дичь. Скотт проявляет довольно забавное волнение по поводу того, что и он, и Лиам получили в свои рюкзаки по куче дичи, а затем начинает объяснять, как они могут попытаться найти способ упаковать в вакуум дополнительные порции дичи в свои серебряные пакеты. Лиам быстро ощущает плавающую лёгкость в желудке, так не похожую на свинцовую тяжесть, которая, как он не замечал, росла в нем с того момента, как они с Хейден, соскочив с платформ, помчались по поляне в сторону Неметона. Лиам ловит это новое и безымянное ощущение между зубами — улыбается широко и ярко, чтобы оно не выпало, — и надеется до небес, что его семья, наблюдающая за происходящим дома, увидит, как сегодня на его лице сияет солнце, и возьмёт из этого хоть какое-то подобие силы.

***

Бретту и Тео удаётся обойтись без какого-либо серьёзного разговора или происшествия между ними: они едят чёрствую жареную рыбу, идут дальше, а затем останавливаются, чтобы съесть белку, которую поймал Бретт. Кажется, что между ними поселилась нить напряжения, которая то и дело перетягивает их крепкие спины, натянутые непроизносимым именем Трейси Стюарт, а для Тео — непрерывным чувством вины, которое так безжалостно стучит по его зубам, что он думает, что всё может самопроизвольно треснуть, как и рёбра. Именно над их разделяемой белкой, когда они оба выковыривают мясо из костей, выпустив когти и решив не беспокоиться о человечности своего образа, напряжение наконец срывается одним вопросом. — То, что ты сделал, — говорит Бретт. — С её шеей. Это… особенность химер? Рейкен не смотрит на него, но его руки всё ещё обхватывают последнюю кость, а брови нахмуриваются от огня, что видно Бретту и даёт оборотню понять, что он не знает, как Бретт к этому относится. — Я имею в виду, облегчение боли, — уточняет Талбот. Челюсть Тео напрягается. Он бросает кость в огонь и смотрит, как пламя слизывает остатки бедного животного с углей. Его удивляет, что Бретт вообще спрашивает об этом. Неужели он не видел, как кровь так отчетливо окрасила кончики пальцев Тео? Или шёпот Трейси, просящей Тео избавить её от страданий? Сделай так, чтобы это прекратилось. Пожалуйста, сделай так, чтобы этот прекратилось, говорила она. Поразмыслив, Тео понимает, что её формулировка была достаточно двусмысленной, чтобы Бретт мог сделать вывод, что Рейкен пытается унять её боль, чтобы облегчить уход из жизни. Он мог бы сказать правду и покончить с нагнетанием ожиданий, что все сверхъестественные и неохотники здесь заботятся друг о друге только потому, что у них общая нечеловеческая ДНК. Или он мог солгать и избавить себя от осуждающей речи этого прирождённого оборотня, у которого под слоями мудачества, вероятно, скрывается больше тошнотворно чистого сочувствия, чем Тео мог бы мечтать получить за три жизни. Тео не добрый и не честный. Он никогда не умел ничего другого, кроме как быть расчётливым, и ему надоело притворяться, что это не так, и он прикидывает, как лучше закончить этот бесполезный разговор, чтобы спокойно разложить свои уставшие кости на траве. Так что он лжёт. — Да. Бретт хмыкает и кивает, краем глаза замечает Тео. — Я не знал этого. Тео вздыхает и снимает со спины топор за ремень, чтобы можно было капнуть на лезвие несколько капель воды из фляги и смыть с его кромки пятна крови. — Полагаю, Доктор не афиширует свои лабораторные заметки в ежедневных новостях Капитолия. К тому же, никто не стремится узнать побольше о хирургических уродцах из Дистрикта 6. Бретт смотрит на него, в равной степени широко раскрыв глаза от удивления и высоко подняв брови от сарказма по поводу формулировки Тео. Тот поднимает глаза и возвращает наглую улыбку. — Что? — спрашивает Рейкен. — Это то, чём все думают. — Для кого-то, кто ведёт себя так, будто ему на всё наплевать, ты точно озабочен тем, что думают люди. Тео хочет скривить губы в гримасе. Он не делает этого. — Это нормально. Я тоже проделал всю эту рутину, — говорит Бретт, милосердно возвращая свой напряжённый взгляд к огню. Он свободно обхватывает колени руками и тычет в пламя палкой, которую держит в руке. — Впрочем, это быстро надоедает. — Ты учишь меня эмоциям, Талбот? — Трудно это сделать, когда у тебя, очевидно, их нет, — легко отвечает Бретт. Тео не обижается на него. Он вообще уважает людей, которые могут дать столько же, сколько и получить. — Ты говоришь, что у тебя есть? — бросает он вызов Бретту. — Я не робот, — произносит Бретт. — Я тоже видел, как кто-то умирает. По крайней мере, в этом случае у Бретта хватает благоразумия не называть имён. Вес Трейси Стюарт и Лори Талбот в пламенеющем воздухе между ними достаточно ощутим. Тео следует сказать Мне жаль или ещё что-то, что говорят люди о единственной вещи, которую они не могут контролировать, — о смерти. Вместо этого он спрашивает: — Это была Кейт или Нолан? — Первым был паренёк, — говорит Бретт, не пропуская ни одного мгновения. — Последним — она. У него трещат костяшки пальцев, когда он возится с ними. — Я был на другой стороне поляны, когда это случилось. Это сказано не как оправдание, а как наказание самому себе. Тео слишком хорошо знаком с тем, как это звучит. — Я не остановился, чтобы перевернуть её, закрыть ей глаза или ещё что-нибудь, — продолжает Бретт, уже деревянно. — Не было времени. У Нолана было копьё. — Ты сделал то, что должен был сделать, — хрипло говорит Рейкен. — Она заслуживала большего, — вздыхает его собеседник. — Дело не в том, чего мы заслуживаем. Речь идёт о том, что нам остаётся, — объясняет Тео. Бретт поднял на него глаза. — Этот комментарий должен быть полезным? Тео пожимает плечами. — Твоя сестра не должна была умереть, но она умерла. Всё, что ты можешь