В твоём безумие моё спасение

      Лёгкий, прохладный запах сирени наполняет комнату Вегаса благодаря распылителю, что он принёс буквально сразу же, как перевёз сюда Пита. С самого начала глава охраны главной семьи заметил утончённые привычки и вкусы своего мучителя, проявляющиеся в самых незначительных мелочах. Для Пита — человека, что ведёт относительно свободный образ жизни, подобное является чем-то удивительным и показательным, ведь несмотря на то, что Вегас делает это всё интуитивно, не продумывая чего-то до мелочей, это говорит о том, что наследник побочной семьи является очень скрупулёзным, нежным, но с тем же ответственным, глубоким человеком, вечно о чём-то размышляющим, старающимся содержать в определённом порядке все свои мысли и действия, чтобы нигде не ошибиться, чтобы точно получить одобрение…       Это с самого начало вызывало в Пите умиление, восхищение и жалость, ведь наличие такого количества границ даже в личной зоне комфорта говорит только о том, что парень не может жить полноценно и свободно, порой ощущая необходимый вкус свободы, её глубину, азарт и искры настоящего, неподдельного, неподконтрольного наслаждения.       Но даже так Вегас стремится к комфорту, к созданию уюта вокруг себя. Хотя Пит и не оценил эти светодиодные лампы, что меняют свой цвет в зависимости от настроения Вегаса, тот же увлажнитель воздуха от чего-то приносит Питу неимоверное количество радости и счастья в этой комнатушке, что стала для него клеткой.       Бесцельно посмотрев на свои руки, отяжелённые неприятным железом, Пит прикрывает глаза. Это способ Вегаса контролировать ситуацию, иметь власть над самим Питом, ведь, несмотря на то, насколько парни сблизились духовно, Пит всё ещё остаётся его пленником, верным слугой главной семьи.       Лениво брюнет переворачивается на спину. Тревог и страха в нём уже нет, после всего того, что пришлось пройти, и, в принципе, он с самого начала знал, что так произойдёт, так что…       Но до сих пор не укладывается в голове, как Вегас — такой, казалось бы, спокойный, мягкий человек, способен на подобные зверства и изощрения. Возможно, это является последствием покалеченной наивной психики из-за давления, из-за непонимания, из-за обязательств. Хотел ли Вегас такой жизни? Вряд ли. От чего-то Пит уверен, что его мучитель предпочёл бы спокойную жизнь, да хотя бы в подобном доме, с обычной, стабильной работой, чтобы с улыбкой просыпаться, читать любимые книги, заниматься готовкой западных блюд, которые он так любит… Но родившийся сыном господина Кана, у Вегаса просто не было выбора. И какой бы личностью и качествами он не обладал, ему пришлось калечить себя, калечить свои мечты, убивать их, терпя ужасные муки, проникаясь острой боли, в итоге, вымещая её на других, поддавшись вспышкам гнева.       Нет. Пит ни в коем случае не оправдывает то, что вытворяет Вегас, но парень, к большому, пожалуй, сожалению, понимает, что чувствует Вегас, через что именно он проходит. Даже когда Вегас увечил его, Пит видел, как ужасная боль расщепляла сознание Вегаса. Но Пит не может забыть. Когда остаётся один, то поддаётся негативу, тому самому, что отягощает сердца, но примириться с тем, что на сердце больно, никак не может.       Всё было намного лучше, когда Пит просто фальшиво улыбался Вегасу в любой неловкой ситуации, в любой опасной ситуации. Было лучше, до тех пор, пока губы Вегаса не прикоснулись к его устам. Когда мучитель решил проявить сострадание, протолкнув языком противовоспалительную таблетку в рот. Он всё испортил именно этим! Не ударами электричества, не порезами, не избиениями и унижениями — нет!       Кажется, Питу ничего не осталось, как просто разбираться в себе. Принимать и снова отрицать, анализировать, в итоге, сдаваясь перед фактами.       Пит помнит, когда впервые встретил Вегаса. Он только-только пришёл работать в охрану основной семьи, когда, идя по коридору, наткнулся на вальяжно идущего навстречу Вегаса. Вечно спокойное выражение лица, мягкие черты мужественного лица, элегантно заправленная свободная рубашка в брюки — личный стиль наследника, аккуратно уложенные волосы назад. Сердце ёкнуло, бешено взметавшись, а глаза стыдливо опустились вниз, когда взгляд Вегаса коснулся его. Тогда Пит был уверен, что подобная реакция из-за обычного волнения перед важным человеком, но человек оказался важным для его сердца. Вот это подстава случилась.       Любить того, кого не положено, кого нельзя любить!       Но Пит был честен и благочестив, искренен и верен, поэтому решил сохранить прекрасное чувство в своём сердце, как нечто драгоценное. Он знал, что им никогда не быть вместе, а теперь он, кажется, начал мыслить глубже и шире, ведь уяснил элементарное: никогда не говори никогда.       Сюрреализм какой-то.       Это всё Вегас начал. Это он дал толчок тому, что теперь между ними происходит, это он вынудил чувства Пита разрастаться всё глубже в душе, создавая до раздражения прекрасный сад.       