Knot

      Он пережил этот день.       Удивительно.       Зато новый встречал его не менее радушно — тяжеленой головой и сушняком с пустыню Мохаве. Стоило только прийти в себя, ощутить удавку осмысленности на голодающем по кислороду мозге, как Трэвису резко разонравилось жить.       В который раз, спрашивается.       Он лежит в собственной кровати, а не, например, на диване или кафеле ванной комнаты, холодном каменном полу подвала или в сырой земле, и это лучший из всевозможных исходов. Не считая того, где его не покусали, конечно же. Трэвис делает глубокий вдох, ненадолго закрывая глаза, и выдыхает. От относительно резкого насыщения мозга кислородом его покалывало. Ничего особенного. Ощущения такие, будто он перебрал с выпивкой прошлой ночью.       Не критично, конечно, но приятного мало.       Говоря не выходить из комнаты, Бродский будто обращался лично к нему. Стоило только покинуть мрак спальни, как наполненное дневным светом пространство грозилось выжечь ему и без того гноящиеся глаза. Голову снова кольнуло. Добирался он до ванны не без труда. Из зеркала на него смотрела ещё более дерьмовая версия себя же самого. Ничего нового. Ополоснув лицо, Трэвис задержал на нём руки. Блаженно подумал, что только ради этого и существует сейчас. Весь его мир ограничился ледяной водой и её движением. Тем, как медленно она стекает по лицу и изгибам ладоней. С выдохом сердце упало куда-то в желудок.       Чистка зубов прошла без происшествий.       По окончании всех утренних гигиенических процедур мужчина ещё раз всмотрелся в своё взлохмаченное, такое же безжизненное, как и оригинал, отражение.       С ним что-то не так.       Определённо не так, но он пока не знает, что именно. Не осознаёт. Одного понимания, что он теперь заражён, недостаточно. За ним всё также числились служебные обязанности и просто запланированные на сегодня дела, но ощущение странного, эфемерного «чего-то» тормозило его. Приковывало к месту. Вынуждало всматриваться дальше.       Всё не так.       Даже при мнимой стабильности.

      ***

      — Разумеется, шериф Хэкетт.       Его официальное обращение её-то тоном звучит, как сплошное издевательство. Заискивающе, наигранно, приторно сладко даже — потворствует, да и только.       Ладно. Всё равно это на один раз. Если за эти два месяца эта взбалмошная светлая голова не выкинет что-то противозаконное, то беспокоиться о новых встречах, по крайней мере, затяжных, не приходится.       — Отлично. — заключает шериф. — Теперь, если вы не против, у меня остались вопросы со вчерашнего дня.       Как бы прекрасно не пели птички вне салона, и летнее солнышко лучезарно вторило их заливистой свирели, охоту за Сайласом никто, чёрт возьми, не отменял. Трэвис всё ещё считал девушку перед собой крайне скудным источником информации, но и этот гештальт было лучше полноценно закрыть и не возвращаться потом в каком-нибудь парноидальном припадке, когда всё снова пойдёт по известному месту, к нему с мыслью, что ключ к разгадке волне мог быть в какой-то мелочи, ею запечатлённой.       Решено.       — Вы куда-то торопитесь? — бодро отзывается девчушка. — Повремените с этим, потому что вы всё ещё мне должны.       Он пережил предыдущий день, но не переживёт нынешний — очевидно.       Ему требуется секунда, чтобы осознать, насколько нагло это звучит. После, ещё одна, чтобы прикинуть, к чему это вообще могло быть сказано и что он ещё может быть должен, если уже выполнил её странную просьбу. И последняя, чтобы медленно повернуться и застать это молоденькое недоразумение в явно приподнятом настроении. В явном довольствовании от своего положения, хотя каких-либо преимуществ для неё Хэкетт не видел.       — Что ещё?       Проворчал, как какой-то восьмидесятилетний старик, ей б-гу. Но Лора не против. Бесить этого человека, кажется, станет её жизненным кредо.       — Это всё очень мило и приятно, только от ваших действий пострадала не только моя честь, сэр…       Это как он её честь-то задел?       Неважно. Девушка очень быстро рассеивает любую двусмысленность в озвученной претензии и поднимает правую руку. Демонстрирует усеянное синяками запястье. Трэвис впитывает в себя всё это иссиня-багровое непотребство, в котором определённо угадывалась чья-то грубая хватка, и не смеет возразить. Он действительно виноват ещё и в этом.       Во всём, как обычно.       Лора опустила руку, и шериф думает, как не замечал этого раньше. У него и рука большая и приложился он к ней в целом достаточно сильно, чтобы в совокупности результат такого неконтролируемого порыва был на лицо и весьма ярко. Скрыть подобное могло лишь стечение обстоятельств и чьи-то конкретные намеренья. Точно, вспоминая предыдущую их встречу и эту, она каждый раз держала руку как бы «в тени», чтобы сейчас грациозно и с хорошей долей драматизма пристыдить его за своё злодеяние, очевидно.       Злодейка.       Идиот.       Трэвис мысленно огрызается на самого себя. Не знай, что сам повинен в этом, он бы тотчас спросил, не стала ли девушка перед ним жертвой насилия.       — Ты… — осекся. В этот раз поймал себя на оговорке, позволив неформальному обращению просочиться сквозь заслон профессионализма. — Обращалась в больницу?       — Нет, только к медсестре, и то случайно.       — А чего тянешь?       «Потому что, пап» — подрывало резко ответить, но Лора вовремя остановила себя. Офицер перед ней сбросил маску серости в лице служебной этики, а под ней оказалась другая, преисполненная старческого кряхтения и недовольства. Она скинула этот странный порыв к подобному ответу на подсознательное. Рефлекс на подобного рода претенциозную интонацию.       — Потому что в этом нет необходимости. Это всего лишь синяки.       Всего лишь синяки и дичайший испуг, подумалось Кирни, но и это она озвучивать не стала. Не хотела лишний раз бередить паранойю горе-шерифа. Если вместо задуманного, хоть и примерного, маршрута он реально повезёт её в больничку, то веселье резко сдеградирует до смертельной скуки. В ночь с двадцать четвёртого по двадцать пятое всё действительно ограничилось «малой кровью», но то хтоническое ощущение силы на грани треска собственных костей всё ещё периодически накатывало на неё перед сном волнительным жаром в сердце и голове. Временное, думается. В конце концов, в мотеле «Харбинджер» для неё нашлось немного льда для холодных компрессов, и этого было вполне достаточно.       — Тебе нужны деньги?       Вопрос шерифа выбивает её из краткого экскурса в воспоминания и стопорит дальнейшие мыслительные процессы. Ей нужно что…?       — Что, простите?       Он не смотрел в её сторону. Не видел выражения лица, но определённо кожей чувствовал удивление. Лора же видела, как весь его сдержанный внешний вид крайне посредственно не выдавал волнения. Салон сквозил неловкостью.       — Ну, — он прожестикулировал рукой в воздухе, прокручивая в голове формулировки, — Деньги на какие-нибудь медицинские расходы, может быть.       Нет, нет, этот человек явно не из тех мужчин, которых принято называть папиками. Он просто искренне не понимал, как мог бы загладить приступ своего членовредительства, и деньги как обычно казались рабочим вариантом. Правда, от этого ситуация менее странной быть не переставала.       — Эм, — девушка щурит взгляд и сдержанно улыбается, искренне не понимая, как всё это должно работать, — Как вы себе это представляете?       — Да никак. — честно признался шериф. — Было бы проще, если бы ты открыто сказала, что тебе от меня нужно.       Лоре думается, что мужчина перед ней действительно не так плох, каким казался изначально. Рентген не покажет перелома, и чтобы на полном серьёзе ему что-то предъявлять, ей придётся стать конченной стервой и начать плести людям вокруг, будто он намеренно причинил ей боль. Это был тот единственный случай, как ей представлялось, когда служитель закона согласится сделать то, что она попросит, и дело не ограничится одним лишь озвученным некогда именем.       В пределах разумного конечно.       Но вот день назад он был куском дерьма, каких ещё поискать надо, а теперь спрашивает, что ему нужно сделать, чтобы загладить вину? Он ведь не должен. Даже сухое извинение она бы покорно проглотила и даже влажно причмокнула, чего греха таить. Этого уже было достаточно. Но шериф очень легко поддавался на её манипуляции. И это казалось подозрительным в какой-то степени.       Да, ему абсолютно точно нужно уже избавиться от неё, но ведь были пути намного проще.       Думает, что пойти на уступку было этим самым «проще»?       