Чёрный волк

— Аран… Мне больно… — Заткнись…       О чём он только думал? Где были его мозги, когда он полез спасать его? Мог ведь просто пройти мимо, и никто бы слова ему не сказал. Но нет. Всё дело было в нём. В этом парне. Это он вызывал в нём все эти противоречивые чувства. Из-за него Аран не мог нормально спать по ночам, ведь стоило ему закрыть глаза, как перед ним появлялось его лицо. Глаза большие и светлые, словно две звезды. Мягкие и аккуратные черты, как будто бы вылепленные. Из-за них Шон казался нереальным, не из этого уродливого отвратительного мира. Ещё его губы, на которые Аран смотрел временами и задавался вопросом: “Каковы они на вкус?”. Наконец-то, узнал, и они оказались слаще, чем он мог себе вообразить.       В этом, сука, и крылась ключевая проблема. Ему было хорошо. Слишком хорошо, чтобы признаться в этом даже самому себе. Никогда ещё он не испытывал ничего подобного ни с одной омегой. Дело было не только в сексе. Во всём, что касалось Шога была какая-то загадка, тайна, нечто, что пробуждало раз за разом в Аране чувство странное, непонятное, неизвестное, от того и страшное. Боль, обида, печаль, гнев, отвращение были хорошо ему знакомы с ранних лет. Эти чувства были просты и понятны, но вот забота, желание защитить, волнение, трепет, робость – их он открыл для себя впервые именно в этот день. — Эй, — Трой выскочил из ниоткуда, как чёрт из табакерки и сходу начал втирать Арану несвязную дичь, которую тот и так слушал в пол уха, — ты вообще слушаешь? — Отвали. Надоел.       Ребята сразу же поняли, что Аран сегодня не в настроении и лучше лишний раз его не дёргать. От того бойкий настрой в компании сильно поугас, но затем вновь разгорелся, стоило одному из них увидеть Шона у дверцы своего шкафчика.       Аран же почувствовал его ещё до того, как он вошёл. Да, всё было именно так, впервые альфа мог чувствовать омегу даже на расстоянии. Не видя его перед собой и даже не касаясь, он ощущал его присутствие.       Всё началось гораздо раньше. Как только они с Шоном поступили в одну старшую школу. Это было похоже на сон. Единственный день, который отпечатался в памяти, как нечто значимое. Он хорошо помнил день, когда он почувствовал нечто и больше не мог это забыть. Тогда на школьном дворе после церемонии начала учебного года, на которую Аран благополучно положил хер. Он вышел на улицу и направился к курилке, ощущая привычную пустоту в душе и на сердце. Для кого-то школа была местом, наполненным воспоминаниями, для него же это не более, чем временное пристанище, откуда он может свалить при первой же возможности, хотя сам не знает куда. Это его уголок нормальности, единственное, что удерживает от мира, в который Аран так неизбежно проваливался, не видя перед собой иного выхода. Он не окончить школу, не поступит туда, куда хочет, потому что он не знает чего хочет. Ему просто хотелось сбежать, но от себя самого убежать невозможно.       Не дойдя до курилки, Аран зажёг сигарету, но не успел сделать затяжку, как вдруг в нос ударил резкий цветочный аромат. Во дворе их школы никогда не росли цветы, да и поблизости он не мог припомнить хотя бы один цветочный магазин, впрочем, даже это не объяснял природу этого аромата. Это был не просто букет, это было целое поле цветов. Настолько ярко и настолько резко, что сперва он подумал, что отключился прямо посреди дороги и упал в обморок, погрузился в сон, всё казалось слишком нереальным.       Затем он повернул голову в сторону главного входа, в сторону лестницы, по которой проходил каждый божий день, не понимая зачем и для чего он продолжает здесь появляться. Но в ту секунду всё вокруг словно преобразилось. На пороге сидел парень в радужном свитере и воткнув наушники в уши, он сидел и рисовал в своём альбоме, подпевая в такт любимой песне.       