Тихий щелчок, говорящий о возвращении Вегаса, вынуждает Пита сползти по подушкам, повернувшись набок. Не особо хочется смотреть на него, да и говорить желания нет сейчас. Поэтому то, что Вегас не произносит ни слова, как можно тише передвигаясь по комнате, кажется, веря, что пленник спит, играет на руку Питу, что из-за очередного потока мыслей погрузился в пучину самобичевания. Вегаса ругал, но внутри собственной души справиться с этим не может.       Сердце и разум — вечное перетягивание канатa.       Пит взвыть готов, потому что сердце тянет за ниточки: он точно хочет, чтобы Вегас как можно скорее лёг к нему, хочет ощутить его тепло, почувствовать его мягкий запах… — Блять…       Больно кольнуло в груди.       Могло же быть всё иначе? Или нет? Не приди Пит в дом Кинна, встретился ли бы он когда-либо с Вегасом? Вряд ли.       Уязвлённым вынуждает чувствовать себя ужасное осознание того, что Пит нисколько не сожалеет, что пришёл сюда, что попал в эти изворотливые руки, ведь они смогли стать так близки. Пит-таки пал пленником любви.       Ха-ха.       Что так, что так — пленник.       Вегас, судя по звукам исходящим из ванной, закончил принимать душ, а значит, он скоро ляжет к Питу.       Тишина в тёмной комнате пропитана ожиданием.       И Вегас не заставляет себя долго ждать.       Осторожно приоткрыв дверь ванной комнаты, парень тихо подходит к постели, сразу же опускаясь на неё. Пит же глаза не открывает, продолжая делать вид, что спит, хотя его сердце по-сумасшедшему мечется. И несмотря на опасения, а с тем же желанием, Пит так и не чувствует попыток Вегаса разделить общее пространство.       Сколько они лежат в полной тишине? Пять минут? Двадцать? А важно ли оно?       Пит глаза приоткрывает, внезапно ощутив горячую волну истомы, исходящую прямо от сердца.       Умиротворённое лицо Вегаса так красиво. Каждая его черта, небольшие морщинки в уголках губ, едва различимые, но Пит их видит, прямые, густые ресницы — как же Пит слаб.       Это же какая-то пытка.       Они с Вегасом похожи намного больше, чем он предполагал с самого начала.       Глубокий вдох.       Пит лежит, лениво раскинув ноги в стороны, изредка покручивая кисти рук, скованные железными кандалами. Настроение у него, мягко говоря, паршивое, ведь если не считать того, что он находится в плену у наследника побочной ветви, раны на его груди и те не болят так сильно, как сердце. Тоска буквально бурлит в его венах, вынуждая парня ощущать себя измотанным, слабым, забитым и загнанным, пока в груди вскипает тёплое, густое чувство.       Отвернувшись от Вегаса, не в силах справиться с необузданным желанием узнавать, смотреть, изучать даже краем глаза человека, нет, собственного мучителя, Пит со всей силы сжимает подушку, стараясь как можно глубже зарыться в неё головой.       Сердце — самый настоящий предатель, жмётся, прячется, чтобы снова неожиданно выпрыгнуть, начав свой сумасшедший, огненный танец по внутренностям Пита. Каждый удар разносит обжигающую волну слабости и желания, кажется, стремясь разнести все стены, что стоят между ним и Вегасом, открыв дорогу к мечтам, к сладкой фантазии…       Слеза скатывается на подушку, а брови Пита надламываются. Он напуган, чертовски напуган тем, как может оказаться слаб перед другим человеком, как глубоко может оказаться непозволенное чувство, как может быть тошно от собственной жизни, приведшей его к этому…       А может ли сам человек являться слабостью другого человека?       Бред какой-то.       Но Пит точно знает — можно.       Слёзы забирают с собой боль. Это то самое, когда становится легче, когда не проходит, но дышать лучше и мысли чётче, когда правильное и неправильное становится видно чётко, когда ты отчётливо понимаешь себя. Слёзы омывают душу.       Неполно выдохнув, Пит прикрывает глаза в надежде на скорый сон, пытаясь не думать о притуплённой, огненной боли в районе груди от оставленных, уже заживающих следов. Надеяться — «ха-ха-ха» — усмехается про себя Пит. Это может стать его дурной привычкой, что прививает ему наследник побочной ветви мафиозной семьи, и он…       Чёртов засранец словно чувствует, как трещит внутри Пита всё — и душа, и сердце. Пит даже выдохнуть не успевает, чтобы хотя бы попытаться расслабиться, как ощущает ладонь Вегаса, с особой осторожностью скользящую по талии к пупку. Этот шорох простыней от неуверенных движений парня, его горячее, неровное дыхание где-то в районе лопатки — то, что содрогало Пита, что трещало, но не рушилось — разбивается, сразу в пыль.       Может, оно к лучшему.       Глаза Пита суетливо бегают то вверх, то вбок, губы приоткрываются в надежде остановить подступающую истерику. Лучше бы бил. Оскорблял. Пытал.       Чёрт.       «Вегас!»       Чёртов Вегас чувствует, до безумия точно чувствует Пита. Они оба это понимают, как и то, что Пит чувствует Вегаса. Его боль. Парень понимает своего мучителя как никто другой. Понимает по-настоящему, точно зная — по себе, все эти ужасные эмоции и отчаяние.       