Secret Santa

Раннее утро. Парк, через который Джиюн шла к университету, выглядел в это утро словно из старинной рождественской открытки. Деревья стояли неподвижно, будто замершие от холода, их ветви были тяжело нагружены снегом, под которым они слегка сгибались, образуя арки над дорожками. Пушистый белый покров придавал им величественный, почти сказочный вид. Снежные комья свисали с нижних веток, а тонкие — словно покрытые хрупким кружевом инея — блестели в первых лучах зимнего солнца. Воздух был свежим, обжигающе холодным, проникающим в лёгкие и пробуждающим быстрее, чем любой кофе. Ветер шевелил верхушки деревьев, и время от времени с них срывались крошечные снежные вихри, мягко осыпая землю. Изредка слышался глухой хруст: это тяжёлый ком снега обрушивался с высоты, ударяясь о заснеженные кусты внизу. Между деревьями виднелись аккуратно проложенные тропинки, почти нетронутые, за исключением её собственных следов, чётко отпечатавшихся в пушистом покрывале. Казалось, вся эта зимняя картина приглашала остановиться, вдохнуть поглубже, но идущая девушка лишь ускорила шаг. Однако Джиюн не обращала внимания на эту красоту. Она шла быстро, чуть сгорбившись под тяжестью сумки, в которой были учебники, ноутбук и, кажется, половина её жизни. Края шарфа едва прикрывали лицо, а тонкие перчатки плохо защищали пальцы от холода, который с каждой минутой пробирался внутрь всё настойчивее. Ветер бросал в лицо мелкие снежинки, заставляя щуриться и опускать голову. Где-то вдали раздавался звук редкой машины, еле различимый сквозь тишину и зимний покой. Он словно подтверждал, что за пределами этого спокойного уголка существует другой мир, полный движения и суеты. Звук быстро затихал, будто растворяясь в холодном воздухе, оставляя после себя ещё более ощутимую тишину. Слева от дорожки стояли старые дубы, их мощные стволы обросли тонким слоем инея. Джиюн провела взглядом по одному из них, заметив, как на его коре мелькает луч солнца, отражённый в снежинках. Это было красиво, но красота не вызывала у неё ничего, кроме лёгкой тоски. Всё это — деревья, снег, зимний парк — было не для неё, не для её серого мира. Джиюн не могла сдержать тихого вздоха. Её рука машинально потянулась к шарфу, чтобы поправить его, защищаясь от резкого порыва ветра. Ей нравилось это время суток — раннее утро, когда всё ещё дремлет. Кампус в такие часы словно принадлежал только ей, его тишина и безмятежность давали ощущение чего-то большого и вечного, в чём она могла раствориться. Но в то же время она ненавидела его — эта иллюзия единства исчезала, стоило первым студентам замаячить на горизонте. Джиюн ценила эти минуты, пока университетский городок ещё не оживал. На этот короткий миг она могла притвориться, что вся эта красота принадлежит только ей, что нет людей, с их бесконечными разговорами, смехом и суетой. Но это чувство быстро проходило, сменяясь привычным раздражением, как только её мысли возвращались к реальности. И сегодня был один из таких дней. Время, когда ей предстояло с головой погрузиться в лекции, лабораторные работы, мелькающие лица однокурсников и нескончаемые задания, которые только накапливались с каждым днём. Каждое утро начиналось одинаково. Ранний подъём, тусклый свет лампы в комнате и чашка горького кофе из автомата. Вкус почти не имел значения, главное — это привычка. Несколько часов в библиотеке перед занятиями — её способ остаться в тени, вдали от разговоров, где её молчание всегда выделяло больше, чем слова. И вот её вновь ожидало ещё одно из тех утр, что растворяются в рутине, оставляя после себя лишь тягучее чувство усталости. Снег на аллее искрился в свете фонарей, украшенных рождественскими гирляндами. Лампочки переливались, мигая то красным, то зелёным, но Джиюн едва обращала на это внимание. Эти мелочи не вызывали у неё тепла, лишь напоминали о том, как безразлично она относилась ко всему праздничному. «Праздники? Для чего это всё? Переоценённая суета для тех, у кого есть на это силы и время», — думала она, пытаясь игнорировать громкие разговоры, доносившиеся издалека. Её соседки по комнате последние дни только и делали, что обсуждали вечеринки, подарки, и планы на каникулы. Всё это звучало для неё чуждо, как будто из другой жизни. Джиюн натянула шарф ещё выше, пряча лицо от холодного ветра, и ускорила шаг. Она не хотела думать о Рождестве и всех этих искусственных празднованиях. Это был всего лишь ещё один день, который ей нужно пережить. Кампус уже виднелся впереди: величественное здание университета с огромными колоннами выглядело внушительно даже в снегу. На окнах висели разноцветные гирлянды, а дверях — огромный венок с красной лентой — слишком яркий для её вкуса. Слишком чуждым её настроению. Но было и то, что её радовало — весь кампус утопал в умиротворённой тишине. — Прекрасно, — тихо пробормотала она себе под нос, тон её голоса был пропитан сарказмом. Ещё один день, который обещал быть таким же однообразным, как и все предыдущие. Она поправила ремень сумки, оглянулась на безмолвный парк за спиной, вздохнула и направилась к возвышающемуся зданию. Стоило Джиюн оказаться внутри, как её тут же окутало тепло в коридоре. Воздух пах чем-то сладким — возможно, от горячего шоколада, который продавали в кафетерии на первом этаже. Ступая по гладкому, идеально вычищенному полу, Джиюн сняла перчатки и сунула их в карман пальто. Её пальцы были слегка замёрзшими, и она машинально потёрла ладони, чтобы согреть их. Здание университета в это утро напоминало огромный пустой улей: безлюдные коридоры, приглушённый свет, редкие шаги других студентов. Эти звуки растворялись в тишине, создавая ощущение странного покоя. В кафетерии, мимо которого она прошла, кипела жизнь. Группа студентов громко обсуждала что-то, смеясь и жестикулируя. Кто-то сидел за столиком с чашкой кофе и ноутбуком, сосредоточенно вбивая текст. Джиюн мельком бросила взгляд на это движение, но тут же отвернулась. Её тянуло туда, где меньше людей, где она могла спокойно подумать. Поднимаясь по лестнице, она шла медленно, чувствуя, как тишина снова окутывает всё её существо. Её любимое место — небольшая библиотека на третьем этаже — уже ждало. Джиюн всегда приходила сюда до начала лекций, чтобы погрузиться в свои записи или хотя бы на мгновение забыться за чтением. Она аккуратно толкнула массивные двери в пустое помещение, и мягкий свет настольных ламп приветливо встретил её. Здесь было по-настоящему спокойно: ряды полок с книгами, запах пыли и старой бумаги, скрип половиц под её тяжёлыми шагами, эхом отбивающимися от стен. Это место всегда казалось ей уютным, даже если остальные находили его слишком скучным. Джиюн устроилась за своим привычным столом у окна, достала из сумки ноутбук и вытащила из сумки толстую книгу по философии, которая была основой для её курсовой. Она задумчиво посмотрела в окно, за которым всё ещё виднелся парк, окутанный морозным зимним светом. Место было идеальным: с одной стороны — вид на аллею, с другой — уединение, позволяющее погрузиться в учёбу. Батарея рядом с её стулом почти не грела, но слабое тепло казалось приятным на фоне ледяного воздуха снаружи. «Зачем я здесь?» — пронеслось в её голове. Не в