сделать, это вернуть этим сукам то, что они сделали. — Это не то, что… — Бретт прерывает себя и смотрит в сторону, качая головой, с неверием выдыхая воздух. — Он действительно вырезает важные детали при операциях на тебе, не так ли? Это больно. Это бьёт Тео прямо по зубам. Он почти ухмыляется Талботу и произносит: — У меня нет даже моего сердца, дорогой. Снизь свои грёбаные ожидания на ступеньку ниже. — Иди нахуй. — Да? — говорит Рейкен. — Ты тоже. Я не робот, сказал Бретт. Ну, думает Тео с ядом, текущим по венам, он вовсе не чёртово цирковое животное. Он играет в ритуалы союзов и человечности ради развлечения Капитолия и мизерной возможности прожить ещё несколько дней на этой чёртовой арене. — Богато, — усмехается Бретт. — Говоришь о заслугах? Трейси тебя не заслужила. — Я знаю это, — фыркнул Тео. — Она упала на землю, дважды, а ты был буквально в полуметре от неё, и ты мог бы проверить её или прикрыть её, когда… — Я знаю это! Я знаю это, я знаю это! — кричит Тео, бросая топор на землю и вскакивая на ноги. Бретт тоже резко поднимается. Они оба пыхтят, груди вздрагивают по разным причинам. — Не знаю, зачем я вообще пытался поделиться с тобой чем-то о Лори, — прорычал Бретт. — Это пятно на её памяти, вот что это такое. Она была слишком хорошей, слишком любящей и… и… слишком всем, чтобы ты мог даже думать об этом. Я знаю это. Я знаю это. — Ну, мне жаль, что я не могу быть твоим регулятором порывов, — огрызается Тео. — Если ты хотел получить бесплатную терапию на арене, тебе следовало бы обратиться к Создателям. Бретт смотрит на него, пронзительный и ледяной взгляд в радужке глаз. Низко и опасно, на грани рыка, он шепчет: — Пошёл нахуй. — Ничего не выйдет, — сообщает Рейкен. — Этот союз — полная чушь. Я явно не создан для того, чтобы с кем-то мириться, как ты так любезно заметил. — Это правда. — Да, и я это не оспариваю. Так что давай прекратим это дерьмо. Мы лучше сами по себе. — Согласен. — Ты пойдёшь на юг, а я на север… — Я пойду туда, куда мне захочется, — говорит Бретт, нагибаясь, чтобы подхватить свой рюкзак и взвалить его на плечо. — Мне всё равно, куда пойдёшь ты. — Отлично. — Отлично. Бретт быстрыми, отрывистыми движениями направляется прочь от костра к гуще деревьев. Может быть, Тео стоит немного смягчить удар? Он думает о Лори, о её широко раскрытых глазах, о её губах, произносящих имя девушки — Кира, — которую она оставила дома, и думает о крови, кишках и мозгах в траве и о том, что не может закрыть эти голубые, голубые глаза, которые бесстрастно смотрят в небо. Он должен сказать «мне жаль», потому что Лори никогда не была частью этой катастрофы, которой являются Тео и Бретт без Трейси. Он открывает рот, чтобы действительно сказать это, на самом деле, как бы это ни жгло его губы, но тут Бретт поворачивается как раз на краю зрения Тео, и он говорит, достаточно низко, чтобы только Тео мог его услышать: — Лори и Трейси не заслуживали смерти. Я не могу сказать того же о тебе. А потом он сливается с темнотой за листвой и исчезает. Тео падает спиной на лесную поляну, оцепенев. Так, конечно, лучше. Может, Бретт и был придурком по отношению к Лиаму, но всё, что он сказал сегодня вечером, не было чем-то таким, чего Тео не ожидал или во что не верил сам. Он почти смеется над тем, насколько Бретт честен, и над тем, что этот гигант-оборотень, ростом в два метра, бесполезен практически во всем, кроме как ловить рыбу, демонстрировать камерам свои грудные мышцы и вскрывать Тео от горла до живота так, как мало кому до этого удавалось. Его взгляд на угасающее пламя расфокусируется, когда мимолетное воспоминание о глазах Лори снова проносится в его сознании. Вскоре их сменяет другая пара радужных оболочек, голубое летнее небо и августовский дождь, и он думает, невольно, почти с рычанием, что есть ещё один человек, который даже отдалённо не заслуживает смерти. Тео знает, что его дни сочтены с того самого дня, когда его мать опустила свой поцелуй Иуды на его макушку у входа в операционную доктора. Он действительно вор, крадущий удары сердца и уклоняющийся от уплаты арендной платы за своё арендованное тело, каким-то образом избегающий выселения в течение стольких лет до настоящего момента. В тот день, когда Трейси сказала, что им осталось жить на арене всего месяц — шутя и со всей искренностью, что это лучше, чем провести этот последний месяц на птицефабрике, — Тео в глубине души понял, что она права. И Бретт прав, как и все остальные, кто хоть раз взглянет на Тео Рейкена и увидит пустоту под его кожей, потому что его органы давно отправились в загробный мир, а время его оболочки истекло. Он не заслуживает жизни. Хотя на этой арене есть несколько человек, которые заслуживают. И, может быть, он сможет встать и начать идти, и продолжать идти, и продолжать идти, сквозь ночь, сквозь голод и ярость, чтобы отбросить вид крови Трейси, или глаз Лори, или электрических синих портретов всех остальных, кто умер, в небе, и использовать свои последние дни с пользой и найти того, кого он никогда не хотел видеть мёртвым здесь с самого начала. Вернуться к противостоянию на арене, к столкновению их тел, чтобы оттолкнуть Лиама от отравленного меча Кейт, приставленного к его шее. Вернуться и закончить начатое. Он встаёт и взваливает на плечи рюкзак и топор. Он не верит, что сон придет к нему без ужасов, которые он недавно пережил, поэтому он тушит костер и, набросав на него грязи, отправляется в направлении, перпендикулярном тому, в котором шёл Бретт. Он идет до тех пор, пока не заиграет гимн Капитолия и на искусственном небе не появится карточка памяти Трейси, а потом он идет и продолжает идти в имитируемый рассвет.