Но Пита выламывает. От этих поглаживаний, едва уловимых, прямо по животу, хочется взвыть. Хочется вопить, как раненое животное, от чувства подрагивающих губ на своей спине, от чувств сожаления и раскаяния, что исходят от парня. Питу хочется вскочить, схватить мерзавца и прокричать в лицо: «Веди себя как похититель! Избей меня! Уничтожай! Ломай мне кости, режь, бей током, вырывай зубы — все твои пытки, всё, что угодно, молю… Только прекрати забираться ко мне под кожу…»       Вегас, выждавший несколько долгих минут, дабы убедиться, что Питу не неприятно его столь близкое присутствие, его касания, после всего того ужаса, что он вынудил его пройти из-за собственной слабости, делает глубокий вдох, прижимаясь к сжавшемуся Питу ближе. Казалось раньше, что боли острее и сильнее от вечно разочарованного отца просто не существует. Отныне Вегас знает, что то, что его долгие годы изводило, было плоским, несущественным. Объёмно и губительно то, что вынуждаешь из-за собственных слабостей, страхов и уязвлённости, пройти любимого человека.       Это сложно. Но сил думать нет. Вегас слишком вымотан, и ощущение дома и уверенности в завтрашнем дне его утягивает весьма быстро — впервые ощущая уют от тепла чужого тела, вдыхая родной запах.       И Пит не может сопротивляться. Но это не из-за желания уснуть, вовсе нет. Та же усталость или измотанность, физическая или эмоциональная — сил, кажется, даже на вдох нет.       Лучше бы он убил — как же сильно Питу хочется подумать об этом. Точно знать, что это правда, его самое искреннее желание! Но, блять, это ложь!       Пит позволяет себе вытянуть ноги, немного двигаясь назад. Это побуждает уже расслабившегося Вегаса крепче притянуть к себе Пита, от чего у того бабочки в животе смелее распахивают свои массивные, красочные крылья.       Они полосуют его душу.       То, что с ним делает Вегас — жестоко.       Смерть была бы для Пита верхом милосердия.       Но Вегас немилосерден.       А Пит страдает.       И его вовсе не тянут противоречия, что ему не позволено любить кого-то столь плохого, как Вегас, хотя бы потому, что Вегас отнюдь неплохой. Упрямый, гордый, но честно и искренне любящий отца, стремящийся угодить ему, стать достойным сыном.       Пита тянет ужасное осознание того, что происходит конкретно с ним.       Вегас — враг основной семьи, его похититель, его мучитель. Вегас — человек, которого любить, такому как Пит, просто не позволено. Честь превыше всего — любовь проросла в сердце слишком плотно.       И намного проще было бы, если чувства к Вегасу были бы обычным Стокгольмским синдромом. Как же было бы, блять, легче, если бы не одно но. Это сумасбродное, по своему нежное чувство появилось задолго до того, так Пит оказался прикован к цепям. И, может, чувство вины бы так не тянуло, но…       У Пита не остаётся возможности отрицать очевидного, и у него нет никакого желания отрицать поглощающие его чувства. Он пленник Вегаса, он пленник собственных чувств. — Не спишь?..       Голос Вегаса звучит необычайно нежно и мягко, вызывая табун мелких мурашек по тонкой белоснежной коже. Сердце вновь трепещет, безудержно стуча в груди. И Питу бы промолчать, сделать вид, что не слышит этот гипнотизирующий голос, что не ощущает это горячее дыхание на своём затылке, не млеет от поглаживающих его живот пальцев, но сердце оказывается честнее разума. — Нет…       В голове пусто, а Вегас, пролежав спокойно пару минут, ближе и увереннее двигается к Питу, носом зарываясь в смольные волосы. Он глубоко вдыхает их запах, и Пит испускает томный всхлип — чувствует улыбку Вегаса, и сам сходит с ума.       Питу кажется, что нужно что-то сказать, попробовать поддержать диалог, но слова не вяжутся, а губы словно онемели, отказываясь двигаться. Полностью поглощённый теплом исходящего от тела Вегаса, его уверенными объятиями и внезапно проявившимся доверительными жестами, Пит неосознанно льнёт ближе к телу Вегаса, чувствуя, как парень вздрагивает от этого, казалось бы, незначительного движения.       Всё в теле Пита вздрагивает от понимания того, как он — обычный телохранитель, ничем не выделяющийся парень, может влиять на такого, как Вегас. Хотя, если уж не особо утрировать, в этой комнате они давно достигли уровня равенства между собой, и от этого чувства Пита пробираются ещё глубже в сердце. — Ах, — неожиданно даже для самого парня, вырывается с уст лёгкий вздох, когда Пит чувствует кончик юркого языка, игриво скользящий по хрящику, следом захватывая мочку уха в сладкий, влажный плен. Парень вздрагивает с каждым движением языка, с каждым ласкающим укусом, склоняя голову набок.       Получив положительный отклик на свои действия, Вегас улыбается, позволяя себе полностью раскрепоститься. Почему-то только рядом с Питом он способен чувствовать себя настолько свободным, настолько счастливым — радость и нега буквально струится по каждой клеточке тела, наполняя их, наполняя самого Вегаса чувством плотного, невесомого ощущения бесконечно прекрасного, распростёртого в душу счастья и умиротворения.       Хотя Вегас знает, и это знание делает его непозволительно счастливым.       