И сейчас, спустя два года, Аран снова смотрел на этого парня, только тот уже был с маленьким значком на груди, словно ласкуток того самого вырвиглазного свитера. Под глазом у него красовался старый фингал. Шон больше не пел песен и даже не рисовал в школе, потому что старый телефон сломал Аран. Тот самый скетчбук тоже порвал и выбросил Аран. И этот синяк, каки многие до него оставил тоже он. Аран. Всему виной был Аран.       Шон смотрел на него и не мог понять, что чувствует. Злость, отвращение, боль, любовь? Наверное, всё сразу. Такой уж Аран человек, к нему невозможно было испытывать одно определённое чувство. Он отводит взгляд, он не в силах смотреть на него, и Шон понимает, но в то же время не может смириться с этим.       “Неужели, даже после всего, что было ты продолжишь делать вид, что ничего не произошло. Что ты не любишь меня? Что ты не защищал меня? Что ты не целовал меня? Что ты не любишь меня?”.       Размышления прервал внезапно вошедший в школу Энтонии, с ноги выбивший дверь своими тяжёлыми берцами. Он обратил на себя все взгляды, всех людей находившихся в школьном коридоре, в том числе Арана и его друзей. Энтони подошёл к Шону вплотную и сказал: — Привет. — Привет. Что с тобой…       Не успел Шон дозадать другу вопрос, как его заткнули поцелуем. — Зачем? — спросил Шон, когда их губы разъединились. — Да плевать на них.       Ни дня не проходило без побоев, обидных слов или выкриков в его сторону. Ни дня, проведённого в школе, Шон не мог почувствовать себя в безопасности. Он знал, что Аран не такой. Он чувствовал, что альфа лишь притворяется, играет роль, навязанную обществом. Это один из способов выживать, но Шон так не привык. Он привык жить и радоваться жизни, любить тех, кого хочет и как хочет. Опираясь на это, он по глупости полюбил альфу, который с самого первого дня избивал его, плевался в него, называл мусором. И он же тот, кто совсем недавно брал его со всей любовью и нежностью, на которые был способен, прямо в мастерской у Шона в окружении своих же портретов, написанных влюблённым до безумия омегой. Всё это был Аран. Его синяки, раны по всему телу, румяные щёки и вставший член – всему причиной был альфа, что будоражил его сердце целых два года.       Но, кажется, пришло время проснуться и взглянуть в лицо реальности. Все эти годы Аран старательно прятался за маской, и Шон понимал причины, но в то же время он явно давал понять, что рядом с ним не нужно вранья, не нужно притворства. Шон был готов принять Арана таким какой он есть, со всеми недостатками, и он принял. Терпел, убегал, прятался, мучился, принимал и любил. Очень жаль, что его первая любовь оказалась насквозь пропитана обманом. Аран врал всем, но что хуже – самому себе, и врал он о том, что им обоим и так было давно известно. — А знаешь, ты прав, — Энтони был приятно удивлён такой уверенности в голосе друга. — Скоро они у нас попляшут.       Бросив загадочный игривый взгляд куда-то в сторону и хлопнув Шона по плечу, Энтони ушёл в сторону уборной. — Сейчас прибьём или после занятий? — спросил Леонид. — Я сам разберусь, — рявкнул Аран, толкнув друга в сторону и направившись следом за Энтони.       Аран набросился на него, как только двери туалета закрылись. Он ударил Энтони по лицу и из его верхней губы мгновенно выступила кровь. Затем альфа прижал омегу к стенке и произнёс: — Ты что устраиваешь?! Совсем жить надоело?!       Он был просто вне себя. Хоть Энтони и новичок, но сразу понял, что подобная реакция от Арана – редкость. Даже Шона он со своими друзьями избивал без лишних слов и каких-либо эмоций, а тут такое. — А что? Вы же сосётесь со своими девушками у всех на глазах. Почему нам нельзя? — Он не твой! — это вырвалось случайно, но отступать было уже некуда.       