***

Лиам, Хейден, Скотт и Эллисон решают, что они зашли достаточно далеко на север, чтобы остановиться на ночлег, когда урчание в животе становится слишком настойчивым, чтобы его игнорировать. Скотт и Лиам совместно разводят костёр и достают самовакуумирующиеся мешочки для еды, которые они ранее наполнили дичью. Эллисон и Хейден устраиваются на некотором расстоянии друг от друга, чтобы помочь друг другу сделать веревочные ловушки и мины-ловушки, чтобы окружить их лагерь и поймать еще немного еды ночью, когда они будут спать. — Извини, что заговорил о твоем отце, — тихо говорит Лиам Скотту, разбирая мясо на полоски, чтобы МакКол мог нанизать их на импровизированные шампуры, которые он смастерил из палок, сняв с них ножом кору. Скотт качает головой. — Я не столь щепетилен в этом вопросе. Я знаю, что ты пытался донести полезную информацию. Которая, знаешь ли. Была полезной. Я думаю… — Он вздыхает и снова рассеянно качает головой, как бы очищая две части своего сознания, которые враждуют друг с другом. — Если честно, я готовился к этому всю свою жизнь. То есть, я не родился оборотнем, но меня укусили довольно рано, и это было похоже на… судьбу, я думаю. Или Вселенная каким-то образом позаботилась обо мне. Раз уж по воле Капитолия ты всё равно должен был оказаться на арене, — Лиам задумался, но вслух не сказал. — Потому что, скажу тебе честно, я бы никогда не смог пройти обучение в качестве охотника. И уж точно не смог бы выжить здесь, будучи просто человеком, — говорит Скотт. — Я думаю, что это как раз твое лучшее качество, — искренне говорит Лиам. — Человеческая часть, я имею в виду. Например. То, как ты просто общаешься со всеми. Я не знаю. Это чувствуется… реально. В свете костра лицо Скотта расплывается в широкой улыбке. — Спасибо, парень. — Лиам протягивает одну из полосок мяса, МакКол берёт её и ловко накалывает на шампур. Затем он вдруг фыркает. — Представляешь, если бы мы встретились при других обстоятельствах? Например, дома, в одном из дистриктов? — Ты бы меня так нянчил, — говорит Данбар, хмурясь и широко раскрывая глаза, и кивает. — Заткнись. Я бы не стал. — Стал бы. Ты бы, наверное, пригласил меня в какую-нибудь свою странную группу друзей-ботаников и сказал бы: «Теперь это твоя стая, Лиам.» Или «мы теперь братья, Лиам». — Стаи — это круто! — настаивает Скотт. — Да, может, Эллисон и крутая, не знаю, как ты, — добродушно хмыкает Лиам. Скотт поглаживает его по голове, в этом жесте нет тепла. — Быть альфой — это не круто? — Альфа — это круто, — говорит Лиам с мудрым кивком. — А теперь ты… — Я буквально вынесу твою оборотническую задницу на прогулку, если ты не заткнёшься, — ярко заявляет Скотт. Лиам срывается на очередной приступ хохота. — Скотт, — говорит он. — Скотт. Это… это самая большая угроза, которую ты мог придумать. — Что? Я могу быть пугающим. — Точно. Ладно. — Я могу. — Чтобы доказать это, Скотт садится и бросает на Лиама взгляд своих альфа-глаз. Лиам опускается на колени, застигнутый врасплох огненно-красными радужками. — Ого, — говорит Данбар. — Так ты сказал, что тебя укусили, да? Они передали тебе свои альфа-способности или…? — Что-то вроде этого, — произносит Скотт с призрачным подмигиванием. Лиам просто смотрит на него. Ожидающе. Скотт наклоняется ближе, берет у Лиама третью и четвертую полоску мяса, чтобы нанизать на палочки, и шепчет: — Ты ведь слышал об истинных альфах? Лиам кивает. В наступившей тишине ему требуется некоторое время, чтобы осмыслить слова Скотта, и тут глаза Лиама расширяются. — Ты…? Скотт кивает в ответ. Его глаза заблестели, снова стали шоколадно-карими, заговорщическими и теплыми. — К… — Лиам прервал себя. Тот факт, что Скотт рассказал ему об этом в столь загадочных выражениях, предоставив догадываться об остальном самостоятельно, наводит парня на мысль, что МакКол не обязательно хочет, чтобы история его жизни была афиширована. Лиам разрывается от вопросов — как ты стал настоящим альфой, когда это произошло, почему Капитолий не знал об этом, этого не было в твоей записи, я думал, что истинные альфы — это только легенды, — но он прикусывает губу, чтобы не дать им выплеснуться наружу. Он, конечно, слышал мифы об истинных альфах. О тех, кто получает свою силу из сложной сети сверхъестественных законов и капризов Вселенной благодаря чистому добру, благодаря силе духа. Он жаждет узнать, что сделал Скотт, чтобы заслужить статус истинного альфы. Но он не может. Не сейчас. Вместо этого он довольствуется ещё одним взглядом, полным безудержного обожания, на Скотта и думает, вспоминая их с Хейден разговор с Финстоком о союзах, что они сделали правильный выбор. Они выбрали правильный. Почти поэтично. Потому что если кто и может вывести их из этой преисподни и дать хоть какое-то подобие надежды на то, что все будет по-другому, так это чертовски истинный альфа, такой как Скотт МакКолл. Именно в такие моменты Лиаму удаётся покинуть темные уголки своего пессимистичного сознания и хоть раз задуматься о том, что, возможно, не все из них должны вернуться домой в коробке. Сардонически и жестоко момент разрушает гимн Капитолия. Все в лагере напрягаются, Хейден и Эллисон задирают головы к небу и с затаённым дыханием ждут, когда роботизированный голос диктора уступит место профилю трибута, смерть которого вызвала ранее пушечный выстрел. Лиам сжимает кулак. Это Трейси Стюарт, Дистрикт 6. Это нелепо, но между мысленной обработкой образа темноволосой химеры, мрачно взирающей на них с куполообразного неба, и прыжком сердца, рвущимся к