Regression to the Mean

Лиама и Хейден утешает то, что менторы дистрикта не сопровождают своих трибутов в зияющую пустотой тренировочную комнату. Их оставляют исследовать те станции, которые привлекают больше всего — цифровые экраны, где они могут определить ядовитые и безвредные виды растений, или вязание узлов и расстановка ловушек, или стеллаж с разнообразным оружием, расположенным перед вращающимися манекенами, а тренеры Капитолия выходят и проводят отточенные демонстрации тем трибутам, которые подходят ближе. Лиам и Хейден входят в помещение, прижавшись друг к другу, не держась за руки, но достаточно близко, чтобы костяшки пальцев соприкасались. Они не сказали друг другу ни слова об утреннем инциденте, и часть Лиама напряжена, но девушка бросила на него многозначительный взгляд за завтраком и полуулыбнулась, и он понял, что, возможно, она не так разочарована в нем, как ему показалось вначале. Она всегда была его якорем, так же как и он — её, с тех пор как его укусили в четырнадцать лет. И эта новая сверхъестественная неразбериха внесла путаницу в всеобъемлющий жизненный план Лиама по управлению РПВ. Господи, он не знает, что будет делать на арене, если они когда-нибудь разделятся. Данбар решает не думать об этом. Не позволять этому случиться, потому что как только он потеряет Хейден, как только они потеряют друг друга, все будет кончено. — Я хочу попробовать канатную станцию, — сообщает ему Ромеро. Он кивает и проводит пальцами по её локтю, прежде чем отпустить девушку. Она направляется к более тонким верёвкам, намотанным на углу стола, а женщина-тренер подходит к ней, тут же начиная урок. Лиам наблюдает за ними ещё минуту, отмечая, как ловкие пальцы Хейден уверенно справляются со своей задачей и как они попадают в знакомый ритм плетения ловушек для животных, как делалось это дома. Она справляется с первой маленькой ловушкой менее чем за две минуты, и даже тренер поднимает одну бровь, впечатлённая. На лице Лиама появляется улыбка. На другой стороне тренировочной комнаты охотники из Дистрикта 1 занимают место с оружием дальнего боя. Типично. Кейт взяла серебряный арбалет и выпускает стрелу за стрелой по вращающимся манекенам, попадая каждому в череп или сердце. Она прижимает арбалет к плечу, чтобы найти новые стрелы, и что-то в том, как она двигается со смертоносной плавностью, создает у Лиама отчётливое впечатление, что она знает, сколько людей за ней наблюдает. Нолан берёт со стойки набор копьев и кладет три из них у своих ног. Он раскачивается взад-вперёд в начале дорожки, вероятно, набирая темп, а затем отступает назад и наклоняется всем телом вперёд в беге. Его рука делает дугу назад и запускает копьё вперед. Оно взмывает в воздух по идеальной дуге, со свистом вращаясь, и с трепетом вонзается прямо в горло стоящего впереди манекена. Золотистый хвост Кейт взметнулся в сторону, когда она бросила взгляд на своего товарища. Может быть, она ухмыляется, а может быть, и нет, но Лиам чувствует запах самодовольства, исходящий от них обоих с такого расстояния. И тут Эллисон, тёмные волосы которой убраны назад в балетный пучок, проскакивает вперёд и хватает ближайший к Кейт лук. Их плечи соприкасаются. Эллисон поднимает глаза на кузину, и их взгляды встречаются. Губы Кейт сначала оттягиваются назад в едва скрываемом рычании. Что-то в чертах лица Эллисон бесконечно ожесточается. Не отходя назад быстрее, чем нужно, она перекидывает лук через плечо, берёт колчан со стрелами и идёт к участку стрельбища, расположенному рядом с участком Кейт. Эллисон выпускает сначала одну стрелу, затем двойную, быстро сменяя друг друга. Все три стрелы одна за другой находят свою цель в сердце её манекена. Не обращая внимания ни на кого, Эллисон ударяет ногой по кнопке, вмонтированной в пол у её лодыжки, и манекен поворачивается. Она снова ударяет по кнопке, и вращение происходит быстрее. На этот раз Эллисон оттягивает лук с тройной стрелой, она прикасается тетивой к краю носа, глаза сужаются, она едва дышит, а затем сложным движением отпускает их. Три стрелы последовательно вонзаются в груди трех отдельных манекенов. Эллисон наклоняется, чтобы снять колчан. Но прежде чем она собирается заменить оружие, в последний момент она поворачивается и пускает последнюю стрелу, которая пролетает на дюйм мимо плеча Кейт и вонзается в грудь последнего вращающегося манекена. Лиам испытывает извращённое чувство удовлетворения от того, что даже Кейт Арджент не может подавить спазматический вздох в горле, когда Эллисон уходит, чтобы вернуть лук и стрелы. Девушка- трибут из Дистрикта 3 определённо является главным претендентом на то, чтобы заключить с ними союз. Лиам пробуждается от своих мыслей и направляется к боксерским мешкам, не желая показаться глазеющим идиотом, который в конце дня никого не впечатлит. Он быстро теряет себя в привычном ритме, бросая удары направо и налево, удерживая себя на ногах, настолько, что ему удается на несколько минут отвлечься от громогласных ударов сердца и тяжелого дыхания вокруг. Лиам не задумывается о том, что кто-то может наблюдать за ним в данный момент. Он выплёскивает все разочарования, которые Хейден заставила его сдерживать сегодня утром, свою ярость на Финстока, свою ярость на Игры, безымянные и искаженные эмоции, которые терзают его каждый раз, когда он вспоминает лицо Мейсона, Дженны или Дэвида. — О-о, всё ещё проблемы с гневом, Дамбар? Лиам не сбавляет темпа, просто инстинктивно поворачивается с полувыпущенными клыками и наносит удар. Впервые в жизни Бретт Талбот оказывается застигнут врасплох, и сильный удар в нижнюю часть челюсти отбрасывает его на пол. Рядом что-то грохочет, и Лиам затылком уверен, что кто-то, должно быть, уронил что-то, услышав шум. Однако у него не хватает самообладания, чтобы остановиться и подумать об этом. Бретт рычит, вскакивает на ноги и сильно толкает его в грудь. Лиам издает гортанный звук и толкает его в ответ. — Что, твоя неуверенность в себе тоже последовала за тобой в Капитолий? — насмехается над ним Бретт. Он легко встаёт на ноги, танцуя вокруг Лиама с зажатыми кулаками. Тот наблюдает за ним сквозь сверкающие глаза и рот, полный острых клыков. Ноги прикованы к полу, потому что если он ещё раз двинется, то знает, что следующий удар придется в середину глазницы Бретта. — Давай. Ударь. Ты знаешь, что хочешь этого. Лиам делает выпад в его сторону. Бретт уклоняется, ожидая его удара. Он наносит резкий удар в скулу Лиама, и его голова откидывается назад. — Слишком медленно, Дамбар. Но погоди, это старые новости не так ли? Ты всегда был медленным, чтобы быть хорошим для чего-то. Лиам видит красное. Ему следовало бы знать, что ничего из того, что говорит Бретт, мать его, Талбот, не имеет никакого реального веса, но всё, о чем он сейчас может думать, это как четырнадцатилетний Бретт затолкал Лиама в клетку с овцами, потому что Лиаму было двенадцать, и он был человеком и не мог бежать достаточно быстро, чтобы их команда выиграла в случайной игре в мяч. Всё, что помнит Лиам, — это отпечатки мячей на его плечах и груди. Как он свернулся калачиком на земле, как жалкий ребенок, пытаясь защитить голову и лицо, ожидая и зная, что Мейсон был слишком далеко, чтобы услышать что-нибудь и прийти ему на помощь. Воспоминание пульсирует болью в зубах. Лиам набрасывается на Бретта, и они сталкиваются в центре. Талбот сбивает его с ног с силой, достаточной, чтобы выбить воздух из его лёгких. Голова Лиама откидывается на пол, и он успевает только моргнуть и увидеть Бретта, занёсший кулак для удара… Прежде чем кто-то влетает в поле его зрения и бьёт Бретта по центру, неправильно направляя удар и обрушивая на Лиама весь вес своего тела. Данбар кашляет. Он моргает и поднимается на когтях. Внезапно Тео оказывается рядом, заполняя всё его поле зрения, и это непонятно, как он вообще здесь оказался, но он что-то говорит Лиаму низким шипением. — Твои глаза Лиам. Оставь это. Оставь это. Миротворцы почти