Пускай Аран и держал Энтони за грудки, прижатым к стенке по итогу оказался именно он. — Что я слышу, — игриво пропел Энтони. — Значит, я не ошибся. Ты и впрямь… — Нет, — приструнил его Аран до того, как тот успел закончить. — Я не такой! — Ага, — съязвил Энтони, давая понять, что не верит ни единому слову. — А тебя только Шон интересует? — Он меня не интересует! — В таком случае, могу я забрать его себе? — Ах ты мелкий…       Аран было замахнулся, чтобы снова ему врезать, но Энтони остановил его прежде чем альфа снова поднял на него руку: — Ударишь ещё раз, и вся школа узнает, кто ты на самом деле.       Лицо Арана переменилось за считанные секунды. — Никто тебе не поверит, — сказал Аран как-то неуверенно. — Уверен? Между нами, ты и сам сильно палишься. Стоит лишь слегка надавить, как и другие начнут подмечать то же, что и я. — Я не такой, как вы! — Верно. Ты не такой. Мы хотя бы не боимся признать, кто мы есть по своей сути. Ты же врёшь всем подряд. Самому не противно?       Он будто видел Арана насквозь. Вытаскивал из него по ниточкам всю ту грязь и мерзость, которые засели в нём плотным осадком. Энтони достал практически всё, но Аран не дал ему приблизиться ещё больше. Вместо того, чтобы врезать – он его отпустил. Добившись желаемого, омега вышел из санузла и напоследок добавив: — Такому слабаку, как ты, рядом с Шоном не место.       С каких пор этот тихий мямля стал до жути проницательной сволочью, которая видит других насквозь? От его слов становилось не по себе, потому что все они были правдой, которую Аран Ллойд не хотел признавать.       Но как бы то ни было, он не смог так просто отказаться от Шона. Испытав один раз, что это такое: обнимать того, кто нравится, целовать того, кто нравится, заниматься с ним сексом – трудно удержаться от того, чтобы не попробовать ещё раз.

***

“До сих пор не могу забыть, как он смотрел на меня. Там, где трогал Аран, всё ещё болит, но в то же время по телу разливается приятное тепло. Может быть я и мазохист, но мазохизм – это любовь к любому виду боли. Мне же нравится только та, которую причиняет Аран. Я согласен с Энтони о том, что это нездорово, и что однажды приведёт к страшным последствиям, но отчего-то я раз за разом тянуть к нему, как светлячок к ярком свету. Сколько бы раз он не сделал больно. Сколько бы раз я не обжёгся, Аран для меня навеки останется…”

— Шон? К тебе можно? — голос матери заставил дневник моментально вылететь из рук. — Да, заходи, мам. — Там твой одноклассник пришёл. Сказал, что хочет тебе кое-что отдать.       “Одноклассник?” — вместе с этой мыслью в сердце вспыхнул огонёк призрачной надежды. Шон поспешил одеться, чтобы выйти к тому, кого по определению не могло быть на пороге его дома. Но, может быть, всё же… — Привет.       Шон стоял, как вкопанный и не знал, что ещё он может сказать. Это был Аран. В самом деле он. Стоял в дверной проёме и буквально прожигал своим безумным хищным взглядом. Совсем как тогда. — Шон? — голос матери вновь отрезвил его и вернул в реальность. — Да… Мы сейчас. — Только не долго. Уже поздно. — Не беспокойтесь, — уверенно сказал Аран, после чего Шон спешно уволок его за собой к лифту.       В это всё ещё было трудно поверить, но Аран в самом деле пришёл к нему. Выйдя во двор многоэтажного дома, Шон потерял нить происходящего, они так быстро ушли и наверняка он вёл себя настолько странно, что мама давно уже обо всём догадалась. Хотелось кричать от стыда, а ещё больше хотелось сбежать. Не из-за страха, а от того, что сердце было готово выпрыгнул из груди. — Может, отпустишь уже? — спросил Аран, опустив взгляд на свою руку, которую Шон до сих пор не отпустил, обвившись словно коала.       