университете, а вообще. Почему она продолжает этот бесконечный круг учёбы, сдачи экзаменов, написания работ? Её мечты, если они вообще были, казались такими далёкими и туманными. Возможно, в этом и была вся суть. Джиюн жила не ради чего-то конкретного, а просто плыла по течению. Её дни были расписаны наперёд: лекции, задания, редкие встречи с соседками по комнате. И в этом однообразии ей иногда казалось, что её жизнь проходит мимо. Джиюн снова взглянула в огромное панорамное окно. Сейчас она смотрела на парк совсем с другого ракурса. Здание университета возвышалось над аллеей, и отсюда парк казался почти бескрайним — словно море белого снега, простиравшееся до горизонта. Деревья, казавшиеся с земли массивными и монументальными, теперь выглядели крошечными фигурами, хаотично разбросанными по пейзажу. Она чуть наклонилась вперёд, опираясь на подоконник, и кончики её пальцев ощутили прохладу стекла. От холода там остались слабые отпечатки, которые быстро исчезли, стоило ей отстраниться. Ветви за окном покачнулись, сбрасывая лёгкую снежную пыль. Морозный воздух и бледное зимнее солнце делали утро кристально ясным, но для Джиюн эта ясность казалась слишком пронзительной, слишком пустой. Её взгляд скользнул вниз, где тропинки парка были усыпаны разноцветными огоньками гирлянд, натянутых между фонарями. Эти огоньки раздражали её. Она не могла понять, почему весь этот блеск и шум вызывали в ней не радость, а глухую усталость. Праздник, который словно насильно пытались привить всем вокруг, для неё стал напоминанием о том, что внутри ничего не изменилось. Джиюн провела рукой по краю страницы, ощутив шероховатость бумаги. Казалось, что книга — это единственное, что оставалось настоящим в мире, где всё было покрыто блестящей фальшивкой. Она вспомнила разговор соседок накануне вечером. Они оживлённо обсуждали подарки, вечеринки и даже совместные фото у университетской ёлки. Джиюн сделала вид, что читает, чтобы не принимать участия. Она не знала, как объяснить, что для неё всё это казалось бессмысленным. Рождество. Оно давно утратило своё волшебство. Ещё в детстве, когда подарки стали превращаться в обязательство, а семейные посиделки — в тяжёлую формальность, лишённую радости. В её семье это был скорее список обязанностей: купи ёлку, повесь пару игрушек, приготовь праздничный ужин. Каждый добавлял что-то своё, лишь бы побыстрее закончить. Она не могла вспомнить ни одного момента, когда это действительно приносило радость в последние одиннадцать лет. Ещё яснее её отчуждение стало в тот год, когда родители окончательно разрушили её веру в Рождество. Тогда ей было девять. Она так ждала того вечера: сверкающая ёлка, запах мандаринов, огоньки, переливающиеся на гирлянде… И самое главное — обещание, что они проведут этот день вместе, без ссор, без постоянных споров и недовольства. Но всё оказалось иначе. В тот вечер отец задержался на работе, а когда наконец пришёл, был уже раздражённым и усталым. Мать, пытаясь сохранить видимость праздника, поставила на стол ужин, но вскоре между ними разгорелся очередной спор. Спор о чём-то мелочном, совершенно неважном, но такому привычному для их семьи. Джиюн сидела в углу комнаты, сжимая в руках мягкую игрушку, которую ей подарил несколько лет назад, и смотрела на переливающиеся огоньки гирлянды. Они вспыхивали и гасли, как будто отражая её внутреннее состояние. — Ты хотя бы раз можешь прийти домой вовремя? — громко спросила мать, нервно ставя тарелки на стол. — Может, если бы ты не цеплялась к каждой мелочи, я бы и хотел приходить домой вовремя, — огрызнулся отец, даже не глядя на неё. Слова лились как холодный поток воды, и Джиюн впервые подумала, что ей лучше было бы быть где-то ещё. В тот момент она осознала, что никакие огоньки, песни или подарки не могут исправить то, что разрушено внутри. Она не помнила, как закончился тот вечер. Помнила лишь, как сидела у окна в своей комнате, смотря на редкие снежинки, падающие из серого неба. На улице кто-то запускал фейерверки, слышались радостные крики. А внутри её дома царила тишина — тяжёлая, давящая, наполненная обидами, которые никто не хотел обсуждать уже несколько лет. С тех пор Рождество стало для неё чем-то искусственным, не имеющим смысла. Она больше не ждала чуда, не верила, что один вечер в году способен изменить что-то в жизни. Джиюн вздохнула, возвращаясь из воспоминаний. Её взгляд всё ещё был прикован к огонькам гирлянд за окном, но теперь они не вызывали раздражения. Скорее, это была пустота. Та же самая пустота, которая поселилась в её сердце тогда, в девять лет, и с тех пор только росла в геометрической прогрессии. Она снова открыла книгу, пытаясь переключить мысли. Но даже философия, обычно такая захватывающая, сейчас казалась ей бесполезной. Всё стало просто частью цикла, который она уже не знала, как разорвать. Тёмные страницы книги не давали ей никаких ответов на вопросы, которые давно терзали её душу. Зачем всё это? Зачем продолжать идти по этим бесконечным кругам, если жизнь кажется такой пустой? Она осторожно закрыла книгу, откладывая её на стол, и прислонилась к подоконнику, смотря на парк. Ветер развевал снежные хлопья, и она почувствовала, как холод проник в её грудь. Этот холод был знакомым, почти уютным, как воспоминания о том, как она осталась в одиночестве после того рокового Рождества. Только Минги, её старший брат, был тем, кто всегда оставался рядом, несмотря ни на что. Он не всегда понимал её, но никогда не оставлял. Джиюн вспомнила, как он тихо вошёл в её комнату после той самой ссоры родителей, чтобы молча и в обнимку сидеть вместе с ней. Слова были лишними. В такие моменты она чувствовала себя немного лучше. В его объятиях было тепло, хотя и не могло полностью отогреть сердце. Тот вечер, когда она потеряла веру в чудо Рождества, стал для неё поворотной точкой. Это была не просто одна ссора между родителями. Это был момент, когда она осознала, что всё вокруг неё, этот мир, не так прост и не так волшебен, как ей хотелось бы. Когда она поняла, что чудеса — это не то, что можно ожидать, это то, что нужно создать самостоятельно, хотя и не всегда может получиться. Вспоминая те моменты, она почувствовала, как боль от утраты чего-то важного вернулась. Всё в её жизни стало таким механическим, таким чёрно-белым. Нет ярких вспышек, нет радости, нет магии. Сглотнув комок в горле, Джиюн снова потянулась за книгой. Но на этот раз она не стала углубляться в текст. Вместо этого просто закрыла глаза, позволяя себе забыться хотя бы на несколько минут. Сейчас, в этом тихом уголке, среди старых книг и мороза за окном, Джиюн чувствовала только одно — одиночество. Но это одиночество было не таким страшным, как обычно. Это было её место, её пространство, где она могла хотя бы на время почувствовать, что контролирует хоть что-то в своей жизни. Джиюн сидела с закрытыми глазами, слушая лишь своё сердцебиение и едва различимый шум из коридора. Время шло, но она не спешила открывать глаза, наслаждаясь минутами покоя перед тем, как здание начнёт заполняться шумными студентами. Мягкий скрип двери заставил Джиюн вздрогнуть. Она резко открыла глаза и обернулась. В слабом свете солнца, едва пробивающегося через