Mean boys

      Писк будильника заставил Сонхва, перевернуться на бок, и слепо шарить, еще с пока зыкрытыми глазами, по столу у кровати. Наконец нащупав телефон и отключив раздражающий сигнал, символизировавший начало нового дня, Пак потянулся и отогнал остатки сна. Красная макушка на соседней кровати даже не сменила свое положение. Пора было собираться в школу и будить своего нерадивого соседа по комнате, к которому Сонхва определенно чувствовал чувства уже долгое время. Однако признаться нормально никак не решался, предпочитая проявлять свою любовь в заботе и опеке, которому это было крайне необходимо, потому что без этого он зачах бы за своей любимой музыкальной аппаратурой или отравился бы акрилом и аммиаком. Да и как сделать по-другому Сонхва даже не представлял. Погладив свой пиджак и пиджак Хонджуна утюгом, выпрошенным у коменданта, Сонхва вернулся в комнату и присел на краешек чужой кровати. —Джуни, просыпайся. — Мягко говорил он, перебирая красные пряди Хонджуна. — Ты проспишь завтрак. Мингю, наш повар больше не будет накладывать мне его в контейнер, чтобы передать тебе. Сказал, что я веду себя будто я твоя мама. —Даже моя мама так обо мне не заботится. — Хонджун наконец-то зашевелился под одеялом, стараясь натянуть его повыше, уйти от приятных прикосновений, но настойчивые руки тянут одеяло вниз, а затем и вовсе его убирают. —Я забрал из прачечной и погладил твой пиджак, так что, пожалуйста, больше не используй его как тряпку, если что-то прольешь. —Надеюсь, ты его прожег и мне больше не придется его носить. —Нет, с ним все хорошо. — Ким обреченно вздохнул.

***

      Завтрак и уроки проходят как обычно, Ким благополучно спит на первых двух, а на оставшихся думает над песней, которую готовил к Дню Рождения Хва. Хотя он до сих пор не уверен, что ему стоит ее преподносить в качестве подарка. Ему просто нужно было выплеснуть куда-то все то, что он копил на душе долгое время, проклиная себя за малодушие. Никто никогда так не относился к нему. С такой заботой и терпением. Казалось, от внимательных, умных глаз старшего невозможно скрыться. Они видят каждый проеб Хонджуна, замечают детали, о которых он и сам не догадывается. А ведь он изо всех сил старается соответствовать своему другу, которого полюбил чуть ли не с первого дня совместного проживания в общежитии. Он искренне считает, что не достоин такого отношения и только и ждет, что Хва все это надоест и он сам разочаруется и успокоит свои опекунские порывы. Просто не возможно поверить, что Сонхва правда видит, что-то большее чем неразумное дитя, которое даже свой режим дня не может выстроить. Так что к последнему уроку Ким решает, что песню дарить не будет. Хватит с Сонхва и того чехла для телефона. Смириться, оставить все попытки, ведь они не будут иметь никакого эффекта и продолжить ненавидеть себя — такой путь избирает Хонджун. —С Днем Рождения. — Ким не улыбаясь протягивает завернутую в праздничную обертку коробочку, в которой лежит чехол, наклейки и несколько его рисунков, когда они снова оказываются в их комнате. —Спасибо, а что так мрачно? — Сонхва, нетерпеливо, но аккуратно разворачивает подарок. — О, вау! Спасибо огромное. — В порыве нежности приближается к Джуну и быстро, даже не успев подумать, легко чмокает того прямо в сухие, измученные зубами губы. Хонджун так же быстро отстраняется, шарахаясь от такого резкого движения. — Прости, я все испортил. Я не хотел! Точнее я хотел, но я должен был спросить тебя. —Зачем ты это сделал?! — Хонджун моментально вспыхивает непонятно откуда взявшейся яростью и вскакивает с места. Ему кажется, что эта какая-то шутка. Глупая насмешка. — Ты издеваешься надо мной? —Что? Нет, Джуни, прости. Я, правда, не хотел тебя смутить. Мы можем общаться как раньше? — Сонхва умоляет, не находя силы встать со своей кровати, на которой они только что сидели вдвоем. —Мы не будем общаться как раньше. Ты все испортил! — Жестокие слова от такого дорогого человека ранили Сонхва в самое сердце, его широко распахнувшиеся глаза наполнились влагой, он стал быстро моргать, пытаясь избавится от слез. Обида разрывала сердце, а от кома в горле хотелось выблевать все внутренние органы наружу. Хонджун хотел выбежать из комнаты также сдерживая слезы и собственный гнев на Сонхва, что так зло над ним пошутил, и на самого себя, что он не справился с разрушающими его противоречивыми чувствами, но когда он был прямо у дверей Хва прошептал: —Ты такой жестокий и бесчувственный. — Это стало последней каплей и Ким взорвался, совершенно не контролируя свой речевой аппарат. — Скажи честно, что ты просто боишься любить, Джуни. —Не смей говорить этого мне! Ты не знаешь, что я чувствую. Меня достала твоя опека. Хватить ходить за мной по пятам. У тебя, что нет собственной жизни. Меня достал ты! —Я давал тебе все, что могу. Почему ты постоянно меня отталкиваешь? —Потому что! Посмотри на себя. Весь такой правильный и хороший. Идеальный. Я тебе зачем? Зачем ты прицепился ко мне? Я не беспомощный. Ты мне не нужен. Я справлюсь сам как-нибудь. Уж будь уверен, от голода не сдохну. —Не говори таких слов! — Обида быстро сменилась на гнев. — Ты просто эгоистичный засранец, который не может признаться даже самому себе, что ему нужны другие люди. Да ты же ничего не можешь без меня. —Ах, так. Тогда тебе стоило бы поучиться у меня эгоистичности. Ты зациклен на других. На мне. Просто живи своей жалкой, скучной жизнью. Хз, иди делай уроки и вообще иди на хуй. А я иду к коменданту и заявляю, что я с тобой больше жить не намерен. Мне уже тошно от твоих нравоучений, ты и, правда, душишь меня хуже матери. Я только и слышу твои вечные упреки и наставления. Заебало. Это все меня просто заебало. —Хорошо, я тебя услышал. — Сонхва утер последние слезы, сжимая кулаки и челюсть. Он чувствовал опустошение. Его предал самый лучший друг.

