who+man

      Стелла чувствует себя фотоном, но в отличие от него, её внутреннее электричество стремится к сотне. Такую частицу только тронь — и разлетится всё в радиусе километра, сотрётся в пыль. И от такого даже её самой не останется. Внутри — напряжённая, всклокоченная, концентрированная ярость, ощетинившая жёсткие перья-кинжалы. Провести по таким — и от руки останется только кровящая резьба. Только Столас всё равно это делает — касается, гладит, пока Стелла с гневом чуть ли не рычит. Игнорировать внутреннюю ненависть становится всё сложнее. Отвращение въедается в мясо, течёт по венам, оплетает ядовитым плющём кости. Давит на них со всей силы — те только жалобно трещат. Мизантропия Стеллы чешется под кожей тысячью мелких букашек, но она всё равно скалится каждому проходящему мимо, игнорируя зуд. Стелла заламывает руки, прежде чем издать оглушительный, переливающийся колоколами крик. Она не понимает, не может понять, чем может быть хуже низшего создания. Почему она должна сдаться под гнётом презренного, отдав всё своё? Она заработала на такую жизнь кровью и плотью — не только своей — но её всё ещё не ставят ни во что. Чем она хуже? Неужели она не может? Она может. Стелла прекрасно может выискивать жертву по запаху крови, сжимать рану наманикюренными когтями, раздирая в кровавое мессиво. Стелла может чувствовать жгучую, ослепляющую ярость намного ярче всех. Её внутренности кипят лавой, искрятся и лопаются. Стелла не знает, чем может быть хуже. Гнев оглушает, сбивает с ног, но она уже привыкла. Все эти года прошли в тупой ненависти ко всем — к гостям, к замку, к Столасу. И сейчас этот слизняк заявляет о том, что она ниже?! Её рука поднимается в воздух и готовится вбить в тупую голову жалкого слизянка о том, что она лучше. Она лучше, она лучше, она может. Удар пощёчины не расходится в ночи рябью — Столас легко перехватывает кисть, сжимает до боли. Больно, больно, больно. От ярости, от ненависти, от Столаса. Октавия — милая Октавия — смотрит на неё его глазами. И отвращение к её образу всё сложнее игнорировать. Столас вселяет омерзение. Октавия вселяет омерзение. Эта жизнь вселяет омерзение. Стелла выхватывает руку и презренно плюётся словами, словно прося, чтобы он увидел, почувствовал, как она его ненавидит. И уходит, стуча по холодному мрамору каблуками. Они двое — как застывшая картина, где один навсегда запечатлён с вековой печалью, а вторая с бесконечной ненавистью.