здесь, и они не должны видеть, как ты полностью превратишься. Лиам тяжело дышит. Рука Тео давит на его запястье, почти болезненно, но стискивание оглушает настолько, что он начинает позволять своему волку отступать. — Быстрее, Данбар. Ты хочешь, чтобы они увидели и решили, что все эти проблемы из-за тебя? Быстро, болезненно, Лиам вгоняет клыки обратно в дёсны. Возможно, это обман зрения, но плечи Тео опускаются в облегчении одновременно с плечами Лиама. Он уже достаточно вменяем, чтобы оценить обстановку. Уголком глаза он видит Стайлза и Скотта, оскалившихся и разинувших рты, как рыбы, возле полосы препятствий. На другой стороне Бретт, уткнувшись в заботливые руки Лори, всё ещё с нечеловеческим и наполовину измененным лицом, в то время как трио Миротворцев громыхает по покрытию в их сторону. Малия и Дерек стоят у станции идентификации растений, выглядят как занятые люди и делают всё возможное, чтобы не показаться слишком заинтересованными. А Хейден… Хейден сдерживается благодаря руке Лидии, лежащей на её предплечье. Несмотря на всё это, Лиам чувствует, как его сердце разрывается от благодарности за то, что у банши хватило ума не позволить драке разгореться дальше, чем нужно. Тео поднимает Лиама на ноги, и тот отчетливо осознает, что его пальцы всё ещё обхватывают мягкие точки давления на нижней стороне запястья Лиама. Рейкен делает шаг назад, как раз когда Миротворцы разворачиваются, чтобы забрать Бретта, и увлекает Лиама в дальний угол тренировочного зала, где скамейки прислонены к стене. Тео приседает перед ним, сжимает его запястье один раз, прежде чем отпустить. — … ты в порядке? Лиам кивает. Другой парень хмыкает и закатывает глаза. — Используй слова, Данбар. Мне нужно уйти, чтобы ты не привлекал к себе внимания. Ты в порядке? — Д-да. Да, — снова кивает Лиам. — Спа… Но Тео уже уходит, бегло кивнув в ответ и сжав губы в линию, прежде чем Лиам успевает закончить свою мысль. Лиам просто сидит там несколько минут, дыша через ноздри и не обращая внимания на жжение от пореза на верхней части щеки, которое постепенно исчезает по мере заживления. Он размазывает капли крови по нижней стороне манжеты и стягивает рукав на запястье, стараясь как можно лучше скрыть пятно. Данбару интересно, что Бретт рассказывает сейчас. Миротворцы оттащили его ко входу в тренировочный зал, гораздо дальше, и в непрекращающейся болтовне других трибутов и тренеров трудно разобрать негромкие объяснения другого оборотня. Тем не менее, по языку тела Бретта, он подозревает, что парень не показывает пальцем в его сторону. По крайней мере, пока. Драки между собой ещё до официального начала Игр противоречат негласным правилам Капитолия. Лиам знает, что если об этом станет известно, репутация жестокого трибута может стать проблемой. Либо зрители будут восхищаться их смелостью и неуравновешенностью, либо спонсоры увидят неуравновешенного монстра, которого уберут до того, как закончится первая половина недели Игр. Бретт бормочет что-то ещё и кивает, а Миротворцы поворачиваются на пятках и возвращаются на свои посты за дверьми тренировочного зала. Когда Талбот оборачивается, его взгляд не останавливается на том месте, где сидит Лиам, съёжившись на скамейке в тени. К Бретту тут же присоединяется Лори, которая отводит его к другому участку и работает с ним там в относительной тишине в течение следующих нескольких минут. — Ты тот ещё дебошир, не так ли? — раздается хрипловатый голос рядом с Лиамом. Он поднимает голову от сложенных у подбородка рук и смотрит на Дерека, который с тихим вздохом усаживается в футе от него на ту же скамейку. Лиам поднимает на него бровь. Дерек одаривает его полуулыбкой, полной зубов. — Все видели, знаешь ли. — Не Миротворцы. Хейл покачал головой. — Не они, но вот камеры — да. Лиам напрягается. Как он мог забыть? — Успокойся, — говорит Дерек. — Думаешь, это первое видео с трибутами, которые сходят с ума? Лиаму не важно, впервые ли Создатели смотрят такие кадры. Важнее то, не поставит ли эта информация под угрозу их с Хейден шансы на честный бой, когда они выйдут на арену. Дерек качает головой, и это движение находится где-то между интригой и раздражением, потому что из его следующих слов становится ясно, что он прочитал все мысли Лиама по одному только его лицу. — Ты не выглядишь опасным, Лиам. Думаю, они отпустят тебя без лишних волчьих капканов на арене, если ты об этом беспокоишься. Данбар фыркает. Прекрасно. И вот даже его собрат-оборотень говорит ему, что он не опасен. Сколько ещё людей собираются положить на него глаз и отмахнуться от него, как выразился Тео, как от ягнёнка, готового к убою? — Я сказал ты не выглядишь опасным, но я не говорил, что ты сам не опасен, — исправляет мужчина. — Господи, у тебя нет покер фейса, ребёнок. — Спасибо, — проговорил Лиам. — Прими это от эксперта, — резко говорит Дерек, его лицо совершенно бесстрастно. — Итак. Что у тебя с вон тем блондинистым гигантом? — С Бреттом? — качает головой Лиам. — Малия не сказала тебе? Дерек нахмурил брови. — Она сказала, что вы знакомы. Я просто не знал, что вы настолько хорошо знакомы. Это заставляет Лиама неохотно рассмеяться и снова покачать головой. — На самом деле я не ненавижу его, знаешь ли. Но мы никогда не были друзьями, хотя могли бы ими стать. Дерек хмыкает. Больше никаких комментариев. Что-то в том, как меняется его тело, говорит Лиаму, что он понимает больше из односложных объяснений Данбара, чем можно было бы подумать. — Полагаю, я не первый, кто отмечает, что у тебя проблемы с контролем, — мягко говорит Дерек. — О, Боже, — простонал Лиам в свои руки. — Ты всего лишь шестнадцатый человек. — Это наблюдение, а не осуждение. От старшего парня к младшему во всём этом сверхъестественном дерьме, я скажу тебе, что нет ничего невозможного в изменениях. У тебя есть якорь? Лиам поднимает голову, чтобы поискать Хейден в толпе. Он подозревает, что она занята Лидией где-то за пределами их поля зрения. Он обводит рукой в том направлении, где видел её в последний раз. — Моя девушка, Хейден. Дерек ухмыляется. — Мило. Из этого получится восхитительная история любви. Только никому не говори об этом. Если они уберут её, они будут знать, что могут добраться до тебя, и наоборот. Помни, ваши враги хотят, чтобы ты потерял голову. Игры — это не про силу, это про хитрость и терпение. Лиам щурится на него. Не то чтобы он жаловался, но этот парень точно высказывает много своих соображений по поводу дальнейшего пути Лиама на Игры. Дерек машет на него рукой. — Обычная ерунда, которую можно услышать от любого приличного наставника. Не в этом дело. Суть в том, что тебе нужна мантра. — … мантра? — Что-то, что ты говоришь себе снова и снова и снова… — Да, я понял. Я знаю, что такое мантра. Дерек бросает на него особенно смешной взгляд. — Твоя мантра, — снова начинает он, — должна быть чем-то, что ты можешь сказать себе, что имеет для тебя смысл, когда чувствуешь, что начинаешь терять его. Смотри. Дерек опускает руку в V-образный вырез рубашки и достает оттуда небольшой медальон на цепочке, оловянный и выветрившийся, почти как камень, с гравировкой по ободу и тремя вихрями, заполняющими центр в виде треугольника. — Что это? — Это трискелион. Символ моей семьи и стаи, — объясняет Дерек. — Каждая из этих трех спиралей? Представляет что-то в троице из нашей мантры. Что три вещи не могут быть скрыты: Солнце, Луна, Правда. Лиам был чертовски уверен, что парень собирался сказать «звёзды» в конце, но каждому своё, полагает он. — Солнце, Луна, Правда, — тихо повторяет он. — Верно, — кивает Дерек и снова прячет свой медальон под рубашкой. — Подумай об этом. Подумай о чём-то, что для тебя что-то значит, что станет для тебя якорем. Здорово, когда кто-то делает это для тебя, но давай посмотрим правде в глаза… рано или поздно большинство из нас останется совсем одни. И с этими словами он поднимается на ноги, прощально хлопает Лиама по плечу и уходит в сторону полосы препятствий.