горлу, нет ни малейшей паузы. Насколько он помнил, Тео и Трейси были вместе. Они сражались с Кейт бок о бок у Неметона, и, если верить старым шаблонам на арене, Тео и Трейси должны были разбиться на пары, как и все остальные, согласно их дистрикту. В голове мелькают разные варианты: кто-то из охотников добрался до них? Отравленная ловушка? Или что-то более гнусное, подстроенное Создателями Игр, что может не только убить Трейси, но и подвергнуть опасности Тео? Лиам не забыл тот клубок несочетаемых эмоций, которые вызывает в нём Тео — что-то среднее между сочувствием, трепетным доверием и яростью, — но он также не забыл, как Тео пытался предупредить его на поляне, покачав головой, а позже буквально спас его шею, повалив его на землю, подальше от лезвия Кейт. Долг — это адский наркотик, думает Лиам. Лиам и не заметил, как снова погрузился в свои мысли, пока вдруг не почувствовал тёплое присутствие Хейден рядом с собой. Её руки свободны, они закончили изготовление и установку веревочных ловушек, и теперь она прижимает одну ладонь к точке пульса на его шее и проводит большим пальцем вверх-вниз по челюсти. — Эй, — произносит она. — Ты в порядке? Он моргает и честно качает головой. — Она не… — Данбар не может продолжить. Но Хейден всё равно его понимает. — Я знаю, Ли. — Как ты думаешь… Хейден смотрит на него. Изучает. На секунду они снова остались вдвоём в лесу, без публики, без подслушивающих ушей Эллисон и Скотта вокруг, и они как будто общались беззвучно, как всегда делали это дома. Она читает остаток вопроса по его лицу, по его языку за зубами, и он, кажется, понимает, что она думает о том, как он сказал ей той ночью в номере, что это Тео вернул его в комнату после избиения Ноланом. — Он в порядке, — уверяет его Хейден. — С ним всё будет хорошо. Кажется, что она хочет сказать «обещаю», но после того, как она столкнулась с медвежьим капканом, похоже, что она отказалась от повторения неосторожных обещаний, подобных тому, которое она произнесла, когда упала с дерева в заповеднике. Лиам кивает и погружается в тягостное молчание, позволяя тёплому, тяжёлому прикосновению Хейден снова закрепить его и сгладить неровности в его сознании. Эллисон и Скотт расположились вокруг костра, по очереди обжаривая мясо на шампурах и передавая еду по кругу, после чего Эллисон, похоже, решила, что спустя несколько минут трезвого пережевывания пищи необходимо сделать паузу. — Итак… вы двое… вы знали её? — Трейси? — спрашивает Хейден. — Нет, никогда не говорила с ней, но мы из одного дистрикта. — А, — произносит Эллисон. — Ты перебралась в Дистрикт 7 какое-то время назад, да? — Верно, — подтверждает Ромеро, и её глаза и голос становятся ровными в той манере, которая до сих пор иногда пугает Лиама. Это говорит ему о том, что в теневых уголках её сознания есть некоторые вещи, воспоминания о туннелях в Дистрикте 6 и Бог знает о чём ещё, про которые она никогда не сможет полностью с ним поговорить. И если она выберется отсюда… Лиам не позволяет себе снова обдумать эту мысль, потому что тогда Хейден не с кем будет поговорить обо всем этом. — Погодите, ребята, — прерывает их Скотт, внезапно насторожившись. — Мне кажется, я что-то слышу. Всё его тело само собой наклоняется в одну сторону, явно волчью и напряженно сосредоточенную, в сторону деревьев позади них. — Что? — говорит Лиам. — Что это, Скотт? Лиам приседает, его руки просто висят над землёй наготове, пытаясь напрячь свои органы чувств, чтобы почувствовать, что происходит. Силы Скотта как альфы, несомненно, сильнее, чем у Лиама, но Данбар может поклясться, что он уже чувствует связь с тревогой, которая неосознанно проходит через тело Скотта. Эллисон внезапно вскакивает на ноги, её лук уже наполовину натянут, и тут они все слышат это: рычание оборотня. Они все вскакивают на ноги. Лиам выпускает когти, и Хейден следует его примеру, её глаза пылают золотом, горячим и огненным, а Скотт наклоняется вперед более осторожно, еще не совсем превращаясь, но приобретая явно более волчий изгиб в своих движениях. Всё происходит как в тумане. Лиам задерживает взгляд на кустах, которые шуршат и трещат под ногами, а в следующее мгновение в тусклом лунном свете появляется громадный оборотень в полной форме: рубашка разорвана, кожа в крови, клыки торчат из нижней губы, а из глубины груди вырывается рык. Прямо за ним — безошибочный силуэт огромного чудовища с бычьим черепом на голове и обтянутыми кожей руками, держащими два двулезвийных меча. Берсерк. — Господи Иисусе! — кричит Хейден. Скотт яростно и плавно переходит в форму оборотня. Его когти выходят на конце руки, закручиваясь по смертоносной дуге, щеки темнеют от шерсти, а тело сгибается и щёлкает, приседает и пружинит, вся сила сосредоточена на том, чтобы нанести удар прямо в грудь Берсерка. Другой оборотень — Дерек, Дерек, Лиам сразу же узнаёт его — отшатывается назад и перекатывается, чтобы снова встать на колени, когти снова выгнуты дугой и наготове. Берсерк со свистом взмахивает правой рукой и наносит удар в спину Скотту, который взмывает в воздух. Хейден издаёт гортанный крик и с нечеловеческой скоростью перехватывает удар. Она бросается к Берсерку, хватает его за предплечье и вонзает клыки в мясо конечности. Монстр взвывает, и из отверстий в его черепе вырывается тёмный пар. — Хейден, вниз! — кричит Лиам. Она слушается ещё до того, как он закончит фразу. Всегда синхронно с ним. Он хватается за ноги Берсерка, вонзает когти в плоть. Он обнажает клыки, чтобы укусить, и краем глаза видит, как Скотт делает