Что ж. Шестерёнки Лоры Кирни крутятся, и с каждым оборотом картина в её голове обрисовывалась всё интересней и интересней. Она собиралась оказать угрюмому копу услугу в ответ на подобие благородства с его стороны.       Ему нужно что-то от неё и ей что-то от него.       — Хорошо. — Лора отгоняет от своего пытливого разума конспирологические теории и решает просто следовать по течению их диалога. — Я бы не отказалась от кофе.       Казалось бы, одно только озвученное, незамысловатое желание городской девчонки в провинциальном городке, а градус абсурдности стремительно опускался ниже. Стоило только озвученному нарративу растрясти в салоне эту давящую неловкость, как пара тёмных глаз обращается к ней с немым, а после и озвученным вопросом.       — Кофе? — левая бровь мужчины претенциозно приподнялась.       — Ну да, — вожатая перед ним пожимает плечами, — «Хэкеттс Куори» — хорошее место, но хорошим кофе здесь и не пахнет. Так, растворимый, разве что.       Кофе, значит.       — Кажется, у Криса есть в кабинете кофемашина. — не то отговорка, не то констатация факта — Трэвису и самому сложно определить, чего в его предположении больше.       Лора же думает, насколько непривычно слышать из уст этого человека имя своего босса. Осознание специфики их отношений только подогревало этот специфический отклик.       А вообще, что за бред?       — А в качестве десерта, что, сморы? Не думаю, что это лучшая ваша идея, сэр.       Ну да, кто же сморы просто так уплетает с обеденным кофе? Подождите, а нам ещё и десерт нужен?       — И что ты предлагаешь?       Трэвис не знал, почему добровольно продолжал мусолить эту тему. Его добротой откровенно злоупотребляют, а он и не сопротивляется особо. Быть может, такие бессмысленные разговоры «ни о чём» были намного приятней возвращения в суровую реальность, где он в полной жопе.       — Ну, очевидно, выехать куда-то и там раздобыть кофе с десертами.       Вот только его надолго не хватит.       — Думаешь, это лучшая твоя идея: заставить полицейского при исполнении организовать тебе поздний завтрак? — как бы передразнивает шериф, частично процитировав её же слова, но голос его звучал на порядок раздражительнее. Кажется, идея стать её курьером на полчаса не вселяла в него энтузиазма.       Оно и понятно, вот только есть нюанс.       — Нет, потому что моя идея заключалась в том, чтобы вы составили мне компанию.       Он обрывается на полуслове. В голове что-то ломается.       — Прошу прощения?       — Да, — как ни в чём не бывало кивает Лора, — Всё именно так.       — У меня нет на это времени.       Трэвис даёт заднюю — не может иначе. Его очередь теперь задаваться вопросом, как она себе это представляла. Что ей вообще в голову взбрело?       — Нет, вы не подумайте, что это свидание — упаси боже. — девушка о-о-очень примерно перекрестилась (по факту — просто дёрнула рукой в четыре стороны) и вскинула ладони в примирительном жесте, с выражением лица таким, мол: «С вами? Да никогда в жизни, даже в мыслях не было, вы что?!» — Просто я действительно хочу кофе, а вы хотите расспросить меня насчёт той ночи — мы могли бы убить двух зайцев сразу. На «нейтральной» территории.       — В каком смысле «нейтральной»? Тебе мало того, что я не отвёз тебя в участок?       — Что ж извините, если ваша служебная машина, — Лора указывает большим пальцем в сторону решётки-разделителя за спиной, — угнетает во мне свободный дух демократии.       Трэвис фыркнул.       Демократы.       — Нужно место, — продолжает, — Не лагерь, не участок и не ваш служебный автомобиль. Есть что-нибудь на примете?       Мужчина молчит. Обдумывает сказанное. Невольно перебирает в голове варианты, хотя самым оптимальным просилось приструнить девчонку и обломать ей весь «кайф» от мнимого чувства власти над служителем закона.       На деле же, он бы не отказался от кофе. Кажется, он не отказывался от него и в компании, но Хэкетт уверенно отгонял от себя эти подрывные, некогда отпущенные от безысходности на смертном одре мысли.       — Тебе нельзя покидать лагерь, когда захочется. — пытается аргументировать с точки зрения распорядков в «Хэкеттс Куори». Маловероятно, что с годами они менялись. — Только в положенные часы.       — В моё отсутствие здесь будет Дайэнн. Я отпрошусь у неё.       — Ты должна отпрашиваться у начальника лагеря, а не у медсестры.       — А. — Лора отпускает драматическую паузу. — То есть это единственный нюанс, и вы не против, верно?       Подловила. Трэвис поджимает губы. Уставши доказывать всем подряд, в том числе и себе, те или иные вещи, он молчит. Как бы, с одной стороны ничего такого в том, что он поправил её по вопросу распорядков в лагере, нет, но с другой…       — Ну ладно, — она двигается дальше, — И как вы себе это представляете? Чтобы я отпрашивалась у мистера Х пригубить чашечку кофе с его братом-полицейским?       Не обязательно упоминать «брата-полицейского», думается, но тот обязательно ведь уточнит: как, с кем и зачем. Девчонка права, Крис просто не поймёт их. Мог бы, конечно, но за этим пониманием стояла приличная стопка пояснений, которые ему просто физически некомфортно будет давать. Был ещё вариант открыто сказать, что им нужно в участок на разговор, а самим поехать в другое место, но тогда вопросы останутся. Они просто будут с другим, с не менее паршивым оттенком. Намного проще ей исчезнуть на условные полчаса и понадеяться, что Крис не спохватится.       В конце концов, что плохого в том, чтобы перехватить запоздало свою дозу кофеина и разговорить бунтарку в её приподнятом настроении? Меньше шансов нарваться на бессмысленное упорство и увиливание.       Он вздохнул и опустил взгляд. По салону раздался щелчок спущенных фиксаторов. Двери разблокировались.       Сдался.       — Иди к Дайэнн. Отпрашивайся.       Девушка чуть было не подпрыгнула, не веря своим ушам. Её глаза загорелись самым ярким, самым живым огнём лазурного оттенка, и хотя Трэвис всё ещё не смотрел на неё, находя собственные коленки обманчиво интереснее радостного комка нервов сбоку, он определённо ощущал тепло разгоревшегося пламени. Лора чувствовала себя не иначе как маленькой девочкой, которой удалось уломать взрослого на покупку во-о-о-он той миленькой куклы Барби.       Салон сотрясся от характерного хлопка. Хаос в его жизни, что временно приобрёл очертания светловолосого вихря, метнулся из машины вон, обратно в лагерь, обещая в скоро времени вернуться. И всё же на какой-то небольшой, скорее всего, момент времени шериф Хэкетт остался в тишине и покое.       И всё же нет.       Трэвис положил руки на руль. Казалось бы, сделал он это от нечего делать, но на деле он был в одном шаге от того, чтобы вырулить на подъездную дорожку и благополучно ретироваться с территории лагеря. Происходящее казалось болезненным бредом. То, как быстро он согласился на её условия, хотелось оправдать чьим-то сценарным очерком, обоснованный, например, ничем? Простой «хотелкой», что называется.       Он не собирался это терпеть. Он собирался, чёрт возьми, быть копом, — шерифом, в конце концов — а не ведомым мальчишкой в плену женских чар. Может быть, он и не уедет вот так вот бесцеремонно, без предупреждения, поступив в очередной раз, как не очень хороший человек, и всё же дождётся её и даже попытается (!) аргументировать своё решение, смягчив по возможности ряд углов. Да, прикроется, скорее всего, заготовкой про копа при исполнении — а что, так ведь и есть, по сути.       Так он и сделает.       Её силуэт маячит на периферии зрения, и Трэвис ощущает в себе решительность, какой не ощущал с тех самых пор, как девушка заняла своё уже приевшееся место на соседнем сиденье. Лора Кирни умела задавать настроение, конечно, спору нет, но и Трэвис Хэкетт тоже, знаете ли, не пубертатный подросток, чтобы продолжать вестись на её уловки.       Повеселились и хватит.       Методичное постукивание указательных пальцев по обивке руля постепенно затухает. В то же время в голове, кажется, обрывается несколько жизненно важных цепочек нейронов. Весь его грандиозный план по сохранению статусности собственного лица даёт трещину, стоит только оторвать взгляд от руля и взглянуть на постепенно приближающуюся фигуру девушки.       Да, именно, что фигуру, и это не «фигура речи», чёрт возьми. Он не мог не замечать этого раньше: укороченного лонгслива и джинсовых шорт, что в совокупности оставляли достаточно большой кусочек женского тела обнажённым.       Её плоский, подтянутый живот.       