Happy death day

Хёнджин становится рядом с Чонином и пытается разглядеть лица друзей в озверевшей толпе. С облегчением он понимает, что среди окровавленных, распухших, омерзительных оживших мертвецов их не видно. Однако это не значит, что они в безопасности. Смогли ли они найти место, где укрыться? Они ведь бежали все вместе... Или нет? – Они побежали в другую сторону? – будто читая его мысли, спрашивает Хан, выглядывая в соседнее окно. Окровавленная рука с явно переломанными пальцами чересчур сильно ударяет в стекло, заставляя отпрянуть и поскорее опустить жалюзи. Еще сидя в кафе они все пришли к выводу, что если вести себя тихо и отгородиться от улицы баррикадами, через какое-то время мертвецы забывают о том, кого преследовали, и отступают на поиски новых жертв. Невозможно предугадать, насколько сильны могут быть эти зомби, и если стекло даст трещину, вся эта лавина из человеческой гниющей плоти завалится внутрь. Шансы на спасение в таком случае упадут до нуля: магазин слишком маленький, чтобы разогнаться, а прятаться тут особо негде. Джисон тянется к смартфону, что всю дорогу, пока они бежали, хлопал его по бедру, но останавливается. Не стоит пытаться позвонить сейчас. Он не знает, отключили ли парни звук, а значит, звонок может привлечь к ним лишнее внимание, если они где-то смогли затаиться. Но он все же достает смартфон и заходит в KakaoTalk, проверяет, нет ли новых сообщений, и сам строчит в их общий чат: "С вами все в порядке?" Он знает, что у всех мемберов этот чат находится в беззвучном режиме, однако уведомления видно. Выжидает с минуту, а затем возвращает смартфон в карман. – Их всего двое, поэтому они не такой лакомый кусочек, как мы, – вроде как пытается успокоить остальных Минхо. Он не произносит этого вслух, но думает о том, что они все равно ничего не могут сейчас сделать, кроме как ждать. – Хани, почему это место? Сочинил новую песню? Джисон оборачивается и видит серьезное лицо Минхо, однако узнает эту дьявольскую смешинку, танцующую в его глазах. – Зомби-рэп для хёсанских стэй. Думаешь, оценят? – парирует Хан, и начинает негромко фристайлить, в привычной ему комичной манере обыгрывая произошедшее, чем вызывает сдержанный смех парней. Они рады видеть, что он вернулся и снова готов заставлять их улыбаться, разряжая обстановку и на короткое мгновение погружая их обратно в тот мир, где конец света еще не настал, а самая большая их проблема заключалась в неработающей аппаратуре во время концертов и профессиональных травмах. И все же, несмотря на приподнятое настроение, у каждого из них в глазах блестят слезы. Феликса больше нет. Чан превратился в нечто мертвое и живое одновременно. Чанбин и Сынмин пропали. Небольшая музыкальная пауза перерастает в тщательную проверку помещения. Магазин небольшой, но всюду стоят различные инструменты, и за каждым может скрываться подвох. Однако ничего подозрительного они не обнаруживают, а напавшего на Джисона накрывают пиджаком, висевшем на стуле за кассой, потому что иначе мертвое лицо с зияющей дырой вместо глаза постоянно притягивает к себе взгляды. Внутри – так же душно и мрачно, как было в кафе из-за неработающего кондиционера и занавешенных окон. Они садятся в круг, прислушиваясь к звукам снаружи, и постоянно проверяют смартфоны, ожидая получить хоть какую-то весточку от Чанбина или Сынмина. Джисон пулеметной очередью строчит личные сообщения Чану: сначала эмоциональные и даже с шутливыми угрозами, но они быстро сменяются на волнительные и тревожные, потому что Чан не отвечает, а ведь обещал идти следом. И все равно Хан упорно расписывает ему все, что с ними успело произойти, предупреждает о том, где именно они натолкнулись на толпы мертвецов, переживая, как он в одиночку станет пробираться сюда. В отличие от самого Чана, он совершенно не уверен, что зомби не станут его трогать. – Как думаете, мы сможем вернуться домой? – Чонин первым нарушает молчание. Он не поднимает взгляд, отчего выглядит еще более подавленным. Сейчас особо остро он осознает, сколько всего еще не успел сделать в своей жизни, несмотря на то, что о такой популярности многим остается только мечтать. Он любит эту сторону своей жизни – в свете софитов, разъезжая по миру рука об руку с мемберами, которые стали ему второй семьей, купаясь в любви стэй. Но он все еще остается обычным человеком, полным желаний, о которых никому не рассказывает. Всегда появляется эта мысль: "Когда-нибудь потом". А теперь это самое "потом" может уже