Лиса Бездны

— Да ты, должно быть, шутишь! — голос Ланна прорезал мертвенную тишину медленно погружающегося в сон «Сердца защитника».       Ниан, доселе направляющаяся на улицу, остановилась и, не поворачивая головы, махнула ему рукой в сторону входной двери, вновь возобновляя ход. Ланн поджимает губы и следует за Ниан. Ночная прохлада освежает, даже если наступает она в овеянном пожаром городе. Снаружи не было никого кроме их двоих и дозорных, шагающих по укреплениям на крышах вокруг трактира. Ланн бросает короткий взгляд на небо, в надежде вновь увидеть звёзды, но напрасно — вместо них и луны было лишь скопление облаков, портящих картину идеальной ночи. Ниан доходит до полной до краев бочки с дождевой водой, и, к удивлению Ланна, опускает голову в воду. Монгрел неловко мнется позади. В его сердце всё ещё горело возмущение и желание оспорить выбор командира, и он хотел высвободить это пламя, излить его на Ниан, но та, словно нарочно, тянула время. Нет-нет, конечно, не нарочно, она наверняка просто устала после военного совета, а тут он со своими жалобами, но всё же… Всё же отступать он не хотел. Не из-за себя, из-за другого человека.       Ниан вытаскивает голову из воды и, откинувшись назад, делает глубокий, тихий вдох. Волосы липнут к её прелестному лицу, ворот на изящной шее промок, на дрожащих длинных ресницах в свете факелов горят капли; немного воды попало на рубашку в районе груди, и только тогда Ланн понимает, что смотрит на неё непростительно долго. Ниан была красивой женщиной, но вряд ли красивые женщины любят, когда на них так нагло глазеют. Ланн отводит взгляд и, дабы придать себе уверенности, складывает руки на груди. И, наконец, Ниан оборачивается к нему. — Что тебе не понравилось? — медленно спрашивает она, и Ланн уж было хотел сказать, что ему всё понравилось, как вдруг осознает, что речь идет о его недавних словах. Он откашливается. — Твоё решение взять на штурм Серого гарнизона Уголёк, — Ланн возвращает Ниан взгляд, и та едва заметно хмыкает. — Почему? В бою за «Сердце» она показала себя ценным магом — ведьмой — которая разбирается не только в боевых заклинаниях, но и в лечебных. — Ты решила взять с собой Дейрана и Сиилу. У нас будут их целительные способности, да и ты умеешь лечить, а ещё у нас будут зелья и свитки. Дать пару свитков этому наглому плутифлингу, и он тоже за лекаря сойдет. Для боевой магии у нас есть Нэнио и, опять же, ты.       Ниан вновь, но заметно тише хмыкает и отворачивается. Она запускает руки в воду и моет их, а Ланн не отступает: — Уголёк слишком юна для таких операций. В Сером гарнизоне будет слишком опасно, мы не можем взять её с нами. Дейран и Нэнио более чем прекрасно заменят её. В конце концов, она будет полезнее в тылу. Сможет раненным солдатам лекции о надежде и вере в себя читать, глядишь, боевой дух повысится.       Ниан всё ещё молчит, кажется, специально не оборачиваясь к монгрелу. Ланн хмурится и, обойдя бочку, становится прямо перед ней. Ниан всё так же не поднимает от воды головы, но по крайней мере Ланн теперь мог разговаривать с её лбом, а не спиной. — Нет, серьёзно, она будет обузой, — уже более грубыми словами заговаривает монгрел. Он будет ругать девочку в глазах Ниан сколько угодно, если это поможет убедить её не брать Уголёк в предстоящую битву. — Ты же видела, как трудно ей было перепрыгнуть ту яму по пути на площадь. Вольжифу и мне пришлось возвращаться, дабы помочь ей. Во время передвижения по городу она быстро устает, нам приходится вставать привалом чаще необходимого. У неё, очевидно, недостаточно ловкости, силы и выносливости, Ниан. А если в гарнизоне придется прыгать, лазать, убегать? Даже прятаться ей будет трудно — Сажа самая болтливая птица которую я видел за всю свою жизнь. Не то что бы я видел много птиц, но…       Ниан даже не взглянула на него, продолжая мыть руки в бочке от невидимой грязи. Ну что она там всё пытается оттереть? Она же нигде за день не испачкалась! Не пробует же она кожу собственную отодрать? Ланн смотрит вниз. Да нет, не пытается. Тогда что? Не хочет говорить с