Не соврать, она была одета так же в день их знакомства, но конкретно сейчас это новоиспечённое открытие натурально встаёт ему поперёк горла. Воротник вкупе с галстуком сдавливают дыхательные пути — руки инстинктивно тянулись ослабить узел на шее, но Трэвис изо всех сил одёргивал себя.       «Абсолютно мягкий, утончённый изгиб женского тела» — отчего-то вторит ему рассудок, заходясь томительным гудением, и Хэкетт не признаёт в нём «своего». Будто в его голове поселился незваный гость. Подсознательное «Оно» обрело некие умозрительные очертания и сейчас активно скреблось об черепную коробку. Колебания от головы распространялись по всему телу, дёргали нервными окончаниями в пальцах, и вместо абсолютно нормального ощущения грубого, искусственного материала руля, передавали текстуру столь нежной человеческой кожи, которой он и не касался вовсе, но которую видел, и этого уже было пугающе достаточно.       Какое-то животное наваждение.       Повторный хлопок дверью и водружение лёгкого тела на соседнее сиденье возвращают всё на круги своя. В голове завывающе свистит ветер.       — Я всё уладила. Можем ехать.       В небольшом смятении, Трэвис посмотрел на неё. Девушка не замечала ничего вокруг себя, по-хозяйски опустив солнцезащитный козырёк и прихорашиваясь перед зеркальцем: по минимуму, в основном смахивая с лица выбившиеся из хвоста светлые волоски и подтерев лишку бальзама для губ.       Какая-то химозная альтернатива персику, насколько он мог судить.       Никчёмная попытка смазать их натуральную, более привлекательную составляющую.       Он неотрывно следит за тем, как подушечка её мизинца аккуратно очерчивает кромку нижней губы и чуть оттягивает её у самого краешка. Лора опускает руку и улыбается своему отражению, чуть-чуть выпячивая нижнюю губу, как бы оценивая окончательный результат после своих правок. От этих крохотных манипуляций сердце у него в положенный момент не бьёт, и в лёгких понемногу назревает вакуум.       — Всё в порядке?       Её обращение отрезвляет. Пробивает глухой заслон, разбавляя тяжёлый бой крови в ушах звуками окружения. Она смотрит на него. Он на неё. Её взгляд преисполнен непониманием и прямолинейностью вопроса и лишь немного — лёгким флёром беспокойства. Выражение его лица было в чём-то озадаченным. Тишина затягивалась.       Он должен сказать ей про вызов. Или придумать ещё какую-либо отговорку, чтобы благополучно избежать, вроде как, ненужного и бессмысленного взаимодействия.       И что же он скажет?       — Одежды поскромнее не нашлось?       Лора в недоумении моргает и осматривает себя. Да, у неё неприкрыты пупок и живот в целом, но разве это так критично? Это ведь не декольте обсуждать, которого у неё и нет, собственно. Он мог завязать какой угодно разговор, но вместо этого служитель закона готов вот-вот открыто обрушиться на неё с лекцией о внешнем виде и дресс-коде, будто ей всё ещё шестнадцать, а не второй десяток лет, серьёзно? Этот мир определённо сходил с ума.       — Сэр, разве это незаконно? На улице жара, мне в куртке ходить, по-вашему?       — Для общественных мест достаточно на несколько дюймов длиннее.       — Не знала, что мы заедем на чай к английской королеве. Я не стану переодеваться, можете меня оштрафовать.       — Боже, забудь.       В образовавшейся тишине Лора ныне изучала его профиль. Несколько напряжённый, стоило отметить. И чего он так взъелся на пустом месте? Она мозолит ему глаза в подобном «луке» не первый день, и вот они — запоздалые претензии? Что это, пресловутая профдеформация или реверанс в сторону доисторических веяний понятий «скромности» и всякого такого дерьма? На ум приходил старческий маразм, если честно, хотя мужчина перед ней хоть и был в возрасте, уж прям стариком его назвать у Кирни язык не поворачивался даже мысленно.       Теперь она в неведении. Гадает, взбесил ли копа её внешний вид достаточно, чтобы тот ловко и элегантно (топорно и по-ублюдски, ага) дал заднюю и отправил её обратно в лагерь давиться собственным эго вместо желанного кофеина.       — Недалеко от «Хэкеттс Куори», — он нарушает тишину первым: достаточно спокойно и размеренно, — Вдоль Трассы 919 есть закусочная. Там готовят хороший кофе и подают пироги. Съездим туда.       — Оу, — не ожидала, — Хорошо, как скажете.       — Мне нужно спрашивать у Келли, действительно ли ты отпросилась? — уточнил мужчина, поправляя зеркало заднего вида.       Лора в очередной раз закатила глаза, но в этот — сокрушаясь с весомой долей веселья. Она обратилась к своему заискивающе претенциозному женскому началу, отвечая максимально лояльно и даже кокетливо.       — Мне незачем вам врать, шериф Хэкетт.       Он не ответил, молча выезжая с подъездной дорожки.

      ***

      Это был занимательный опыт ещё на моменте поездки.       Сменяя одну машину другой, вид за лобовым стеклом не менялся: всё также представлял из себя бесконечную лесную полосу и слитую воедино асфальтированную массу. Скукота, да и только. Хотя нет, различия всё же были: теперь рядом не было Макса, который мог бы потравить ей анекдоты.       Трэвис Хэкетт же был стоически молчалив и, кажется, слишком серьёзен даже для каламбуров.       Вопреки некогда желанию разговорить служителя закона, сейчас девушка не спешила этого делать. Пускай Макса и не было в салоне, атмосфера от этого не казалась отсутствующей. Она была особенной. Крайне интересной, даже. В конце концов, Лора ведь сейчас сидит в полицейской машине и ведь даже не в качестве нарушителя или подозреваемой. Это её эскорт, по сути. Шериф города Норт-Килла вёз её пригубить чашечку кофе — нет, вы только вдумайтесь. Тот самый шериф, которого она некогда обозвала ублюдком и послала в пешее эротическое по направлению среднего пальца.       Сейчас он очень услужливо исполнял её волю (не последнюю, хотелось бы) из чувства жалости, скорее всего, а не по каким-то личным симпатиям, предпочитая, наверняка, держаться от неё на расстоянии светового года.       Хотя между ними сейчас всего-то коробка передач и вытянутая рука.       В какой-то момент она оторвала взгляд от окна и от нечего делать украдкой наблюдала за выражением лица шерифа. Тот выглядел спокойным и сосредоточенным на дороге. Ему было не до всяких там Лор Кирни. А посему она немного углубилась в детали и продолжила изучать его лицо. Подобное занятие грозилось стать ещё одной вредной привычкой, привитой ей Норт-Киллом. Она отметила про себя, что, хотя не может проследить намёки на седину, и его волосы виделись ей исключительно беспросветно чёрными, линия их роста выдавала возраст с потрохами. Да и не выглядел, если честно, Трэвис Хэкетт человеком лёгкой судьбы. Что-то ей подсказывало, что у человека с таким странным, чёрт возьми, взглядом не может быть всё так радужно в жизни. Не говоря уже просто о темпераменте, с которым ей довелось столкнуться.       Кстати о глазах, шериф, кажется, уловил некие невербальные сигналы со стороны своего неуёмного пассажира и неспешно повернулся к ней, ставя Кирни в максимально неловкое положение. Не соврать, к щекам прилила кровь, и она молилась Иисусу, нашему, Христу, чтобы это было не так заметно.       Процесс в голове запущен, и её подрывает как-то обыграть данную ситуацию, дабы рассеять неловкость. Корпус подаётся вперёд, рука дёргается в сторону радиоприёмника, стопорясь в миллиметре от заветного тумблера.       — Можно? — всё же просит она разрешения, хотя Трэвис был уверен, что ей это ни к чему. Он мог бы поставить ей за это плюсик в карму.       Карандашом.       — Да.       Ответ был односложен. Мужчина вернулся взглядом к дороге. Кажется, он либо повёлся, либо это не стоило его внимания — тем не менее! Он вверил в её руки власть над его приёмником. В полицейской тачке. Кайф!       Лора не преминула воспользоваться столь щедро одаренной возможностью и щёлкнула нужный переключатель, а после — покрутила, э-э-э, «крутилку», среди белого шума и обрывков фраз выискивая подходящую частоту с музыкой. Кажется, из динамиков полилось кантри или что-то вроде того — мягкая и приятная музыка, в общем. Лес, небольшое дорожное путешествие и кантри — некоторые вещи в сочетании буквально творили чудеса. Ей ведь не кажется, что после его короткого взгляда на радиоприёмник, она не застала на лице офицера Хэкетта пару привычных морщинок? Совокупность обстоятельств вынуждала Лору поёрзать в предвкушении приятнейшего времяпрепровождения.       Они так и доехали до пункта назначения без лишних разговоров, но обстановка в салоне определённо была на пару пунктов дружелюбнее.