***

Хейден догоняет Лиама, как только трибутам разрешают выйти на перерыв из тренировочного зала. — Что Дерек сказал тебе? — спрашивает она его. Лиам поворачивается, поднимая брови. — Подожди… ты не собираешься сначала прочитать мне лекцию обо всем этом дерьмовом шоу с Бреттом? Ромеро шлёпает его по голове, многозначительно оглядывая окружающую обстановку. — Позже, — шипит она. — В нашей комнате. — О. Он просто давал мне пару советов по поводу контроля и прочее. Хейден, кажется, находится между вздохом и ухмылкой. — Рада видеть, что все помогают тебе в этом. — Слушай, по поводу Тренера… — Я не злюсь. — Я знаю, но… — Серьёзно. Я понимаю. — Хейди, дай мне закончить! О Боже. Я не простил тренера за то, что он устроил нам это дерьмо сегодня утром. Я просто хотел сказать, что понимаю, почему он это сделал. И… я знаю, что Тео говорил с тобой вчера вечером о том, что здесь, в Капитолии, много напряжённости и вражеских линий. Я просто… думаю, что хотел убедиться, что мы все ещё на одной волне. — Лиам делает глубокий вдох. — Мне жаль, что я поставил тебя в такое положение сегодня утром. Прости меня за мои проблемы с контролем. Я не хочу быть тем, кто ставит под угрозу наши шансы на что-либо. Его голос начинает ломаться на последнем слоге, поэтому он быстро замолкает и отводит взгляд. Хейден изучает его. Они остановились у стены коридора в нескольких футах от туалетов, Миротворцы расположились по обе стороны прохода. Должно быть, она что-то увидела в его насупленных бровях, потому что вздохнула и прислонилась спиной к стене рядом с ним. Ромеро берёт его правую руку в свою и переплетает их пальцы вместе, сжимая. — Я принимаю твои извинения, — сообщает она. — Но давай пока постараемся держаться подальше от триггеров, хорошо? И я могу поговорить с Финстоком. Сказать ему, чтобы он воздержался от… — Нет, — перебивает её Лиам. — Мне это не нравится, я чертовски ненавижу его методы, но его сердце находится в правильном месте. Я просто должен смириться с этим и принять то, что он бросает в нас. Есть… есть причина, по которой он победил все эти годы назад, Хейден. — Я знаю, — вздыхает снова девушка. — Я знаю. Она смотрит на него краем глаза, затем поднимает бровь, как бы спрашивая разрешения. Найдя его в открытых глазах Лиама, Ромеро наклоняется и чмокает его в щёку. — О, ладно, — произносит Данбар. — Я бы мог привыкнуть к этому. — Заткнись, — бормочет она и тащит его в комнату отдыха.

***

Вечером ужин с Финстоком в их номере проходит неловко, хотя, возможно, в меньшей степени, чем стычка в поезде. Тренер шумно жуёт и делает прерывистые глотки из своей фляжки. Хейден режет фрукты ножом, а Лиам пытается проглотить сытные блюда с обычным коктейлем из чувства вины и горечи, который поднимается в его груди, когда наступает время еды. — Интервью будут через несколько дней, — нарушает молчание Финсток. — Давайте обсудим стратегии. Лиам и Хейден как один поворачивают головы в его сторону. — Я также хочу поговорить о союзах, — сразу же говорит девушка. — Мы получили хорошее представление о других трибутах за ужином вчера вечером. То же самое и в тренировочном зале сегодня днём. — Лидия, — присоединяется Лиам. — Дистрикт 4. Она умная. Малия из Дистрикта 5. Думаю, она предана. — Преданность здесь не обсуждается, — парирует Финсток. — Вы все будете не верны друг другу в последний день Игр. Может быть, даже в первый. Мы должны говорить о реальных сильных и слабых сторонах. — Ладно, — произносит Ромеро. — Сегодня я разговаривала со Скоттом из третьего Дистрикта. У него прекрасные лидерские качества. Я чувствую, что он против насилия, но не прочь применить его, если того требует ситуация. Он также очень хорошо владеет своими чувствами. — Да, я помню, как видел его на полосе препятствий со Стайлзом, — соглашается Лиам. — Он был просто зверь. О, и еще один трибут из Дистрикта 3, Эллисон — она мне нравится. Она опасная. — Это она подошла к Кейт и Нолану и воспользовалась их стрельбищем? — спрашивает Хейден. Лиам усмехается. — Дерзко, — комментирует Финсток, сложив руки у подбородка. — Значит, вы думаете, что нужно привлечь на свою сторону двоих из Дистрикта 3, пока до них не добрались другие. Убрать жесткую конкуренцию с помощью альянса. Финсток щелкает языком. — Неплохое мышление. Неплохое мышление. Лиам и Хейден обмениваются осторожными взглядами, практически сияя. — Я знаю их ментора, Дитона. Не думаю, что будет слишком сложно обсудить это с ним. — Я думал, что союзы не обязательно должны быть официальными. Вы приходите на арену и решаете все там, — вмешивается Лиам. — Обычно да. Но всегда помогает, когда твои наставники сотрудничают за кулисами. Подтягиваемся в разных направлениях, подходим к спонсорам с разных сторон, и все в таком духе. — Ага, — тихо говорит себе Лиам. — Кто-нибудь еще? — Стайлз неплох. Он напарник Лидии из Дистрикта 4. Я думаю, он гораздо больше мыслит, чем кажется, — сообщает Хейден. — Я видела, как он распутал одну из моих ловушек быстрее, чем я смогла бы распутать её сама. Финсток не выглядит убеждённым, но, по крайней мере, он не спорит. — Пэрриш — их наставник. Я посмотрю, что смогу узнать у него об этом Стайлзе и Лидии. Но ничего не обещаю. Он пригубил ещё одну рюмку. — Малия и Дерек… — начал было Лиам. — Нет, — прервал его Финсток. — Но Тренер… — Создавайте слишком большие союзы, и ваша стратегия ни к чему не приведет. Если у вас нет действительно веской причины заключать с ними союз, просто довольствуйтесь тем, что не являетесь их врагами. Лиам сглотнул. Он бросил взгляд на подругу. — Хорошо, — резко отвечает она. — А добровольцы из Дистрикта 2? — Нет, — говорит Данбар, и, судя по выражению лица Финстока, именно такого ответа он и ожидал. — Они одиночки и плохо ладят с другими. Им нельзя доверять. — Ты должен понять, парень, доверие не имеет значения в Играх. — Они сильны, но у нас слишком большая история, — неохотно признает Лиам. — Как вы и сказали. Не враги, но и не союзники. Финсток щёлкает языком за зубами. — Справедливо. Хейден отодвигает свою тарелку. — А наша стратегия интервью? Наши мысли? Финсток сужает на нее глаза. — Я думал, у тебя есть несколько ярких идей на этот счет. Как насчёт… как насчёт этой фальшивки, которую вы двое затеяли? Он жестикулировал двумя пальцами взад и вперёд между ними за столом. Сначала брови Лиама поднялись к линии роста волос, затем Хейден последовала за ним. — Да ладно, — усмехается Тренер. — Я пьяница, страдающий алкоголизмом, а не слепой. Вы двое общаетесь только на людях. Лиам морщится. Очевидно, что они не очень старались, чтобы продавать свою историю любви круглосуточно. Застывшая челюсть Хейден, кажется, говорит о том же разочаровании. — Не надо выглядеть такими подавленными, — говорит Финсток. — Ещё есть время оправиться от этой неразберихи. Придумайте захватывающую историю любви и придерживайтесь её. Донесите до зрителей. И прежде всего, что бы вы ни делали, будьте очаровательными. Видит Бог, это всё, на что вы двое способны. Он наливает себе еще один напиток, и Хейден быстро уходит в ванную. Лиам сидит в гробовом молчании несколько минут, затем прочищает горло. — Тренер? Я… я просто хотел поговорить о том, что произошло сегодня утром. Это заставляет Финстока заметно вздрогнуть. Он с грохотом ставит бутылку с вином на стол и выжидающе смотрит на Лиама. — Мне не понравилось, что меня не предупредили о волчьем аконите, но… — Данбар сглатывает его гордость, как камень в горле. — Вы были правы. Насчет моего гнева, я имею в виду. Я знаю, что мне нужно больше контролировать себя, если я рассчитываю, что всё это сработает. Вот и всё. Он сказал это. — И, — поспешно добавляет Лиам, — я работаю над этим. Активно. Чтобы успокоить себя, я имею в виду. Я обещаю, что это больше не будет проблемой, на тренировках или на интервью, или что там будет дальше. На губах Финстока играет что-то похожее на ухмылку, но, возможно, Лиам просто выдает желаемое за действительное. — Я не понимаю. Что изменилось? Лиам закусывает нижнюю губу зубами. Думает о пяти точках давления пальцев Тео, обхвативших его запястье, и о гуле его голоса, возвращающего Лиама к реальности. Он знает, что всегда был идиотом в словах, но то, что вырывается из него в ответ, просто охренительно. — Я… я держал парня за руку. И может быть, Финсток не верит ему, а может быть, он просто пьян в стельку, как это обычно бывает, но на самом деле он улыбается и посмеивается над Лиамом, покачивая головой. — Я понял, Данбар. Я всё понял.