ним? — У нас же тут война с демонами, а не игра с детишками-сиротками. А если мы потерпим поражение? Уголёк же умрет! Ниан, ты же не такая заноза, какой хочешь иногда показаться, тебя же тоже будет мучить совесть, если ребенок умрет. Ты меня слушаешь вообще? — Слушаю, — не прекращая своего дела кивает кицунэ. — Тогда почему молчишь? — Ланн, — Ниан вздыхает и, наконец, поднимает на него усталый взгляд. Но только ли усталый? Кажется, Ланн видит в нём что-то ещё, что-то волнительное, но он не может понять что именно. А кицунэ продолжает: — Как ты правильно подметил, мы на войне. Мы не можем разбрасываться солдатами. Именно поэтому весь наш отряд пойдет в бой в Сером гарнизоне. И Уголёк в том числе. У Ирабет достаточно своих воинов, а в тылу — лекарей. На нас возложена ответственная задача, и мы не можем проиграть просто потому, что пренебрегли сильной ведьмой из-за её возраста. Кроме того, если мне не изменяет память, Уголёк вот-вот будет совершеннолетней. — Угу, через десять лет! — Ну, всего-ничего по меркам эльфов, — Ниан небрежно пожимает плечами, а Ланна это ещё больше злит. Это же серьезно! — Ниан! — Ланн звучит громче, чем хочет, и, заметив, как кицунэ вздрогнула, он понижает голос, стараясь успокоиться. Он закрывает глаза и делает серию из глубоких вдохов и выдохов, попутно перебирая камушки на висящих на поясе чётках. Чётки всегда помогали ему обрести равновесие, и сейчас помогут. Посмотрев опять на Ниан, он замечает, что она выглядит немного встревоженной: поджатые губы, пальцы до белизны сжимают бортики бочки, спина напряженно ровная. — Тебя что-то беспокоит? — Нет, — кицунэ отводит взгляд. — С чего ты взял? — Предчувствие, — без капли веселья усмехается Ланн, не желая объясняться. — То, что тебя беспокоит… Является причиной, почему с нами в гарнизон идет весь отряд? И Уголёк тоже?       Бардесса молчит, а Ланн и не торопит. Если она расскажет ему причину своего беспокойства, если они вместе обсудят её, решат, тогда, быть может, и Ниан станет легче, и Уголёк останется в безопасности. Да и Ланн теперь волнуется не только об Уголёк, но и о Ниан — они же одна команда, как никак. Но кицунэ молчит, молчит, и молчит. Проходят минуты, а она так и не молвила ни слова. Ланн уж было хотел открыть рот и чуть-чуть, мягко надавить, как вдруг Ниан опережает его: — Уже поздно, а завтра рано вставать. Я пойду спать. Спокойной ночи, Ланн.       Монгрел успевает лишь вдохнуть, когда кицунэ разворачивается и стремительным шагом возвращается обратно в заведение. Ланн с болью и тревогой глядит ей вслед до тех пор, пока дверь за ней не захлопывается, после чего опускает голову и угрюмо смотрит на своё кривое, нечёткое отражение в воде. Почему молчит? Почему убегает? Почему не объясняет своих действий? Конечно, она — командир их отряда, она не обязана приводить кучу аргументов в объяснении каждого своего шага, но всё же… Она же и его подруга. Вроде как. По крайней мере Ланн точно считает её подругой, ну, может, кем-то большим после многочисленных лёгких заигрываний с её стороны и её недавних слов о том, что не только Вендуаг может заинтересоваться им. Неужели она другого мнения о нём, неужели он не так её понял? Если причина действительно в этом, тогда она действительно не захотела бы делиться с ним своими чувствами. Да, они знакомы не так долго, но они ведь уже столько боев прошли вместе. Хотя, если так подумать… Возможно для неё, всю жизнь росшей на поверхности, в окружении множества людей, их с Ланном отношения действительно не имеют значения. Да и нет никаких отношений. Ланн сдерживается от того, что бы сплюнуть в бочку от досады, и ещё печальнее смотрит на занавешенное окно, за которым мелькает знакомая фигура Ниан. Отворачивается. Да ещё и Уголёк не смог уберечь от битвы. Он, конечно, будет в Гарнизоне рядом с ней — дал же самому себе обещание, что защитит малышку. А потом, глядишь, появится возможность отправить её в этот эльфийский… Кьонин? И будет она жить там счастливо с матушкой, не зная бед войны. Но для этого ещё выжить надо. Что ж, завтра предстоит трудный день.

