Пешком до величия

***

Том рано научился скрывать самое сокровенное под безразличной улыбкой. Когда от того, насколько благонадежно ты выглядишь, зависит размер обеденной порции или количество ударов ремнем, ты быстро учишься приспосабливаться. В приюте он понял, что если ты выказываешь слабость перед другими, то на твою мозоль обязательно наступят и по-скотски потопчутся все, кто по воле случая окажется рядом. Когда ему было горько, обидно или попросту страшно… когда его детское сердце разъедало жгучее чувство несправедливости, а от гнева пульсировала кровь, он блаженно улыбался. Он улыбался не от удовольствия. Том просто знал, что рано или поздно отомстит им. Он будет стоять и смотреть, как корчатся от боли его обидчики, умоляя о милосердии. А до поры до времени он подождет. Месть не то блюдо, с которым уместна спешка. Так вышло и с милой девочкой Эми Бенсон и тихоней Денисом Бишопом. Когда эти двуличные крысы попались в его тщательно спланированную ловушку в пещере, Том беззастенчиво испытал на них свои ненормальные способности. Он смотрел на этих тварей своим гипнотическим взглядом, заставляя их без страховки карабкаться на скользкую скалу. Ему нравилось смотреть, как расширяются в ужасе глаза у детишек. Том упивался своей властью над их беспомощностью, а затем, вдоволь насладившись поставленным спектаклем, натравил на них диких змей. Том смотрел, как они в ужасе надрывали глотки и звали на помощь. Не отводил приклеенного взгляда, чувствуя леденящее душу спокойствие. Тогда он впервые смог отомстить за себя. За издевательства над собой и причиненную боль. И Том соврал бы сам себе, если бы утверждал, что пьянящее чувство превосходства не всколыхнуло где-то внутри него дикие сумасшедшие искорки. Приютская жизнь во время экономического кризиса, а позже открытых военных действий, не была простой. Это была жестокая школа жизни, в которой сильные выживают, а слабые остаются сломленными и разбитыми. Она многому научила Тома Марволо Реддла. Для себя он вынес несколько важных жизненных принципов, которым старался следовать и по сей день. Том считал, что нельзя никому спускать с рук агрессивные телодвижения в свою сторону. Если его посмеет тронуть чья-то шавка, то он должен ударить в два раза сильнее и изворотливее. Так, чтобы отбить желание у остальных даже смотреть в его сторону. Подобным образом Том поступил с еще одним невинным ребенком Билли Стаббсом. Тот случай произошел летом тридцать восьмого, сразу после поездки к морю. В то время у приюта еще были кое-какие средства, чтобы отвозить воспитанников раз в год на природу. Том каждый раз ждал этого момента с восторженным предвкушением, потому как только во влажных местах он мог найти клубок обожаемых рептилий. Обычно, когда остальные ребята с миссис Коул гуляли по побережью и собирали коллекцию разноцветных камешков, он садился в удаленном месте и вел простейшие диалоги со змеями. Это было его секретом. Тайной. Том никого не подпускал к себе в такие моменты, полностью погружаясь в изучение своей инаковости. У него не раз уже удавалось незаметно раствориться в толпе воспитанников и отделиться от общей группы, поэтому он не сразу обратил внимание, что в тот раз все пошло не по наметанной схеме. Кучка раскрасневшихся от бега детей, человек из пяти, подстерегла его в самый неподходящий момент. Том как сейчас помнил ломающийся голос их предводителя. — Все сюда! Смотрите! Опять этот ненормальный вытворяет свои фокусы. Толпа подбежавших детей тогда бессвязно загомонила, перебивая друг друга. Их оглушительные звонкие возгласы сливались, разлетаясь по округе. — Билли… стой… там змеи. Уходи скорее… — заискивающе протянул заикающийся Эрик Уолли. — Ерунда какая. Я не трус. Ты думаешь, меня можно ими напугать? Черта с два! — Билли Стаббс с кличем оттолкнул Тома в сторону и принялся кидать на змей тяжелые булыжники. Остальные ребята, поддавшись стаднному инстинкту, стали доставать найденные ракушки, ветки и камни, чтобы тоже внести свою лепту в героическое уничтожение змей. Том тогда с непроницаемым выражением лица смотрел на бесчинство этих ничтожеств, издавая шипящие проклятья. — Ну вот. Теперь никого не укусят. Кто последний добежит до миссис Коул, будет мыть полы в коридоре целую неделю! Дети довольно быстро убежали играть в догонялки, оставив Тома с забитыми телами рептилий. Он неприязненно смотрел на кровавое разворошенное месиво из отвалившихся чешуек, сдерживая разгорающееся пламя внутри. Том умел быть оригинальным. И этой своей чертой он не брезговал пользоваться. Не было совершенно ничего удивительного в том, насколько ужасная картина предстала перед жителями приюта на следующее утро. Том просто в очередной раз не забыл свести счеты. Он