свинцовые тучи, силуэт казался едва различимым. Кто-то вошёл внутрь настолько тихо, что она почти не заметила этого. — Раннее утро, — произнёс знакомый голос, и Джиюн сразу узнала его. Уён стоял у двери, придерживая её одной рукой, а другой убирая с лица снежинки, застрявшие в его тёмных волосах. Его шарф был слегка спущен, обнажая добродушную улыбку, которая тут же осветила всё помещение. Его взгляд скользнул по комнате, останавливаясь на ней. Уён опустил сумку на соседний диванчик, бросив на неё ещё один взгляд. Он словно умел читать её настроение, хотя она никогда не делилась своими мыслями. Его присутствие не нарушало тишину библиотеки — напротив, с ним комната казалась менее пустой. Джиюн невольно почувствовала, как напряжение в её плечах ослабевает. — Ты всегда приходишь одной из первых, — сказал он, слегка опустив голову и продолжая улыбаться. — И тебя можно найти только здесь. Джиюн почувствовала, как её сердце на мгновение пропустило удар. Он выглядел так, будто сам только что вернулся из зимней сказки: лёгкий румянец на щеках, снежинки, тающие на воротнике пальто, и эта неизменная лёгкость, с которой он обращался ко всем вокруг. Уён не принадлежал этому зимнему пейзажу, как и она, но, казалось, он нашёл способ согреть его своим присутствием. Джиюн украдкой скользнула взглядом по его лицу, стараясь, чтобы её интерес не был слишком явным. Её взгляд задержался на мягком изгибе его губ, чуть приподнятых в приветливой улыбке. Она всегда поражалась тому, как естественно он выглядел — ни капли напряжения, как будто эта улыбка была частью его самого, такой же естественной, как и дыхание. Кожа была гладкой, с едва заметным тёплым оттенком, словно свет отражался от неё даже в этом приглушённом свете. Чётко очерченные скулы добавляли его образу тонкой строгости, которая, впрочем, мгновенно терялась из-за его мягкого взгляда. Но больше всего Джиюн не могла отвести взгляда от его глаз — глубоких, блестящих, с лёгким оттенком озорства. В них было что-то такое, что казалось недосягаемым, словно Уён видел мир иначе, чем все остальные. Его длинные, пушистые ресницы лишь подчёркивали этот эффект, заставляя его взгляд казаться почти нереальным. Чёрные волосы мягко обрамляли лицо парня, пара прядей чуть касались его лба, небрежно выбиваясь из идеально уложенной причёски. А серебряные серьги в его ухе мерцали в тусклом свете, добавляя немного дерзости в его образ. Они словно подчёркивали, что в этом добродушном и лёгком человеке есть что-то безрассудное, что делает его ещё более привлекательным. Джиюн знала, что должна перестать пялиться на Уёна, но её взгляд упёрся в его нос — то, что привлекало её больше всего, хоть он сам и считал это своим недостатком. Лёгкая горбинка на переносице делала его лицо особенным, придавая ему неповторимую, живую черту. Она не могла понять, как можно не любить то, что делает тебя таким уникальным. Для неё эта деталь была словно финальный штрих на идеальном портрете — та самая линия, что выделяет его среди всех. Горбинка придавала его облику необычную харизму, добавляла глубину и выразительность его профилю. Это было несовершенство, которое делало его совершенным. Она почти улыбнулась, подмечая, как мягкий свет играл на его чертах, подчёркивая изящный изгиб линии. Даже если он этого не знал, для неё Чон Уён был не просто красивым, а, возможно, самым прекрасным, кого она когда-либо видела в своей жизни. Джиюн заставила себя отвести взгляд, чувствуя, как её сердце предательски стучит. Она знала, что её чувства глупы и бесполезны, но каждый раз, глядя на него, не могла избавиться от этого щемящего ощущения, будто Уён был слишком красивым, чтобы быть реальным. Но когда она решилась украдкой взглянуть на него ещё раз, сердце Джиюн сжалось от неожиданности. Уён поймал её. На мгновение их глаза встретились, и девушка почувствовала, как её лицо заливается краской. Её первый порыв был отвести взгляд в сторону, но вместо этого она замерла, словно испуганный зверёк, прижатый к стене. Улыбка на его лице дрогнула, сменившись чем-то тёплым и слегка смущённым. Он мягко коснулся своего лица ладонью, словно пытаясь понять, что же так привлекло её внимание. Его пальцы на мгновение задержались на переносице, едва заметно гладя ту самую горбинку, которую Джиюн уже успела изучить взглядом до мельчайших деталей. — Что-то не так? — спросил он тихо, с лёгким смехом, словно пытаясь разрядить обстановку. Но в его глазах мелькнуло что-то искреннее — уязвимость, которой он обычно не показывал. Джиюн замотала головой быстрее, чем успела что-либо осознать. — Нет, ничего… просто… — начала она, но тут же осеклась, понимая, что звучит слишком неубедительно. Она нервно сжала книгу в руках, надеясь, что он не заметит, как дрожат её пальцы. — Не ожидала увидеть тебя в университете так рано, — отозвалась она, стараясь сохранить спокойствие в голосе. Уён рассмеялся, отчего у Джиюн внутри всё моментально перевернулось. Этот смех… он словно мелодия, созданная только для неё. Мягкий, обволакивающий, с чуть хрипловатыми нотками, он проникал куда-то глубже, чем просто в уши. Казалось, этот звук был способен согреть даже в самый холодный зимний день, подобно первому лучу солнца, пробивающемуся сквозь мрачные тучи. Джиюн почувствовала, как её дыхание стало немного сбивчивым, а в груди разлилось что-то тёплое, совсем не похожее на привычный холодок одиночества. Её пальцы машинально сжали книгу сильнее, и она тут же отвела взгляд, стараясь сосредоточиться на чём угодно, только не на нём. Но невозможно было игнорировать, как этот смех заполнил всё пространство библиотеки, сделав её уютнее, чем когда-либо прежде. «Глупо, — подумала она, чувствуя, как сердце начинает предательски учащать ритм. — Как один только смех может так сильно повлиять на меня?» Но дело было не только в этом. Смех Уёна был настоящим, искренним, таким, какого Джиюн давно не слышала — ни от кого. Он был полон жизни, лёгкости, какой-то детской непосредственности, которая мгновенно ломала все её стены. В этом смехе не было ничего искусственного или натянутого, он не был смешан с насмешкой или надменностью, как у других. Он был как свежий глоток воздуха — такой же естественный, как снег за окном или свет зимнего солнца. Она почувствовала, как её сердце медленно тает. Этот обычный смех заставил её забыть про одиночество, про холод внутри, о том, что она привыкла не замечать вокруг. Всё, что она слышала сейчас, был этот смех, который словно напоминал ей, что жизнь может быть простой. Лёгкой. Радостной. Но больше всего её пугало, как сильно она хотела услышать его снова. Как она боялась, что, если Уён перестанет смеяться, эта магия исчезнет. — Я тоже, если честно, удивлён, — ответил он, качая головой и отводя взгляд, смущённо потирая затылок. — Обычно в такое время я ещё сплю. Но, видимо, что-то пошло не так. Особенно если учесть, что Минги так и не вернулся в общежитие вчера вечером, но будильник поставил мне на шесть утра. Джиюн слегка приподняла бровь, слушая его. Она почувствовала, как в уголках губ появляется невольная усмешка. — Минги? — переспросила она, хмыкнув. — Наверное, снова проводит время с Нарин. Нарин. Прелестная, эффектная, с