не настать, и от понимания такой простой, но тяжелой правды горечь буквально сжимает ему горло мертвой хваткой. – Мы справимся, – говорит Хёнджин, хотя очевидно, что он сам едва ли в это верит. Хан тянется к гитаре. Прошло больше двух часов с тех пор, как они здесь, шум снаружи стих, и на улице уже начинает темнеть. Если они и дальше продолжат сидеть в удручающей тишине, Джисон готов поклясться, что сойдет с ума. Никто его не останавливает, поэтому он недолго настраивает гитару, выдыхает, а затем начинает играть – максимально тихо, насколько позволяет инструмент. Хёнджин не может оторвать от него взгляд. Каждый раз, когда он видит Джисона с гитарой, ему кажется, что так и выглядит воплощение таланта, стремлений, чистоты и внутренней силы. И когда Хан, закрыв глаза, тихонько начинает напевать Secret Secret, сердце просто замирает. В голову приходит совершенно неуместная мысль: стэй должны это видеть. И не потому что им следует попрощаться с фанатами, а потому что Хан заслуживает целого мира у своих ног. Хёнджин выходит в эфир на vlive – без лишних предисловий и объяснений, сразу же направляя камеру на Джисона. Ему не хочется сбивать настрой, когда Минхо присоединяется и тоже начинает петь. Их голоса отлично сочетаются, а лирика и мотив заставляют растворяться в моменте. Восторженные комментарии стэй постепенно начинают меняться на тревожные, когда они подмечают, что парни находятся в странном месте, их плохо слышно и видно, но даже так заметны следы крови на их одежде, а на лицах буквально лежит тень скорби и боли. Хан открывает глаза и замечает, что его снимают, но, привыкший к тому, что практически за каждым его шагом следят, не останавливается. Хёнджин переключается на фронтальную камеру. – Привет, стэй, – он старается говорить как можно более спокойно и мягко, в своей привычной манере. Гитара продолжает играть на фоне, но петь парни перестали. – Мы сейчас в Хёсане. Не знаю, известно ли кому-то, кроме местных, о том, что здесь происходит, но мы... Эфир прерывается. Нахмурившись, Хёнджин пытается возобновить трансляцию, однако все тщетно. Он с ужасом переводит взгляд вверх экрана, но замечает, что связь все еще есть. Значит, этот эфир нарочно остановили. Возможно, это дело рук менеджера, хотя Хван сомневается, что он мог так поступить по собственной воле. Кто-то вышестоящий не желает допускать утечек информации и явно фильтрует все, что попадает в сеть. – Они не дают говорить о происходящем в прямом эфире. Джисон перестает играть, так резко скользнув пальцем по струне, что той бы впору порваться. Несмотря на то, как бережно он обычно обращается с аппаратурой, сейчас ему хочется разнести весь магазин к чертям от злости. Его останавливает вспыхнувший светом экран, где высвечивается сообщение от Сынмина. Хан наспех убирает гитару и хватает свой смартфон. 🐶: Не совсем в порядке. Чанбин ранен. 🐿️: ... 🐿️: Его укусили? 🐶: Нет. Повредил руку. Кажется, у него перелом. Хёнджин переползает ему за спину, укладывает подбородок на плечо Хана и, внимательно читая переписку, облегченно выдыхает. Перелом – не лучшая новость, конечно, но в свете последних событий это звучит более чем обнадеживающе. Он чуть сжимает плечо Джисона, подбадривая, потому что знает, как по-особенному дорог ему Чанбин. 🐿️: Где вы сейчас? 🐶: Застряли на крыше. Чанбин не сможет сам спуститься. И мы окружены. 🐿️: Вышли геолокацию, мы придем за вами. 🐶: Нет! Их здесь слишком много. Они еще некоторое время спорят, но, в конечном счете, Сынмин сдается и присылает геолокацию, потому что понимает: Чанбину нужна помощь, и сам он с этим не справится. Заодно высылает несколько фотографий, демонстрирующих местность, хотя Джисон в первую очередь обращает внимание не на дома и вывески вокруг, а на толпы мертвецов, пытающихся добраться до крыши двухэтажного дома, куда парни попали по оставленной хозяевами лестнице. Теперь эта лестница валяется на земле, и чтобы использовать ее, потребуется избавиться от всех, кто ее так старательно топчет в попытках дотянуться до лакомых кусочков в виде его друзей. Хан выстраивает на карте маршрут. Идти довольно приличное расстояние. Как они умудрились так далеко убежать? Хотя, вероятно, у них и не было возможности осесть в каком-то одном надежном месте, и пока он тут на гитаре бренчал, они продолжали бороться за жизнь, преодолевая трудности. Он сжимает смартфон в руке так сильно, что еще немного – и стекло треснет. – Я пойду один. На мгновение повисает звенящая