то же самое, сидя верхом на извивающемся Берсерке за плечо, его когти так близко к горлу зверя, и Дерек. Дерек мчится с другой стороны, чтобы наброситься на гиганта сзади с багровыми клыками наготове. — Скотт, пригнись! — командует Эллисон. Скотт движется вслед за ней, точно зная, что она имеет в виду, без каких-либо пояснений. Раздается свист металла, вращающегося в воздухе. Это кольцевой кинжал, с огромной скоростью летящий к Берсерку, а за ним в ночь устремляются ещё два, и они один за другим вонзаются в грудь, горло и живот чудовища. Хейден отшатывается назад с отрывистым воплем, когда Берсерк бьётся, корчась от ран. Эллисон окунает наконечник стрелы в костёр, и он вспыхивает ярким пламенем: она накладывает стрелу и выпускает её одним движением, быстрее, чем взгляд. Огненный наконечник впивается в зияющую глазницу черепа чудовища и воспламеняется. Лиам думает, что никогда не слышал такого нечеловеческого крика, как тот, что вырывается из Берсерка под его зубами и руками. Он дрожит всем телом, как при землетрясении, и у всех есть секунда, чтобы ощутить запах горелой плоти, прежде чем пламя охватит всю его форму, проглотит крик на невидимом языке и поставит его на колени в трескающейся крови и пепле. Мгновение спустя берсеркер неподвижно валится набок, превращаясь в почерневшую, жуткую картину смерти. Даже мечи, которые он когда-то носил, а также стрелы и кинжалы, которые Эллисон закопала в его теле, пропали, обуглившись. — Спасибо, солнышко, — прохрипел Скотт, глядя на Эллисон. Элисон делает лицо, находящееся между облегчением и комичным раздражением. — Это были мои единственные три кольцевых кинжала. Пока она говорит, туша рассыпается и падает в траву. — Это новая особенность? — спрашивает Лиам, ни к кому не обращаясь. — Это определённо похоже на новую особенность. — Чтобы мы не украли оружие у монстров, которых они посылают за нами, — впервые заговорил Дерек. Он всё ещё находится в полупревращённом состоянии, его лицо искажено в виде волчьей морды с тяжелыми бровями и высокими щеками, которая одновременно пугает и привлекает. Скотт, не теряя времени, обхватывает рукой запястье Дерека и вытягивает боль из его ран в толстые, пульсирующие чёрные вены. Лиам подумывает сделать то же самое, но раны Дерека кажутся достаточно неглубокими, и на глазах у всех они начинают медленно затягиваться, поэтому Лиам опускает руки. — Как тебе удалось заставить стрелу так вспыхнуть? — спросила Хейден у Эллисон. — Я переварила немного волчьего аконита, который добыла ещё у Неметона, чтобы он перебродил и стал горючим, — коротко объясняет Элисон. — Я приправила им свои стрелы, просто как… ну, знаете… запасной план. — Нет, нет, конечно, это был отличный план, — уверяет её Лиам. — Ты спасла наши задницы. — Как там обстоят дела? — Скотт спрашивает Дерека. — Ты уже поел? Отдохнул? Дерек уже качает головой. Медленно, постепенно прикосновение Скотта к нему, кажется, успокаивает его настолько, что он сбрасывает с себя смену, и даже в сложном полумраке костра хорошо видно, что на его лице застыло изнеможение. — С тех пор как я потерял Малию, я стараюсь держаться поближе к Неметону, но эти Берсерки продолжают появляться будто блять из ниоткуда. Такое впечатление, что они что-то защищают. — Что? Что они защищают? — быстро спросил Лиам, навострив уши. Скотт подводит Дерека к костру, чтобы тот сел, и предлагает ему запасную куртку, которую он достал из их с Эллисон рюкзаков. Хейден тем временем хватает ума достать один из недоеденных шампуров с мясом и вложить его в едва заметно дрожащие руки Дерека. Дерек снова качает головой. Его поза, обычно такая непринуждённая, даже обманчивая, трещит по швам. — Малия… — Он начинает и останавливается. — Мы были так близки к воде и укрытию. Я чувствовал запах. А потом эта сука Нолан появился из ниоткуда… Вокруг костра раздается коллективный хор встревоженных звуков. Лиам сжимает челюсти, вспоминая Нолана в ванной, Нолана в его лице, кулаки в его животе, и вдруг ему снова приходится бороться с обращением, пока Хейден или другие не почувствовали его беду. Сейчас не время. Скотт положил нежную, неуверенную руку на колено Дерека. — Всё в порядке, парень. Не стоит вдаваться в подробности. Дерек издает нечто среднее между рыком и сухим всхлипом. Он вгрызается в мясо со злостью, которая говорит о его потрясении и отчаянии сделать что-нибудь, что угодно, своими руками и ртом, кроме как пережить последние сорок восемь часов. Через несколько секунд он продолжает: — То, что Нолан так быстро нашел нас, было подозрительно. У него тоже было оружие, оружие, которого не было при нём в тот первый день у Неметона. Как будто он был… рядом с тайником или что-то в этом роде. Я сделал для Малии все, что мог, но это было не так уж много. Однако… Он провел тыльной стороной ладони по губам и продолжил. — Ночью я дважды возвращался. Это просто не имело для меня смысла. А потом на меня впервые напал Берсерк, и я выжил, спустился в скрытую пещеру и подождал, пока всё пройдёт, потому что, видимо, эти ублюдки ни хрена не могут нас учуять. А на следующий день я снова отправился туда, откуда пришёл этот маленький ублюдок. Он быстрый. Проскользнул прямо сквозь мои пальцы. — Так там был тайник? Лагерь? — Эллисон надавила на него. — Да, — грубо отвечает Дерек. — У Неметона. Они остались у Неметона. Хейден нахмурила брови. — Но… — Вода? — хмыкнул Дерек. — Да, я об этом тоже подумал. Я не успел ничего разведать. Берсерки появились из ниоткуда. Клянусь, они будто следили за этим местом. Как