Ни на секунду не отрываясь от сладостью отдающей и лёгким привкусом манго кожи, Вегас оставляет лёгкий укус на скуле Пита, широко мазнув по длине тонкой шее. Он жадно припадает к ней губами, медленно, но со страстью лаская чувствительные места Пита. Кончик языка скользит то по кругу, то полностью ложится, медленно полизывая, а дальше зубы смыкаются, прежде чем Вегас всасывает уже измученный нежной лаской участок кожи.       Пита несёт. Он чувствует, как растекается по всему его существу плотное ощущение истомительно сладкой неги. Язык Вегаса творит с ним воистину изумительные вещи, и в боксёрах уже тесно, но от этого лёгкие ласки только слаще.       Рука Пита дёргается в попытке прижать голову Вегаса к себе ближе, но он, кажется, совсем позабыл, что скован проклятыми железками, и металлический звон обоих парней слегка отрезвляет.       Оторвавшись от своего занятия, Вегас затуманенным взглядом смотрит на руку Пита, не спеша, занимая сидячее положение. Его тяжёлое дыхание вынуждает Пита повернуться к нему полубоком, и, встретившись с полностью поплывшим от удовольствия выражением лица своего пленника, у Вегаса внизу живота всё вяжет, пока он быстрыми, резкими движениями дотягивается до своей тумбочки, доставая ключи. Он поспешно освобождает руки Пита из оков, грубо скидывая никчёмные железки на пол. Голодным взглядом он окидывает лежащего под ним Пита, с особой искренностью и доверием смотрящего на него. И этот нежный и яркий блеск в глубоких глазах пронзает Вегаса в самое сердце настолько глубоко, что, очевидно, трепетом содрогает душу.       Не отрываясь от прекрасного лица Пита, Вегас опускает ладони на согнутые в коленях ноги, плавно скользя по бёдрам к краю боксёров. Он внимательно, пронизывающе смотрит на Пита, пока его пальцы юрко скользят под боксёры, задирая их вверх. Пальцы касаются тазовых косточек, находясь в опасной близости от жаром исходящего паха.       — Нравится? — с теплотой шепчет вопрос Пит, ухмыляясь взгляду в ответ. — Или нравится так? — а сам рукой стягивает с себя нижнее бельё, позволяя набухающему члену оказаться на свободе.       Вегас сглатывает обильно скапливающуюся слюну, когда видит столь сексуальную картину. Пит чертовски сексуален, и он даже не осознаёт этого. — Нравится, — усмехается Вегас, подушечками пальцев скользя по нежной плоти, от чего та моментально твердеет, вызывая восхищение в глазах Вегаса.       Что их тянуло? Что их вынуждает так страдать, причинять боль другим?       Их лечит чувство, одно, что поглотило их.       Сглотнув, Вегас тянет парня за икры на себя, устраиваясь между раздвинутых ног. Он ложится на Пита, плотно прижимаясь своей каменной плотью к его члену, с замиранием сердца наблюдая, как надламливается линия бровей, как приоткрываются столь сладкие, аппетитные уста. — Ты даже не можешь себе представить, — вполголоса, с умильной улыбкой произносит Вегас, — как ты прекрасен…       Кончик носа скользит по носу Пита, пока пальцы их рук проворно переплетаются в замок. Нежное чувство близости, доверия — назвать бы это чрезмерно сентиментальным, но столько искренности, столько откровенности и невинности не найти нигде во всём мире. В дальнейшем это станет нескончаемым истоком их любви.       Но Пита прошибает насквозь, прошибает так сильно, что голова кружится. Зачем он делает это с ним? Зачем? Невозможно такое доверие между ними, но оно есть. Парадоксально, учитывая то, что вообще происходит. — Вегас, — выдыхает блаженно Пит, отвечая лёгким потиранием кончика носа о лицо парня над ним. — Ты чертовски жестокий… — Думаешь?..       Мягкий голос Вегаса словно вязкая субстанция, приятно обжигает, невесомо касаясь кожи, пока утягивает в свою глубину — безвозвратно. И это не гибель. Это один вдох — новая жизнь.       Пит слаб перед наивностью Вегаса, перед его слабостью. — Я знаю, — а сам языком мажет по пухлым губам парня, укусом оттягивая нижнюю, всасывая её. В ответ Вегас толкается в Пита, хватая брюнета за бедро, от чего трение возбуждённых членов усиливается, а с тем же усиливаются и их ощущения. — Своенравный, — усмехается нахал, продолжая распалять голодную похоть в Пите. Оба загнанно дышат, пока переплетённые пальцы сжимают друг друга сильнее, пока пальцы другой руки сжимают бедро Пита всё сильнее и сильнее. Даже такая, казалось бы, дразнящая, лёгкая ласка способна подвести к горизонту, к бесконечному краю удовольствия.       Пит порывается остановить Вегаса, кажется, больше возбуждаясь от его тяжёлого дыхания прямо в ухо иногда переходящего во всхлипы, но тот сам тормозит. Видимо, тоже не настроен кончить раньше, чем они успеют подойти к самому важному. — Ты меня с ума сводишь… — тяжело дышит Вегас, приподнимаясь над Питом. Он не скрывает своего наполненного похотью взгляда, пока стаскивает полностью с податливого Пита боксёры, пока стаскивает их с себя. Ни на секунду не разрывает зрительного контакта с человеком, в которого он влюблён. — Твоё безумие заразно, — мягко иронизирует Пит, пока сглатывает слюну, что начинает обильно скапливаться во рту. Вегас чертовски сексуален, и как он сам любит говорить, даже не осознаёт этого. — А моё ли оно? — дерзко вскидывает бровями Вегас, хищной улыбкой демонстрируя ровный ряд зубов. А у Пита от этой улыбки всегда, с самого первого дня, сердце словно ростки во всём теле пускало, позволяя тем самым бабочкам из живота парить. Повсюду. — Даже не знаю, — поддерживает флирт Пит, принимая сидячее положение. Вегас, стоящий на коленях, оказывается чуть выше, но это брюнету только на руку, ведь он давно хотел коснуться этого мускулистого, эстетично-сексуального тела.       