той мягкой, но уверенной улыбкой, которая сразу располагает к себе. Она была полной противоположностью той девушки, что когда-то встречалась с её братом. Та была не просто высокомерной, но порой казалась прямо-таки невыносимой: вечно со всем недовольная, резкая, с пренебрежением, которое она даже не пыталась скрывать. Воспоминания о ней до сих пор вызывали у Джиюн раздражение и тошноту. А Нарин… Она была другой. Её присутствие не напрягало, не выводило из себя. В этом что-то было — видеть, как Минги вдруг стал мягче, стал чаще улыбаться, как будто рядом с Нарин он нашёл что-то, чего ему не хватало раньше. И от этого Джиюн становилось ещё тоскливее. Она вздохнула, стараясь не выдать своих мыслей, и машинально перевернула страницу книги, не прочитав ни слова. Все вокруг находят свои половинки, строят отношения, смеются, как будто это так просто. А она? Она даже не уверена, что у неё самой есть целая половина, которую можно было бы кому-то предложить. Словно кто-то собрал её из кусочков, но забыл сложить их правильно. Она смотрела на Нарин и Минги — таких гармоничных, таких… целостных. А потом на себя. Разбитую на части, на слои усталости, одиночества и тоскливых мыслей, которые она прятала за бесконечными страницами учебников и привычной отрешённостью. И сейчас, прямо перед её носом, сидел Уён. Он был воплощением той самой лёгкости, которой ей так не хватало. Его улыбка, его голос, этот мягкий смех… каждый раз, когда он был рядом, внутри всё переворачивалось вверх тормашками. Она знала, что не должна так реагировать, но его присутствие наполняло её чем-то невыносимо тёплым, заставляя забыть о своих попытках казаться безэмоциональной и равнодушной принцессой. «А ведь он даже не догадывается», — подумалось Джиюн, отчего она с силой сжала пальцами края книги, что ногти впились в бумагу. Уён о что-то сказал, но она почти не слышала слов. Его голос был как шелест ветра — такой мягкий, такой естественный, что хотелось просто слушать, не вникая в суть. Она украдкой взглянула на него, словно боясь, что он снова поймает её. Его лицо освещала та самая улыбка, из-за которой её сердце каждый раз давало осечку. Этот парень… он словно был создан, чтобы вызывать в ней все те эмоции, от которых она так отчаянно пыталась убежать. Уён был лёгким, ярким, как первая снежинка, которая всегда тает на ладони, оставляя только холодный след. Он всегда выглядел так, будто его ничто не тревожит. Как будто мир вокруг — это всего лишь игра, и он знает её правила, умеет в неё играть, а главное — получает от этого удовольствие. Но именно это и пугало её больше всего. «Почему я так реагирую? — снова пронеслось в её голове, пока она наблюдала за тем, как Уён молча смотрит в окно. — Почему он кажется таким… правильным? Настоящим? Как будто он — это всё, чего мне не хватает?» Эта мысль ударила по ней особенно сильно. Она опустила взгляд на книгу, стараясь найти в тексте хоть что-то, что могло бы отвлечь её от собственных чувств. Но страницы были пусты. Слова на них казались бессмысленными, потому что всё её сознание было заполнено только им. «Я не должна так много думать о нём!» Она знала это. Знала, что Уён не может быть её. Он никогда не посмотрит на неё так, как смотрел, например, на девчонку с третьего курса — с теплом и лёгким восхищением. Она для него просто младшая сестра его друга и тихоня, которая всегда сидит в библиотеке и делает вид, что её ничего не трогает. Но её трогало. Каждый раз, когда он был рядом, что-то в ней оживало. Эта часть её, которую она так долго старалась подавить, вдруг просыпалась, заставляя чувствовать, надеяться. «Глупо», — снова подумала она, чувствуя, как тепло его улыбки пробивается через её тщательно выстроенные стены. «Что ему до меня? Он добрый со всеми» Но в глубине души ей хотелось верить, что его мягкий взгляд, его слова, его смех предназначались только ей. Что это чувство, которое он вызывал внутри неё, было чем-то настоящим, а не иллюзией. Джиюн прикусила губу, стараясь сосредоточиться, но её мысли возвращались только к нему. К тому, как он сидит перед ней, так непринуждённо и уверенно, будто ему принадлежит весь мир. К тому, как его рука чуть дрогнула, поправляя волосы, как его глаза слегка блестели. Ей хотелось сказать ему, как сильно он её волнует. Как его присутствие разрушает её спокойствие, заставляя забыть о серости её дней. Но она знала, что никогда не сможет этого сделать. Уён, явно не ожидавший такого длительного молчания, слегка кашлянул, заставляя Джиюн моргнуть пару раз, возвращаясь в реальность. На его лице играла лёгкая, чуть лукавая улыбка. — Что? — заторможенно переспрашивает девушка, но тут же снова принимает равнодушный вид. — Говорю, похоже на то, — согласился он. — Бедняга там, наверное, не успевает отдыхать… с таким-то монстром… — Монстром? — переспросила Джиюн, её губы дрогнули, как будто она собиралась улыбнуться, но вовремя остановила себя. — Ты ведь понимаешь, что Нарин убьёт тебя, если услышит это? Уён рассмеялся снова, и его смех снова ворвался в её сознание, как луч света в зимнюю мглу. — Да она меня убивала уже раз сто, — шутливо пожал он плечами, откинувшись на спинку диванчика. — И я всё ещё жив. Кажется, у меня уже иммунитет к её угрозам. Джиюн покачала головой, стараясь скрыть свою улыбку. Она пыталась сосредоточиться, вернуть себе серьёзность, но всё, что удавалось, — это только притворяться, что его слова не вызывают у неё никакого отклика. — Надеюсь, у тебя хватит смелости так пошутить при ней, — ответила Джиюн, бросив на него насмешливый взгляд. — Нарин, кажется, до сих пор помнит, как ты пролил сок на её курсовую. Уён скорчил виноватую гримасу, сцепив руки перед собой, будто молил о прощении. — А ты не напомнишь, сколько раз мне пришлось извиняться за это? И вообще, поэтому я всегда говорю, что нельзя пить сок вблизи важных документов! — сказал он, размахивая руками, будто оправдываясь. — И, между прочим, с тех пор я стал гораздо осторожнее. Джиюн не смогла удержаться и тихо рассмеялась. — Осторожнее? Ты? — она покачала головой. — С трудом верится. — Ты недооцениваешь мои способности к самосовершенствованию, — парировал Уён, снова улыбнувшись. — Но Нарин до сих пор обижается на меня, хотя я даже подарил ей шоколадку с орешками! — Которую украл у Хонджуна… — закончила за него Джиюн, её губы дрогнули в неприкрытой насмешке. Уён поднял руки вверх, словно признавая поражение. — Ладно, возможно, я слегка… перераспределил ресурсы, — проговорил он, растягивая слова. — Но это же Хонджун! У него этих шоколадок была целая гора, он даже не заметил бы пропажу одной. Ну или двух… Джиюн прищурилась, глядя на него. — Ты в этом уверен? Потому что, насколько я помню, он гонялся за тобой по кампусу с той самой шоколадкой в руке и обещал «обсудить» твою тягу к чужим сладостям. — Это была тренировка, — парировал Уён, наклонившись вперёд и шутливо понижая голос, будто делился секретом. — Он должен быть благодарен. Никто так не заботится о его физической форме, как я. — Забота? — Джиюн не выдержала и коротко рассмеялась. — Ты подкинул ему стресса, а не тренировку. — Стресс — это тоже кардио, — не моргнув глазом ответил он, вызывая у неё ещё одну