Что будет когда ты узнаешь?

… ты должен возненавидеть меня. Все же Джейс был у врача. В начале по крайней мере. Пока не стало понятно, что это не просто простуда. Он сказал бы, что потом зашел чисто спросить. Знаете, праздный интерес. Который поход в библиотеку просто так не удовлетворит. Скептический взгляд врача, говорящий — вы не первый, кто использует оправдания, был довольно красноречивым ответом. Краткая сухая сводка о дальнейшем развитии, симптомах и ощущениях хоть ответило на многое, но… Джейс, на миг, словно все же испугался. Сглатывая этот испуг, выдавил тогда из себя вопрос о лечении. Перечисленных вариантов было не так уж и много. Доступных и тех, на которые он бы согласился — ни одного. Так что придя после последнего приема домой, несколько потерянный, лишь обнял свою мать. Она обнимая в ответ интересовалась, пыталась узнать, что его беспокоит. Трусливое молчание и отчаянные объятия — все на что был способен Защитник завтрашнего дня. Мысленно извинялся, просил прощения перед ней. И его мама, все же сдалась, напоминая то, что любит его. Что чтобы не беспокоило ее сына, она будет дома, ждать. И чувство ненависти к самому себе пустило корни. А время все же быстротечно. Вот вроде бы все хорошо. Всего лишь першение в горле. И нет, точнее да, много работы, измученный вид из-за этого. Он говорил всем. Внушая самому себе. Ему нужно прилечь. Отдохнуть. Хорошенько поспать. Вот только… Как спать, когда начинаешь задыхаться во сне? Тот первый раз он не забудет. Тогда ему снился Виктор. Что ласкал руками, сидя на его коленях, целовал, говорил как любит. И в нежных объятиях Джейс отвечал тем же. Точнее пытался. Ведь руки, что нежно, большими пальцами гладили челюсть и щеки, внезапно спустились чуть ниже. Душа. И просыпаясь, задыхаясь от лепестков, чувствовал, как потерян. В ощущениях. В мыслях. Его ведь предупреждали. От переизбытка чувств — болезнь прогрессирует. Сильнее растут цветы. Так что приятель, если твои чувства безответны и ты хочешь продлить себе жизнь, точнее немного облегчить то, что осталось — перестань думать об этом. Отвлекись. Нагружая себя еще больше работой, обязанностями и прочим Джейс пытался. Отвлечься от своих чувств. От Виктора. Сбегая на собрания совета, совещания с Мэл, в кузню, что стала вторым домом. Физическая нагрузка ему больше подходила. Стискивая в руках молот, до новых мозолей, лупя им по металлу, не обращая внимание как сводит мышцы от усталости, как дрожат руки, как… Как однажды ему чудится голос Виктора. Зов. И Джейс в порыве, в испуге, резко дергается. Шипит и ругается. Случайно обжёгшись. Смотря на красную полоску на коже руки, направляется к раковине, промывает холодной водой, наносит мазь. И идет работать дальше. Чувствуя себя более трезвым. Спокойным и собранным. Еще пара часов, чтобы придя домой отрубиться. А потом рассматривая заживающий ожог, думать как долго продержится его тело, как долго он продержится сам, если будет избегать Виктора. Вот только внутри силилось понимание, как медленно и верно затягивается кольцо из невидимых рук. Ведь он не может избегать Виктора. Особенного когда нужен. Когда много работы. Теряясь в мыслях и стоя пред дверью в лаборатории в нерешительности, напоминает себе, что его партнер сильный. Справится сам. А если нет, то обязательно же позовёт? Если и правда будет нужен. Тошнота от самого себя, от этих мыслей приводила обратно. Опять в кузню. К жару раскаленного метала. Которого не может, не случайно, не коснуться. Думать, что однажды эта маленькая хитрость, все же станет больше проблемой и перестанет ему помогать, он конечно не будет. Его волновало другое. Что хоть руки Виктора больше не преследуют его во снах, теперь ощущались в живую. В каждом гребанном сильном приступе кашля. И ему это нравилось. Нравилось думать, что столь прекрасное, как золотистая лилия, растет из такого никчемного. Потому что он трус и слабак. Хоть и считается героем, подумать только. Вот это Защитник завтрашнего дня. Настолько зависимый. Ведомый своими страхами. Настолько влюблённый. А Джейс должен был бы подумать о других. О матери, Кейтлин, Мэл и много о ком. О планах и целях. О вере людей в него. Да и о чувствах самого Виктора тоже. А вместо этого он наслаждается. Этим чувством. Лишением контроля. Каждый гребанный раз, сам представляет, чьи это руки в веснушках на его шее. И не важно. Не важно, что Джейс прячется в своем собственном мире, в этой любви. Не желая знать, что там может произойти в реальности. Больше своего разбитого сердца он боится увидеть ненависть в тех золотистых глазах. И добравшись до дома, просто падает на кровать. Вспоминая те ощущения. Желая ощутить их вновь. Мой дом — твой дом! Так, беззаботно, однажды, сказал ему этот чертов пилтоверский мальчик. И Виктор, честно говоря, никогда бы и не подумал воспользоваться этим предложением. Точнее в принципе не думал, что пойдет к нему домой. Не при таких обстоятельствах. Вообще. Он планировал ему врезать. Или ударить тростью. Или трахнуть ею… Не важно. В порыве, остатков злости, у него было много мыслей. Но нужно было бы думать в другую сторону. Как помочь? Что вообще мог сделать? Ведь этой цветочной болезнью болели лишь богачи пилтоверцы. И Виктор даже думал, что это так, отчасти выдумка. Красиво приукрашенная история. Кашлять лепестками, а не мокротой, кровью. Кто бы мог подумать. Естественно цветы были бы лучше. Ведь богатенькие пилты не ровня обычным смертным. Но Джейс не был таким. И никогда даже не думал ровнять его с ними. Хоть и называл так. Больше дразня, забавляясь, смотря, как партнер закатывает глаза, услышав это. Виктор знает Джейса. Знает, по идее, как облупленного. Но все же… Очевидно они в люблены друг в друга, оба страдали. И раз уж так и не заметили, скрывали, то вероятно им есть еще о многом, о чем так, поговорить. Как-то. Несмотря на то, что оказывается, редко когда были по настоящему открыты друг другу. Но вначале, мужчина все же хорошенько отдубасит своего друга. За то, что пытался провернуть, за то что скрывал. Но прежде найдет. И… надеется, что еще живым. Что все окажется не так уж и плохо. Виктор не стучит в его дверь. Просто открывает. Зная, где спрятан запасной ключ. Опять же, безумные и нелепые привычки пилти. И толкая ее, неуверенно все же зовет: — Джейс? В ответ тишина. Подгоняемым страхом, не разувается. Стразу так идет дальше, не закрыв за собою дверь. И лишь смотря, как Джейс, еще живой, развалившийся на кровати, правда в уличной одежде, спит, Виктор нервно улыбается. Немного ругая себя, проводит рукой по своим волосам, старается дышать более спокойно. Сбросить остатки страха. И вот уже ему немного стыдно. О чем думал? Что вот так вот резко влетит в чужую квартиру, выпалит что любит и на этом все? Теперь оставалось тихо уйти. Забыть и не вспоминать об этом позоре. Но решается все же попрощаться. Убрать волосы с безмятежного лица. Нежно коснуться… И растерянно, резко положить ладонь на лоб своего партнера. — Джейс. Но тот не просыпается. Ни на зов, ни на последующие толчки. И не удивительно. У Джеса Талиса лихорадка. А Виктор понимает, что явно не скоро уйдет из чужой квартиры.