грёбаные часовые. — Там была Кейт? — задал вопрос Лиам, на что Дерек кивнул. — А Нолан? — Нет — произносит Дерек. Выходит немного хрипловато и тягуче из-за усталости, которая охватила его в тепле огня. Эллисон обменивается взглядом со Скоттом. — Я думаю, она посылает его с какими-то поручениями. Может быть, за водой, если они нашли источник. — И делает его своим маленьким киллером, который уберёт нас одного за другим, — с горечью добавляет Лиам. — Тогда лучше, что мы вместе, — напоминает ему Хейден, подхватывая его мрачный тон, и бросает на остальных взгляд, полный решимости. Эллисон рассуждает. — У них чертовски хорошая стратегия. Никто не возвращается к Рогу Изобилия. Во-первых, всё оружие разбирают, или оно теряется… — И во-вторых, рядом нет пресной воды или укрытия, — заканчивает за ней Лиам. — Разве ты не говорил, что, оставаясь на поляне у Неметона, мы будем уязвимы? — Скотт внезапно вскидывает голову, сведя брови в сторону Лиама. — Плоская земля, открытое пространство и все такое? Так почему Кейт и Нолан разбили там лагерь? В чём подвох? — Наверняка они слишком самоуверенны, потому что у них есть оружие для дальнего боя, — говорит Хейден. Эллисон уже качает головой, приподнимая лук на несколько дюймов, чтобы показать, что Кейт и Нолан не единственные подготовленные люди на арене. — Я захватила много метательных ножей и этот лук. Кейт об этом знает. — Дерек, — обращается к оборотню Лиам. — Ты сказал, что Берсерки что-то защищают. Возможно ли… Возможно ли… Хейл подхватывает и прерывисто кивает. — Я бы сказал, что возможно. — Что? Что возможно? — требует Хейден. — Берсерки спроектированы Создателями, так? — уточняет Лиам. Скотта осеняет понимание. — Мы все знаем, на чьей стороне Создатели. Дерек снова кивает, но на этот раз устало, и усталость отчётливо проступает в опущенных уголках его глаз. Эллисон прикусывает губу, убирая прядь за ухо, и бросает взгляд на Скотта и Лиама. — Похоже, наш план будет немного изменён, — мягко она сообщает младшему. — Если они спокойно сидят у Неметона, окружённые Берсерками, которые их защищают… Кто знает, удастся ли их выманить за периметр, даже если мы доберёмся туда и подадим дымовые сигналы? Лиам начинает рвать травинки и кромсать их своими едва ли человеческими ногтями, чувствуя, как жар битвы и давление их стратеги начинают давить на его грудь. Ему очень хочется ударить по чему-нибудь прямо сейчас, и плевать на последствия. — Скотт — мягко произносит он. — Да, парень — тихо отвечает тот. — Видимо, мы идём по вашему плану. — Да — говорит Скотт. — Я знаю. — Какому плану? — отрезает Дерек. — Что вы, идиоты, собираетесь делать? Хейден прочищает горло. — Раннее мы говорили о том, чтобы отправиться к Неметону, и заманить охотников к себе. Это было до того, как появился ты и сообщил нам о том, что они уже там. — Вы совсем с ума сошли? — шипит Дерек. — Они сидят на целом тайнике с оружием и сушёной едой, с настоящими сторожевыми псами, которые были разработаны Создателями, чтобы разорвать нас на кусочки. И вы хотите, чтобы мы пришли туда и заявили о себе? — Поход на периметр нам больше не поможет, — возражает Скотт, сжимая челюсть. — Мы планировали использовать силовое поле как оружие, но если наших врагов там нет, то мы просто тратим энергию и пробираемся на неизвестную территорию, где Создатели могут прислать других монстров или ловушки, чтобы прикончить нас. — Ребята, я это ненавижу, — выдохнула Эллисон, прислоняясь ближе к плечу Скотта, когда он прижимается щекой к её голове. — Мне это очень, очень не нравится. Но я думаю, что Скотт прав. Единственное, что оправдает риск, — это если мы действительно отправимся туда, где находится враг, и покончим с этим. Лиаму это тоже не нравится. По запаху Хейден и биению её сердца можно понять, что она тоже испытывает волны тревоги из-за перспективы добровольно идти на верную смерть. — Я согласен, — говорит Лиам. — И как ты сказала, Хейден, по крайней мере, мы вместе теперь. Нас не четверо, а пятеро сейчас. Один из нас альфа, другая тренированный охотник. Эллисон уже кивает. — Мы можем поговорить о стратегии утром. Придумать что-нибудь, что позволит использовать наше дистанционное оружие в наших интересах, а потом, Дерек, после того как мы все отдохнем, ты сможешь рассказать нам о том, что ты заметил в Берсерках. Какие-то закономерности, какие-то щели в броне… — Верно. Ведь они разработаны Создателями Игр — соглашается Дерек, вздохнув с облегчением. — Всё созданное людьми имеет какую-то закономерность. Лиам начинает понемногу отключаться от разговора, его мысли всё ещё отягощены лицом Трейси в небе и нарастающим беспокойством о том, где остальные — где Тео — и как они все держатся. Он чувствует, что пульс Хейден всё ещё бьётся под её кожей. Не задумываясь, он протягивает руку, чтобы сжать её ладонь в своей, и прижимает тёплый поцелуй к её голове, в середину одной из косичек. — Тебе следует попытаться отдохнуть, — шепчет Хейден. — Ты не сомкнул и глаза прошлой ночью, ты смышлёный ублюдок. Лиам устало хихикнул. — Так точно, мэм. В конце концов, они все раскатывают спальные мешки, которые у них есть, Лиам и Хейден втискиваются в один, а Скотт с Эллисон — в другой, чтобы оставить запасной для Дерека. Лиам, прикрыв глаза капюшоном, наблюдает за тем, как Хейден устраивается рядом с ним, чтобы дежурить первой, и играет с ножом из своего рюкзака, то убирая его в ножны, то вынимая, чтобы посмотреть на отражение искусственной луны в его лезвии. Бессознательное состояние быстро овладевает им.