волну смешков. Она покачала головой, пытаясь вернуть себе хоть толику серьёзности. Но что-то в этом разговоре было слишком… лёгким. Как будто её привычная стена отчуждённости просто растворялась рядом с ним. — Ты неисправим, — заключила она, поджав губы, чтобы скрыть улыбку. — Это моё обаяние, — он улыбнулся так искренне, что Джиюн почувствовала, как её сердце снова пропустило удар. «Вот как мне сосредоточиться, если он так улыбается?» — подумала она, нервно постукивая пальчиками по столу. — Кстати, ты так и не сказала, — продолжил Уён, внимательно изучая её лицо. — Ты на чьей стороне: моей или Нарин? Джиюн подняла взгляд, почувствовав, как его шутливый тон слегка сбивает её с толку. — Смотря, кто предложит шоколадку, — сказала она, поднимая одну бровь. Он рассмеялся, его глаза весело блеснули. — Учту. Так и быть, следующая украденная шоколадка будет твоей. — Украденная? — Джиюн покачала головой, её голос прозвучал одновременно с упрёком и тёплой иронией. — Неужели ты не можешь просто купить её, как нормальный человек? Уён скрестил руки на груди, сделав серьёзное лицо, которое тут же было перечёркнуто его игривым взглядом. — Купить? Это слишком скучно. Вся магия в процессе! — Ага, магия, — она закатила глаза, но на её губах всё равно играла улыбка. — Магия оказаться пойманным с поличным и бегать по кампусу, пока твой «ресурс» не догонит тебя. — Это, между прочим, очень развивает скорость реакции, — ответил он, подавшись чуть ближе, будто делился ещё одним секретом. — И потом, шоколадка, за которую пришлось бороться, вкуснее в сто раз. — Только если тебе удалось её съесть, — вставила Джиюн, поднимая одну бровь. — А, насколько я помню, одну Хонджун точно забрал обратно. Уён театрально схватился за сердце. — Это было подло! Я уже начал мечтать о том, как съем её после пары… а он просто… — он замолчал, закатив глаза в драматическом молчании. — Просто вернул то, что ему принадлежит, — Джиюн снова рассмеялась, не выдержав его сценической паузы. — Вот видишь? Ты всё равно на его стороне, — он сделал вид, что обижен, хотя в уголках его губ всё ещё пряталась улыбка. — Нет, я просто на стороне справедливости, — невозмутимо парировала она, хотя её глаза блестели от желания громко рассмеяться. — Тогда, возможно, мне придётся заслужить твоё расположение другим способом, — сказал он, слегка наклоняясь вперёд, его взгляд стал немного более мягким, но всё ещё оставался игривым. Джиюн почувствовала, как на мгновение перехватило дыхание. Эта близость, даже такая невинная, была для неё почти невыносимой. Сердце, которое обычно отбивало размеренный ритм, сейчас решило окончательно сорваться с цепи, грохоча где-то в груди. Она чувствовала, как дрожат её пальцы, и поэтому крепче сжала край стола, будто это могло её заземлить. Его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от её, и она вдруг заметила те мелочи, которые обычно ускользали от её взгялда: крохотную родинку прямо на губе и под глазом, даже ту отросшую часть волос, которая придавала ему особого шарма. Джиюн чувствовала, как её лицо начинает гореть. Она тут же отодвинулась подальше, но Уён, казалось, даже не обратил на это внимания. Джиюн пыталась убедить себя, что это просто игра, что Уён всегда такой — дружелюбный, раскованный, готовый пошутить с кем угодно. — Например? — осторожно спросила она, сглатывая вязкую слюну. Уён задумался, прикладывая палец к подбородку, будто пытался придумать что-то невероятное. — Ну, для начала… — нарочито медленно проговорил он. — Я могу принести тебе кофе. — Кофе? — она прищурилась, не ожидая такого банального предложения. — Да, — он кивнул с самым серьёзным видом. — Твой любимый. Только скажи, какой. — И что, его ты тоже собираешься украсть у Хонджуна? — она не смогла удержаться от очередной шпильки, прекрасно зная, что парня это ни капельни не заденет. Уён рассмеялся, покачав головой. — Нет, обещаю. На этот раз всё будет законно. Ну, почти. Джиюн усмехнулась. В душе она не могла избавиться от странного, но тёплого чувства. Этот разговор, его легкомысленные слова, его искренняя улыбка — всё это будто обнимало её изнутри, разгоняя холод, который она привыкла чувствовать, находясь здесь в одиночестве каждое утро. Но этот момент, такой хрупкий и волшебный, длился вовсе недолго. Двери библиотеки с грохотом распахнулись, словно в здание ворвалась буря, и тишину разорвал громкий смех, заставляя Джиюн испуганно дёрнуться, а Уёна удивлённо приподнять брови, оборачиваясь в сторону шума. Вслед за этим послышались шаги и знакомые голоса: — Ты сам напросился! — прогремел один, сопровождая слова звуком удара по спине. — А ты просто завидуешь! — ответил другой, пытаясь, судя по всему, отплатить тем же. Джиюн почувствовала, как её плечи мгновенно напряглись. Она не успела оглянуться, чтобы убедиться, кто это, как из-за полок появились две высокие фигуры. Юнхо и Сан, друзья её брата, громко хохоча, толкали друг друга и размахивали руками, будто находились не в библиотеке, а на улице. — О, смотри, это же Джиюн-и! — Юнхо заметил её первым и тут же направился в её сторону с широкой улыбкой, аж до ушей. — Доброе утро! Или, как ты это называешь, «утро, когда меня опять потревожили в моём тихом уголке»? Сан рассмеялся, догнав друга. — Она уже сверлит нас взглядом. Думаю, мы успели наполовину испортить ей день. — Спасибо за утреннее наблюдение, Сан, — пробормотала Джиюн, её голос был пропитан сарказмом. Она почувствовала, как всё тепло, которое недавно приносил ей разговор с Уёном, растворяется, уступая место раздражению. Эти двое… Они всегда были такими: шумными, энергичными, врывающимися в любое пространство, будто это было их личной территорией. — Вы вообще в курсе, что такое библиотека? — спросила она, поднимая на них острый взгляд. — Здесь люди обычно читают, а не устраивают поединки, кто кого сильнее ударит по заднице. Юнхо шутливо приложил руку к сердцу. — Ой-ой, простите нас, Ваша Холодность! Мы просто зашли на минутку… ну ладно, может, на две. — Минги просил нас забрать его книгу, — добавил Сан, который уже начал оглядываться, явно пытаясь вспомнить, где тут полки с нужным ему отделом. Джиюн вздохнула и отвернулась, стараясь не обращать на них внимания. Но момент с Уёном был испорчен. Тот снова откинулся на спинку диванчика, наблюдая за шумной парочкой с невозмутимой улыбкой, словно происходящее его совершенно не касалось. Однако Джиюн не могла не заметить, как его взгляд цепко следил за Саном, который, сделав пару шагов, вдруг остановился, словно вспомнил что-то особенно важное. Его лицо осветилось ехидной улыбкой, которая сразу выдала, что сейчас он скажет что-то такое, что Уёну точно не понравится. — А ещё Минги попросил забрать тебя за шкирку, если ты опять здесь зависаешь вместо того, чтобы пойти на пару, — проговорил он небрежным тоном, будто речь шла о простейшем поручении. Уён резко выпрямился, его глаза округлились от нарочитого удивления, а рука немедленно указала на собственную грудь. — Меня? — спросил он, будто не веря своим ушам. — Да как он мог… — Легко, — без малейшего смущения пожал плечами Сан. — Сказал, что если ты не появишься в аудитории в ближайшие пятнадцать минут, то ему придётся оставить