***

Через неделю изнурительных утренних пробежек и полноценных тренировок Лиам и Хейден снова оказываются во власти своих стилистов, всего за несколько часов до интервью в прямом эфире с ведущим Игр Верноном Бойдом. Лиам наполовину задыхается от толчков и пиханий, когда, спотыкаясь, выходит из раздевалки в коридор. Чудесным образом Хейден оказывается там раньше него. Он почти не узнает её. Глаза стали более глубокими благодаря тёмным теням для век с бордовым оттенком. Её скулы тоже более выражены. Она вышагивает перед дверью гримёрной, несомненно, чувствуя себя неловко, демонстрируя так много кожи на плечах в платье без бретелек, в которое её одели, хотя почти всю свою жизнь Лиам видел её только в джинсах, клетчатых рубашках и спортивных куртках. Данбар не может не восхищаться тем, как полуночно-синее платье девушки с рюшами вверх и вниз по бокам собрано в миллион маленьких складочек, скрепленных сверху донизу булавками. Даже небольшой сложный на вид головной убор, который развевает её локоны в стороны, кажется, мерцает крошечными серебряными булавками, когда она двигается. Хейден замечает, как он смотрит на неё. На её лице появляется улыбка, хотя напряжение не покидает плечи. — Мы сочетаемся! — произносит она, указывая на его дополняющий ансамбль. Улыбка исчезает с лица, когда она понимает, что Лиам по-прежнему ничего не говорит. — Что случилось? Ты хорошо себя чувствуешь? — Ты помнишь танцы в шестом классе? — Парню наконец-то удается сказать, чувствуя, что он задыхается в своих словах. — Тот, где ты надела то клетчатое платье, которое ты сшила? — Ты имеешь в виду тот танец, где ты заблевал все мои туфли, потому что очень нервничал, произнося вступительную речь? — Тот самый, — слабо произносит Лиам. — Ты была так зла. Ты каждую неделю в течение полугода намазывала соком дерева мое сиденье. Ромеро фыркает. — Я не была зла. Я была мстительной. — Она подходит ближе и проводит рукой вверх и вниз по его руке через откровенно нелепую ткань его костюма. — Ты же не собираешься блевать прямо сейчас? — Возможно. — Прямо перед выходом в прямой эфир? Голос Данбара повышается. — Возможно. — О, ради любви к… иди сюда. Она дважды проверяет, что никто больше не бродит мимо их укрытия, а затем дёргает Лиама вперед и прижимает его голову к своей груди. Он протестующе вскрикивает. Но когда Ромеро кладет руку ему на лицо и направляет его ухо в такт биению своего сердца, он вдруг понимает, что был близок к приступу удушья. Данбар прижимается к ней, руки слегка скользят по её плечам, он дрожит и отдаётся утешительному стуку её сердца. — Спасибо, — говорит Лиам через несколько мгновений, отстраняясь от неё. Его вены всё ещё пульсируют, но безрассудная энергия в них несколько рассеялась. — Эй, ты тоже меня успокаиваешь. Симбиоз, — говорит она, пожимая плечами. И тут появляется Финсток, как всегда, с широко раскрытыми глазами и порицанием, а Лиам и Хейден отправляются стоять в очереди за другими участниками, ожидая своей минуты на сцену вместе со славным Верноном Бойдом.

***

Вернон выходит на сцену, как мощная масса харизмы, которой он и является, присоединяясь к отсчёту мигающих огней с поднятыми в воздух пальцами, чтобы вся арена зрителей могла это видеть. Пять, четыре, три, два, один… — Добро пожаловать на семьдесят пятые ежегодные Голодные игры! Перстни вспыхивают на пальцах Вернона, яркие и дикие, как его отбеленные зубы в тысячеваттной улыбке. Он весь утопает в огнях на своей гладкой коже и шёлковых лацканах, утыканных брошками. Он проводит аудиторию через умелый и эффективный обзор последних двух недель, начиная с основных моментов жатвы, профилей трибутов и заканчивая индивидуальными оценками, полученными на личных встречах трибутов с Создателями Игр. Лиам и Хейден слышат его рокочущий голос, стоя нервно в коридоре позади других трибутов. Слышится оценка Кейт — 7 из 7, дальше оценка Нолана — 6, близнецов Бретта и Лори — 5, и так далее до 3 Стайлза, 4 у Лидии, а затем 2 у Тео, 3 у Трейси и сочетающиеся 4 Хейден и Лиама. Оценка Тео, безусловно, показалась Данбару странной. Однако после их личных встреч эти двое больше не пересекались, и Лиам мог объяснить низкое число только своими собственными мыслями и предположениями. Интервью Кейт проходит так хорошо, как и следовало ожидать. Она расположилась на диване Вернона в своем комплекте из плаща и костюма с уверенностью, которая вселяет страх прямо в нутро Лиама. Арджент умело уклоняется от вопросов, избегает расспросов Вернона о семейном вдохновении или драмах из её прошлого. Тогда Вернон резко спрашивает: — Так вы слышали о отступниках, да? На улицах Капитолия ходят слухи, что часть вашей семьи принадлежит к этому классу. Что вы на это скажете? Кейт улыбается ему, щёлкая языком по зубам, и говорит: — Я — Арджент, Вернон. Однажды охотник, всегда охотник. Любой, кто претендует на мою фамилию и не живет в соответствии с моральными истинами, по которым мы живем — о человечности и защите общества — ну, он не Аргент. Они предатели, которые заслуживают худшего, чем Игр. И в конце она ещё раз победно демонстрирует свои зубы. Что-то в глазах Вернона темнеет, но в тусклом свете и с его многолетним опытом, позволяющим скрыть вспышку радужки или оскал клыков, этот момент проходит. Он пожимает руку Кейт и встает вместе с ней лицом к толпе. — Вот и всё, народ. Прекрасная мисс Кейт Арджент, столь же безжалостная, сколь и осуждённая. Аплодисменты нашему первому трибуту Дистрикта 1! Нолан становится более открытым, когда наступает его очередь. Он рассказывает о том, что происходит из семьи охотников, что родители гордятся им за то, что он решил посвятить себя такой жизни. Пока он говорит, его голос немного тихий, но всё ещё сохраняющий мальчишеские нотки. Лиам со спины почти начинает думать, что Нолан Холлоуэй — такой же ребёнок, как и он, выросший, чтобы бросаться с ножами на собак, но при этом бандитский и широкоглазый, как любой другой подросток. И тут Вернон замечает: — Представляю, как бы вам хотелось вернуться домой и привезти своей семье гордость в виде короны победителя. — Да, — кивает Нолан. Он облизывает губы. — Я бы тоже хотел привезти её домой для своего брата. — О? — Да, его звали Гейб. Мой старший брат. Он был убит оборотнями два года назад, — прямо сказал Холлоуэй. Вернон переместился в своем кресле в состоянии повышенной готовности, несомненно, предчувствуя впечатляющий характер того, что его собеседник собирается сказать дальше. Но Нолан продолжает: — Мой отец нашёл его на складе разорванным на куски. Они не хотели показывать мне его тело, но я всё равно увидел его, когда он вернулся домой. Я должен был посмотреть. Я…Гейб был моим лучшим другом во всем мире. Я никогда не забуду, как он выглядел, когда вернулся домой в такой коробке. Никогда. Вернон