не испытал и грамма жалости, когда услышал противоестественный хруст костей своей жертвы. Он нежно провел по гладкой шелковистой шерсти кролика, прежде чем голыми руками сломать ему шею. Щурясь от поднимающегося солнца, Том четкими выверенными движениями накинул петлю на животное и аккуратно затянул. Прежде чем уйти досыпать сны, он сбросил дохлую тушку питомца с крыши и чудесным образом накрепко склеил веревку с черепицей крыши. Завершив последние штрихи, Том протяжно зевнул и покинул место преступления. Веревка тогда довольно долго раскачивалась из стороны в сторону перед окном Билли Стабса, прежде чем взрослые додумались, как ее снять. Том научился многое прятать от чужих глаз. Отработанные улыбки, подмигивания, выгибание бровей… — все это он когда-то часами доводил до совершенства перед зеркалом, чтобы его мимика была естественной и подходящей разным ситуациям. Том умел изобразить искрящуюся от восторга радость, запрятав душевные терзания глубоко внутри. Он с легкостью мог пустить пыль в глаза, показывая лишь миловидную оболочку. Том ловко менял маски в зависимости от обстоятельств. Идеальный староста Хогвартса; Отмороженный псих из приюта — это были совершенно разные стороны его жизни, которые он со временем научился совмещать. Так было, пока не появилась животная, не поддающаяся никакому контролю паника. Это было время войны. Когда Том видел, как взрываются снаряды и сметают все на своем пути, он испытывал чистейший ужас. В то время он уже был студентом Хогвартса, и каждое лето был вынужден возвращаться в этот бесчеловечный ад на Земле. Том видел, как прибывают в приют все новые и новые осиротевшие дети. Видел как рушатся здания и вспыхивают пожары. И он боялся. Он боялся умереть на этой чертовой войне. Страх того, что когда-нибудь и его разорвет на части, был неконтролируемым. Его язык плотно приклеивался к небу, а по спине стекал холодный пот. Том не мог, да и не пытался в такие моменты прятаться за вежливым безразличием. В те времена он ненавидел весь мир. Ненавидел войну. Ненавидел Дамблдора и Диппета. А больше всего он терпеть не мог собственную слабость и беспомощное отчаяние.

***

Том устало стоял на лестнице, ведущей на седьмой этаж. Его кости к вечеру стало ломить, а глаза начали слипаться под тяжестью век. Как бы ему ни хотелось, но процесс освоения тела шел не так уж и гладко. Иногда, когда Том ожидал этого меньше всего, рука или нога словно начинали жить своей жизнью. Он это понял, когда обратил внимание, что непроизвольно старается поправить спустившиеся очки-велосипеды. Или когда раз за разом тянется взъерошить волосы, по-плебейски наводя беспорядок. Это явление Том охарактеризовал непроизвольными рефлексами, работающими за счет мышечной памяти тела. Похоже, так называемая «личность» заключается не только в пресловутой душе. Куда фундаментальнее нас отличают работающие гипофиз и гипоталамус. В его случае еще не произошла перестройка двигательных рефлексов, регулируемых спинным мозгом. С этим небольшим недоразумением Том пока смирился, ожидая постепенной перестройки организма. Когда он уже занес ногу, чтобы ступить на мраморный пол, его затормозил потусторонний зов. Том замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Его внутренности скрутило предвкушающей негой. Что-то неуловимо тянуло его наверх. Проанализировав ситуацию, Том достал палочку Поттера и поднялся на следующую ступеньку. Эта лестница вела на восьмой этаж. Навострив уши, Том зажег Люмос и пошел вперед. Мимоходом он отметил весьма любопытный факт. Палочка Поттера почти идеально ему подходила, совсем как его тисовая. Просто удивительное совпадение. Повлиял ли крестраж на выбор проводника? В любом случае, такой поворот ему только на руку. Том медленно шел по мрачному коридору, вцепившись в волшебную палочку. Он проскользнул мимо спящего портрета Сэра Кэдогана и потрясенно ускорился. Его как магнитом тянуло вперед. Преодолев в считанные секунды тридцать метров, Том остановился напротив примечательного гобелена Варнавы Вздрюченного. Он несколько мгновений созерцал карикатуру танцующих троллей в балетных пачках. Впрочем, сейчас не забавное содержание привлекло его внимание. Та неуловимая связь, что привела его сюда, тянулась прямо в стену напротив. На губах Тома растянулась ностальгическая улыбка. В свое время он использовал это место для тренировок и дуэлей. Когда он только создал орден Вальпургиевых рыцарей, им всем требовалось место, в котором они могли бы практиковать навыки ведения боя. На Выручай-комнату Том вышел совершенно случайно, когда изучал древние свитки об истории Хогвартса и его Основателей. Столь невероятная находка была настоящим кладом для молодых волшебников. Секретное место, в