тебя без ужина. Юнхо, который до этого беззаботно прислонился к столу, не смог удержаться от смешка. — А я думаю, он просто устал прикрывать твою задницу перед преподавателями. Не всем нравится выслушивать, что ты лентяй, который каким-то чудом тусит в двадцатке лучших. — Вы двое просто завидуете, — протянул тот, придавая своему голосу максимально серьёзный тон, который тут же перечёркивал его игривый взгляд. — Я человек талантливый. А талантливые люди всегда раздражают скучных. — Скучных? — фыркнул Сан, который, судя по всему, всё ещё не нашёл нужную книгу и теперь рылся в совершенно не тех разделах. — Знаешь, что раздражает больше всего? Тот факт, что ты никак не можешь сам вовремя приходить на утренние пары. Ты либо просыпаешь, либо тусишь здесь. — Хороший сон — залог крепкого здоровья! — Уён театрально взмахнул руками, будто пытаясь оправдать себя. — А здесь спокойно! И вы двое только портите всё! — Ты вообще выходишь отсюда когда-нибудь? — протянул Юнхо, уже переместившись ближе к Джиюн. Его взгляд, до этого рассеянный, вдруг стал сосредоточенным, изучающим. Джиюн это почувствовала сразу, даже боковым зрением. Она пыталась игнорировать его присутствие, снова открыв книгу, но слова плясали перед глазами, отказываясь складываться в осмысленные предложения. Для неё их появление стало ледяным дуновением, вернувшим её в привычную реальность. В ту, где библиотека — её единственное тихое место — уже не принадлежала только ей. Где вместо близости и тепла она вновь чувствовала холод и отрешение. Она украдкой взглянула на Уёна, который, казалось, совершенно не замечал её раздражения. Он всё ещё улыбался, наблюдая за суетой друзей, как будто был частью этой волны легкомысленного веселья, которую они принесли с собой. И от этого, как ни странно, становилось ещё горше. — Что? — бросила она, подняв на него острый взгляд. Юнхо ответил не сразу, продолжая смотреть на неё. Его взгляд был настолько пристальным, что Джиюн почувствовала себя как под микроскопом. Он не просто смотрел — он изучал её, будто пытаясь прочесть что-то за её привычно спокойным выражением лица. Его глаза, чуть прищуренные, двигались медленно, цепляясь за каждую деталь: мягкий изгиб её бровей, лёгкую морщинку между ними, которая появлялась всякий раз, когда она пыталась сохранить серьёзность. Он отметил, как она сжимает губы, чтобы не позволять себе улыбаться, и как её пальцы нервно поглаживают край страницы. Джиюн почувствовала, как её дыхание стало чуть менее ровным. Она старалась выглядеть невозмутимо, но этот взгляд был слишком… настойчивым. Он не казался осуждающим или враждебным, но от него становилось не по себе. Казалось, будто Юнхо смотрел прямиком в её душу. Она пыталась сохранять невозмутимость, но чувствовала, как её лицо начинает предательски краснеть под пристальным взглядом Юнхо. Он будто специально искал слабое место, наблюдая, как она реагирует. — Перестань, — пробормотала она, стараясь звучать раздражённо. — Перестать что? — невинно спросил он, хотя в его голосе сквозила явная насмешка. — Смотреть на меня так, будто я лабораторная крыса, — буркнула девушка, не отрываясь от книги, но её руки чуть сильнее сжали переплёт. Юнхо тихонько рассмеялся, откинувшись назад. — Прости, — сказал он, хотя вовсе не выглядел раскаивающимся. — Просто ты интересная. — Я — интересная? — переспросила она, повернув голову и одарив его своим самым скептическим взглядом. — Да, — кивнул он, его взгляд, наконец, чуть смягчился. — Даже когда злишься, ты не такая, как все. Ты всегда такая серьёзная? — спросил он, слегка склонив голову набок. — А ты всегда такой надоедливый? — отрезала она, поджав губы. Но вместо того чтобы обидеться, Юнхо снова рассмеялся. — Нет, только когда хочу понять, почему ты избегаешь людей… — Я не избегаю людей. Я просто ценю тишину, — Джиюн откашлялась, переведя взгляд обратно на книгу. — Ты вообще за книгой пришёл или просто решил потратить моё время? — Сан уже ищет её, — небрежно пожал плечами Юнхо. — А я просто наблюдаю за интересным процессом. — Каким ещё процессом? — она снова приподняла бровь, чувствуя, что ответ ей вряд ли понравится. — Как ты стараешься делать вид, что я тебя не смущаю, — отозвался он с довольной улыбкой. — Ты сильно переоцениваешь своё влияние, Юнхо, — отрезала она, снова сосредоточив взгляд на книге, которую теперь прижимала чуть сильнее, чем требовалось. — Может быть, — лениво протянул он, но в его голосе слышалась насмешка. — Но я уже добился того, что ты читаешь одну и ту же страницу последние пять минут. Джиюн тяжело вздохнула, стараясь подавить нарастающее раздражение. Её пальцы крепче сжали края книги, а дыхание стало чуть тише. Она снова попыталась сосредоточиться на странице, но слова перед глазами продолжали плясать по всему листу, отказываясь складываться в предложения. Всё её нутро буквально кричало: «Почему он не может просто замолчать?!» Юнхо, словно чувствуя её раздражение, продолжал сидеть напротив, расслабленный и уверенный в себе. Его лёгкая улыбка действовала ей на нервы, а внимательный взгляд заставлял сжимать челюсть, чтобы не ляпнуть чего-либо лишнего. — Юнхо, — резко выпалила она, не выдержав. Голос звучал ровно, но её глаза уже выдавали накопившееся раздражение. — Ты когда-нибудь задумывался, что иногда лучше помолчать? Он небрежно пожал плечами, как будто даже не замечая, насколько она была близка к тому, чтобы запустить в него этой же самой книгой. — Конечно, — ответил он с невозмутимой улыбкой. — Но разве тогда было бы так интересно? Джиюн тяжело выдохнула, чувствуя, как раздражение скручивается внутри неё тугим узлом. Она украдкой глянула на Сана, который всё ещё рылся в полках, и мысленно прокляла его за то, что он оставил её наедине с этим ходячим раздражителем. — Чхве Сан! — громко окликнула она, надеясь отвлечься хотя бы на секунду. Её голос прозвучал чуть резче, чем она планировала. — Ты собираешься искать книгу до конца года? Тот выглянул из-за стеллажей с ленивой улыбкой, вовсе не замечая её напряжения. — Почти готово, не торопи меня. Я не частый гость здесь, поэтому не ориентируюсь в этой куче, — протянул он, даже не прибавляя скорости. — А вообще, здесь вполне уютно. — Уютно? — повторила она, не сдержав саркастического смешка. — Только не с вами двоими. Юнхо, всё это время наблюдавший за её реакцией с видом человека, который развлекается, снова хмыкнул. — Ты слишком напряжена, Джиюн, — заметил он, его тон был беспечным и снисходительным, но в голосе слышалась едва уловимая серьёзность. Она стиснула зубы, чувствуя как её пальцы невольно начали постукивать по обложке книги в попытке успокоиться. — Если ты думаешь, что так помогаешь мне расслабиться, — начала она, холодно глядя на него, — то у меня для тебя новости: это работает ровно наоборот. Юнхо откинулся на спинку диванчика, по-прежнему не переставая улыбаться своей широкой улыбкой. Взгляд Джиюн невольно задержался на его лице. Точёные черты, выразительные глаза, тёмные волосы, чуть взъерошенные, и пряди которых небрежно спадали на лоб, придавали ему какой-то мальчишеский шарм. На нём была белая рубашка, украшенная сверкающими цепочками, которые излучали тонкий, элегантный блеск. Весь