Шон резко отстранился. — Прости! Всё произошло так быстро. Я не знал, что делать.       Ему показалось, или Аран слегка улыбнулся? — Может присядем?       Район, в котором жил Шон было полно новостроек с чистыми ухоженными дворам, скверами и парками. Каждые пять метров стояли мусорки, деревья были огорожены, ни одного клочка бумажки, шприцов или пачек от использованных презервативов. Благополучный район с такими же благополучными и счастливыми семьями. Они действительно были из двух разных миров. Там, где вырос Шон никогда бы не смог жить Аран, как и Шона невозможно представить в том аду, в котором существовал он.       Об этом говорило всё, даже тот факт, что Шон был одет в стиранную выглаженную белую толстовку, да и сам он явно только недавно был в душе. От омежки исходил приятный аромат цитрусов, смешивающийся с его естественным одурманивающим запахом полевых цветов. Из-за частых перебоев воды у него дома, связанных с неуплатой коммунальных услуг, Арану пришлось напроситься в гости к другу, чтобы принять душ перед встречей с Шоном. И даже так Аран всё равно чувствовал, как за ним тянется шлейф неприятного запаха, исходящего от его чёрной толстовки, которая, наверное, никогда и не была в стиральной машине. Он то и дело незаметно принюхивался то к ней, то к себе. По итогу, когда они с Шоном присели на ближайшую скамейку, Аран отсел подальше от него. Шона это, естественно, расстроило, но одного того, что они сидели рядом уже было достаточно.       Ни один не мог подобрать правильных слов. Аран прокручивал этот диалог в голове множество раз, но когда дело дошло до исполнения, занервничал так сильно, что не мог проронить ни слова. Шон же не знал ни целей, ни причины, по которой альфа пришёл к нему домой. Конечно, он мог предположить, но это было слишком смело с его стороны, учитывая произошедшее накануне в школе.       Наконец-то, Аран заговорил: — Ты в порядке? — В смысле? — Ну, — он тщательно подбирал слова, — ничего не болит? — с каждым словом на уверенном лице альфы расцветал милый румянец. — А… Оу, — Шон не ожидал от него таких откровенных разговор. — Да вроде бы нет. Всё хорошо. — Ясно.       Следующий вопрос дался ему с таким трудом, что, кажется, если бы Арана попросили прямо здесь и сейчас пробежать десять километров, сделать сальто и перейти на ходулях весь Северо-Атлантический океан, это и то было бы для него более лёгкой задачей, чем задать Шону этот самый вопрос. Возможно, не так он рисовал в своём воображении этот разговор, но деваться было уже некуда. — Тебе… Понравилось?       Шону показалось, что в этот момент где-то вдалеке разбилась машина, но на деле это просто в его голове словно произошло короткое замыкание. Они в самом деле будут говорить об этом? О том, что между ними произошло? И инициатором стал именно Аран?       Понравилось ли ему? Это мягко сказано! Когда предмет твоего воздыхания спустя два года, наконец, целует тебя – это уже не передать словами, как классно, а Шону повезло, он собрал целый джекпот. — Да, — сказанное так уверенно и в то же время с долей смущения, заставило сердце колотиться ещё быстрее.       А вот перед следующим вопросом Арану точно следовало закурить, но голос вырвался из его рта, преобразуясь в слова машинально, и он никак не мог это контролировать: — Хотел бы ещё раз повторить?       Шон с трудом сдержал в себе восторженные визг, а также непреодолимое желание здесь и сейчас кинуть на шею Арана, обнять его крепко-крепко и до изнеможения повторять: “Да! Да! Да! Конечно, да!”. — Да, — выдавил он, сам будучи красным, как помидор. — Тогда завтра я снова приду. К тебе. В твою мастерскую. Если ты не против.       “Хоть живи в ней. Вот ключи”, — чуть не вырвалось у Шона, но он тактично откашлялся. — Нет. Не против.       Ему всё ещё не верилось, что Аран Ллойд сам сказал, что хотел бы повторить. С ним. Ещё раз. — Тогда я пойду. Возвращайся домой. Становится холодно, — хотелось уйти как можно скорее, но в то же время хотелось остаться. Ещё больше хотелось ещё раз к нему прикоснуться, ведь до завтрашнего вечера ещё так далеко, но он сдержался.       Встав с лавочки и развернувшись, он собрался уходить, но тут его за руку вновь потянулись так осторожно и нежно. Шон смотрел на него большими сияющими глазами. То ли от слёз, то ли от радости, в любом случае Аран видел его таким только, когда Шон смотрел на то, что ему нравится или на что-то красивое. Глаза буквально как две звёздочки смотрели на него и словно умоляли остаться хоть ещё ненадолго. От холода щёки Шона порозовели, и Аран еле сдерживал себя от того, чтобы не накрыть их своими ладонями, которые в тот момент, казалось, горят огнём. — Аран, — только он произносил его имя, как что-то особенное. Так никто и никогда не обращался к нему.       На этот раз у Шона не было сомнений. Он держал Арана за руку крепко, давая понять, что не желает отпускать. — Что? — спросил Аран, наклонилась к Шону так близко, что соприкасаоись кончики их носов.       Может быть сегодня он всё-таки позволит себе немного больше? Только это и больше ничего. Так уд и быть, на сегодня он оставит в покое губы, которые так сладко пахнут и восхитительны на вкус.       Но не успел Аран вспомнить, как восхитительны на вкус губы Шона, как тот ими же прервал в принципе любой мыслительный процесс в голове у альфы. Шон резко притянул его к себе и не давая ни секунды на раздумья и заключив в объятия, поцеловал. Снова он, но на этот раз по-настоящему, как и мечтал уже очень давно. — До завтра, — произнёс Шон, выдыхая тёплый воздух после поцелуя.       “До завтра”, — не сказанное Араном застыло в воздухе. Оно означало бы, что их встреча подошла к концу, но никому не хотелось её завершать.       Нехотя он ослабил свои объятия, и Шон ловко выпорхнул из них, точно маленькая птичка и направился к себе домой. Аран не сводил с него взгляда, пока не убедился, что омега точно зашёл домой, и никто не шёл за ним следом. Примерно по расположению квартиры Аран понял, где находится его комната. Когда в окне загорелся свет – альфа, наконец, почувствовал облегчение.       Домой идти не хотелось. Да и можно ли было вообще называть то место домом? Старая зловонная квартира, годами не знавшая ни ремонта, ни банальной уборки, в которой жили существа едва ли похожие на людей, но Аран всё равно почему-то должен был называть их родителями. Возвращаться туда, где тебя предпочли бы никогда не видеть, к тем, кого ненавидишь? Ну уж нет. В такой хороший день этого делать явно не стоит.       “Хороший день?” – значит, у него и такие бывают? Аран сам удивился тому, что прямо сейчас чувствовал. В груди столько тепла, что, кажется, можно было растопить весь выпавший снег, а лицо приятно щемит от широкой улыбки.       “Всё дело в нём, да? В том, что скоро снова с ним увижусь?”.       Шон наблюдал из окна за тем, как тёмная фигура медленно удаляется. Старался делать это как можно незаметнее, лишь слегка отодвинув край штор. Арану наверняка бы не понравилось, узнай он, что за ним следят. Он и в школе часто говорит Шону перестать пялиться на него, но это было невозможно. Не смотреть на того, кого так сильно любишь – так вообще бывает? Особенно теперь, когда омега знает, что его чувства взаимны. От одной только мысли в животе у Шона просыпался рой бабочек, а в голове звучало лишь одно: “Поскорее бы наступило завтра”.