      ***

      В принципе, такой она её и представляла.       Закусочную.       Это было небольшое здание псевдо-овальной формы с металлическим сайдингом бело-бирюзового цвета и солидной неоновой вывеской, закономерно в обеденное время неработающей — типичный дайнер, в общем.       Помещение было заполнено процентов на шестьдесят — не битком, но едва ли не критично по той простой причине, что люди в сложившейся ситуации больше отдавали предпочтение полноценным столикам и диванчикам, а не стульям у барной стойки. Благо, для них нашлось местечко как раз за одним из столиков у большого окна. Приятным было и то, что их появление в основном осталось без внимания присутствующих. Ну, как в фильмах, знаете, когда шериф переступает порог салуна, и весь шумный контингент обязательно благоговейно смолкает, мысленно отсчитывая грузные шаги служителя закона и лязг металлических шпор правосудия на пути к барной стойке.       Ну, они же не в фильме, в конце концов.       Немного поёрзав, Лора расположилась на диванчике, обитом красной искусственной кожей. Хэкетт сел напротив неё. Между ними — классический прямоугольный столик. Сбоку у окна стояли диспенсеры с кетчупом и горчицей, трапециевидный диспенсер с салфетками и перечница с солонкой. Девушка ещё раз окидывает взглядом помещение: мозаичный пол, люстра-вентилятор, прикрученный к стене у самого потолка телевизор, автомат с прорезиненной жвачкой, сутулые спины людей на стульях за барной стойкой — всё по классике. От дальнейшей разведки её отвлёк белый фартук и нежно-голубая форма официантки.       — Здравствуй, Трэвис, рада тебя видеть. — бодро салютировала белокурая женщина средних лет. На вид она была одного возрастного диапазона с шерифом.       — Взаимно, Дейзи.       Лора, ловя на себе чуть удивлённый взгляд, тянет в дружелюбии лыбу.       — Здрасте.       — Ты сегодня не один, как я вижу.       — Вынужденная мера, — он переводит взгляд на свою спутницу. Губы сомкнуты в тонкую линию и немного гнутся в подобие сдержанной, больше саркастичной ухмылки, — Удовлетворяю детские капризы.       Лора щурится и метает взглядом молнии. От злости у неё едва ли дыхание не перехватило.       Офицер дуболом.       — Калеб и Кейли не дадут заскучать, верно? — на её лице играет добрая улыбка. — Что будете брать?       — Мне как обычно, а, кхм…       Лора встрепенулась, ощутив на себе два выжидающих взгляда, и нащупала рукой меню.       — Я ещё выбираю.       — Тогда я подойду позже.       Засим женщина удалилась и оставила их наедине друг с другом. В дальнейшем Лора была занята изучением ламинированной картонки с ассортиментом местного меню, отмечая на периферии, как шерифу подлили кофе в кружку.       — Н-да, а Старбакса нигде поблизости нет? — недовольно протянула Кирни, с унынием скользя глазами по заветным строчкам напитков.       — Кого?       Bruh. Неужто шериф настолько интегрирован задницей с этим местом, что такие блага цивилизации, как Старбакс, ему в действительности незнакомы? Ещё скажите, что он не знает о существовании Макдака и Пиццы Хата — это будет полное фиаско.       — Неважно. — она отложила меню. — Всё равно я не взяла деньги.       Коп тяжко вздохнул. Иногда ей кажется, что по-другому он дышать просто неспособен.       — Я заплачу за тебя.       — О, — она воспрянула духом, — Вы не обязаны этого делать.       — Не делай вид, будто не понимаешь, как это работает.       — Может быть, вы и спали в своём Норт-Килле последние лет сто, шериф Хэкетт, но сейчас мир меняется, и девушки вполне могут платить за себя сами в присутствии мужчины.       — Просто избавь меня от этого.       Непреклонен. Наверное, сказал бы, что не является фанатом SJW-повестки, но Лора не уверена, что он и эту аббревиатуру, пускай даже и уничижительную, мог бы расшифровать. Да и что, она будет врать, что в какой-то степени подобного рода внимание ей приятно?       Хотя, было бы забавно, если в конце он всё же выставит ей счёт и заставит мыть тарелки с Дейзи.       Ну так, из вредности.       Лора заказывает капучино. Самый обыкновенный. Что там сиропы, кокосовое или соевое молоко — это всё где-то там, в славном городе Нью-Йорке, например. Главное, что здесь её могли сдобрить кофеином, всё остальное — второстепенно.       Вместе с кофе её подопечному принесли кусочек дымящегося яблочного пирога. Классика, ей думалось. В конце концов, что ещё есть шерифу маленького провинциального городка? Только стейки, разве что, но у них формальный кофе-брейк, так что выбор очевиден. Чёрт, врать не станет, что пах он просто изумительно. Чуть что и слюнки потекут прямо в молочную пенку свежесваренного капучино под ней.       Словно уловив её заинтересованность, Трэвис не мог не отметить, что за девушкой числился только кофе и ничего более.       — Ты ничего себе не взяла.       — Да я, — начинает она чуть сбивчиво, снова возвращаясь глазами к меню, — Не знаю даже, что хочу что-нибудь из этого.       — Можешь тоже взять пирог. У тебя нет аллергии на яблоки и корицу?       «Какой заботливый» — думается Лоре. Офицер Хэкетт на страже не только порядка, но и её здоровья, как мило. А вообще да, она уловила в воздухе нотки коричной пряности, буйным цветом источаемым выпечкой на его тарелке.       — Нет, это не проблема. Просто, всё равно не хочется, разве что… — девушка ненадолго смолкает, всматриваясь в одну из позиций в меню. — Что можете сказать про здешнее домашнее мороженое?       — Я его не беру, — ожидаемо, — Но дети Криса его любят.       — Хм.       Именно дети брата, а не, скажем, ещё какие-нибудь…?       Кирни не смела отказаться подсластить себе столь увлекательнейшее мероприятие ещё немного и всё же дополнила заказ. Вложилась, так сказать, в своё некогда желание урвать вместе с кофе десертик.       — Что же, — с ноткой торжественности начинает Лора, не дожидаясь своей порции подмороженной порции молока с сахаром, — Вы можете проводить допрос, шериф Хэкетт.       Квиз, скорее, и всё же допрос в такой обстановке звучал на порядок потешнее. Пускай Кирни знала этого человека всего-то ничего, почему-то девушка была уверена, что подобного рода терминология в данной обстановке не применима по регламенту, но, если всё же применить — оно определённо позлит человека напротив. Закрадётся червячком сомнений в его прямолинейную черепную коробку.       И Трэвис улавливает это. Сомнение насчёт правильности происходящего. Их так называемый «допрос» должен был проходить в стенах одного из участков. Может быть, даже в старом, что находился в городской черте среди лесного массива, чтобы лишний раз не напрягать парней из городского. На крайний случай — у них была машина и территория лагеря.       Но в итоге они сидят в придорожной закусочной и собираются говорить в максимально, вроде как, непринуждённой обстановке, которая ни в коей мере не подходила под служебную. Отчего вообще всё это представление?       Трэвис сходится во мнении, что в последнее время крайне туго соображал. Наверное, взыграло сразу несколько переменных в уравнении их престранных недо-отношений. Гештальтов сразу два, если не больше, и если один из них касался прагматики, — ему нужна информация — то другой был более житейский и простой — заключался в желании отдать ей своеобразный должок за оказанную помощь, только и всего. Ради какого-то морального удовлетворения, что ли. Осознания, что впервые за столько лет хоть что-то правильное сделал. Хорошее, даже.       Трэвису Хэкетту, кажется, и самому отчаянно не хватало пару пунктиков в карму, чтобы жизнь перестала, откровенно говоря, его трахать в задницу.       — Допрос — это громко сказано, мисс Кирни. На вас нет наручников и вы вольны свободно передвигаться.       — И всё же вы вернулись к привычной манере общения, — сдержанно сокрушается Лора, чуть ли не физически ощущая, как между ними выстраивается очередная стена, — У меня есть имя, между прочим.       — Это не дружеские посиделки за чашечкой кофе, и мы не друзья, если вы вдруг забыли.       — С вами забудешь, — пробурчала девушка, — Спрашивайте тогда уже.       Трэвис делает глоток кофе и собирается с мыслями. Компонует ряд вопросов. Ситуация кажется ему смутно знакомой и в то же время абсолютно новой. Какое-то странное чувство дежавю как некстати капало на мозг, но он успешно отгоняет этот морок. Достаёт из нагрудного кармана небольшой блокнот с ручкой (странно, что не карандаш) и акцентирует всё свое внимание на актуальной повестке этого дня и прошедшего.       На Сайласе.       — Лора Кирни, я правильно понимаю?       — Надо же, вы умеете выговаривать моё имя.       Не уверена, правда, Лора, что ей нужно будет открывать шампанское по этому поводу. Шериф, кажется, не оценил её сарказма.       — Я веду протокол, и когда говорю «имя», ты называешь имя, я ясно выражаюсь?       Кирни тихонько сглатывает, позабывши вовсе, что человек напротив может звучать так грозно и недружелюбно.       — Что за глупые вопросы, шериф? Вы прекрасно знаете, как меня зовут. Можете взглянуть на мои права, если не верите мистеру Х.       — Я служитель закона. — мужчина переплетает пальцы в замок. — Мне нужно, чтобы ты отвечала на вопросы. Даже в такой неформальной обстановке. — добавляет он, очерчивая взглядом окружение.       — Вы совсем далеки от понятия «веселья», верно?       — Да будет тебе известно, — Трэвис делает несколько отметок в блокноте, видимо, всё же записав её имя, — Что мы должны быть сейчас в участке. Но ты отказалась давать показания в положенном месте, и вот мы здесь.       «… пьём кофе и пытаемся играть в плохого копа» — мысленно продолжает Лора, безуспешно пытаясь оценить абсурдность происходящего.       Кажется, она обещала ему конструктивный диалог, как-никак.       — Ладно. Что вы хотите знать?       — Кхм, что ж. — небольшая заминка. — Кто был твоим спутником в ту ночь и кем тебе приходится?       — Эм, — Лора недоуменно повела бровью, — А мы можем перейти уже к основной части?       — Ответь на вопрос.       — Макс Бринли, он мой парень. Вожатый в «Хэкеттс Куори», как и я. Надеюсь, вы не будете спрашивать хотя бы, куда мы направлялись?       — Я хотел.       Глаза Лоры метнулись к потолку. Этот человек был просто невыносим.       — Хотя бы то, что мы последовали вашим указаниям и поехали в мотель «Харбинджер», вы можете признать?       Трэвис цокнул и отвёл взгляд. Они действительно послушались его, иначе, чёрт его знает, нашли бы лагерь посреди ночи в полнолуние с запертым в подвале младшим братом и одному б-гу известно, как бы события развернулись в таком случае. Ему никогда не нравилась идея оставлять Криса на территории лагеря в такое время, но выбор у них был невелик. Те клетки в подвале родительского дома хорошо показывали себя при наличии двух оборотней, но, когда их набиваешь битком до трёх, ночка выдаётся особенно неспокойной. Им мало места. Потому, в случае чего, в ту ночь он даже гипотетически не смог бы проследить за передвижением горе-вожатых и помочь им, реализуйся самый неблагоприятный исход их встречи.       На этом история могла бы и вовсе закончиться.       Пока он витал в теориях и вероятностях, девушка наконец притронулась к своему кофе и поднесла кружку к губам. Она отпивала тихо и аккуратно, как и положено в культурном обществе, но все эти сторонние звуки разговоров, приятной музыки 60-х годов и шума посуды меркли в сравнении с неприлично громким шипением молочной пены в уголках девичьих губ. Оно возвращает его в обратно, приковывает всё внимание к персоне Лоры Кирни. К тому, как её горло легонько двигается в глотании, и его звук, вопреки здравому смыслу и законам акустики, раздаётся в ушах до безобразия громко, со звоном рикошета отскакивая от стенок черепной коробки.       Девушка чуть отстраняется от кружки. Над её верхней губой ему видится небольшая линия молочной пенки, которую она тут же, как можно незаметнее, нейтрализует, аккуратно подмяв губы. Лора и вправду старалась, дабы не прослыть для шерифа Норт-Килла неряхой, но тот всё прекрасно видит и в особенности: её красный, самую малость обожжённый кончик языка, мелькнувший всего лишь на какое-то жалкое мгновение, но которого ему, чёрт возьми, чертовски хватило, чтобы в голове сталось до ужаса гулко.       Он вот-вот разломит ручку пополам.       «Шериф…» — слышит приглушённо и где-то далеко её голос, будто перед ними с десяток таких столов, а не один единственный, и сам он ныне пребывал под водой, довольствуясь звуком в его преломлённом на границе сред состоянии.       — У вас пирог стынет.       Окончание фразы, однако, доходит до него как надо — чётко и ясно. Внутренне Трэвиса передёргивает, и ему хотелось надеяться на лучшее: что его странное, до чёртиков, поведение осталось ею незамеченным. Благо Лора, кажется, действительно не заметила за ним каких-то странностей. Ну, если не считать того, что он сам по себе странный весь какой-то.       «Странность» — второе имя этого человека.       И как бы Хэкетту не хотелось продолжить свою линию расспросов, он был вынужден прерваться на кусочек пирога. Смена деятельности немного меняла конфигурацию в его неспокойной голове. Он любил здешние пироги, как, наверное, любил мать родную, но в этот раз удовольствия от вкуса было на порядок меньше. Всё резко притупилось, превращая пряную сладость в некое своё невразумительное подобие. И дело, думается, далеко не в том, что за время их разговоров ныне пирог он ел тёплым, а не горячим.        — Помнится, — продолжил он после небольшой паузы, — Я просил вас оставаться в машине и приглушить мотор на некоторое время, верно?       — Да, всё так и было. Вы напугали нас дикими животными и приказали сидеть в машине. Минут двадцать, вроде.       — И вы абсолютно точно последовали моим указаниям и не покидали салона автомобиля?       — Понятно, к чему вы клоните, шериф, — к тому, что они все здесь злостные нарушители, и, в особенности, она — вероломная Лора Кирни, синоним занозы в заднице правопорядка, — Но я вынуждена ответить, что да. Мы с Максом не покидали машину вплоть до того момента, когда вы вернулись.       — За всё это время вы не замечали ничего странного?       — Да, было кое-что.       Трэвис заметно напрягся.       — Вы вернулись помятым и окровавленным.       аножИ тут же занял исходное, полурасслабленное положение.       — А кроме этого?       — Хм, — Лора ненадолго задумалась, прокручивая в голове те «незабываемые» двадцать минут в салоне машины, попросту спущенные в унитаз. Всплыла у неё, однако, на памяти одна странность, связанная с Максом и их оборванным разговором, но к делу это мало относилось, — Нет. Ничего странного или подозрительного. Не думаю, что видела вашего обидчика или какое-либо другое опасное животное за время вашего отсутствия.       Мужчина чуть покивал головой, анализируя полученную информацию. Без всякого энтузиазма на лице, стоило отметить. Лора ещё раз прогнала в голове все те события и собственные ответы, и сталось ей как-то не в своей тарелке. Кажется, она нисколько не помогла следствию.       — Что, свидетель из меня «так себе»?       Трэвис цокнул и помотал головой, убирая почти что нетронутые блокнот с ручкой обратно в карман.       — Проблема не в тебе. Ты рассказала обо всём, что видела. Мне не в чем тебя винить.       — Оу, — девушка немного смутилась даже. Сказанное им было на уровне извинений за вчерашний полицейский беспредел, — Рада была помочь.       На этом моменте вопросы у него будто закончились. Это было логично, по сути, ведь Хэкетту надо было знать, что она видела за время его отсутствия, и, раз ничего, то что ещё оставалось? Да ничего, опять же. Сейчас он преспокойно доедал свой пирог и добивал давно уже остывший кофе.       Вот-вот их сеанс закончится, и они разъедутся в разные стороны.       Впрочем, когда ей принесли стеклянную пиалу с тремя шариками ванильного мороженого и одним единственным, больше декоративным листиком мяты, настроения в Лоре Кирни резко переменились. Девушка отреагировала чересчур бодро, кажется, так искренне поблагодарив Дейзи за кусочек хорошего настроения, что это удивило даже шерифа. Со всей этой тягомотиной она и позабыла вовсе, что заказывала холодное лакомство. А тут вот оно, да ещё какое! Этот вид, подача, молочный аромат с тонкими нотками сладкой ванили — ей определённо следовало восполнить недостаток серотонина, и тут, как кстати, такая хорошая возможность подвернулась.       — Что же, — Лора демонстративно достаёт чайную ложку из небольшого тканевого футляра. Секундой после взрыва эндорфинов в её взгляде определённо пляшут черти, и Трэвис соврёт, если не назовёт такую перемену в настроении пугающей, — Кажется, настал мой черёд закидывать вас вопросами, офицер Хэкетт.       — Этого не было в договорённости.       — Да будет вам известно, — начала она больно знакомо для них обоих, — Что разговоры — это основная часть совместного кофе-брейка. — легко парирует Кирни, и спорить с ней — себе дороже. Самое время на ходу придумывать отговорки и всякое такое. — Скажите, в связи с вчерашним инцидентом лагерю «Хэкеттс Куори» угрожает опасность?       Ты понятия не имеешь.       Это всего лишь первый вопрос, а шериф Хэкетт уже хочет встать и выйти из-за стола по направлению выхода.       — Нет. — лжёт ведь. — Территория лагеря не является зоной интересов для диких животных. Здесь, в Норт-Килле, их и нет, почти что.       — Да, именно поэтому прошлой ночью вы залили кровью всю машину моего парня.       — Это преувеличение.       — Не сказала бы, хотя-я-я… — Лора протянула последнюю гласную. Её голубые глаза мечтательно метнулись вверх. — Учитывая, как хорошо вы себя чувствуете сейчас, кажется, провинциальная медицина Норт-Килла ушла так далеко вперёд, что никакие звери не страшны. И голову пришить, наверное, сможет, была бы только страховка.       На такой неоднозначный, в чём-то даже вопиющий комментарий в непонятных чувствах его подрывает как-то ответить ей, но подходящие слова усиленно огибали Трэвиса стороной. Сейчас он мог разразиться только чем-то невразумительным, и, прежде чем это действительно свершилось бы, его обрывает звук искреннего женского восторга.       — Как вкусно!       Наслаждение настолько затмевает Лоре Кирни рассудок, что та забывает всю свою выстроенную линию аргументации в попытке докопаться до истины: что это шерифу так ахуительно хорошо после случившегося пиздеца. Она всё ещё не врач и даже не ветеринар, по сути, но бешенство, сепсис, гангрена, заражение крови и смерть — Трэвис, мать её, Хэкетт какой-то безумный до невозможности счастливчик, если всё перечисленное его миновало.       В голове не укладывается.       Мороженое ситуации не помогало. Сладкий холодок растекался по её венам самой настоящей истомой, постепенно поднимаясь прямо к мозгу, а ныне — сладкому комку нервов. Местные повара продали душу самому дьяволу — не иначе.       А Трэвис был и рад тому, как спонтанно всё внимание девушки было обращено на лакомство, от которого, не соврать бы, и его племянники были без ума. Лора сейчас очень сильно напоминала ему Кейли.       И всё бы ничего, но его клинит.       Первый раз она пробует, и это было крайне необдуманно — простое собирательное движение ложкой и непосредственно проба. И да, её глаза тотчас преисполнены восторга, а рот изгибается в радостной улыбке.       И сразу после этого она пробует второй раз: медленно собирает ложкой сливочную, идеально подтаявшую консистенцию и направляет её по направлению к рту; чуть приоткрывает губы и вбирает в себя очередной кусочек лакомства; чуть задерживает ложку во рту, смакуя взбитые с сахаром и ванилином сливки, и после чертовски медленно тянет её назад главным образом так, чтобы верхняя губа собрала все остатки. Финальным аккордом Лора аккуратно облизывает губы.       В очередной раз взрываясь в удовольствии и восхищении, конечно же, но Трэвису Хэкетту всё равно.       У Трэвиса Хэкетта, кажется, от такого незамысловатого действия мозг снизошёл до кровоизлияния.       — Боже, день определённо удался. — довольно произносит Кирни, в какой-то момент словив катарсис. — Шериф, а вы женаты?       Просто. Что?       Трэвис не уверен, что всё ещё не оправился после какой-то химической катастрофы в собственном мозгу, поэтому его клинит ещё больше.       — Прошу прощения?       Каждый её вопрос собирался бить его по причинному месту? Это какое-то издевательство.       — Ну, у вас есть семья?       Ты понятия не им… он повторяется.       Девчонка снимает очередную пробу, и он машинально сглатывает. Гортань просится наружу — настолько её сжало.       — Почему я должен тебе отвечать?       — Ну, вы же спрашивали меня насчёт парня, почему бы и мне не спросить насчёт вашей второй половинки?       Он спрашивал её, чёрт возьми, насчёт спутника в машине — это необязательно должен был быть парень. Тогда он его за брата принял, ей б-гу. Да и вообще, всё это какая-то невразумительная ширма, которой она прикрывает слишком личные вопросы. Это её с мороженого так несёт? Стоит ли ему провести инспекцию кухни на наличие кокаина среди подсластителей?       Боже, она его чертовски раздражает сейчас, но Трэвис ничего не мог с этим поделать. Оттого, как радушно её рот принимает очередной кусочек лакомства, кровь в его жилах заходится до температуры кипения.       Ему душно.       И ему некуда деть всю эту энергию, потому как в этот раз она смотрит на него неотрывно, будто знает, как ему хреново от всей этой ситуации. Как отчаянно он ищет бреши в её внимании, чтобы лишний раз выдохнуть или как-то по-особенному повести бровью –организм заходится в вое от его скованности.       — Я не обязан тебе отвечать.       — Ладно, как скажете.       Кажется, будто она быстро сдалась, но Кирни было достаточно и входных данных пока что. Он не носил кольцо, здешняя официантка, говоря про детей, упоминает Калеба и Кейли — детей его младшего (скорее всего) брата, а не его собственных. Сам он тоже упоминал только их. Может быть, Хэкетт не хотел детей и не носил кольца в браке, либо же просто был в неоформленных отношениях, но он в целом просто выглядел, как мужчина без женского/мужского или небинарного внимания.       Просто: сферический Трэвис Хэкетт в вакууме.       С чего её вообще волнует, в статусе ли холостяка или женатика пребывал шериф Норт-Килла?       Да по дурости, наверное.       — Мне надо отойти. — внезапно говорит он, и Кирни заметно напряглась.       — Вы же не собираетесь оставить меня здесь одну?       Ужасная догадка скребётся об её череп, выставляя шерифа конченным мудаком, хотя тот ещё ничего не сделал для такого статуса — вернее, он докатился до него вчера и сегодня успешно откатился.       Оставалось понадеяться, что рецидив ему не грозит.       — Мне надо отойти в уборную, мисс Кирни.       А, ну. Благое дело.       — Как скажете, шериф.       Трэвис не стал медлить. Ему срочно следовало охладиться. Оказавшись в небольшом закутке уборной, рука на автомате тянется к одну из кранов. Под давлением ладоней холодная вода моментально бьёт ему в лицо — мужчина не поспевал за собственной моторикой. Тело функционировало по заложенным некогда инстинктивным программам, в то время, как мозги пребывали в состоянии каши, и у него нет ни малейшего объяснения такому поведению.       У него что, специфический отходняк после вчерашнего?       Следовало отнестись к всей этой ситуации с бóльшим вниманием. Были некоторые аспекты обращения, о которых он успешно позабыл, будучи шесть лет, до недавнего времени, в статусе стороннего наблюдателя за обращёнными. Вроде, Крис что-то такое упоминал, что на следующий день после заражения всё ощущается по-новому: ярче и жёстче. «Специфичнее» — одним словом. Потом оно уходит в спячку на месяц и никак себя не проявляет вплоть до нового полнолуния. Аналогично во все следующие разы, но на порядок слабее. Вещам свойственно входить в привычку со временем, даже таким нестандартным, сверхъестественным.       Если всё так хреново на день после обращения, что же ему никто не удосужился сообщить об этом?       Трэвис провёл рукой по лицу и выключил кран. Упёрся руками в керамические бортики раковины, переводя дух и собираясь с мыслями. В тусклом свете настенной лампочки он взглянул в собственное отражение. Ничего там нет, за что можно было бы зацепиться. Всё как обычно.       Он всё тот же, но не совсем.       — Дьявол.       Хэкетт выдыхает и чуть опускает голову. На данный момент кровь в ней обладала какой-то неправильной плотностью. Сталась материей с совершенно иной физикой. Словно из черепной коробки удалили мозг, оставив только кровь и сопутствующие жидкости: наклонишь голову в одну сторону — содержимое свободно плюхнется по зову импульса вслед за ней, в другую — тоже самое. Это чувство, которое не передать словами и буквами на белом (или кремовом) листе цифровой бумаги.       Сказал бы он, что это надо прочувствовать самому, чтобы понять, но лучше этого не чувствовать никогда.       Немного оклемавшись и почувствовав себя в более стабильном состоянии, Трэвис думает, что достаточно пробыл в уборной, чтобы Лора доела это чёртово мороженное и прекратила изводить его, скорее всего, впервые за их встречи совершенно не нарочно. План был прост и незамысловат: она доедает мороженное → они уезжают → он привозит её обратно в лагерь и продолжает бессмысленную охоту на местный аналог Моби Дика.       Так оно всё и будет.       Трэвис немного возится со своим внешним видом и покидает уборную, надеясь на самое лучшее. С годами давно должен был отучиться от этого, но некоторые привычки были уж больно приставучими.       Приближаясь к заветному столику, от сердца определённо что-то отлегло, потому как он действительно всё верно рассчитал: за время его отсутствия Лора и не думала сбавлять обороты в поглощении холодного десерта, и к его возвращению он практически полностью и безоговорочно капитулировал на милость её живота. Там, должно быть, оставалось буквально на один условный «укус», да и всё.       Он это обязательно переживёт.       Трэвис присаживается обратно на своё место. Всем своим видом старается не выдавать того бедлама, что обрушился на его больную голову. В целом, она не сбежала, не устроила погром и не подожгла это заведение — уже неплохо.       Правда, без внимания его больше оставлять не хотели.       — Вот, шериф Хэкетт, — начала она заискивающе, мыслями и взглядом витая где-то в облаках, — Вы какая ложка: большая или маленькая?       Взгляд с той самой ложки с почти что растаявшей лужицей мороженого смещается на неё. На её вопрос его брови неконтролируемо тянутся вверх.       — А ножи не рассматриваются?       Он не знает, зачем ляпнул нечто подобное. Что он такого вообще сказал, по сути, не понимая смысла вопроса и отвечая абсолютно вслепую, но когда её рука, её лицо — вся она замирает как раз на том моменте, когда ложка оказывается во рту, Лора резко прыскает — не так сильно и громко, чтобы на неё обратили внимание окружающие, но достаточно, чтобы со струёй воздуха в него чуть ли не слюни полетели. Благо подобная катастрофа осталась локальной. Офицерская честь не пострадала.       