***

Лиам просыпается от крика Эллисон. Он дезориентирован, его зрение смещается, а мозг на мгновение не может понять, где он находится, но затем Дерек поднимается и рычит, и краем глаза Лиам наконец понимает, что стало причиной переполоха. Нолан. Охотник корчится в железной хватке Скотта на его шее, а Элисон достает из пояса кинжал и прижимает острие лезвия к трепещущей бледной плоти шеи Нолана. Меньше чем за секунду Дерек успевает превратиться и броситься на охотника с широко раскрытыми глазами. Лиам действует инстинктивно, отбрасывая спальный мешок и подпрыгивая в воздух, чтобы столкнуться с другим оборотнем и вместе с ним упасть на землю. — Отвали от меня! Отвали от меня! — вопит Дерек. — Я так глубоко погружу свои когти в эту дрянь, что он не сможет почувствовать свой язык. — Пока рано, — повышая голос, решительно заявляет Скотт. — У тебя будет шанс, Дер. Он нужен нам живым. — Лиам! — кричит Хейден, а Дерек рычит и напрягается, сопротивляясь захвату Лиама, полностью игнорируя слова Скотта, и борется с Лиамом, сверкая золотыми глазами и оскаленными зубами, за доминирование. — Немного помощи? — Лиам скалится сквозь клыки. Хейден быстро присоединяется к нему и прижимает напряжённое тело Дерека к земле. — Перестань, Дерек, — рычит она. — Ну же! Хватит! И она отводит руку назад и отвешивает ему физическую пощечину. Удар её руки по его коже выводит его из колеи. Дерек смотрит на Хейден и Лиама, снова ставших людьми, и испытывает нечто среднее между раздражением и неодобрительным восхищением. Позади них слышна потасовка, когда Нолан пытается ударить Скотта каблуком по голени, но Скотт уклоняется от бесполезного удара со спокойными рефлексами альфы, а Эллисон предупреждает Нолана. — На твоём месте я бы держалась очень тихо, Нолан. Крайне, смертельно неподвижно. Лиам оглядывается через плечо: Скотт зажал руки Нолана одной рукой за спиной, а Эллисон прижимается всем телом к Нолану, чтобы прижать его к весу Скотта и достаточно сильно надавить на лезвие, чтобы Нолан понял, что она не шутит. Лиам возвращается в человеческое состояние, как и Хейден. — Когда он пробрался? — спрашивает Данбар у всех. — Пару минут назад, в мою смену, — отрывисто отвечает Эллисон. Лиам решил, что этот ублюдок, должно быть, затаился неподалёку, выжидая своего шанса. Вероятно, он решил, что лучший шанс проскользнуть в лагерь незамеченным — во время смены человека. Конечно, он абсолютно недооценивал Эллисон. Лиам знает её едва ли несколько дней, чтобы пересчитать их по пальцам, но он знает, что нет ни одного момента, когда она не была бы начеку. Хейден уже взяла на себя инициативу, откопала несколько веревок из одного из рюкзаков и подошла ближе к Скотту, чтобы обвязать запястья Нолана за его спиной. Скотт бросает на неё благодарный взгляд и крепко сжимает затылок и торс Нолана, чтобы тот не сопротивлялся, пока девушка завязывает впечатляющую серию узлов, чтобы зафиксировать руки охотника. Эллисон прижимает Нолана к дереву, а Хейден начинает обвязывать его туловище вокруг ствола, и Арджент со сталью в голосе приказывает: — Что ты планировал сделать? Говори. Нижняя губа Нолана красноречиво подрагивает, но, к его чести, широко распахнутые голубые глаза остаются ледяными, когда его взгляд перебегает с одного члена союза на другого. Больше всего ему не нравится Дерек, который сидит в нескольких футах от допроса со сложенными перед собой руками. Но даже Лиама не обманывает эта непринуждённая поза. Он знает, что Дерек готов впиться зубами в шею Холлоуэя, как только всё закончится. Нолан поднимает подбородок. — Я ничего вам не скажу. — О да ладно, — насмехается Дерек. — Мы уже знаем, что Кейт сделала тебя своей маленькой сучкой и отправила сюда за нами. Эллисон показывает головой Скотту, чтобы он занялся допросом. Тот без возражений поднимается, а девушка усаживает Нолана на землю и начинает быстро и методично избавлять его от арсенала в карманах, на поясе, в носках, под курткой и рубашкой. Груда на земле рядом с Эллисон разрастается, превращаясь в пугающий ассортимент метательных звездочек, ножей, кольцевых ножей, зазубренных охотничьих ножей, кастетов и средних размеров кинжалов. — Большое спасибо за это, — говорит Эллисон, наклоняя голову и иронично улыбаясь. — Нолан, — начинает Скотт. — Мы были достаточно великодушны, чтобы не причинять тебе вреда, но, очевидно, у нас есть что поточить против тебя, больше всего у Дерека. Так что мы можем поступить по-простому, и ты расскажешь нам, что на уме у Кейт, или мы можем поступить по-плохому, и ты сам узнаешь, что это значит. В конце своего заявления он бросает на Нолана лишь намёк на огонёк в своих радужках. Чёрт, думает Лиам. Он почти не знал, что Скотт так может. — Что у неё на уме? Может, у нас? — усмехается паренёк. — Истребить вас уродов любыми способами. — Да, — огрызается Хейден. — Эту часть мы поняли, придурок. Не пытайся с нами хитрить. Нолан посмеивается. — Чтобы допросить одного меня требуется пятеро вас? И кто из нас придурок? — Нолан, — цедит Скотт, возвращая допрос в нужное русло. — Мы знаем, что вы с Кейт разбили лагерь у Неметона. Бровь Нолана немного поднимается в удивлении. Его губы складываются в тонкую полоску. — Думаю, тогда я вам не нужен. — О, как раз наоборот, — просто произносит Скотт, складывая руки на груди. — Ты возвращаешься с нами в лагерь, и мы используем тебя в качестве козыря. Как приманку, думает Лиам. План звучит не так плохо. — Кейт Арджент блять не торгуется, — говорит Нолан. Он сплёвывает на землю между ботинками Скотта. Комично, но оборотень опускает глаза, а затем снова поднимает, его лицо бесстрастно. Эллисон прячет улыбку за рукавом, заканчивая конфискацию оружия у пленника. — Спокойно, — говорит Скотт. — Думаю, тогда мы тебя просто убьём. Дерек.? Зрачки Нолана сузились до размеров булавочного укола, а пульс участился до галопа. Лиам слышит его, чувствует его запах, подавляющий и пульсирующий, всплеск тревоги, который ни один охотник, как бы