заметно сглатывает и делает передышку. Он подносит микрофон ко рту и говорит с сочувствием: — Я уверен, что память о вашем брате станет для вас движущей силой, чтобы сделать всё возможное для победы, молодой человек. — Да, — произносит яростно Нолан. — Так и будет. Бретт немного более однословен, чем обычно, в своем интервью. Очевидно, ему не так комфортно перед толпой, как в небольших компаниях. Однако, Лиаму удалось выделить сдержанное объяснение Бретта Вернону, что он и Лори — последние из их стаи, рождённые оборотнями в семье оборотней, и что их родители были убиты охотниками, когда ему было всего восемь лет. В конце он медленно кивает Вернону, и ведущий предполагает, что это, должно быть, и вдохновило Бретта и его сестру Лори стать добровольцами на Играх в этом году. — Честь вашей стаи? — спрашивает Вернон. Рот Бретта сжался в жесткую линию. — Это один из способов выразить это. Мне нравится называть это уравниванием чаши весов. — И пусть шансы всегда будут в твою пользу в твоем стремлении к справедливости. Дамы и господа, Бретт Талбот, трибут-доброволец из Дистрикта 2! Лори не повторяет слова брата об их умерших родителях. Вместо этого она говорит о том, какой опорой была их наставница Сатоми, которая усыновила их много лет назад и привела во второй Дистрикт когда они думали, что им больше некуда идти. — Так вы нашли там дом, — мягко произносит Вернон. Лори кивает, крутя в кулаке материал своего румяно-розового шифонового платья. В соответствии с лесной тематикой Дистрикта, стилисты одели её в костюм, расшитый деревьями, переходящими в стаю птиц. — Могу ли я предположить, что у тебя дома есть кто-то особенный? — спрашивает Вернон. На лице Лори появляется мимолётное проявление эмоций, но затем оно исчезает. — Кира, — говорит она после паузы. — Она моя лучшая подруга во всём мире. Моя вторая половинка. Мы любим друг друга, и я просто хочу вернуться домой и жениться на ней. — Так и будет, — говорит Бойд, — когда ты выиграешь. Он улыбается ей и протягивает руку, чтобы она встала и присоединилась к нему. — Лори Талбот из Дистрикта 2, народ. Наш храбрый и душевный волонтёр. Лиам обращает особое внимание, когда на сцену выходят Эллисон и Скотт. В отличие от Хейден, у него не было прямого контакта ни с одним из них, поэтому ему интересно узнать, верно ли его предчувствие, что из них получатся хорошие союзники. Эллисон просто очаровательна. Данбар чувствует, как подруга сдвигается в его сторону, возможно, напуганная тем, как Эллисон Арджент в считанные секунды обводит толпу вокруг пальца. — Это из-за ямочек, — шипит на него Ромеро. Лиам ждет, пока Хейден посмотрит на него, чтобы увидеть, как он закатывает глаза. Она бьёт его в грудь, и он хмыкает. — Скажи мне, Эллисон, — говорит Вернон. — Я уверен, что ты слышала, как Кейт Арджент ранее делилась своим мнением об отступниках в семье. Ты бы сказала, что ваше сближение на Играх в этом году — это судьба? Урегулировать отношения между вашими двумя сторонами? Эллисон вскинула на него бровь. — Нет такой вещи, как судьба, Вернон. Вернон смотрит на неё так же холодно, хотя, возможно, в его глазах мелькнуло что-то впечатляющее. — Оборотней тоже не существует. Элисон одаривает его невесёлой улыбкой, которая каким-то образом все еще сбивает с ног большую часть толпы. — Я думаю, Игры покажут, чья идея человечества восторжествует. — И на этом всё? — И на этом всё. По сигналу встаёт вместе с ведущим лицом к аудитории. — Потрясающая Эллисон Арджент из Дистрикта 3, здесь, чтобы рассказать другую сторону истории Арджент. Кого вы выберете, дамы и господа? Скотт серьёзен, как и Эллисон, когда наступает его очередь. Лиам считает, что немного мягкости проявляется, когда он вставляет историю о том, как они с Эллисон знают друг друга из Дистрикта 3. Они познакомились, прячась в школьном туалете. Это вызывает пару смешков со стороны аудитории Капитолия. Лиам пожевал губу, чувствуя, что его сердцебиение снова участилось. Очаровательным, сказал Финсток. Быть очаровательным. — Конечно, все знают, что вы здесь, чтобы победить. Как и все до вас, — роняет Бойд, давая сигнал к переходу к более мрачным темам. — Но что вы надеетесь получить от Игр? Что вы хотите привезти домой? Честь… славу…? — В основном, себя, — говорит Скотт. Он смотрит в сторону и постукивает пальцем по колену, обдумывая вопрос. — Я имею в виду… было бы здорово остаться в живых по окончании всего этого, вернуться к своей семье и знать, что всё позади, и я доказал ценность оборотней до меня, но… я думаю, Вернон, прежде всего, я не хочу, чтобы Игры изменили меня. Нежная тишина окутывает зал, когда Скотт завершает свою мысль. Даже Лиам бросает тяжелый взгляд на Хейден, которая отвечает ему слабой улыбкой. — Я думаю это мечта, не так ли? — Голос Вернона сквозит мягкостью. На мгновение из него исчезли некоторые нотки шоу-бизнеса. — Или, по крайней мере, это самая реальная мечта, которую мы можем иметь в нашем мире в настоящее время. — Абсолютно, — соглашается МакКол. Лидия и Стайлз следующие. Мартин делится уморительными историями о своём детстве, пользуясь возможностью продемонстрировать свои таланты по всем предметам в школе и даже вскользь рассказать анекдот о своих способностях банши. Стайлз, как всегда, не в себе, перескакивает с середины одного предложения на другое. И хотя при других обстоятельствах это заставило бы Лиама закатить глаза, он обнаружил, что здесь, в интервью, это работает на Стайлза. Вернон говорит с заговорщической ухмылкой: — Итак, скажи мне, Стайлз. Что ты такое? — Прошу прощения? — моргает Стилински. — Твой партнёр Лидия — банши. Ты слышал людей до тебя: укушены или рождены оборотнями. Но ты был довольно молчаливым о своих способностях. Так что… может быть, сегодня ты наконец откроешь нам всем, в чём твоя сила? — Зловещий снеговик, — кивнул Стайлз, не пропуская ни одного мгновения. — Но это больше относится к зимнему времени, знаете ли. Сезонность. Это вызывает усмешку и у Вернона, и у толпы. — Правда, Стайлз. Не скромничай. Парень делает вид, что ищет ответ в потолке. Затем он говорит: — Однажды в меня вселился злой, жестокий дух лисы. Уверен, вы, ребята, всё об этом знаете. — Конечно, — легко отвечает ведущий. — то единственная запись о твоём прошлом, которая у нас есть. Впечатляющие, на самом деле. Так каков ты сейчас? Стайлз прищурился. — … лучше? Вернон поднимает бровь. Толпа разражается смехом. Стилински хранит молчание, окидывая аудиторию наглым взглядом, ожидая этого …и вот она — новая волна смеха. Лиам должен отдать должное этому парню. Он действительно знает, как использовать свои ощущения, чтобы завоевать толпу. — Посмотри, как он избегает всех реальных вопросов, — ворчит Хейден. — Я же говорил, что он умный, — бормочет в ответ Данбар. Дерек и Малия во время интервью