***

      Он думал, что со временем ему станет легче от всех тех слов, что Хонджун в порыве гнева наговорил, но та фраза про эгоизм все еще крутилась в мозгу и не давала спать по ночам, хотя Сонхва жил теперь на первом этаже, а с Хонджуном они пересекались лишь в столовой и на общих мероприятиях. Уен оказался отличным соседом, уж точно получше Хонджуна, с которым и приходилось носиться как нянька, а главное чрезвычайно доверчивым и податливым к новым идеям. Притвориться, что тебе безразлично все происходящее, засунуть поглубже свои чувства было сложно, но постепенно Хва вживался в новую роль, все время припоминая слова Кима, которые никак не отпускали. Свободное время, раньше уходившее на Джуна, Сонхва стал тратить на себя: чтение книг по психологии, бесконечный уход за кожей, выстраивание новых взаимоотношений с одноклассниками (привет всем пацанам, которые ассоциируют себя с Патриком Бейтменом в «Американском психопате»). Манипулировать людьми оказалось довольно просто, похоже, некоторые сами того хотели. Сонхва в совершенстве освоил это искусство, выстраивая вокруг четкую иерархию. Его харизма, внешность и грамотно подобранные точные слова заставляли людей делать то, что ему нужно. И вот уже все, некогда жившие дружно кружки и клубы, не хотели признавать друг друга, подчиняясь лишь авторитету Сонхва, подкрепленному верной, покорной свитой в лице Уена и Есана, который приглянулся Хва своими дерзкими, прямолинейными высказываниями. Он часто спрашивал себя: «А зачем я все это делаю?», а потом сам же и отвечал, что так хотя бы становится веселее. Жизнь без драмы скучна. Учеба отошла на второй план, потому что теперь у Сонхва был Субин, готовый выполнять его домашние задания и проекты. Времени стало еще больше. «Жаль, конечно, этого добряка», — частенько говорил Есан, которому Сонхва доверил свои секреты, видя, как Чхве преданным щенком крутится вокруг.       С появлением в школе новенького Юнхо стало интереснее, под конец года Сонхва успел заскучать от однообразной, монотонной жизни, ведь постепенно все улеглось и учащиеся смирились с положением дел, лишь прожигающий взгляд Хонджуна в столовой напоминал, что еще не все склонили свои головы. —Как вам новенький? — Сонхва старался сделать как можно более незаинтересованный вид, скроля ленту тик тока со смешными видео с детьми. Уен лежа на своей кровати рубился в какую-то игру на телефоне, а Есан листал журнал. Обычный, тихий вечер, коих у их троицы было множество до этого дня. —Высоченный. Вроде ничего. На собаку похож. В твоем вкусе. — Отчеканил Кан в своем духе разглядывая новинки сезона осень-зима. —Выглядит мило. Вот черт! Ебучие школьники, сначала играть научитесь. У меня таких тупых тиммейтов в жизни не было! — Чон продул очередной кооперативный раунд подземелья в игре, которую скачал, увидя рекламу, которую нельзя скипнуть. Телефон упал на подушку в приступе гнева. —Я видел, что он тусуется с Джуном и Минки. И когда только успел?— Есан все так же индифферентно разглядывал фото моделей, которым ничуть не уступал по красоте. Укол ревности от того, что Сонхва также мог когда-то свободно сидеть и смеяться рядом с Хонджуном, разворошил прошлые чувства. Зателось испортить этого наивного дурачка и перетянуть на свою сторону. Нужно лишь дождаться подходящего случая.

***

Стоило догадаться с самого начала, что ребята что-то замышляют, Юнхо ведь очень хреновый лжец. По его глазам становилось все понятно. Пак, правда, пытался продвинуть его в танцевальный кружок, ведь это бы раскололо их идиллию с Минки, но Хенджин и Минхо, будучи упрямыми стервами и такими же манипуляторами как Сонхва, сделали все по-своему. Но Сонхва уже был не в силах остановить начатую им же самим игру. Азарт овладел им, когда Юнхо, Минки и Хонджун начали свои диверсионные, раз за разом провальные вылазки. Каждый новый удар Пак ждал с нетерпением, удивляясь их бурной фантазии. От этого было еще приятнее видеть разочарованное, смущенное лицо Юнхо за завтраком. Причуда с раскрашенным пиджаком рассмешила его (они что, серьезно думали, что это достойная месть?) и огорчила одновременно. Прекрасные розовые бутоны, стали еще одним напоминанием о прошлом с Хонджуном, о его бессонных ночах за рисованием или сочинением новой музыки, запахе краски и тихому пощелкиванию клавиш мышки в ночи. «Какой же ты идиот, Ким Хонджун. Все еще не научился нормально проявлять свою любовь и боишься самого себя» — думал Хва, надевая только что отглаженный пиджак.