Вегас не спешит менять их позицию, не спешит сам проявляться, ведь, на самом деле, до безумия жаждет ощутить ответные ласки Пита. Просто узнать, хотя бы один раз прочувствовать, какого это, когда любимый человек будет касаться тебя, будет ласкать.       Они могут считать, что между ними непреодолимые препятствия, что они слишком разные, что им не суждено даже попытаться быть вместе — это не так. Они похожи, схожи их мысли, схожи их желания. И если бы они только знали это, наверняка бы были смущены и сражены одновременно.       Но они не знают, потому действуют по наитию, стремятся друг к другу так, как они могут, от чего лишь сильнее проникаются друг друга. Оба чрезмерно нежные. Оба чрезмерно будут любить друг друга, до конца жизни. Всегда вместе. Но это потом, а пока…       Мужественный вид Вегаса кажется Питу нереально сексуальным. Этот крупный парень сто процентов имеет множество поклонников, и только одна эта мысль приводит Пита в бешенство!       Он сам не понимает, почему вдруг представил кого-то рядом с Вегасом, как тогда… Поймав их с другом за слежкой, принёс им перекусить и якобы случайно забыл там презервативы. С кем он провёл ту ночь? Было ли ему хорошо? Видятся ли они сейчас? — Ай! — вскрикивает от неожиданности Вегас, несильно сжав волосы Пита, чтобы оттянуть его голову от своей ключицы, на которой он достаточно сильно сжал свои зубы. — Какой непослушный котёнок, — дико шепчет он, оставляя на влажных губах влажный, страстный поцелуй. — Замолчи… — фыркает в ответ недовольный Пит, отворачиваясь от губ Вегаса. Сейчас ему хочется заняться не ими, что он, собственно, и делает.       Оставив нежный поцелуй на белоснежной коже, мажет языком по округлой, накаченной груди, прежде чем зубы захватывают небольшой, напряжённый сосок. Вегас делал с ним то же самое, и ему — Питу, это нереально понравилось. Теперь он хочет, чтобы дорогой сердцу человек тоже ощутил эти эмоции.       Кто сказал, что мужчины не чувствительны к ласке груди? Болваны.       Ощутив влажное касание, а затем покусывания, Вегас вздрагивает, чувствуя, как призывно дёргается его член. Ещё никогда ему никто не ласкал грудь, да и сам он об этом не помышлял — ну, на себе испробовать, однако сейчас-то всё иначе. Он жаждет этого именно от Пита, и именно Пит приносит ему такое странное, но безумное наслаждение.       Лёгкой, покалывающей горячей эйфорией начинает наполняться тело, не спеша стекая тугим возбуждением вниз живота. Пальцы в волосах Пита сжимаются неосознанно, следом расслабляясь, начиная массировать кожу головы, прижимая её ближе. Получив такой искренний, томный отклик, Пит с большим усердием начинает ласкать грудь Вегаса. Причмокивая, он посасывает сосок, иногда переходя на кожу рядом, всасывая её, влажно полизывая, игриво покусывая, пока парой пальцев другой руки то сжимает, то надавливает на другой сосок.       Он чувствует, как Вегас вздрагивает, как он ластится к этой нежной прелюдии — Пит готов кричать от распирающего его счастья. Вегас открывает ему те свои стороны, которые никому и никогда не показывал. И Пит уверен, что и не покажет.       Скользнув языком по середине, двигаясь прямо к солнечному сплетению, Пит склоняется в удобную ему позу, проскальзывая кончиком языка прямо в пупок Вегаса. Тот напрягается, во все глаза смотря на Пита, что с хитрым взглядом, полным озорства и азарта смотрит на него снизу вверх. Вегаса изнутри ошпаривает словно раскалённым металлом, вынуждая испытать агонию от невинной похоти, поглотившей его.       Он хотел, мечтал, чтобы Пит сделал что-то подобное, но одно дело картинки в голове рисовать, другое — реальность.       А Пит вообще понимает, в какой позе он сейчас стоит? Понимает, что он делает с Вегасом? Бедным Вегасом, что всей душой любит его.       Назвать бы эту позу коленно-локтевой, но это намного пошлее, намного откровеннее. Эти широкие, напряжённые плечи, перекатывающиеся мышцы спины, тонкая талия, изящная, округлые и упругие ягодицы, которые так и манят, манят… — Пит!.. — писком вырывается с уст Вегаса, когда он чувствует влажное, горячее кольцо губ на головке члена. Он слишком увлёкся видом эстетичного тела Пита, что расстилается на его постели, так что совсем забыл о том, ради чего парень туда вообще опускался.       