как-то незаметно ушли в дебри, обсуждая методы добычи полезных ископаемых и свой странный опыт работы с оборудованием в родном Дистрикте. Малия, как обычно, откровенно смешна, что немного противоречит её слишком откровенному наряду, состоящему из золотого боди и блестящей накидки, имитирующей эффект бриллиантов. Дерек, тем временем, просто типично бесстрастен. Тео идёт после Трейси, которая уходит со сцены в темной тафте, увенчанной лифом, сделанным почти исключительно из перьев: их стилисты придерживались темы птиц. Лиам, несмотря на себя, напрягается, приходя в состояние повышенной готовности, когда Рейкен пересекает сцену, чтобы пожать руку Вернону. В его шагах есть что-то расчётливое, думает Лиам, хотя у него никогда не было возможности увидеть Тео другим. — Тео Рейкен, — представляет Вернон взмахом руки, когда тот занимает своё место. — Из шестого Дистрикта. Как тебе жизнь в большом Капитолии? — Замерзаю, — немедленно отвечает Тео. — Вы, ребята, поддерживаете такую низкую температуру. В туннелях дома жарко и влажно. Я немного скучаю по этому. Лиам уверен, что Тео не скучает, но по кривой улыбке понимает, что химера надевает маску для камер и бросает фразы для насмешек. Естественно, Вернон откидывает назад голову и разражается достойным шоу-бизнеса смехом. Они продолжают разговор о мыле и других мелких нелепостях, на которые Тео обращает внимание во время их пребывания в люксах или банкетных завтраков в личных столовых. Вернону удаётся вести беседу с поразительной искренностью. Учитывая, что в прошлом он был победителем от Дистрикта 5, Лиам приятно удивлен, что Вернон всё ещё держится. — Итак. Я собираюсь задать тебе неудобный вопрос, Тео, — произносит Бойд, наклоняясь ближе. Рейкен посылает ему полуулыбку. — Пока ещё не было ничего неудобного, Вернон. Продолжай. — Твои баллы. Расскажи мне об этом. — Ведущий жестикулирует руками. — Как ты думаешь, почему они поставили тебе двойку? — Мы знаем ответ на это, Вернон. — Знаем? — Это оценка, предназначенная для химер, — говорит Тео с натянутой улыбкой. Вернон пытается немного отклониться от направления разговора. — Но что ты сделал для Создателей? — Боюсь, я не могу вам этого сказать, — заявляет Рейкен. — Ты же знаешь, что они обязали нас молчать. — Да ладно, Тео. Я думаю, ты можешь дать нам маленькую подсказку. Парень качает головой. Вернон пытается в последний раз. — Это было лазание по канату? Бой на мечах? Дистанционное оружие? Что вы им показывали? Тео задумывается на минуту. Затем он решает: — Я показал им себя. — Интригующе, — прокомментировал Бойд. — Что же это могло быть? — В их глазах? Нечто ниже ничтожного. — Глаза Тео вспыхивают, и его ироничная ухмылка возвращается. — Но это ничего, потому что шансы могут быть в пользу одного Дистрикта, и я собираюсь их уравнять. — Хорошо сказано, — говорит Вернон, его лицо бессознательно становится задумчивым. — Аплодисменты для нашего откровенного Тео Рейкена из шестого Дистрикта. Тео уходит, напрягая плечи и ещё более напрягая уголки рта, и Лиам не может не проводить взглядом его удаляющуюся фигуру, пока он не исчезает через выход на другой стороне сцены. — Пожелай мне удачи, — шепчет Хейден. — Ты разгромишь его, — шепчет Лиам в ответ и отпускает её, чмокнув в уголок рта и напоследок сжав её руку. Хейден, как оказалось, не о чем беспокоиться. Она легко переходит грань между девичьим и жгучим, рассказывая сначала о том, как они с Лиамом встретились — даже вбрасывает правду о том, как они били друг друга на детской площадке, и таким образом родилась их история любви — а затем отрезвляется, когда Вернон подходит к теме её семьи. — Ты первый доброволец в истории Дистрикта 7, — отмечает ведущий. — Не прокомментируешь? Почему ты это сделала? — Я должна была это сделать. Для моей сестры Вэл. — Ромеро тяжело сглатывает. Лиам видит тот самый момент, когда она закрывается. Девушка могла бы сказать больше… должна была сказать больше, но она избегает зрительного контакта с Верноном или аудиторией. Вернон чувствует её фиаско и изящно помогает ей выбраться. — Что было у тебя на уме в тот момент, Хейден? — Я просто думала… я просто продолжала думать… если я позволю Вэл пройти мимо меня и подняться на сцену, то… это будет последний раз, когда я вижу ее снова. В последний раз, когда я снова увижу кого-либо из своей семьи. Вернон позволяет ее словам повиснуть в воздухе в знак уважения. — Это настоящая любовь, — мягко говорит он. — И вот что я тебе скажу. Ты выйдешь туда, завоюешь сердца всех и выиграешь Игры этого года, вернешься домой и сможешь снова обнять свою сестру. Что скажешь? Хейден кажется, что она едва может говорить из-за кома в горле, но всё же решительно кивает и выдыхает: — Да, я бы хотела этого. Вернон заботится о том, чтобы прижать Хейден к себе и коротко обнять, когда они пожимают друг другу руки, и отправляет её со сцены. Наконец, настал момент Лиама. Его сердце колотится где-то под горлом. Первые две минуты интервью пролетели для Лиама в практической отключке. Он смутно помнит, как обменивался шутками с Верноном о своих днях выпечки хлеба в магазине, или, может быть, это был анекдот о его неудачной работе на хлопковых полях. В любой другой день он мальчишка, но его тревога усугубляется до десятой степени, поэтому он просто молится, чтобы это вышло убедительно и трогательно. — Звучит будто ты скучаешь по дому, — произносит Вернон. Лиам качает головой. — Я так рад, что Хейден здесь, со мной. Она — мой дом. Но… у меня всё ещё есть семья, и я скучаю по ним каждый день. — Расскажи мне о них. И Лиам рассказывает. Он немного рассказывает о том, как они с Мейсоном выросли вместе практически в пеленках и как его мать влюбилась в отца Мейсона, местного врача, после того как оплакивала своего первого мужа. Он пропускает душещипательную историю о том, как его отец умер от болезни лёгких, потому что нутром чувствует, что подробности его смерти не вызовут лишнего сочувствия у аудитории. — Ты нарисовал для меня такую яркую картину, Лиам. Мне кажется, что я почти там. Это кажется таким… — Человеческим? — уточняет Данбар. Ведущий одаривает его задумчивой улыбкой. — Человеческим, — кивает он. — Это потому, что мы такие, — говорит Лиам с внезапной и вновь обретенной силой. Он не знает, что заставило его так говорить, но теперь пути назад нет. — Мы такие же люди, как и все остальные, пытаемся устроить свою жизнь. Я такой же человек, как и любой другой в этой комнате. Возможно, в предыдущих интервью были сделаны более смелые заявления, но от одной этой фразы у него дрожат колени. Он незаметно складывает на них руки, чтобы успокоиться. — Слова мудрости, которые нужно переварить, — заключает Вернон. — Дамы и господа, поприветствуйте Лиама Данбара, нашего очаровательного молодого человека из седьмого Дистрикта!