***

      Звон клинков. Далёкое рычание демонов. Свист летящих стрел. Шёпот читаемых заклинаний. Крики тех, кто не смог спастись от страшного удара. Звон. Рык. Свист. Шёпот. Крик. Звон. Рык. Свист. Шёпот. Крик. Ланн сжимает зубы от этой давящей на голову какофонии звуков. Один глаз — человеческий, карий — уже плохо видит, какой-то юркий культист набрался смелости подойти к рогатому чудо-юду вплотную и оставить ему синяк с ноги на половину рожи. Он, разумеется, сдох от парочки коронных ударов монгрела, но синяк то всё равно болит! И пальцы болят — так долго Ланн ещё никогда не стрелял, стрелы ещё не закончились лишь благодаря неслыханной удаче. На груди кровоточит неглубокая и не очень опасная, но всё же болезненная рана, и Ланн хочет опустить лук, остановиться, дать себе передышку, но нельзя. Не сейчас, не во время такого серьезного боя. Ланн морщится от зудящей боли и тянется за новой стрелой, не отводя глаз с урода-демонопоклонника, занесшего свой клинок над творящей огненное заклинание Ниан. Выстрел. Точное попадание. Культист мертв, и Ланн продолжает. Краем глаза осматривает поле битвы — Камелия и Нэнио лежат без сознания, Сиила из последних сил оттесняет врагов своим щитом, Вольжиф скрылся в тени, должно быть, раненный, Дейран упал на одно колено, пытаясь вылечить собственное ранение. На ногах более-менее целыми, не считая готовящейся вот-вот рухнуть на пол Сиилы, остались лишь сам Ланн, Ниан, и стоящая близ неё Уголёк. Ланн сплевывает кровь и кладет новую стрелу на тетиву, готовясь пронзить очередного культиста, пока их главарь, алхимик, имя которого для монгрела не имело значения, скрыт за щитом паладинши. Вот он пускает стрелу, и вдруг — женский крик! С ухнувшим в сапоги сердцем Ланн мигом оборачивается к Ниан, видя её и Уголёк раненными. Тянется к стрелам в колчане — они, как и удача, закончились. Время будто замирает. Очередной ученик алхимика готовится нанести им последний, добивающий удар мечом, но Ланн, отбрасывая в сторону резко ставшим бесполезным лук, подбегает к противнику и со всей силы вмазывает ему кулаком в прикрытый лишь робой живот — не зря же он тренировал не только стрельбу!       Где-то сзади приходит в себя Дейран, вылечивает Сиилу, разливается целительная сила оракула, и время вновь идет своим чередом, а битва — близится к концу.       Ланн, тяжело дыша, смотрит на убитых культистов и без сил падает рядом с Ниан, которую ранее Сиила перенесла поближе к стенке, чтобы она могла опереться на неё. Дорогой, заляпанный кровью камзол аазимара, виднеется неподалеку — Дейран шепчет исцеление над Камелией, пока Вольжиф роется в ящиках культистов, надеясь отыскать там еду. Утомленная Уголёк дремлет сбоку, укутавшись в свой плащ, Нэнио всё так же лежит лицом в пол. Всё прошло относительно… Неплохо. Ланн сглатывает. Неплохо. Они все чуть не полегли в этой комнате, что же будет там, у Страж Камня? Шансов на победу было мало, и монгрел не хотел думать об этом. Или всё же хотел. Ниан пожелала взять всех своих спутников на эту битву, и что же? Помогло? На миг появляется желание укольнуть острым словцом сидящую рядом кицунэ. Не от злости, не от обиды — от усталости и медленно, но верно наступающего отчаяния.       