его вид говорил о том, что он знает, как привлекать внимание, и несомненно делал это без каких-либо усилий. Но всё это обаяние портило его поведение. Если бы не это выражение вечной самодовольной уверенности и манера вести себя, словно пятилетний ребёнок, Джиюн, возможно, могла бы признать, что он действительно симпатичный. — Ты бы видела себя сейчас, — протянул он, подперев подбородок рукой. — Такая сосредоточенная… и серьёзная. — Юнхо, — начала она сдержанно, стараясь не сорваться. — Ты же знаешь, что я могу выгнать тебя отсюда? — Правда? — его улыбка стала ещё шире, и он поднял руки в притворном жесте капитуляции. — Но я ведь ничего плохого не делаю! Всего-лишь пришёл взять книгу! И узнать о том, какие книги любит современная молодёжь… Как ты, например. — И всё же ты делаешь, — бросила она, снова утыкаясь в книгу. — Ты дышишь. На этот раз смех Сана разнёсся по всей библиотеке, и Джиюн чуть не зашипела от раздражения. — А вот это было жёстко, — прокомментировал он, подходя ближе с двумя книгами в руках. — Думаю, тебя пора спасать, хён, иначе эта книга точно полетит в тебя в ближайшие десять секунд. Юнхо медленно поднялся, но перед уходом снова бросил на неё взгляд, который на этот раз был весьма красноречивым. — Знаешь, а ты интересная, Джиюн, — сказал он спокойно, но без насмешки. — И попытайся улыбнуться хотя бы в такой волшебный праздник. Тебе идёт улыбка. Её плечи напряглись, но она не подала вида, что его слова хоть как-то на неё повлияли. Словно пропустила их мимо ушей. — Идите уже, — тихо ответила она, уткнувшись обратно в книгу. — Ты могла бы и помягче с ним, — напоследок сказал Сан. Он искоса посмотрел на неё и его губы тронула едва заметная улыбка, оголяя миловидные ямочки с обеих сторон. — Юнхо любит дразнить, но он не такой уж плохой. — Плохой или не плохой, — тихо пробормотала она, не поднимая глаз, словно пытаясь спрятаться за чтением, — это не отменяет того факта, что он невыносим. — Конечно, конечно, — протянул он, проводя языком по пересохшим губам. — Но если ты спросишь меня… — А я тебя не спрашиваю, — буркнула Джиюн, хмурясь ещё сильнее. Как же её уже утомил этот разговор! — Мне напомнить, где здесь выход? Сан, рассмеявшись, поднял руки в знак капитуляции, но про себя отметил, как слегка порозовели её уши от подступившего раздражения. Когда дверь за ним закрылась, Джиюн снова выдохнула, на этот раз с облегчением. Но оно оказалось коротким и неполным, как будто часть её самой ушла вместе с ними. Она закрыла книгу, которую всё равно давно перестала читать, и снова взглянула в окно. По заснеженным тропинкам спешили студенты, кутаясь в шарфы, их шаги оставляли чёткие отпечатки на белом покрывале. Толпа постепенно становилась гуще: одни торопились на первые пары, другие болтали, оживлённо жестикулируя, как будто утро было для них источником энергии, а не испытанием. Джиюн пристально смотрела на это движение, но мысли её были далеко. Она снова вернулась к тому уюту, который только что ощутила рядом с Уёном. Его шутки, его голос, его манера склоняться чуть ближе, заставляя её сердце стучать быстрее… Это всё было так неправильно, но так хорошо. Проведя кончиками пальцев по прохладному стеклу, Джиюн закрыла глаза, мысленно возвращаясь к тому моменту. Как бы ей хотелось просто обнять Уёна, почувствовать его тепло, вдохнуть аромат парфюма — тот свежий, чуть древесный запах, который почему-то всегда напоминал ей о солнечных зимних днях. Но этот момент был разрушен, как и всё в её жизни, стоило только появиться Сану и Юнхо. Джиюн скрестила руки на груди, чувствуя, как постепенно возвращается раздражение. Чон Юнхо… Этот парень, кажется, сделал своей жизненной миссией доводить её до состояния, когда хотелось просто швырнуть в него ближайшей книгой или чем-нибудь потяжелее. Он никогда не упускал шанса подколоть её, бросить язвительное замечание или вывести на эмоции. «Попытайся улыбнуться хотя бы в такой волшебный праздник». Рождество. Волшебный праздник, как он и сказал. Джиюн фыркнула, обхватив себя руками, будто пытаясь согреться. Волшебство. Чудеса. Как это всё звучало… наивно. Она будто намеренно резонировала внутри, напоминая о том, что её раздражало больше всего. Джиюн помнила время, когда верила в сказки. Когда ёлочные огоньки казались частичками настоящего волшебства, когда каждый подарок был олицетворением чуда, а тёплый дом наполнялся смехом и счастьем. Но с годами это чувство исчезло. Реальность раз за разом доказывала, что чудес не бывает. Волшебство сменилось рутиной, а вместо ожидания чего-то необычного пришло разочарование. «Интересная?» — подумала она, вспоминая его слова. Ему, наверное, легко говорить. Он живёт в своём мире, где всё возможно, где улыбки — это простой жест, способный разоружить любого. А её мир был совсем другим. Улыбка для неё — это способ показать, что всё в порядке, даже когда внутри пустота. Она медленно выдохнула, ладонь скользнула по подоконнику. Разве Юнхо понимает, как это — не верить больше в чудеса? Как это — не чувствовать тепла праздника, когда всё вокруг словно кричит о радости, которую ты больше не можешь разделить? Для него всё действительно было просто: жить, шутить, находить удовольствие в мелочах. Юнхо был другим. Он вовсе не замечал серых оттенков, которые окружали её. Для него всё оставалось ярким, живым, как будто он носил с собой собственное солнце. Он находил повод для радости даже в её раздражении, словно ему действительно нравилось видеть, как она выходит из себя. Она смотрела на своё отражение в стекле — уставшее лицо, серые глаза, чуть дрожащие губы. Её улыбка? Её улыбка давно стала чем-то редким и почти забытым. «Тебе идёт улыбка». Почему эти слова застряли в её голове? Почему от его голоса внутри возникало странное беспокойство? Джиюн нахмурилась, отворачиваясь от окна. Нет, она не собиралась поддаваться этому глупому обаянию. Рождество, волшебство, чудеса… Всё это осталось где-то в прошлом, там, где она больше не живёт. Сейчас её жизнь — это книги, учёба, планы, логика и рациональность. В ней нет места для праздников или слов, которые оставляют после себя только тёплый, раздражающе ласковый шлейф воспоминаний. Её взгляд снова упал на пустое место, где сидел Уён. Она вспомнила, как легко он заставлял её смеяться, как его голос проникал в самые укромные уголки её души, разгоняя серость. С ним она забывала о холоде, забывала о том, что не верит больше в чудеса. «Попытайся улыбнуться хотя бы в такой волшебный праздник». Джиюн тихо выдохнула и закрыла глаза. Она не верила в чудеса. Но, может быть, иногда хотелось хотя бы притвориться. Джиюн больше не могла находиться здесь. Библиотека, которая обычно была для неё убежищем, на этот раз превращалась в шумный муравейник. Её раздражение достигло пика, когда очередная группа студентов громко захихикала где-то у окна. Она торопливо собрала вещи, закинула рюкзак на плечо и направилась к выходу. Звук её шагов гулко отдавался в коридоре, когда она покинула своё уютное убежище. Просторные окна на лестничной площадке впускали мягкий зимний свет, освещая гирлянды, свисающие с перил. Они выглядели довольно мило, но сейчас только усиливали её раздражение. Джиюн хмуро шагала