Карабас

Карабас сегодня необычно грустен. Долго молчит, раскинувшись в кожаном кресле, вытянув вперед ноги. Время от времени он шумно вздыхает от боли в суставах. Я сижу на полу, смазываю его колени прохладной мазью. От нее пахнет травами и смолой. Карабас смотрит в одну точку, чуть выше моей макушки, крепко вцепляясь короткими толстыми пальцами в мои синие волосы. В другой руке он держит трость, ногтем проводит по верхушке в виде позолоченного пуделя. – Послушай, Мальвина, – Карабас говорит хриплым басом, и я едва разбираю его слова. – Мне кажется, меня перестали здесь уважать. Я уже привык видеть в глазах своих актеров страх, но теперь в их взглядах я замечаю презрение. Я поднимаюсь, сажусь на колени Карабаса, сгибом пальца провожу по его щеке. – Что вы, сеньор. – Жесткая черная борода царапает мои губы, когда я приближаюсь к лицу Карабаса и шепчу ему в самое ухо. – Мы вас очень любим. Я цепляюсь пальцами за воротник его кожаного пиджака. В груди нарастает волнение и разливается вниз, останавливаясь где-то внизу живота. Я накрываю ладонью свой пах, осторожно дотрагиваясь пальцами до тонкой ткани белья. Между бедрами предсказуемо влажно, я хочу чего-то большего, я хочу поцеловать Карабаса в ярко-красный рот и касаться языком ямки под пухлой нижней губой. Я хочу… – Неправда! – Карабас взрывается сиплым криком так, что капельки слюны слетают с его языка. Резко встает, роняет меня на пол. Вскидывает руку, выбрасывая трость. Она, несколько раз красиво перевернувшись в воздухе, ударяется об стену, прочертив на золотисто-красных обоях длинный черный след. Мой господин совершенен во всем, даже в выражении своей злобы. Я снова поднимаюсь, поправляю синюю кружевную юбку. Хочу сказать Карабасу что-то одобряющее, но он отмахивается от моих слов, закрывая широкой шершавой ладонью мое лицо. Его пальцы горячие и пахнут краской. – Не говори ничего. Я устал от твоей лжи. Он толкает меня на пол и ставит на колени. От обиды я готова расплакаться. Я смотрю на Карабаса снизу вверх, чувствуя себя непослушным щенком, жалко жмущимся к полу под суровым взглядом хозяина. – Зачем вы так говорите. Я же люблю вас всем сердцем, – оправдываюсь я, и голос мой дрожит и срывается в плач. – У кукол не бывает сердца. – зло выкрикивает Карабас, толкает меня в грудь блестящим носком кожаного сапога. Тонко звякает цепочка под подошвой. Боль рассекает мои ребра. Я отползаю в сторону. – Сеньор. Вы несправедливы к нам, – я все же не выдерживаю. Плачу. И слезы ручьями стекают по моему лицу, шее, и мне кажется, что они оставляют красные полосы ожогов на моей белой коже. Карабас садится на диван, я вижу, как подрагивают его пальцы. И, не глядя на меня, говорит: – В конце концов, я сам виноват. Виноват в том, что не смог удержать ее. Она предпочла другого. А я не смог с этим смириться. И я убил ее. Молчание. Карабас рассматривает свои руки, я рассматриваю его. Мне все еще больно дышать, но еще больнее – знать, какой груз лежит на плечах моего господина. Кажется, теперь я понимаю его чуть больше. И не понимаю. Я осторожно придвигаюсь к нему. – О ком вы говорите? – тихо спрашиваю я. – Мари. Жена Карло и мать этого Буратино, – Карабас презрительно выплевывает имя того странного мальчика, недавно попавшего к нам непонятно откуда. Вздохнув, Карабас продолжает: – Я убил ее, думая, что так она станет моей, но она стала ничьей. Что ж. Я получил достойное наказание. Этот мир. Он же насквозь искусственный, ненастоящий. Он раздраженно сжимает обивку дивана, так что на ней остаются вмятины, следы его ногтей. – Карло создал его для Мари, а теперь я обречен провести здесь всю свою жизнь и даже больше. Я даже умереть здесь не могу. В отчаянии он сцепляет руки на затылке, дергает себя за волосы. Я сажусь с ним рядом, мягко беру его за локоть. – Сеньор. Того, что было не вернуть. Не вините себя и не говорите вы так. Вы не должны умирать. Все будет хорошо. Вот увидите. – Нет, – он усмехается. – Ничего не будет. Я пытался. Я честно пытался сделать этот мир лучше. Сделать этот мир раем, но он стал адом для меня, и я не могу отсюда выбраться. И я ничего не хочу больше делать. Совсем ничего. Я обнимаю его, чувствуя его напряжение. Целую его в плечо. Карабас молчит. Он как будто снова выстраивает вокруг себя невидимую защиту. Отталкивает меня. Говорит холодно. – Мне надоело выдавать себя за Бога, скрывая свою ничтожность. Мне надоело все. Теперь мне скучно. И я никого не хочу видеть. Уходи. – Но сеньор, я не могу оставить вас одного в таком состоянии, – я смотрю на него сочувственно, ласково гладя по руке. – Я прошу тебя. Уходи. – В его темно-карих глазах я вижу такую тяжесть и такую печаль, я не могу с ним спорить. Я только целую его в висок и тихо шепчу. – Я люблю Вас, Карабас. Несмотря ни на что. Он улыбается в бороду. И опускает голову. Я ухожу.