На руках у меня засыпай

Галерею сжигают во вторник. Эрин смотрит на белое здание с высокими колоннами и стеклянной крышей, оно кажется маленьким светлым пятном посреди небоскребов и сразу бросается в глаза, как только выезжаешь на главную улицу города. Картины сгорают, ее надежды остановить это — тоже. (Ей позвонили посреди ночи, сообщили о пожаре, она сорвалась — словно потеряла кого-то родного. Она стояла перед горящим зданием, а потом побежала в него. Если не Робин, она бы оттуда и не выбралась.) — Оставь меня. Картины. Дэмиен, пусти меня! — она отталкивает его. Бэтмен появляется за спиной и держит ее за плечо. — Ты пострадаешь. — Но ты же… ты же видишь… это все. Все, что я делала. — Джейсон, — вдруг говорит он. Эрин оборачивается. Джейсон действительно оказывается там, слезает со своего байка и идёт к ним. — Я сам, Брюс. Тот кивает в ответ и отпускает ее плечо. И она бросается не в огонь, а к нему. — Я же… столько лет… на это потратила. — она всхлипывает. — Я знаю, — он успокаивающе гладит ее по спине. — Я знаю, Эрин. Она засыпает прямо там, посреди разрушенного здания и толпы, воя полицейской сирены и пожарных мигалок. Во снах ей ещё часто будет приходить этот образ: звёздная безмятежная ночь и суматошный гул, крики людей, ее собственный крик, запах гари, дыма и оранжевое-красное-чёрное марево перед ней, горячий поток, в котором исчезают гудки машин, и чьи-то руки, которые тянут ее назад. Эрин будет встречать его как давнего друга, за долгие годы это один из немногих кошмаров, которые принадлежат только ей. *** Эрин просыпается в его квартире. Слипаются глаза, болит горло. Она сжимает руками простынь, приподнимается на кровати. С неё течёт пот, и от всех ощущений ей хочется отмыться и забыться. — Держи, — Джейсон подаёт ей стакан воды. Она сжимает его — пальцы дрожат, зубы стучат — и не удерживает. Вода заливает кровать. — Прости. — Ничего, — он говорит тихо, и это немного успокаивает. Эрин поднимается, игнорирует его протянутую руку — я должна сделать это сама — и плетётся в ванную. — Помочь? — Пока нет. Но я позову, если будет совсем плохо. — Хорошо. Она набирает горячую воду и залезает в неё. Дрожь проходит. — Легче? — спрашивает Джейсон. — Немного. Ванная заполняется горячим воздухом, в зеркале невозможно разглядеть отражение, он сбрасывает кофту и садится на бортик. — Расскажи мне. И Эрин рассказывает. Все это было трудом нескольких лет, ее личным творением, потому что больше ничего не было, потому что вокруг неё была слава матери, деньги отца, прошлое Джейсона, мрачный преступный Готэм, и то, что в этом городе и в ее жизни принадлежало только ей одной — ее галерея. — А теперь все сгорело. — Твой талант не сгорел. — Что толку в таланте? — Толк есть, если с ним ты создала такое без чьей-либо помощи. Эрин касается его руки, и Джейсон вдруг переплетает их пальцы. Она кривит губы. Чтобы добиться его нежности, нужно было все потерять. — Я не знаю, смогу ли снова. — Сможешь. Он от тебя никуда не делся. Она ухмыляется. И крепче сжимает руку. — Спасибо. *** Джейсон ее поддерживает. И раздражает. Эрин с трудом ест седьмой день подряд, пьёт кофе на постоянной основе и получает новую привычку — смотреть по утрам городские новости, в которых уже третий выпуск крутят белое здание с высокими колоннами и стеклянной крышей. — Ты сама себя съешь сейчас, — говорит Джейсон. И выключает телевизор. Эрин слушает Лану дель Рей и Lorde, валяется на кровати, словно устроила себе внеплановый отпуск, и жалеет, что он умеет так легко проникать в чужие квартиры. Джейсон едва ли не пинками выгоняет ее за дверь и ведет в городской парк. — Ты теперь меня ещё и выгуливаешь? Не слишком ли много работы для занятого криминального авторитета? — Ничего сложного, почти как с цветами. Корми, поливай и выставляй на солнышко. — И много цветов тебя пережило? — Все померли, но я все ещё не потерял надежду. — И настырность, — Эрин шипит. — А это что за хрень? Они подходят к высокому дереву с густой листвой, под которым на огромном пледе разместилась компания женщин с холстами и красками. — Твоё сегодняшнее занятие, — Джейсон кладёт руки ей на плечи, а потом толкает к девушкам. — Привёл ее, как и договаривались. Развлекайтесь, дамы. — Спасибо, молодой человек. — отвечает женщина с темными волосами, которая, как понимает Эрин, здесь за главную. — Мы рады приветствовать вас на нашем сеансе арт-терапии. Засранец, думает она. С сеанса ей удаётся выбраться только к семи вечера, она успевает за это время позлиться и изрисовать три холста. Домой приезжает почти довольная, хотя Джейсон, который сидит за ее столом с коробкой пирожных из ее любимой кондитерской, по-прежнему вызывает стойкое ощущение наступающей аллергии. — Зачем ты это делаешь? — Ты хочешь, чтобы я оставил тебя? — Да, — твёрдо говорит она. — Оставил в покое. Мне нужно это, Джейсон. — Для того, чтобы ты заперлась в комнате и разревелась? — он ухмыляется. — Расслабься, ты можешь сделать это и при мне. Эрин поднимает с пола холст и швыряет в него. Он задевает его руку, чашка падает на пол; от этого звука в ушах звенит так, словно она в комнате с разбитыми зеркалами. Джейсон невозмутимо поднимается со стула и собирает осколки. — Засранец. Ты совсем меня не слушаешь. — У меня всегда были проблемы с тем, чтобы слушаться других. Тебе ли не знать. Эрин закрывается в комнате. Кровать приятно прохладная, она чувствует запах стиранного белья, свежего воздуха (он проветрил помещение перед ее приходом). На тумбочке — ее скетчбук и карандаши. (Эрин не рисовала уже неделю — до сегодняшнего вечера.) От того, насколько Джейсон хорошо ее изучил, становится противно. И страшно. Холодные пальцы, холодная простыня, холодная обложка скетчбука, который она швыряет в стеллаж. Статуэтка на нем падает и разбивается. Эрин бросается к ней. (Статуэтку мама купила в Италии, когда Эрин заболела и не смогла присоединиться к ней.) Она собирает осколки. Все в ее жизни разбивается: стеклянная крыша галереи, дурацкая чашка чая в руке Джейсона, старый мамин подарок. Все это наконец приводит к тому, что она отбрасывает осколки. И ревет — как Джейсон и говорил. *** — Пришла все-таки? — Не тебе одному есть пирожные. Бёдра уже полноваты. — В прошлый раз тебя все устраивало. — Кусок идиота. Пол чистый, чайник закипает, от пирожных пахнет так, что тянет желудок. Джейсон передаёт ей кружку. Эрин постепенно приходит в себя.