Что же Пит вообще за человек? Он не из этого мира, из другого, волшебного, и сам Пит волшебник, исполняющий мечты Вегаса. Рядом с Питом Вегас впервые ощутил желание по-детски подразнить кого-то, впервые он с ожиданием озорства ждал с кем-то встречи, впервые он с интересом наблюдал за человеком, за его действиями, личностным ростом. Для кого-то это не является чем-то особенным, но у Вегаса всё иначе, ведь о подобном он мог только мечтать. Пит эти глупые мечты исполнил. Впервые Вегас настолько сильно злился и был возмущён, когда увидел Пита с тем парнем в машине, а ещё впервые он чувствовал ощущение обычной игры и провокаций, когда Кинн отправлял следить Пита за ним. Открытый, словно книга, Пит сразу же выдавал себя, и это давало возможность Вегасу чувствовать те эмоции, что девушки описывают в своих школьных новеллах между подростками. Наверняка, Макау тоже их проживает. Счастливчик. А ещё впервые Вегас начал чувствовать глубину мира, глубину переживаемых эмоций, глубины моментов, событий и решений, увидел бескрайние возможности для развития своей личности, для своих желаний, потребностей, возможностей мечтать и реализовывать. Он впервые ощутил столь яркий вкус боли, вины, гнилого послевкусия от собственных безнравственных, низких поступков. Он впервые ради кого-то хотел готовить, хотел увидеть блеск радости в глазах, услышать шёпот похвалы. Он впервые хотел кому-то доказать, что может быть хорошим, что его тоже можно понять, он впервые мог быть собой — только рядом с ним. Впервые Вегас хотел возвращаться домой, хотел отдать всё и сделать что угодно — но страх потери стал для Вегаса теми же оковами, что он сковывает Пита.       Пит никогда не требует и ничего не ждёт, с благодарностью принимая всё, что даёт ему Вегас, отвечая искренностью.       Пит открыл Вегасу тот самый мир, чарующий и сладкий, наполненный живыми грёзами и возможностями покорять красочные, насыщенные горизонты.       Вегас любит Пита до безумия. Одно безумие, и чьё оно? Истоки-то разные, и каким-то образом одно лечит другое.       Пит никогда никому не делал минет, но он помнит, как делали ему, помнит, и пытается повторить. Кончиком языка он давит на солоноватую уретру, с приятным ужасом понимания, что не чувствует отвращения от вкуса естественной смазки. Да и если честно, само ощущение члена Вегаса во рту чертовски заводит. Толстый, большой, с местами выпирающими венками — Пит стонет, глубже втягивая плоть в рот. По кругу он скользит языком по члену, то с силой всасывая в горячую полость, то нежно посасывая, иногда зубами дразняще скользя — знает, насколько это острое ощущение, и пальцы на голове, что сжимаются в волосах, доказывают это.       Слюны во рту становится всё больше, и Пит причмокивает, пока языком размазывает её по члену, пока ласкает обилием горячей влаги, вынуждая Вегаса откинуть голову, рвано, не сдержанно выдыхая.       Подняв глаза на наследника побочной семьи и увидев его настолько уязвлённым, у Пита вскипает кровь, а желание достигает предела. Голова движется вперёд, глубже поглощая члена Вегаса. — М-м-мх! Пи-и-ит, — так сладко тянет Вегас, когда чувствует, как тонет в горячем рту, в тёплой слюне, касаясь узких стенок горла его член. Мышцы по телу наливаются непосильно тяжёлой лёгкостью, а в глазах цветные пятна. — Остановись… Я не выдержу…       Эта мольба лишь сильнее подстрекает Пита действовать. Он двигает головой обратно, выпуская плоть изо рта, и Вегас думает, что его просьба исполнена, но Пит тут же двигается обратно, начиная свою сумасбродную ласку. — Ах ты… — шипит Вегас, острым взглядом пронзая заслезившиеся глаза Пита. — Нравится, да? — рука ложится на горло Пита, а сам Вегас, склонившись вперёд, тянется к округлой заднице Пита, сжимая её. — Кх! — чуть давится Пит, но позволяет Вегасу самому делать короткие толчки в свою глотку, позволяет сжимать пальцы на своём горле. Пит понимает, что его любимому мучителю нравится чувствовать, как собственный член скользит в его — Пита, глотке. Хотя и Питу нравится, ведь его член сочится смазкой, пачкая простынь. Но всё это кажется настолько нежным, что снова сердце заходится в любовном трепете.       А Вегас тем временем балансирует на грани оргазма. Он чертовски возбуждён, и это томление его изводит острыми электрическими разрядами по всему телу.       Ощутив особо сильный приток сгущающейся истомы внизу живота мучительным спазмом, Вегас насильно вытаскивает свой член изо рта, сразу же припадая к устам Пита губами. Он вторгается во влажный рот языком, надрывно, буквально бешено дыша, продолжая страстно скользить языком повсюду: по нёбу, по языку, по зубам, по щекам. — М-м-м-м! — блаженно стонет Пит, остервенело хватаясь за шею Вегаса. Он отвечает ему на поцелуй со всей нежностью, со всей любовью, что его пронизывает, и он настолько опьянён вожделением, что не сразу понимает, как оказывается лицом прижат к постели, а его нижняя часть оказывается приподнятой с широко раздвинутыми ногами. Только когда Вегас слюной мажет по расселине, сразу же начиная кружить по анусу, надавливая, Пит протяжно стонет, наконец-то осознавая, в каком он положении.       А положение-то такое, что ему нравится. Да и как Пит успел заметить за время, проведённое здесь, Вегас любит эту ласку. Ему нравится вылизывать зад Пита, нравится трахать языком его внутри, нравится настолько сильно, что порой кажется, больше, чем самому Питу.       