Bad habits

Вампирша-начальница, наконец, умотала в отпуск, и теперь ей, слава всем Лавкрафтовским богам, не нужно ежедневно мотаться в офис, чтобы подпитывать это злобное потустороннее существо своим кхефом, а заодно растерять по дороге туда-обратно жалкие остатки человеческого облика. Поэтому работать она заканчивает четко по графику, в восемнадцать часов, ноль минут, злорадно откидывает ноутбук в дальный угол стола, наливает чай в термос и идёт гулять с собакой. Сегодня как раз та погода, от которой у нее за спиной будто отрастают крылья — не жарко, но и не слишком холодно, несмотря на конец августа. Высокое, пронзительно голубое небо щедро усыпано пушистыми облаками, которые пока и не думают объединяться в суровые тучи и лупить ни в чем не повинных прохожих хлыстами дождя. Ветер свободно гуляет по округе, ласково перебирая выбившиеся из хвоста волосы и полы рубашки. С прогулки она возвращается спустя почти полтора часа — абсолютный рекорд для ее собаки, которая признаёт только парки, а вокруг дома гулять ее Гавчейшеству, видите ли, не по нраву — упираться всеми четырьмя лапами начинает уже метров через двадцать от входной двери, ожидая взятки в виде вкусняшки. Оказавшись дома, Бесноватая почему-то не стоит смирно, ожидая, пока она переобуется в тапочки и отведёт ее мыть лапы, а, принюхавшись, рвётся вглубь квартиры и радостно лает. Хозяйка, вооружившись тяжёлой, металической обувной ложкой, настороженно заглядывает в зал. Вальяжно откинувшись на спинку дивана, широко расставив ноги, как типичный самоуверенный мудак в метро, сидит ее недавний белобрысый друг и курит ее же сигареты из заначки на чёрный день. И кажется, паразит, наслаждается ее реакцией. — Блядь, ну какого хрена, а? — откладывая в сторону бесполезную теперь ложку, она заходится праведным гневом, грозно подступая к дивану. — Ну кто в чужой дом врывается-то, мать твою за ногу?! А ну быстро грязные ботинки снял, я, вообще-то, пол только вчера мыла! Тебя звонить, писать не учили, идиота кусок? И как ты сюда попал вообще?! С лёгким самодовольством Майки демонстрирует ей связку ключей, которую крутит на указательном пальце. И нет, ему совсем не хочется вжаться в спинку дивана, подальше от этой фурии, которая выхватывает у него ключи и уходит обратно в коридор. — И когда только дубликат успел сделать? — ворчит она, занимаясь собакой. — А это твои, запасные, — отвечает Майки, подкравшись к ней со спины и наблюдая за манипуляциями. Пёс, обрадовавшись новому другу, начинает вырываться сильнее, чем обычно при этом ежедневном побеге из Шоушенка, пачкая грязными лапами белую раковину, пытается залезть к нему на плечо, — Не стоит все ключи хранить на виду, — Майки укоризненно качает головой, пряча усмешку за волосами, и нет-нет, а треплет шелковистую шёрстку. — Ну знаешь, раньше ко мне якудза в гости не заглядывали, — замечает она, промакивая лапки полотенцем и отпуская животное на волю. — Ты есть-то хочешь? — Нет, но спасибо, — отвечает он, плюхаясь обратно на диван, и сразу же подвергается жестокому нападению дикого животного, которое, казалось, его страшные гримасы только ещё больше раззадоривают. — Вот и правильно, — говорит она, усаживаясь рядом с миской чего-то ароматного, заставляющего его почти передумать, — А то из услуг нашего постоялого двора сегодня могу предложить только ночлег. Она включает какой-то ситком тысячелетней давности, негромко смеётся над шутками, уплетает за обе щеки свой нехитрый ужин и отпихивает на пол крайне заинтересованную в нем собаку. — А есть чего сладкого? — вдруг спрашивает Майки. Она морщит лоб, пытаясь вспомнить. — На верхней полке вон того шкафа, — показывает она пальцем, перегнувшись через диван, — Есть прошло-, а то и позапрошлогодние конфеты. На твой страх и риск. Полторашка кивает и идёт на кухню. Опытным путём, благодаря ее нехитрым указаниям («правее…да правее, блин!») находит искомое и открывает дверцу. Как предмет самой последней для неё необходимости, конфеты оказываются спихнуты в самые тёмные и неисследованные глубины полочки, где ещё не была рука человека. Майки пытается достать до вожделенной коробочки, зацепить ее хотя бы пальцами. Даже встаёт на носочки, из-за чего футболка задирается почти до груди, а она смущённо отводит глаза — не таким уж и тщедушным он оказался. — Серьезно? — ухмыляется она, — Ты не можешь дотянуться? Мы же почти одного роста. В этот момент ему удаётся, наконец, достать. С добычей в руках он угрожающее медленно оборачивается к ней с застывшей каменной маской на лице. Смотрит, не моргая, несколько секунд, заставляя чувствовать себя не в своей тарелке, а потом делает какое-то немыслимое, неуловимое для глаз движение ногой вверх, с хлопком закрывая дверцу. Без рук. Без магии. Никакого мошенничества. — Ничего себе! — восклицает она, позабыв о своем сарказме, — Вот это растяжка, — не удерживается и ухмыляется, — А меня научишь? На миг его глаза чуть темнеют. — Может и научу. Находясь в счастливом сытом полузабытьи она машет телефоном у него перед глазами. — А? — глубокомысленно интересуется Майки, почти заснувший у неё на плече в обнимку с наконец успокоившейся собакой, которая греет ему колени. — Позвони себе, чтобы у тебя остался мой номер, а у меня твой. Проморгавшись пару секунд, Майки забирает у неё из рук аппарат и выполняет поручение. Где-то в штанах у него противно тренькает звонок. — Вот. И теперь пиши, блин, заранее, перед тем как прийти. Хоть продукты куплю в следующий раз. — Ты прям как мой дедуленька, — усмехается Майки, за что получает чувствительный тычок в ребра. В ответ он кусает ее в плечо, но сразу же сонно опускает на него голову. — А говорил, что не голодный, — говорит она тихонько куда-то ему в макушку, гладя по волосам. Утром он исчезает до того, как она просыпается. «Мудак», — думает она, разбивая на сковородку только три яйца. Только для себя.