котором не действует надзор министерства… На эту комнату у Тома уже были грандиозные планы… Осталось лишь немного подождать… и он найдет ей насущное применение. Том три раза прошел мимо пустой стены, ожидая железную дверь. Во все прошлые разы, когда он бывал здесь, комната превращалась в тренировочный зал или уютную зельеварню. Стоило двери появиться, Том вошел внутрь. Он брезгливо оглядел горы старья, валявшегося на мохнатом расписном ковре, застилающем весь пол. Том находил этот облик Выручай-комнаты довольно странным, поэтому он решил внимательно осмотреться и прислушаться. Обстановка вокруг напоминала захламлённую барахолку. По бокам комнаты возвышались скученные шкафы и ящички. На каждом валялась груда всякой всячины, сложенной в безыскусные кучки. Том увидел множество потрепанных дневников, альбомов, старых изломанных кисточек и глиняных ваз. Недалеко валялся резной деревянный стул с рассохшейся ножкой. Все это создавало атмосферу уныния и запустения. Аккуратно облокотившись о стену, Том закрыл глаза и медленно расслабился. Тишину закрытого пространства разрезала череда вздохов и приглушенных выдохов. Том соединил вместе ладони, полностью погружаясь в дыхательную гимнастику. В какой-то момент его глаза открылись, отражая вселенскую растерянность. Том не спеша поплыл к дальнему концу комнаты, следуя за таинственным шепотом. Он прошел мимо старинного Исчезательного шкафа, мимо пышного бюста дамы бальзаковского возраста, оставив позади себя целый город из спрятанных вещей. Том не помнил, чтобы он здесь что-то оставлял, поэтому вывод напрашивался сам по себе. Это сделала другая версия, пока он был заперт в дневнике. Причем то, что было здесь спрятано, было еще одним крестражем. С каждым шагом связь становилась все отчетливее. Том всеми клеточками своего существа ощущал, как через тело проходят миллионы разноцветных нитей. Они проходили через него, подобно иголкам, доставляя резкую колючую боль. Том подошел к одной ничем непримечательной шкатулке, от которой фонило темной магией. Он медленно открыл ее и в шоке уставился на изысканное ювелирное изделие. Том неимоверным усилием воли сдержал странный горловой звук. В неверии протерев глаза, он прикрыл рот ладонью. Это же надо так! Он действительно сделал крестраж из диадемы Ровены Равенкло! Просто потрясающе! Том бережно провел подушечками пальцев по синему сапфиру в форме овала. Это было действительно невероятно. Мало того, что он нашел артефакт, что был утерян более тысячи лет назад, так он еще имел наглость сделать из него сосуд для своей души! Том боролся с желанием подойти к зеркалу и устроить овации в свою честь. Крутя реликвию из стороны в сторону, Том обнаружил тонкую выгравированную надпись. То была знаменитая цитата Равенкло: «Остроумие сверх меры — величайшее сокровище человека». Эта диадема была действительно уникальной. По легенде ее зачаровала сама Ровена Равенкло, чтобы увеличить интеллект владельца. Но даже не это привлекло Тома. В первую очередь, это был еще один осколок его души! Ему было просто необходимо вернуть его обратно! Том завороженно надел изделие на голову и с оглушительным ревом рухнул на пол. Его кости захрустели, а спина выгнулась колесом. Вены на руках Тома вздулись, а сам он заметался в агонии, срывая голосовые связки. Боль была невыносимая. Когда он думал, что хуже, чем в Тайной комнате уже быть не может, он глубоко заблуждался. Его душа остервенело визжала, издавая низкочастотный писк. Находясь в предобморочном состоянии, Том сентиментально подумал, что куда проще было бы склеить разбитую хрустальную вазу, разлетевшуюся на миллионы кусочков, чем собирать по крупице разорванную душу. Когда диадема опала обычным украшением, Том облегченно вздохнул. В его голове звенели сходившие с ума молоточки и наковальни, решившие именно сейчас устроить головокружительный концерт. Том приподнялся на локте, но его резко повело в сторону. В глазах заскакали черные мушки, а желудок призывно заурчал. Том поднял чуть откатившуюся палочку и навел на себя: — Репарифорс. Его передернуло крупной дрожью, а сам он зашелся в мучительном надсадном кашле. Переждав пару минут, пока подействует заклинание, Том поднялся на ватных ногах. Он решил спрятать диадему в ту же шкатулку, предварительно наложив дополнительные охранные и скрывающие чары. — Каве инимикум. По его лицу побежала тоненькая струйка крови. Том решил не ломать комедию и использовать одно по-настоящему рабочее заклинание. Впервые он на него наткнулся в сороковых годах, когда гостил в особняке у Малфоев и имел честь ознакомиться с их семейной библиотекой. — Тэнебрае контра Фурес! Том побледнел и схватился за быстро бьющееся сердце. Нужно скорее убираться отсюда.