А Пита мажет. Особенно когда влажный кончик языка прорывается внутрь, игриво кружит, толкаясь ещё глубже. — Ах!!! А-а-а!!! — протяжно, до дрожи эротично стонет Пит. Поддавшись отчаянному чувству жажды, он откровенно оттягивает свою ягодицу, пытаясь дать Вегасу больше места для манёвров. Причмокивающие, влажные звуки вновь и вновь выбивают почву из-под ног. — Тебе так нравится, — самодовольно ухмыляется Вегас, облизывая каждую ягодицу, оставляя по укусу на каждой. Он влюбляется в такого Пита лишь сильнее — в раскрытого, честного, не скованного. А взгляд жадно пожирает слегка припухшее колечко мышц, влажное, просящее дать больше. — Тебе, видимо, тоже, — поворачивает голову к Вегасу Пит, тяжело дыша. — Скольким ты уже делал что-то подобное? — Только тебе, — кристально чистый ответ. Голос даже не наполнен граммом той пошлости и страсти, которыми сейчас наполнена каждая клеточка его тела. Он отвечает честно, от всего сердца желая донести эту правду до Пита, и он доносит.       Услышав этот ответ, Пит не сомневается в его честности ни на секунду, а сам начинает мелко дрожать от желания, от возбуждения. Ему кажется, что он скоро в обморок упадёт, однако он даже сказать ничего не успевает, как снова чувствует влажное, более настойчивое проникновение в свой зад. — Вегас!.. — всхлипывает Пит, сильнее прогибаясь в пояснице. Обеими руками он разводит ягодицы в стороны, стараясь толкнуться навстречу умелому языку, но властные движения рук Вегаса решают всё за него. Грубо сжав зад Пита, вынуждая того убрать руки, Вегас грубо толкает язык внутрь, начиная посасывать и снова толкается, а затем кружит и стонет. Когда Пит зовёт его по имени, Вегас чувствует, как он становится тем самым наслаждением, счастьем, радостью — единым целым.       Вегас не может сказать Питу, что ему так нравится ласкать его языком, потому что эта ласка особенная. Она особо интимная, личная, выражающая степень доверия партнёров с двух сторон — так думает Вегас. — Вегас, я больше не могу, — всхлипывает отчаянно Пит. — Сделай со мной уже что-нибудь. Или я умру прямо на твоей постели, а затем вернусь и убью теб… А-а-ах! М-м-м-м!       Дыша, словно разъярённый бык, Вегас отрывается от своего лакомства, смотря на Пита окончательно опьянённым взглядом. Он возбуждён настолько, что его всего трясёт. Он даже спотыкается, пока ползёт до своей тумбочки, чтобы взять лубрикант и презервативы.       Пока Вегас занимается этими приготовлениями, Пит, растекающийся под градусом собственного возбуждения, начинает ласкать себя, делая резкие, грубые движения. Не так, как касался его Вегас. Тот делает хоть и грубовато, но чертовски нежно и бережно. Пит, от чего-то, так не умеет. — Руки!       Умильно простонав, довольный Пит убирает руки под подушку, подставляя зад под льющийся лубрикант, под бережно проникающий палец, затем ещё один и один. Умудряется же — и дискомфорта не причинив, проникнуть в считанные минуты сразу тремя пальцами. Но когда пальцы касаются комка нервов, надавливая, скользя по нему, Пит вздрагивает, начиная задыхаться в экстазе. Это удовольствие ни с чем не сравнимо, ни с чем и никогда, особенно, когда ласкает тебя любимый человек. — Х…хватит… Вегас… — из последних сил, попискивая, просит Пит. — Прошу…       А Вегас вот-вот рассудком двинется. Если бы Пит видел себя, слышал, он бы на атомы расщепился, а Вегас всё ещё держится, пытается себя контролировать. Перед ним любимый парень стоит, в такой откровенной позе, призывно отставив зад, ждёт, когда в него войдут, когда начнут ласкать членом все чувствительные места.       Густое, бархатисто-невесомое тепло взрывается несущимся потоком в районе груди, заполняя нежностью тело Вегаса. Дрожащие пальцы со второй попытки натягивают презерватив, лубрикант льётся, пожалуй, больше, чем надо, а затем, приставив головку к уже раскрытому, готовому входу, Вегас надавливает, и головка проскальзывает внутрь без труда, оказываясь в горячих объятиях узкого нутра.       Закатив глаза от удовольствия, Вегас медленно, бережно скользит всё глубже и глубже, чувствуя, как блаженно раскрываются под его напором узкие стенки кишки, как плотно утягивают его всё дальше, принося невообразимое удовольствие. — А-ах, — всхлипывает Пит, когда яйца Вегаса звонко соприкасаются с кожей. Как же хорошо он ощущает в себе толстый член Вегаса, как отчётливо чувствует, как собственный организм плотно обнимает плоть любимого, совершенно точно принося ему головокружительное наслаждение.       Они оба долго не выдержат.       Первое движение — короткое, второе уже протяжнее, а последующие становятся плавными, но точными. Порой переходя на остервенелый темп, Вегас двигается в узком теле Пита, снова и снова утыкаясь в простату, снова и снова вырывая гортанные, высокие вскрики со рта Пита.       Вегас хватает Пита за талию и, почти не покидая горячего, узкого тела, начинает более частые толчки. — Пит… А-а-а-ах… Пит!.. — также откровенно стонет Вегас, не в силах справиться с притоком растущего наслаждения. Внутри Пита так горячо, так узко, упруго и по странному всасывающе. Его словно утягивает всё дальше с каждым новым толчком, а каждое новое движение уносит Вегаса всё дальше и дальше от реальности.       