по коридору университета, стараясь держаться ближе к стене и избегать встречных взглядов. Её всегда утомляла эта суета: студенты, торопящиеся на занятия, оживлённые разговоры, вспышки камер — кто-то, вероятно, фотографировал праздничные украшения. А уж сейчас, в декабре, казалось, всё вокруг стало ещё громче и хаотичнее. Её раздражали эти улыбчивые лица, напоминания о празднике, которого она не ощущала. Всё это казалось лишним. У неё был единственный приоритет — экзамены, подготовка к ним, а не какие-то гирлянды и подарки. Она как раз собиралась свернуть к аудитории, когда вдруг почувствовала, как кто-то мягко, но крепко ухватил её за руку. — Джиюн! — раздался звонкий голос. Девушка резко остановилась, удивлённо обернувшись. Перед ней стояла Хэён — её соседка по комнате, сияющая, как ёлочная игрушка. Рыжие локоны, собранные в небрежный хвост, выбивались из-под яркой вязаной шапки, а её щеки были розовыми от холода, как у малыша, только что выбежавшего на улицу. Хэён широко улыбалась, и её глаза, словно два озорных солнышка, искрились радостью. Всё в её внешности было таким же светлым и жизнерадостным, как и характер — от куртки, украшенной мягкими помпонами, до ярких сапог, которые выглядели скорее странно и нелепо, чем красиво. Она была как солнечный зайчик, прыгнувший в этот мир, не замечая ни забот, ни зимних серых дней. Она даже немного завидовала Хэён. Она была именно той, кто воспринимал мир как чудо, кто верил в волшебство Рождества и надеялся, что это даст ей смысл жизни. — Я тебя еле нашла! — выпалила Хэён, тараторя так быстро, что Джиюн едва могла уловить смысл. — Зачем ты меня искала? — спросила она, стараясь не выдать раздражение в голосе. — Ну как зачем! — Хэён взяла её под руку и начала увлекать дальше по коридору. — Я хотела убедиться, что ты точно участвуешь в обмене подарками! Джиюн нахмурилась. — Я же говорила, что не собираюсь, — ответила она холодно. — Мне это неинтересно. — Ты серьёзно? — Хэён остановилась, глядя на неё с недоумением. — Это же традиция! — Глупая традиция, — отрезала Джиюн. — Дарить случайным людям никому не нужные подарки? Извини, но у меня есть дела поважнее. Хэён открыла рот, собираясь что-то возразить, но передумала. Её взгляд внезапно стал хитрым, отчего Джиюн сощурилась, осматривая соседку с головы до пят. Что уже эта лиса задумала?! Подарки. Праздник. Тайный Санта. Эти слова снова и снова всплывали в её голове, как навязчивые воспоминания, от которых невозможно было избавиться. Для Джиюн они были не более чем банальными аттракционами, которые раз за разом появлялись в её жизни, словно какой-то рекламный лозунг. Подарки для неё всегда были чем-то лишним, тратой времени и энергии. Когда люди говорят о подарках, они часто забывают, что за ними не стоит ничего настоящего. Просто бездушные предметы, купленные по списку, подаренные по обязанности. Что за смысл в том, чтобы дарить что-то, что не имеет никакой ценности? Тем более если даришь это случайному человеку, с которым тебя ничего не связывает. Она всегда считала, что настоящий подарок — это тот, который дарят из любви, из личного внимания, а не по традиции, не потому что так «принято». Когда люди дарят подарки просто ради того, чтобы было «как у всех», это выглядит неискренне и глупо. — Ну, как хочешь, — пожала плечами девушка. — Но, если вдруг… вдруг кто-то решил сделать тебе подарок, как ты на это смотришь? — Кто и зачем будет делать мне подарок? — Джиюн подозрительно сузила глаза. — Кто знает? — загадочно протянула Хэён, отводя взгляд. — Может, есть кто-то, кто хочет поднять тебе настроение… — Пак Хэён! — в голосе Джиюн зазвучала угроза. — Ладно-ладно! — соседка подняла руки, показывая, что не собирается спорить. — Не напрягайся так, а то совсем забудешь, что такое радость. Джиюн глубоко вдохнула и, не отвечая, продолжила идти по коридору, чувствуя, как её раздражение становится всё сильнее. Она не понимала, зачем Хэён так настаивает. Эта традиция с обменом подарками казалась ей бессмысленной, и вся эта шумная праздничная атмосфера, будто приглашавшая к участию, её утомляла. Особенно, когда вокруг было так много дел, с которыми ей приходилось справляться. Однако, несмотря на её слова, Хэён не отставала, как будто желая быть рядом, несмотря на всё её молчание и отстранённость. Джиюн лишь ускорила шаг, вглядываясь в пол, чтобы не встретить чьих-либо любезных взглядов или улыбок. Всё это, в конце концов, не имело значения. Важными были только экзамены, к которым нужно было готовиться. Когда они подошли к аудитории, Джиюн остановилась, но Хэён не сразу отпустила её руку. — И всё же, подумай об этом, — она снова растянула свои пухлые губы в лучезарной улыбке. — Заявку можно подать до послезавтра… Джиюн лишь фыркнула, глухо отозвавшись: — Я же сказала, что мне это не нужно, — её голос прозвучал сдержанно, и Джиюн лишь покачала головой. Джиюн глубоко вздохнула, снова чувствуя, как растёт напряжение в груди. Она словно была на грани того, чтобы закричать и спросить, почему все так упорно пытаются её втянуть в этот цирк. Почему она не могла просто оставить её в покое? — Я думаю, ты просто не понимаешь… — продолжала Хэён, её голос теперь был мягким, почти умоляющим. — Ты даже не представляешь, сколько можно сделать, когда никто не знает, кто ты… Признаться в любви, например. Джиюн замерла, и её сердце, которое ещё недавно билось спокойно и уверенно, вдруг застучало так сильно, что казалось, его было слышно на весь коридор. Она не сразу поняла, что именно так сильно её поразило в словах Хэён. Тайный Санта? Признание в любви? Эти две мысли смешались, подталкивая её на мгновение задуматься. Что если бы она могла сделать подарок? Что если бы, вместо этой глупой традиции, у неё была возможность анонимно признаться в своих чувствах? Это было бы проще, чем сказать это вслух, проще, чем взглянуть ему в глаза и признать, что давно уже чувствует нечто большее, чем просто «лучший друг её старшего брата». Ведь если она не признается ему напрямую, если она не осмелится встретиться с его глазами, как бы это ни было мучительно, то, возможно, этот тяжёлый груз просто исчезнет, не доставляя лишних проблем. Но это всего лишь мечты, слишком сложные и слишком нереальные для её реальной жизни. Уён… Нет! Это всё не для неё. Слишком опасно, слишком сложно. Дарить подарки по традиции, даже если бы у неё был шанс анонимно признаться, было бы бессмысленно. Если она не могла открыться, если не могла бы быть честной, как бы это могло бы помочь? Она не могла себе позволить думать о таких вещах. Она слишком много раз закрывала глаза на свои чувства, слишком много раз говорила себе, что такие мысли — это лишь иллюзии, глупые мечты. Она не была готова ставить на кон свои чувства, рисковать. Это было слишком опасно. — Нет, — холодно проговорила Джиюн, разворачиваясь в сторону двери, не желая больше говорить об этом. — Мне никто не нравится, поэтому я всё ещё не вижу в этом всём смысла. — Но… — Увидимся вечером, — сухо перебила её Джиюн, переступая порог аудитории. Но вдруг резко остановилась и развернулась, хмурясь: — И ещё. Передай, пожалуйста, Сонын, чтобы она наконец-то прибралась в комнате, раз у неё сегодня нет пар.