тишина. – Ты в своем уме? – Голос Минхо звучит серьезно и недовольно. – Забыл, что было, когда ты забежал сюда? Ли кивает в сторону бездыханного тела, прикрытого пиджаком, заставляя Хана залиться краской, однако он все равно продолжает упрямо сжимать кулаки, закусив нижнюю губу. – Я не был готов. Сейчас я знаю, чего ожидать. – Да того же самого, это невозможно предугадать. Никто тебя предупреждать о нападении не будет. Хёнджин поднимается с места, хлопая Джисона по плечу. – Мы пойдем вдвоем. – Не пойдешь ты никуда! – Хан вскакивает на ноги. – Давайте просто пойдем все вместе, – предлагает Чонин. Хван качает головой, решив поделиться своими соображениями: – Вчетвером мы слишком заметные. Если эти... – он осекается, когда хочет назвать мертвецов тварями, вовремя вспоминая, что Феликс теперь один из них, – создания реагируют на движение или запах живых людей, то мы их спровоцируем быстрее, чем в том случае, если нас будет двое. – А на одного меня будет еще меньше реакции, – упорно твердит Хан. – Парни там в ловушке, – снисходит улыбается Хёнджин, и Хан знает, что он собирается сказать, но отчаянно не желает этого слышать. – Кому-то нужно будет отвлечь на себя внимание, пока второй будет помогать им выбраться оттуда. – Вы вообще слышите, что несете? – Минхо обходит обоих и направляется к двери. Хан хватает его за руку и заставляет остановиться. – Нет, подожди. – Он смотрит на Минхо умоляющим взглядом. – Все, я согласен, Хёнджин идет со мной и мы не делаем глупостей. – Он достает смартфон и трясет им перед лицом парня. – Мы врубим музыку погромче и оставим телефон где-нибудь в подворотне. Звук привлечет их внимание, а мы быстренько все провернем и вернемся. Минхо обдумывает услышанное. На самом деле он понимает, что Хан вовсе не из-за волнения за него просит остаться, хоть все они действительно переживают друг за друга. Всего одного едва заметного взгляда Джисона в сторону Чонина хватает, чтобы понять: он хочет, чтобы Ли остался и защищал их макнэ. Конечно, Чонин уже не ребенок, но он навсегда останется их младшеньким. К тому же... им не нужно произносить это вслух, чтобы знать очевидное: Чан потеряет рассудок, если с Айэном что-то случится. С тяжелым вздохом Минхо отступает в сторону, чтобы пропустить отчаянную парочку к двери. Вместо этого Джисон крепко обнимает друга, а затем сжимает в объятиях и Чонина. Младший, который вообще-то ненавидит всю эту тактильность, не отпускает Хана и утягивает в объятия Минхо и Хёнджина. Они вчетвером стоят так некоторое время, каждый старательно отгоняя от себя мрачные мысли. – Нужно идти, пока совсем не стемнело. – Хёнджин первый разрушает круг. Он осторожно приподнимает жалюзи, чтобы осмотреть улицу. Никого не видно. Прежде чем дернуть на себя дверь, он снимает колокольчик, который призван возвещать о прибытии посетителей. Крепко сжимая его, чтобы тот не издавал звон, он передает колокольчик Чонину. – Напишите, когда будете возвращаться, – говорит Минхо. – Если связь пропадет, то кричите, чтобы мы слышали ваши голоса и сразу же открыли дверь. Вы меня поняли? Хёнджин и Джисон согласно кивают и, выдохнув, отправляются на улицу. В сумраке они могут различать очертания зданий, кое-где уличное освещение еще работает, поэтому передвигаться удается довольно просто. Их главной задачей остается тишина и осторожность, с чем они успешно справляются особенно в те моменты, когда видят мертвецов – в отдалении, в основном одиноко бродящих и потерянных, но оттого не менее опасных. Хан поставил яркость экрана на минимум, но этого достаточно, чтобы видеть карту. Дорога занимает минут восемь, и чем ближе они подходят, тем отчетливее слышат гул агрессивного рычания. Они присаживаются в переулке за углом дома, который остается единственным препятствием, отделяющим их от цели. – Наверное, нужно пройти дальше и оставить там один телефон, – практически шепотом говорит Хван, памятуя о том плане, что рассказывал Хан. – А потом просто позвоним на него, заиграет музыка и… – Хёнджин, – зовет Джисон, и как только парень поворачивает к нему голову, он обхватывает его лицо ладонями и целует – тягуче медленно, наслаждаясь каждой секундой. – Я знаю, когда ты так делаешь, – выдыхает Хёнджин, когда поцелуй прерывается. Он машинально тянется следом за ускользающими губами и нехотя открывает глаза, несколько затуманенным взглядом глядя на Хана. – Ты задумал какую-то глупость. – Никаких глупостей, только факты. Я ведь очень быстро бегаю. Хан