deathbeds

Глаза Камукуры — запекшаяся кровь на рукаве Нагито. Рука на шее лишь короткое предупреждение, нежели реальная угроза. Руки крепкие и холодные, а его лицо так близко, что кислород они делят на двоих. Он был бы бесконечно счастлив, если бы эти надёжные руки свернули ему шею. Интересно, есть ли на руках Изуру линии судьбы? Под перчатками, которые он практически всегда носит, никогда не видно. А от ощущения чужой кожи на его, жалкой и недостойной, голова кругом идёт. Нагито улыбается рвано, голова кружится от недостатка этого ядовитого воздуха из чужих лёгких. Он не пытается урвать ни на миллиметр больше, чем даёт ему Камукура. Не хочет. Не имеет права. — Так чего же желает Абсолютное Совершенство? Камукура Изуру — личный Бог его извращённой, грязной веры. Единственный проблеск света, омраченый, растоптанных не им. Камукура Изуру — пустая оболочка человека, которого он никогда не знал и никогда не узнает. Это хорошо. Пустота знакома. Пустота убаюкивает, как никогда не убаюкивали давно забытые колыбельные его покойной матушки. Камукура Изуру — сладкий яд который он с радостью выпьет. Без сожалений и без колебаний, лишь бы хоть на секунду его такой бесчеловечный Бог обратил на него каплю внимания. Так эгоистично, хотеть, требовать так много. Или так мало. Тяжело судить. А судьи кто? Расстояние между ними — не более чем сигаретный дым в разрушенном мире, слишком сладкий и слишком отравляющий. И такой желанный. Нагито всегда был слабым человеком. Поэтому касается мимолётно этого не идеального лица. Прикосновения не обжигает, как должно было. Прекрасный. Особенно с расстояния меньше секунды. Если бы глаза Изуру могли бы стать океанами крови, Комаэда с радостью бы в них утонул, захлебываясь, не пытаясь всплыть. Если бы глаза Изуру стали ликорисами, то Нагито с превеликим удовольствием посадил бы их у себя в груди. Что посмертно, что прижизненно. Изуру целует его, и это вызывает восторг, больший чем пресловутые бабочки в животе. На губах остаётся вкус пепла и металла, и ему невозможно сказать, кто первым пустил кровь. Не имеет значения. — Может быть, разрушить все. Их мир — лишь выжженный театр, для немногочисленных выживших актеров, и Нагито благовейно готов отдать его в руки своего молодого Бога.