Спокойствие, только спокойствие

— Мам... Я тебя люблю. — красноволосая девочка, сидя на полу, нежно уткнулась в руку потихоньку умирающей, сильно истощенной матери; она больше не ответит — рак забирает у неё последние силы. Худая женщина выдавила из себя слабую улыбку в знак ответа дочери. Все знали — скоро она умрёт и родственники больше не приходили в палату, чтобы не травмировать себя ещё больше; только Каору каждый день после учебы приходила к матери и разговаривала с ней, рассказывала новости, но только хорошие, чтобы радовать обсессиленную маму. «Какие же вы все... Ну и пошли вы. Мне и одной с мамой хорошо, — ругалась про себя на уже не навещавую Мадоку родню. — Если бы папа был жив, он бы не допустил такого недоразумения! Лично бы каждому врезала... Предатели!» После часа нахождения в палате с матерью, Оозаки попрощалась с ней и тихо вышла. Двенадцатилетняя Аканэ шла прочь из больницы в дом, где её ждал дядя Горо, обещавший сестре заботиться о её чаде. Сам же Оозаки давно не приходил к Мадоке — ему было страшно смотреть на измученную старшую сестру, так что он попросил племянницу передавать «привет» от него каждый раз, когда Каору уходила к маме. Спустя четыре месяца школьница позвонила Горо из больницы, где лежала ее совести недавно умершая мама. — Мамы больше нет, — безэмоционально осведомила девочка дядю. — Она скончалась в два часа примерно. Она хотела передать своё тело медицинскому университету. Я надеюсь, мы сделаем так, как она хотела. Потерянный Оозаки никак не ожидал услышать эту новость от племянницы. Мужчина пытался что-то сказать, но не получалось и через минуту он ответил Аканэ, что скоро подъедет и заберёт её. Оозаки ужаснулся, увидев безжизненное лицо ребёнка, уже познавшего боль в таком раннем возрасте; он правда не знал, что делать, так что предложил съездить в парк, чтобы развеяться. Так и поступили. Чаще всего они ходили на чёртово колесо: девочка любила смотреть на красоту родного Морио с высоты, так что и в этот раз девочка попросила пойти именно на колесо обозрения. *** Аканэ глядела пустыми глазами в сторону, не обращая внимание на взволнованного Окуясу. Спустя ещё несколько мгновений парень осторожно взял Оозаки за плечо и легонько потряс ее, чем вывел девушку из транса. — Ну чего тебе? — угрюмо буркнула бандитка, поправляя воротник на гладкой белой атласной блузке, тщательно выглаженной утюгом, чтобы ни одной складочки не было. Надо отметить, что Каору весьма идёт эта блузка под её фигуру, как любят называть все ещё навещающие её родственники — «помпушка», и это весьма задевало девушку. Лишь друзья не говорят ей о её весе, так что с ними Оозаки может чувствовать себя комфортно. — Ты опять «заснула» на пять минут, так что я тебя разбудил. — Зачем? — Э-э... Я не знаю тебе, как на это ответить. Лучше слушай анекдот. Заходит как-то улитка в бар... Все оставшееся время Окуясу и Аканэ не стесняясь хохотали до слез, обмениваясь анекдотами. — Блин, знаешь, Окуясу, ты меня так бесил сначала, — подхихикивая открыла «секрет» девушка. — А сейчас вообще с другой стороны тебя вижу! Ниджимура даже немного смутился от такого откровения, гоготнув. *** — Слушай, Джоске... — Масуда отвлеклась от мыслей, отвлекая ещё и друга. — М? — I never meant to cause you any sorrow... I never meant to cause you any pain, — осклабившись приятелю, Мичико напела знакомую песню Принс. Хигашиката расплылся в улыбке, вспомнив времена, когда они вместе пели эту песню в средней школе. Эти тёплые воспоминания... — I only wanted to one time to see you laughing.. I only want to see you laughing in the purple rain, — продолжил юноша. — Purple rain, purple rain.. *** Довольные ребята вышли из кабинки, обсуждая события, произошедшие в кабинках. — А потом... А потом... Она говорит:«Тихо, блин, я обуваюсь», — после рассказа анекдота подруге, Каору снова расхохоталась, а Мичико в ответ на шутку неловко хихикнула, на самом деле не поняв юмора... Друзья ходили по всему парку весь день. Когда солнце уже садилось, а на небе пестрил красивый закат, товарищи ушли подальше от людей и легли на траву, смотря на сумеречное небо, ничего не говоря. Им надо было вслушаться в звуки жизни вечернего городка. Изредка были слышны звуки шин проезжающих автомобилей, стук обуви проходящих людей, разговоры, крики птиц, шелест листьев деревьев... Так они лежали на ярко-зеленой только недавно скошенной траве в тишине пятнадцать минут. Джоске и Мичико тихонько взялись за руки, их щёки мгновенно порозовели. Увы, но Каору заметила это и вздохнула. «Кажется, она счастлива с ним...» — подумала девушка. — Может по домам? — бордововолосая стерва села, кинув взгляд на друзей. Ребята быстро отцепили руки, надеясь на то, что девушка ничего не заметила. Никто не возразил и все по очереди пошли домой: Окуясу вместе с Джоске, а Аканэ ушла вместе с Мичико. — Ты снова не можешь сделать первый шаг, да? — на лице Оозаки появилась ухмылка, заметив, что Масуда ярко смутилась в ответ на вопрос подруги. — Вспоминаю времена, когда тебе было пятнадцать и я тебя в прямом пихнула к Джоске, а-ха-ха! — Ну хватит... — Давай я и в этот раз тебя пихну, — хихикнула Каору, легонько подтолкнув красную хулиганку локтем. — Не стоит! Правда, Аканэ! — А что такое? — Не достойна я его... У него много поклонниц — вот они его достойны... — все ещё немного смущенная Мичико поникла, опустив голову. — Он слишком хорош для меня. — Что?! — удивлённо протянула подруга, заглянув в бездонные глаза Масуда. Она встала перед бандиткой, слегка взяв ту за щёки. — Ты что такое, черт побери, несёшь, Ми-тян?! Ты — самая умная, самая хитрая, самая сильная, самая сексуальная чикса, которую я вообще знаю! Не смей так больше говорить, понятно тебе?! — девушка перешла на более повышенные тона. — Правда? — с надеждой в голосе, спросила Мичико. — Правда! Хулиганка улыбнулась, благодарно взглянув на подругу.