хорошо он ни был обучен, не сможет скрыть от оборотня. Дерек уже почти на своих ногах по направлению к Нолану, губы закушены клыками, улыбка смертельна, когда Нолан заикается. — Подождите! Подождите! Скотт вскидывает руку, чтобы остановить Дерека. Тот издаёт глухой рык, но МакКол держит ладонь на груди Дерека. — Что такое, Нолан? — Она узнает, что вы придёте, понимаешь, — отвечает Нолан, панически сглатывая. — Она должна… Она… Она узнает. Голова Эллисон дёргается на это. Она сужает глаза. — Как она узнает? Холлоуэй открывает рот, потом закрывает. — Просто узнает. — Что, Берсерки вдруг обрели способность говорить, да ещё и на человеческом языке, чтобы коммуницировать с ней? — сардонически произносит Дерек. Нолан отрицательно качает головой, не сдерживаясь. — Вы все идиоты. Есть и другие виды коммуникации, знаете ли. Проходит несколько мгновений до того, как пульс Нолана снова подскакивает. Лиам пристально смотрит вперёд. Заинтригованный. И тут его осеняет. — Эллисон, — произносит он решительно. — Ловушки. Они расставлены вокруг Неметона. — Да, — соглашается она. Девушка поворачивается к охотнику. — Ты идёшь с нами, и ты отключишь их. — Или что? — Или я протащу твоё подколенное сухожилие через кишки и горло, вместе с языком, — жизнерадостно говорит Дерек. — Это достаточный стимул для тебя? Скотт выглядит так, будто хочет снова приструнить Дерека, но угроза старшего оборотня, похоже, возымела желаемый эффект. Нолан обводит их взглядом, находит на всех их лицах застывшую решимость и опускает руки. Скотт расценивает этот молчаливый жест как поражение и решительно кивает. — Мы поедим, а потом отправимся в путь. Оказывается, Эллисон уже расставляла термосы на земле в качестве тарелок и что-то тушила на костре во время своего раннего утреннего дежурства, и Лиам очень благодарен ей за бесконечное присутствие здравого смысла. Одна из ловушек Хейден поймала крупного кролика, и этого мяса вполне достаточно для пяти голодных желудков в такую рань после столь утомительного пробуждения. Скотт, кажется, подумывает о том, чтобы накормить Нолана миской тушеного мяса, но Эллисон лишь вскидывает на него бровь, и они вдвоём молча переговариваются взглядами и недосказанными фразами, а Скотт вздыхает с небольшой улыбкой и без лишних слов уплетает свою порцию. Хейден и Дерек по очереди злобно смотрят на Нолана, потягивая своё рагу, и, несомненно, борются за то, кому первому выпадет шанс нанести крепкий удар по носу парня, думает Лиам. Лиам чувствует, что это почти навязчивое спокойствие, привкус поэтической справедливости, когда он украдкой бросает взгляд на того самого парня, который всего несколько дней назад заставил его стоять на коленях и стонать на забрызганном кровью кафеле ванной комнаты в Капитолии. Я получу этого засранца обратно, как только мы окажемся на арене, — сказал он Тео. Я бы тоже хотел его достать, — ответил Тео. Лиам почти нелепо жалеет, что не смог разделить с Тео этот момент сладостного оправдания. Он мог бы увидеть, как мрачная улыбка расплывается по лицу Тео, когда он наконец-то видит, что одна половина безжалостного охотничьего дуэта наконец-то в их лапах. Но всё на арене — иллюзия, и передышка в виде покоя — одна из них. В разгар их тихих размышлений и непринужденной болтовни лесной воздух вспыхивает и рассыпается от непередаваемого рёва Берсерков.

***

Тео идёт до боли в ногах, до боли в языке, до пота, скатывающегося в глаза, до жжения в голенях под тяжестью рюкзака, топора, который он несёт, и бессонной тревоги, поселившейся в его груди. Он ненадолго задумался о том, чтобы вздремнуть — минут двадцать, не больше, он приучил себя просыпаться, как по часам, по мере необходимости, — но потом прислонился к дереву и на мгновение закрыл глаза, утоляя жажду несколькими каплями воды из фляги, и тут его стремительно настигло воспоминание об искрящейся крови, пузырящейся изо рта и ноздрей Трейси. Он попятился вперёд, дёргаясь от воспоминаний, и, тряхнув головой, выпрямился, глядя прямо, полный решимости идти дальше. Несмотря на свою неопытность в отношении лесов и практически любой дикой природы, Тео уверен, что начинает различать некоторые породы деревьев и кустарников, которые он видел ближе к центральной поляне у Неметона. Он останавливается, чтобы собрать несколько ягод — почти не задумываясь, ядовиты они или нет, а когда задумывается, то, пожав плечами, решает, что его органы химеры достаточно выносливы, чтобы очиститься от фруктового яда, — и перекусывает ими на ходу, иногда замедляясь, иногда перекладывая рюкзак на другое плечо, но никогда не останавливаясь в своём движении. По его подсчётам, он шёл уже несколько часов, когда ветер переменился, и его нос уловил другой запах. Сначала он не может определить, что это за запах — то ли из-за его чужеродности, то ли от усталости, — но потом останавливается, прислоняется к дереву, напрягает слух и улавливает слабый звук потрескивающей травы. Раздаётся шум и приглушенный рёв. Тео непонимающе качает головой, и тут его озаряет. — Вот блядь, — ругается он вслух. Неужели Создатели действительно подожгли эту чёртову арену? Он полагает, что нет времени выяснять, предназначены ли маленькие неопознанные баночки Трейси для лечения ожогов или нет. Он с новыми силами взваливает на плечи рюкзак и оружие и пускается бежать, напрягая слух и нос, чтобы уловить вдалеке направление, в котором, должно быть, возник пожар. Он знает, что до него ещё много миль, но ему не нравится, что треск и хруст листвы становится всё громче, вторгаясь в сознание, а горький вкус едва сдерживаемой паники посылает в лёгкие призрачные клубы дыма, пока он бежит. Он бежит и бежит, не обращая внимания на жжение в лёгких из-за ужаса, что всё остальное тело сгорит, если пламя настигнет его. Но тут он спотыкается и замирает, потому что над всем этим шумом, туманом в голове и грохотом рушащихся стволов деревьев вдалеке раздается безошибочный звук. Два пушечных залпа, грохочущие один за другим.