***

Лиам, спотыкаясь, спускается по последней ступеньке со сцены и бежит к ближайшему туалету, проскакивая мимо Миротворца, стоящего в конце коридора. Он бросается к раковине и поворачивает кран, чтобы обрызгать лицо ледяной водой. Парень видит своё отражение в зеркале, причёсанное и чисто выбритое, с шелковым голубым галстуком на шее, и думает, что из всех образов, которые он видел на экране до этого момента, этот узнает меньше всего. Цирковое животное в костюме из плоти. Он не превратится в одного из них. Не превратится. Мгновение движения в уголке глаза привлекло внимание Лиама. Там, в левом нижнем углу зеркала, у него есть примерно полсекунды, чтобы рассмотреть образ Нолана… Нолана, темноволосого блондина со странными острыми зубами. Нолана, охотника из Дистрикта 1 — движущегося к нему с извращённой скоростью, с пылающими глазами, прежде чем его развернёт, и боль взорвется в центре лица Лиама, а его череп треснет о стекло позади него. Блять. Блять. Ему следовало быть внимательным. Он не должен был позволять себе запутаться в своих мыслях. Не здесь.Не сейчас, когда его окружают враги с волчьими зубами за человеческими улыбками, шёлковыми лацканами и сверкающими запонками. Лиам едва успевает прижаться к краю раковины, когда Нолан впечатывает колено ему в живот. Данбар принимает удар на себя, скручивается, одной рукой обхватывая себя за грудь, а другой останавливая поток крови, хаотично льющейся из носа. — «Мы такие же люди, как и все остальные, пытаемся устроить свою жизнь», да? — пародирует его Холлоуэй. Издевается. А. Дерьмо. — Нолан, — гнусаво говорит Лиам через ладонь. — «Мы такие же люди, как все остальные», — продолжает цитировать его охотник. Ходит взад-вперёд по кафелю перед Лиамом, словно это его первый раз, когда он кого-то запугивает, и его колени вот-вот не выдержат, но в нём заложена первобытная ярость, которая оставляет его на грани безумия. Достаточно, чтобы немного напугать Лиама. — Это то, что ты думаешь? — требует Нолан. — Давай, скажи мне, шавка. Ты человек? Ты такой же человек как и я? — Нолан… — Данбар пытается снова, но ему не удаётся даже закончить связную мысль, потому что Нолан бросается к нему и вцепляется в его волосы, чтобы подтянуть его к себе и ударить спиной о раковину. Лиам подавляет крик, когда мраморный край врезается в него через костюм, и он чувствует, как там расцветает синяк. — Если вы все люди, то Гейб бы не умер. Если вы действительно люди, то моего родного брата не пришлось бы собирать по кусочкам с того склада и везти домой в ёбаной коробке! — Нолан. — Данбар пытается в очередной раз, и сейчас он защищается рукой. Ловит удар локтём, чувствует, как его глаза вспыхивают за закрытыми веками от удара — Я не убивал Гейба. Мне жаль — ещё один удар по голени, еще один по бедру — жаль твоего брата, но я его не убивал. Нолан снова дёргает его за волосы и шипит ему в лицо: — Ты не убивал, но один из твоих сородичей убил. И это мог быть и ты. Ещё один удар кулаком в лицо. Костяшки пальцев трескают кожу, кровь выплескивается на язык, заливая пространство между зубами. Лиам клянется, что сверхъестественно слышит брызги на зеркале и полу. — Давай, — сплёвывает охотник. — Давай. Открой свои глаза, Данбар. Ты знаешь, что уже превращаешься. Ты не можешь долго контролировать себя. Он прав. Лиам не может. Волк не просто мечется внутри него — он воет, пытается когтями вырваться прямо из его кожи. Кулак, который он и не подозревал, что сжимает над своим животом, уже сочится кровью из того места, где его когти вырвались и пронзили его собственную плоть. — Открой. Свои. Глаза. Данбар видит красное за веками. — Ты просто позволишь мне это сделать с тобой? — Солнце, — шепчет Лиам. Холлоуэй снова ударяет его о стелкло. Солнце, — снова прохрипел парень, преодолевая прилив крови ко рту. — Луна… Правда… — Что? — огрызается охотник. — Что ты там говоришь? — Солнце, Луна, Правда. — Лиам задыхается в бушующем ничто за закрытыми глазами. — Открой свои грёбаные глаза. Лиам открывает. Он знает, что край золотого блика в них только-только переходит в голубой, когда Нолан видит их, потому что ответная улыбка Холлоуэя одновременно дрожащая и торжествующая. — Зачем ты это делаешь? — спрашивает Данбар неровно. — Я же сказал тебе. Такие, как ты, разорвали моего брата на куски. Лиам совершает ошибку, пытаясь вырваться из захвата Нолана. Рука трибута летит к челюсти и сжимает её достаточно сильно, чтобы вдавить щеки. Оборотень дрожит. Волк рычит, желая вырваться и уничтожить источник каждого прикосновения к его коже. Но он не может. Не может. Повсюду камеры — голос Хейден, прикосновение лба к его лбу, мягкий голос, напоминающий ему, что каждый момент нашей жизни с этого момента будет отслеживаться и транслироваться по телевидению — и Лиам знает, что если он облажается хоть раз, их с Хейден шанс на спонсоров, которые купились на их душераздирающую историю любви, будет уничтожен навсегда. — Перестань делать это. Тебе нечего доказывать. — Лиам кашляет и выплевывает на пол то, что может быть куском зуба. — Джерард подговорил тебя на это, не так ли? — Заткнись! — кричит Нолан и и три раза подряд быстро бьёт его кулаком по подбородку. Лиам падает на пол. Он ловит себя, едва успев удариться предплечьями об кафель. — Покажи мне свои клыки. Ну же, Данбар, покажи мне. — Что бы тебе ни говорил Джерард, — Лиам упирается в пол, — я не монстр. Но сейчас он лежит на полу и тратит слишком много энергии, чтобы сдержать бешеного волка внутри себя. Его чувства сходят с ума, и у него не хватает рефлексов, чтобы увернуться от удара Нолана. Или следующего, или следующего за ним. Данбар почти уверен, что слышит, как что-то треснуло в его груди, и отстраненно записывает это в свои мысленные заметки о костях, которые нужно вправить, прежде чем позволить им снова зажить неправильно. Нолан наклоняется вперед, положив ладони на колени. Его волосы немного взъерошены. Он кривит губы, дразня: — Но это так. Ты знаешь, что не можешь сдерживаться вечно. Лиам чувствует, как урчание нарастает в глубине его желудка, прежде чем он осознает, что его плечи заметно дрожат от усилий остаться лежать, остаться человеком, найти якорь в этом ледяном месте, где нет ничего, кроме фанатичного смеха над фужерами шампанского. Он снова впивается когтями в ладони. Четыре раны в форме полумесяца с каждой стороны. Рычание вырывается из его горла с такой силой, что он думает о разрыве его голосовых связок. — Разве это не так? — кричит Нолан. — Давай! Превращайся! Покажи мне, кто ты на самом деле! Охотник встает и бьёт Лиама коленом прямо в подбородок. Данбар отлетает назад, как тряпичная кукла. Он снова падает на пол под углом. Затем он перекатывается на спину, чтобы немного ослабить давление на ребра, и это ошибка. Потому что теперь он захлёбывается своей розовой слюной и отчаянно пытается дышать, но чувствует, что тонет. Если бы он мог продержаться ещё мгновение — свернуться калачиком и защитить свои уязвимые места… Горячие слезы на время ослепляют его, и он быстро смаргивает их. С ужасом видит, как Нолан надвигается на него, и поднимает ногу, чтобы нанести последний удар. Ещё мгновение. И тут раздается взрыв звуков, которые исходят не от костей Нолана, встречающихся с плотью Лиама, и не от грохочущих звуков страдания в его собственном черепе. Дверь в ванную распахивается и практически вырывает кусок стены, когда внутрь врывается не кто иной, как Финсток. — Какого чёрта тут происходит? Нолан замирает. Должно быть комично, на самом деле, как он отшатывается назад. Идеальная картина пресловутого оленя в свете фар при внезапном появлении Финстока, за исключением того, что у Лиама косоглазие, и он чертовски уверен, что вот-вот потеряет сознание от усталости при сдерживании волка. Финсток делает шаг к Нолану, и тот снова выглядит как подросток: бледный, с широко раскрытыми