Он всегда чертовски желал Пита. Порой грешил, представляя, как Пит может быть раскован в постели, как может верхом объездить его — Вегаса члена, позволив кончить в рот. Как сам Пит может вылизать его, позволив ощутить ту самую интимную ласку… — Пит!.. — моляще вскрикивает Вегас, падая на тело любимого парня. — Пит… — шепчет он рядом с ухом, продолжая постанывать.       Оказавшись прижатым к постели, Пит неосознанно сжимается, от чего хватка рук Вегаса на его плечах крепчает, а движения таза парня становятся круговыми.       Питу вдруг становится очень страшно, ведь то удовольствие, что он испытывает сейчас слишком острое, его слишком много, оно повсюду, заполняет, разрывает, окутывает.       Пит ищет свою опору. Он со слезами на глазах поворачивает голову в бок, языком скользя по уголку губ Вегаса, просясь в рот. И Вегас пускает. Нежный, глубокий поцелуй наполнен стонами и вскриками, пока Вегас начинает грубые, яростные толчки в заднице Пита. Он трахает его дико, точно зная, в какую точку попадает, ведь то, как кричит в поцелуй Пит, то, как сжимается, отставляя зад, служит усладой для всех органов осязания парня.       Пит самый невероятный человек на планете, и Вегасу чертовски повезло полюбить именно этого парня. — Ве.гас… — не вынимая языка со рта парня, истошно шепчет Пит… — … так нужен… Вегас… прошу… тебя… всегда… а-а-ах… м-м-м…       Лишь редкие чёткие слова долетают до сознания Вегаса, но он не может на них сосредоточиться. Он понимает только мольбу в голосе любимого, потому углубляет нежный поцелуй, пока продолжает втрахивать его в постель, чувствуя скорую разрядку.       Скользить в Пите слишком восхитительно. И если Вегас всё верно понимает, то Пит кончает, резко вскрикнув, замерев и сжавшись, а следом не плавно, но чувственно постанывая.       С тем же приходит и разрядка Вегаса. Внутри словно что-то щёлкает, а уже в следующую секунду организм, сердце и душа наполняются густой, насыщенной истомой блаженства. Перед глазами всё плывёт, и он плотно сжимает глаза, яро сжимая пальцы на плечах Пита. — Пит… — причмокивая, доставая язык изо рта парня, шепчет Вегас. — Пит…       Сколько же нежности сейчас испытывает Вегас к Питу, столько же Пит готов давать ему безвозмездно каждый день.       Приоткрыв глаза, Пит пытается сфокусироваться хоть на чём-то, но ничего не получается, и ощущает он лишь горячее, неровное дыхание Вегаса, а через некоторое время и то, как его тело покидает ещё не до конца обмякший член. — Кх… — облегчённо выдыхает Пит, ощутив, как Вегас ложится рядом, наконец-то вдыхая полной грудью прохладный воздух. Нега, кажется, пропитала мышцы. Сил двигаться нет никаких. — Пит… — очаровательный голос Вегаса, и Пит широко улыбается, глазами выдавая все истинные эмоции, что хранит сердце. Он наконец-то может чётко видеть лицо парня, лежащего рядом, и его ласковая улыбка, с чувственным взглядом позволяют Питу ощутить себя самым счастливым человеком.       И это правда.       Пит счастлив. По-настоящему.       Он говорит, что Вегас — безумец, говорит, и понимает, что его безумие — страдание особо чувствительной души, и его же безумие спасение для Пита.       Найдя в себе последние силы, чтобы придвинуться к парню ближе, Пит зарывается носом в изгиб шеи Вегаса, не прекращая улыбаться. Он делает глубокий вдох, окончательно осознавая, что личный аромат Вегаса является непреодолимой слабостью для Пита, но это лишь одна из причин его счастья, желания жить.       Вегас оставляет долгий поцелуй на макушке Пита, крепче прижимая к себе ослабленное лаской тело, что так доверчиво жмётся к нему. Самое ценное сокровище, единственная драгоценность на всей этой прогнившей планете — Пит. Идеальный человек, восхищения достойная личность. Бабочки в душе Вегаса — самые прекрасные из тех, что может представить воображение. Он хранил их с особой осторожностью, никому не позволяя касаться хрупкого мира внутри себя, и только Пит, даже не коснувшийся его целиком, просто проскользнувший рядом, смог распустить целый прекрасный сад для них в бесконечной душе.       Счастье материализовалось, тихо посапывая, уткнувшись острым носиком в ключицу.       Вегас умильно улыбается, крепче прижимая своё сокровище к себе.       Неизвестность ждёт их уже завтра, никто не знает, что им теперь делать, и как будут развиваться события. Вегас не может гарантировать Питу ничего, потому что даже его собственная жизнь не в его руках, но единственное, что точно обеспечит Вегас для Пита, это безопасность.       От пылающей страсти не остаётся и следа. Прохлада снова тонким покрывалом ложится на оголённые участки кожи двух парней, что мирно посапывают в обнимку друг с другом. Они не безумны вместе, они безумны по одиночке, и у их безумства разные истоки, однако, каким-то образом они лечат друг друга, находя своё спасение в безумие друг друга.       Вегас просто решает завтра сказать Питу правду, просто попросить его остаться рядом с ним навсегда.       Увлажнитель воздуха продолжает разрушать бархатную ночную тишину, а кондиционер продолжает поддерживать в помещение стабильную температуру, особую атмосферу.       Здесь прохлада пропитана запахом сирени.