подмигивает, демонстративно надув щеки, чтобы сильнее походить на бельчонка, с которым его так любят сравнивать. Затем достает прихваченную из магазина музыкальных инструментов губную гармошку, которую он схватил буквально в последнюю секунду перед выходом, выскакивает на дорогу быстрее, чем Хван успевает потянуть его обратно за руку, и со всей силы дует в гармошку. Играть он на ней не умеет, да сейчас и не до этого. Главное, что звук оказывается достаточно громкий, чтобы зомби обратили на него внимание. Они всей толпой разворачиваются на шум, и тут же срываются с места, устремляясь за своей жертвой. – Встретимся в магазине! – только и успевает напоследок выкрикнуть Джисон. Продолжая непрерывно шуметь, он со всех ног устремляется в противоположную от их укрытия сторону, чтобы увести всех незваных гостей подальше. Ему страшно. Сердцебиение учащается вовсе не от бега, а от испытываемого ужаса. Возможно, он больше никогда в жизни не увидит никого из тех, кто ему дорог. Возможно, он умрет ужасной смертью, а когда восстанет, то попытается сожрать своих друзей, и от этой мысли становится совсем паршиво. Он пересмотрел столько фильмов ужасов, но, как и ожидалось, ни один сценарий в реальной жизни не работает. Классические зомби должны быть медленные, это прописано в большинстве сюжетов, однако те, кто гонится за ним сейчас, – невероятно быстрые. Он понимает, что происходит это оттого, что мертвым не нужно следить за дыханием, у них не горят легкие, а в боку не колет. О себе Хан такого сказать не может. Всего несколько кварталов, а он уже чувствует, как начинает выдыхаться. Темп бега заметно снижается. Ему хочется разрыдаться, остановиться и принять то, что должно случиться. Однако он продолжает упорно бежать, поклявшись себе, что не сдастся так просто. Спиной ощущает приближение мертвецов, кто-то даже умудряется схватить его за низ рубашки, накинутой поверх футболки. Он в панике тут же скидывает рубашку, оставляя ее на растерзание и выигрывая себе пару секунд. Оборачивается, чтобы оценить, насколько сильно удалось оторваться от преследователей, а когда поворачивается обратно, то со всей дури влетает в возникшего впереди человека. А человека ли?.. Вопреки ожиданиям, он не сбивает с ног того, кто появился перед ним, а наоборот – оказывается в крепкой хватке. Его прошибает холодный пот, он боится открыть глаза, и, подобно пойманной на блесну рыбе, начинается биться в тщетных попытках вырваться. Он чувствует холодное дыхание на своей коже, пока его куда-то тащат, ледяные руки удерживают его с такой силой, что останутся синяки, если он каким-то образом сможет выжить. – Хан! Узнав родной голос, Джисон перестает дергаться, резко открывает глаза и, раскрыв рот от удивления, не успевает даже пикнуть, когда его заталкивают под первый попавшийся прилавок с уличной едой. Плотная ткань с прилавка тут же импровизированной шторкой опускается вниз, отгораживая его от улицы. Он ощущает себя псом, оказавшимся в тесной будке: ему приходится сидеть, подтянув колени к груди и пригнувшись, чтобы не упираться макушкой в твердую поверхность, заменяющую разделочный стол. Его трясет так сильно, что наверняка прилавок ходуном ходит, и будь он на колесах, давно бы уже отъехал в неизвестном направлении. Он слышит хрипы и стоны мертвецов, они так близко, что могут рукой дотянуться, если догадаются, где он находится. А затем он слышит звуки гармошки. Хлопает себя по карманам, хотя знает, что она была у него в руках. В панике он даже не заметил, как ее выхватили из его сведенных судорогой пальцев. Несуразные звуки, издаваемые инструментом, постепенно отдаляются, а вместе с ними пропадает и голодное рычание толпы. Джисон зажимает себе рот рукой, все еще боясь издавать лишние звуки. Он даже приподнимать ткань не решается. Все, что ему остается – слушать собственное тяжелое дыхание. Время застывает. Он не уверен, что вообще хоть когда-то сможет выйти отсюда по собственной воле. О чем он только думал, когда решил погеройствовать? Он ведь совсем не такой. Его можно испугать любой мелочью, так с чего он взял, что способен всех спасти, да еще и выжить при этом? Будто в подтверждение его мыслей, ткань резко отодвигается, заставляя его вздрогнуть всем телом и издать испуганный писк. – Я тебя сам придушу за такие фокусы, Хан Джисон, – шипит вернувшийся к нему Чан, а Джисон только и может, что неуклюже вывалиться из-под чертового прилавка, чтобы повиснуть на шее лидера, который только что спас ему жизнь.