Девушка вынимает ложку изо рта, особо даже не обмусолив её, как в прошлые разы, и кладёт обратно в пиалу, явно ощущая себя на эмоциональном подъёме.       — Чтоб вы знали, большая и маленькая ложка — это модель объятий между людьми. «Большой ложкой» называют того, кто обнимает «маленькую ложку». Не хочу прозвучать странно, но я бы в жизни не захотела оказаться в положении любой ложки, когда твой партнёр — нож.       — Именно так ты и звучишь.       Закатила глаза. Думает, что забавней ответа на этот вопрос, вроде как, не слышала. По правде говоря, она и вовсе не ожидала, что шериф ответит ей как-то иначе, кроме как: «что ты несёшь?» или «прекрати паясничать». В этот раз он подключил что-то сродни фантазии, и вот они здесь, от допросов перешли к обсуждению ложек и ножей.       Забавно.       — Сиди смирно.       Лора резко возвращается в реальность и недоуменно смотрит на шерифа.       Её мучает чувство пресловутого дежавю.       — Я сказал, сиди смирно.       Кирни не шевелится. Молча наблюдает за тем, как мужчина роется где-то в карманах и достаёт… платок.       Да, идентичный тому, что она видела днём ранее.       Её трясёт от одной мысли, что это может быть тот самый. В целом, стирки было бы достаточно, но помимо её лица он повидал, ну, скажем, истекающего кровью и прочей дрянью шерифа, а тут, знаете ли, только священный огонь поможет очистить его и никак иначе.       И даже если он абсолютно новый, Хэкетт в очередной раз тянулся, чтобы что-то подтереть с её лица. Видимо, её слишком резкая реакция на его слова про ножи ныне как-то запечатлелась на лице. Каким-нибудь пятнышком, быть может, и вот его рука снова приближается к ней, а она что, собирается смиренно принимать эту странную до одури заботу с его стороны? Ещё раз?       Так ведь?       Ну уж нет. Хватит с неё. Второй раз такое странное дерьмо она не потерпит. Кирни дёргается в сторону, чем вынуждает его остановиться.       — Извините?       — Мисс. — сокрушается он.       Мисс? Спасибо, что не мэм.       — Я и сама могу о себе позаботиться, если вы вдруг не поняли ещё. — огрызается Лора, внимательно следя, чтобы его рука вернулась в исходное положение и не претендовала на её личное пространство. — И вообще, что за странное желание вытирать с лиц людей грязь, когда они этого не просят, шериф?       Кажется, он завис.       — Прошу прощения?       — Попахивает каким-то ОКР. — ну так, поверхностно, быть может, но что-то такое тут точно было. — Никогда не замечали за собой каких-то навязчивых мыслей? Может быть, вас что-то тревожит?       С каких пор Лора Кирни заделалась в психотерапевты, м?       Пока на его лице промелькнули пятьдесят оттенков недоумения и замешательства, она принимает иную тактику — решает сделать им обоим одолжение.       — Я отойду в уборную, если вы не против. Приведу себя в порядок, чтобы кое-кого не смущать.       — Иди. — только и слышит в ответ.       Довольно быстро Трэвис остаётся за столиком один. Он ещё раз обдумывает ситуацию, и неловкость, хоть и запоздало, но душит его. Да, в районе левого уголка губ у неё было подсохшее белое пятнышко от мороженного. Оно раздражало его достаточно долго, прежде чем в голове что-то щёлкнуло, и рука машинально потянулась исправить сей вопиющий недостаток. Это всего лишь отголоски вбитых некогда в голову правил этикета — только и всего.       Теперь же она завуалированно назвала его извращенцем.       Замечательно.       За время её отсутствия ни Дейзи, ни кто-либо ещё не подошли, чтобы убрать за ними пустую посуду, и это был определяющий фактор во всём том мраке, что случился далее.       Это было странное чувство. Он просто сидел и смиренно дожидался её возвращения, как вдруг один раз, второй, третий — его беспричинно тянуло из раза в раз задержать взгляд на пиале с остатками мороженного. Он смотрел на неё и отводил взгляд. Потом, кажется, случайно возвращался, просто по касательной огибая её и задерживаясь, а после вновь находил вещи куда интереснее для рассмотрения.       Но его мозг, кажется, считал иначе, и когда он возвращался взглядом к этой несчастной посудине, в его голове кровью бил гонг, с каждым разом — всё сильнее. Повтори так раз десять, и его голова взорвалась бы изнутри — в какой-то момент ему причудилось, будто кровь из ушей полилась, но то оказался просто непрошенный холодок по коже.       Организм чего-то отчаянно требовал от него, но он не мог понять, чего именно.       Трэвис не выдержал. Ему казалось, будто секундой погодя у него бы сердце наружу попросилось, настолько участился пульс. Организм не сообщал ему напрямую, чего добивался, но интуитивно, по этим самым импульсам, он догадался. Пошёл на поводу у инстинкта и взялся за… пиалу? Нет.       Он схватил ложку.       Как только холодный металл коснулся кожи, нервные окончания приказали держаться за неё до последнего. Он рассматривает её — у него просто не было выбора НЕ делать этого. Самая обыкновенная ложка, коих выпускают тысячами ежедневно. На ней всё ещё были остатки мороженого, неминуемо, вследствие небольшого всплеска веселья на лице девушки, смешанные с…       С…       О нет.       Нет-нет-нет.       Сознание заходится гомоном желаний, которых он не просил. Оно вновь скребётся об его череп, дерёт его в клочья, грозясь вот-вот нарушить герметичность.       Пусть так. Пускай он публично упадёт сейчас замертво, а после на вскрытии все разведут руками, пытаясь объяснить причину столь скоропостижной кончины, нежели Трэвис согласится на то, что ему подсовывал поражённый проказой мозг. Он смотрит на эту ложку, будто силой мысли мог согнуть её пополам, но в итоге это она гнёт в нём всё и сразу в нескольких направлениях, не скупясь выворачивать организм наизнанку. Судя по тому, как кожу лица согревает тепло собственного судорожного дыхания, видимо, отражённого от некой поверхности, он не замечает, как постепенно сдаётся.       Это просто не может быть правдой.       Но правда в том, что ложка по итогу всё равно оказалась у него во рту.       Вот и всё.       Он держит её с секунду, потом вторую, ожидая рвотного рефлекса и сопутствующего ему позора на весь город. Хочет ненавидеть себя и ведь ненавидит.       Ненавидит, когда вместо ожидаемой реакции тела его сознание разбивается в клочья, и он переворачивает ложку уже будучи во рту так, чтобы её кончик касался верхнего нёба и кромки зубов. Добровольно проводит языком по черпалу: размашисто, со вкусом, что называется, слизывая абсолютно всё. Различает на языке взбитые с сахаром сливки и экстракт ванили.       Немного персикового блеска для губ и едва уловимый намёк на кофе.       Но всё это посредственно.       Это не то.       Он вспоминает в беспорядке каждую её улыбку, всякое движение рта и отдельно губ, и его тело реагирует. Истомой растекаются в голове воспоминания о её маленьких манипуляциях языком, о его скольжении по мягким девичьим губам в попытке слизать остатки кофе, молочной пенки и белой сливочно-ванильной массы, а после, иногда, по внутренней стороне щёк, изредка чуть выпирая для стороннего наблюдателя.       По этой чёртовой ложке.       И во всём этом безвкусном, право, беспорядке общепринято вкусных вещей он наконец-то получает свой долгожданный десерт.       Добирается до самого сладкого.       До Лоры Кирни.       Трэвис не знает, что было бы, если бы эта самая Лора застукала его с поличным. Застала за тем, как шериф Норт-Килла натурально вылизывает ложку, наверное, облизанную ею десятки раз до этого. В абсолютном беспамятстве. С ужасающей пустотой в голове в том месте, где должен быть здравый смысл и вообще разум как таковой.       Его спасает недоуменный взгляд напротив. Он замечает его случайно. Кажется, в чудом образовавшемся окне иррационально и явно нечеловеческого желания. Молодого парнишку в розово-зелёном свитере, что сидел за соседним столиком и в данный момент молча смотрел на него, как на явного фрика.       Здравый смысл постепенно заявляет свои законные права на Трэвиса Хэкетта и тот, в дичайшем смятении и откровенном ужасе от самого себя, дрожащей рукой возвращает ложку на место. Осознание подкатывало к горлу запоздалой тошнотой. Кажется, подумай об произошедшем секундой больше, и его всё же вырвет.       Они продолжали вместе с юношей молча сверлить друг друга взглядом, но всё было понятно и без слов.       — Скучали?       Он вполне мог бы словить сердечный приступ от одного её голоса сейчас. Оттого, как беззаботно и радостно выглядела Лора Кирни, ему было мягко говоря не по себе. Она и представить себе не могла, как перед глазами у него в остаточном явлении мелькали крупные планы её лица. В подробностях далёких от спортивного интереса.       Он не извращенец.       Он какой-то конченный.       — Подожди, я же тебя знаю…       Внимание Трэвиса немного смещается. Вместе с Лорой, потому что на данный момент она обращалась явно не к нему. Судя по спине, что он лицезрел сейчас, её фокус сместился на того самого юношу за соседним столиком.       -… ты же Дилан, да?       — Да, красотка, — вальяжно вторит ей его голос, — Дилан-Дилан, к вашим услугам…       Боже, блядь, это что, ещё один вожатый Криса?       — Что ты здесь делаешь? — у них завязалась небольшая дружеская беседа. — Как тебя отпустили из лагеря?       — Ну, знаешь, я всегда нахожу подходы к нужным людям. — его взгляд был многозначителен и лукав, однако позже он добавил тоном на порядок «проще». — Я попросил Кейтлин временно подменить меня, а сам отправился на разведку.       — Как же она согласилась?       Насколько ей известно, Кейтлин среди них отличалась более глубоким понятием дисциплины.       — Скажем так, не ты одна испытываешь крайнюю потребность в дозе кофеина.       Лора усмехнулась и чуть развела руками в сторону, дескать «вопросы снимаются». Их разговор, кажется, выглядел абсолютно для Хэкетта безобидным, но он как обычно в излюбленной манере сглазил себя, стоило только подумать об этом.       — Кстати, а ты в компании, как я вижу… — юноша отводит голову чуть в сторону, чтобы по огибающей взглядом зацепить шерифа, и девушка спешно делает шаг влево, дабы не мешать его обзору.       — Эм, да, кофе-брейк с шерифом, бывает и такое.       — Лора, ты что, — он театрально возмущается, — Уже успела убить кого-нибудь?       С чего он взял? Да разве она может?       — Да так, — отмахнулась, — Оказалась не в том месте не в то время       — Мне это знакомо. — отвечает юноша пространно, и хотя Лора закономерно оставляет эту фразу без должного внимания, с шерифом они прекрасно друг друга поняли. Более того, по его лицу Дилан уже мог рассчитывать на весомую уголовку, если вдруг не сбережёт язык за зубами, и потому невольно сглатывает. Лицо сталось кислым, а глаза нервно забегали. — Ну, не буду вам мешать тогда.       — Мы уже уходим. — хмуро отвечает им фигура за соседним столом. Очень быстро на руках у него появляется счёт и точно так же исчезает, с уплаченным чеком и щедрыми чаевыми сверху. Шериф поднялся из-за стола и незамысловатым жестом указал ей на выход.       — Увидимся в лагере, Дилан. — говорит она напоследок.       — Да, обязательно.       Его голос тонет в хлопке входной двери и приветственном звоне колокольчика. Веселье немного омрачается тем, как резко события сменялись друг другом. Такая спешка казалась ей странной. Будто между шерифом и Диланом в её отсутствие произошла какая-то история за кадром. Хотя ей абсолютно точно трудно представлялось, чем он мог так насолить Хэкетту. У Лениви наблюдался крайне покладистый и до преступного добрый характер — в отличие от неё, он бы не стал перечить шерифу.       Разве что, он пытался подкатить к нему, но, бе, Лора, даже не думай об этом.       Ответ на её немой вопрос напросился сам, не пришлось даже уточнять.       — Мне поступил вызов. Я отвезу тебя в лагерь и вернусь к своим служебным обязанностям.       Голос его вновь звучал максимально протокольно, будто ничего между ними и не было (чем бы оно ни являлось), и Лора не возражает.       Наоборот, в ней даже гражданская позиция пробудилась.       — Может, тогда мне лучше добраться самой до лагеря? Вас ждут.       Трэвис открыл дверь и прямо перед посадкой остановился, резко вняв её словам. Кирни же стояла напротив, с той стороны машины, также дожидаясь окончательного вердикта. Их взгляды пересеклись.       Он думал.       Думал, что её слова не лишены смысла. И в случае, если он согласится, он ведь даже мудаком в её глазах не будет, потому как причина его отъезда и принятых решений — уважительная. Хотя он врал ей с самого начала.       Единственный вызов, который он получил за время её отсутствия, так это от волчьей дряни, что сейчас травила его человеческий рассудок.       Ему абсолютно точно следовало побыть одному. Наедине со своими новообретёнными тараканами. Её предложение как нельзя лучше этому способствовало.       — У мистера Сандерса в очередной раз сбежала корова. Ничего страшного, если я задержусь. Я обязан проследить за тем, чтобы ты вернулась в лагерь.       Но Трэвис не мог его принять. На этих словах он сел в машину. В конце концов, она под его опекой, в каком-то смысле. Он согласился вывезти её с территории лагеря, хотя мог этого не делать, ведь разрешение Дайэнн ничего не значило ни юридически, ни как-то ещё. И потому он обязан сопроводить вожатую лагеря «Хэкеттс Куори» обратно, если не хочет проблем в любой из возможных перспектив.       Не говоря уже о том, что оставить её здесь было бы попросту невежливо.       Лора мысленно делает заметку и не без удовольствия присаживается на своё некогда пригретое пассажирское сиденье.

      ***

      Доехали они в тишине. Если не брать во внимание, опять же, размеренную музыку из приёмника. Всё как-то быстро для неё промелькнуло: их дневная встреча, поездка в придорожное кафе, кофе-брейк и вот сейчас, на пути обратно в «Хэкеттс Куори», язык у неё как не кстати расплетается только под самый конец, когда на горизонте уже показался заветный въезд.       — Я не буду заезжать. — говорит ей шериф, останавливаясь у одной из лагерных тропинок недалеко от трассы.       Кирни быстро смекает, что Хэкетт не хотел лишний раз привлекать к себе внимание, заезжая вглубь территории. Если Крис заметит их вместе (без всяких там намёков и прочего), у него могут возникнуть вопросы, и её маленькая тайная вылазка очень быстро станет всеобщим достоянием.       — Доберёшься сама?       Лора фыркает. Он сильно её недооценивал.       — Ну конечно. Не беспокойтесь, волки меня не съедят.       Сюрреализм сказанного, зная некоторые обстоятельства, повязанные с фамилией в названии лагеря, был преступен в своём размахе.       Трэвис смотрит исключительно перед собой, но слышит, как ручка тянется вниз до характерного щелчка, и дверь свободно приоткрывается. Тёплый летний воздух проникает в салон, немного разряжая атмосферу. Ему бы сейчас не помешало затеряться в чаще леса и просто подышать полной грудью.       Наивно полагая, что из головы что-нибудь да выветрится.       Тем не менее, его спутница медлила. Продолжала сидеть в машине. Замышляла какую-нибудь очередную выходку, наверное. Он нисколько этому не удивится.       — Спасибо за кофе, Трэвис.       Мужчина немного меняется в лице и медленно поворачивается к ней. Лора отметила про себя залёгшую морщинку меж бровей. Наверняка озвучит ещё одну претензию насчёт регламента их общения — она ничему такому не удивится уже. Слишком избито. Так же немногословно он поворачивается обратно.       Он ведь просил. Просил же, что за…       — Взаимно, Лора.       Плевать. Неважно.       Эго им обоим не занимать, и всё же оно уступило простой человеческой благодарности за не самое плохое времяпрепровождение. Наверное, это что-то для него бы и значило, не возвращайся он ежесекундно к тому прецеденту в дайнере. Девушка улыбается ему на прощание, явно чувствует себя в приподнятом настроении, получив свою заветную дозу кофеина и, быть может даже, немного мужского внимания, а Трэвиса будто локомотив раздавил.       Наблюдая за тем, как постепенно отдаляется её силуэт, он ещё раз прокручивает все эти странные моменты в их общении, вспоминает какие-то наотмашь всплывающие в голове мысли, в своей навязчивости доходящие до помешательства, и абсолютно точно становится понятным то, что это ни разу не здоровое дерьмо. В здравом уме он бы не стал этого делать — это, блядь, даже не обсуждается.       Он болен. Болен этим чёртовым проклятьем, что сводило человеческое начало в упадок. До состояния немытого животного, влечённого инстинктивной погоней за флюидами.       Трэвис обессиленно прислонился лбом к рулю, всё ещё ощущая где-то глубоко внутри себя ту самую пульсацию, призывно бьющую в ушах волчьей кровью.       Если честно, этой самой головой было бы неплохо разбиться об стену.       Если он подумает об этом ещё немного, это перестанут быть просто слова, и настанет время действий.       Это всё временно, успокаивает он себя. Заминка, связанная с недавним обращением. Это всё из-за неё? Из-за Лоры? Трэвис не уверен, что дело конкретно в этой девчонке. Она ведь просто попалась ему под руку. Невольно стала главной целью прогрессирующего заражения. По логике вещей, это не должно распространяться на следующий день. Стоило ещё раз уточнить у Криса, конечно, но проклятье в их истории — оно как болезнь с возобновляемым инкубационным периодом: обращение на одну ночь → месяц затишья, радости и веселья → день полнолуния с общим обострением → само обращение — и так по кругу, пока виновник твоего торжества столь же торжественно не получит серебряную пулю в своё жилистое тело.       До тех пор, пока это чудо не свершится, доктор прописал бы ему на время ограничить контакты с окружением, в особенности — с Лорой Кирни. Не то чтобы он поменял своё мнение насчёт специфики этих контактов, но меньше всего ему хотелось, чтобы именно она как-то была задействована в этом цирке. Не после того, что произошло в дайнере.       Трэвис игнорирует вновь возросшее, слишком характерное послевкусие во рту, и приходит к выводу, что, да.       Это остаточное явление.       Только и всего.