глазами, ищущий пути к отступлению. — Пошёл вон! — рычит Финсток. — Если я ещё раз увижу тебя рядом с одним из моих трибутов перед Играми, я не буду ждать, чтобы рассказать твоему ментору. Я повешу тебя на крюк и разделаю, как кусок проклятого мяса, как ты блять того и заслуживаешь. Все оставшиеся краски исчезают с лица Холлуэя. — Убирайся! — рявкнул мужчина. Нолану не надо повторять дважды. Финсток опускается на колени рядом с трибутом и осторожно берёт его за плечо, чтобы повернуть на бок. Так Данбару легче дышать, пока капли стекают изо рта и носа на пол. Лиам захлёбывается чем-то средним между кашлем и хрипом, когда Финсток пытается поднять его на ноги. — Господи, — пробормотал ментор в знак извинения. Лиам формирует какой-то полумысленный ответ на это. Он действительно старается, но всё, что получается, это очередная порция кашля, который словно нож ударяет его по кишкам. Смех, который он тогда издаёт из-за влаги в глазах, граничит с истерикой. — Спасибо, Тренер, — выдыхает он. — Не благодари меня. Поблагодари парня из второго Дистрикта. Это он видел, как Нолан последовал за тобой, и, видимо, почуял что-то неладное, потому что сразу же отправился искать меня. Бретт. Бретт Талбот, который всего несколько дней назад нападал на него, был тем, кто пошёл на поиски Финстока. Лиам знает, что должен быть благодарен за косвенное вмешательство — знает, что, когда дойдёт до дела, оборотни всегда будут вместе стоять против людей — но он не может не думать с горечью, что это ничего не меняет. Что Бретт мог бы войти в уборную вслед за ним и остановить Нолана сам. — Ты можешь стоять? — спросил Финсток. Лиам кивает. Движение посылает волны вибрации в его голову. Он морщится, но принимает поддерживающую руку тренера на свою руку и локоть и встаёт на ноги. — О, Боже, — снова ругается Финсток под нос, когда замечает, что Лиам покачивается на ногах. Он перетягивает руку парня через плечо и направляется к двери. За пределами туалета нет никого знакомого. Финсток пытается быстро протащить его через дверной проём, чтобы попасть в задние коридоры, ведущие к служебным лифтам, но это происходит медленно. — Разве… — Лиам задыхается. — Разве вам не нужно быть на спонсорском ужине? — Не будь глупцом, парень. Ты — мой приоритет, — хрипло говорит Финсток. До лифта осталось всего несколько сотен ярдов. Лиам кашляет. — Мои спонсоры — ваш приоритет. Я могу… я могу найти дорогу отсюда. — Чёрта с два ты сможешь, — огрызнулся Финсток. — Какой путь левее? Данбару требуется минута, чтобы обдумать вопрос. Он делает дикую догадку и указывает в случайном направлении. — О, да, ты точно контужен, приятель. Это даже не выбор. Я отведу тебя обратно в твою комнату. Новый голос прерывает их. — А что, если я отведу его обратно в комнату вместо вас? Финсток поворачивается, отчего у Лиама голова идет кругом, но он всё ещё достаточно ясно видит фигуру Тео Рейкена, приближающуюся к ним с другого конца коридора по звуку гулких шагов. Финсток, вероятно, должен быть более осторожен, передавая своего подопечного противнику из другого Дистрикта. Но он либо безоговорочно доверяет любому клыкастому существу, а не охотнику, либо само лицо Тео заставляет его. Тренер без протеста отдаёт Данбара в руки Тео, как только тот оказывается достаточно близко, чтобы поймать Лиама. Финсток пробормотал короткий список указаний Тео, затем тихонько хлопнул Лиама по плечу и сказал: — Лучше поправляйся, парень, — на что Лиам показал колеблющийся большой палец вверх и улыбнулся. Затем Финсток исчезает, бегом возвращаясь в направлении банкетного зала спонсоров. Лиам видит, как Тео двигает его к лифту. Он сдерживается. Не нужно показывать слабость тому, кто в конечном итоге будет потрошить его на арене. — Что, чёрт возьми, с тобой случилось? — рычит Рейкен, подпирая Лиама к стеклу лифта, чтобы он мог нажать на нужную кнопку другой рукой. Лиам моргает. — Нолан. — Это сделал с тобой человек? — произносит Тео недоверчиво. — Я думал, вы с Бреттом опять сцепились. Лиам качает головой, его затылок ударяется о холодное стекло. — Мы бы сделали что-то глупое дома, возможно. Но не здесь. Тео ворчит где-то на периферии своего зрения. — Я так понимаю, Холлоуэю сейчас вшивают кишки. Данбар снова качает головой. Кашляет. — Не превратился. Очень хотел, но остановился. Рейкен молчит. Когда Лиам приоткрывает глаз, Тео пялится на него с нескрываемым благоговением. Немного недоверия, возможно, к его глупости, но все равно благоговение. — Я впечатлён. Лиам начинает смеяться. — Кларк Кент, да? — он задыхается, ведь что значит для камер запретное имя, если он умудрился не вырвать зубами горло человеческому мальчику? — Ты идиот, — проговаривает Тео, закатывая глаза. В наступившей между ними тишине Лиам снова закрывает глаза и сосредотачивается на ритмичном гуле лифта, чтобы замедлить сердцебиение. Он обнаружил, что, стоя здесь, полуприжавшись телом к телу Тео и вдыхая пьянящую смесь хемосигналов беспокойства другого парня, он уже на полпути к тому, чтобы снова расслабиться. Якорь. Лиам бормочет: — Думаешь, они покажут по телевидению, как я прохожу через мясорубку для прикола? Ему всё равно, думает он. Но его волнует, увидит ли это Мейсон, их мама или папа. Любой человек в Дистрикте 7, которого они знают, может увидеть это, и придти к его семье. Он может представить ужас, сияющий в их глазах, когда они узнают об этом. Лифт дзинькает. Тео нажимает на что-то, и двери приостанавливаются, прежде чем начать открываться. — Они могут, — признаёт Рейкен. — Я имею в виду, что они — драматические блудницы. Но то, что сделал Нолан, противоречит правилам. И если есть какие-то спонсоры, которые поддержали бы его, но слишком высокого уровня, чтобы опуститься до оправдания его поступка… что ж, он теряет свои шансы на них. Лиам размышляет над этим. Он снова открывает глаза и видит, что Тео действительно остановил лифт, и что он смотрит прямо на него с того места, где он прислонился к электрическому блоку. — И Капитолий хочет сделать всё возможное, чтобы подстроить Игры в пользу охотников, — говорит Лиам. Потому что он понял, почему они остановились. Лифты — одни из единственных помещений здесь, где нет камер и микрофонов. — Да. Поэтому я думаю, что нет, они не будут показывать это по телевидению, — тихо заканчивает Тео. Лиам выдыхает порыв воздуха. Он снова вздрагивает, когда движение дергает его сломанное ребро. — Блять. Я получу этого маленького засранца, как только мы окажемся на арене. — Я бы тоже хотел его достать, — говорит Тео. Его голос напоминает ледник, — но предупреждаю сразу: я за тебя не умру. Лиам фиксирует на нем свой взгляд. Глаза Тео делают что-то сложное, колеблясь между серым, зеленым и голубым. — Я тоже не умру за тебя. Это ещё не всё. Что-то ещё осталось невысказанным на языке Лиама, что-то, что он видит в пылающем взгляде Тео, когда тот пробегает глазами по избитому телу Лиама и возвращается к его лицу. Молчаливое согласие: но я буду сражаться вместе с тобой.. Лиам, вероятно, должен быть напуган тем, как быстро он стал доверять какой-то части мальчика, которого он ненавидел всего лишь на прошлой неделе на ужине в честь дани. Но это не так. Рука Тео обхватывает запястье Лиама. Пять точек тепла снова прижимаются к его пульсирующей коже. Данбар чувствует, что он пытается сделать — чувствует вялую тягу к его ранам… но ничего не происходит. — Почему это не работает? — требует Тео. — Почему я не могу забрать твою боль? И точно так же разрушаются чары негласных союзов, заключённых в ограниченных пространствах лифтов. Лиам одаривает его суровой улыбкой. — Ты не можешь принять чью-то боль, если тебе всё равно. Тео бросает на него забавный взгляд. Не обиженный, точно. Возможно, что-то среднее между скорбью и покорностью. Он вздыхает, нажимает на кнопку, чтобы снова открыть двери, и манит головой. — Давай-ка, уложим тебя в постель.