Лучник краем глаза смотрит на Ниан. Вся заляпанная в крови, потная, делающая глубокие вдохи, она, широко раскрытыми глазами смотрит на свои трясущиеся руки. Желание задеть тут же исчезло. Шмыгнув носом, он подсаживается ближе, возможно, даже слишком близко — теперь их плечи соприкасались. Она была тёплой. Ланн опускает взгляд вниз — Ниан, будучи дочерью уроженцев с Тиан Ша, была, мягко говоря, невысокой. — Ты дрожишь, — молвит Ланн, и Ниан поднимает взгляд, на удивление нерешительно глядя на него. Это так неправильно. Так не похоже на неё.       Ланн думает, что она что-то ответит ему, но Ниан лишь кивает и опускает обратно взгляд. Монгрел поджимает губы. Что следует говорить в таких ситуациях?       К паре подходит Дейран и опускается перед ними на корточки. Без лишних слов и расспросов, он кладет прохладную руку на грудь Ланна — рядом с раной — , заставляя того вздрогнуть от щекочущей боли, и бормочет заклинание исцеления. Аазимар ухмыляется, увидев синяк на лице монгрела, но под не настроенным на шутки взглядом монгрела фыркает, и вылечивает его тоже. Ниан всё это время молча сидит рядом, её-то граф вылечил самой первой. Ланн косится в её сторону. Ждет, когда Дейран уйдет, и лишь потом уточняет: — Ты боишься?       Ниан смотрит на него с плохо скрываемым осуждением, и Ланн тут же проглатывает язык. Нет, не боится, вон, сидит радостная, чего тут глупые вопросы задавать?       Но кицунэ вдруг тихо отвечает: — Это не первая моя битва. Но одна из первых, когда я нахожусь на грани поражения. Я очень редко… Нет, я почти не испытывала этого раньше. Это второй раз. Первый раз случился тогда, когда меня чуть не убил минотавр во время обороны «Сердца защитника». Понимаешь, враги, с которыми я раньше имела дело, не были демонами или безумными демонопоклонниками с благословением лордов Бездны. Я привыкла побеждать. Теперь же я проигрываю. Каждый раз балансирую на границе между жизнью и смертью. Мне… Не нравится это чувство, — бормочет Ниан. — Ты боишься умереть? — обобщив слова подруги, Ланн смотрит на неё с едва скрываемой заботой. Ланн-то давно перестал бояться смерти. — Это немного грубое и простое обобщение, — возражает кицунэ, но, закусив нижнюю губу, всё же согласно кивает.       Ланн отворачивается и глядит вперед себя, думая, что стоит сказать дальше, как вдруг в его вечно путающихся мыслях случается озарение: — И именно поэтому ты взяла с собой весь наш отряд сюда? И Уголёк тоже?       Ниан краснеет, опускает взгляд, и кивает. Ланн медленно выдыхает, понимая, почему она постыдилась рассказать ему об этом. Она не выглядит вечно дрожащей от страха субтильной девушкой, да и командирам не принято делиться своими тревогами, поэтому и молчала — по крайней мере, так думает Ланн. В груди становится теплее, от осознания, что Ниан всё же рассказала ему. Конечно, лучше бы было, если бы она это сделала вчера, но лучше поздно, чем никогда. — Не бойся, — Ланн набирается смелости и протягивает подруге свою человеческую руку, берет её за ладонь и решительно сжимает. Тепло. Ниан с удивлением смотрит на него. — Мы тебя защитим. Я тебя защищу. Ты не умрёшь, — Ланн нежно улыбается, но тут же его улыбка меркнет и он, потускневшим голосом продолжает: — По крайней мере одна. Поэтому обещаю, что ты будешь цела и невредима.       Ниан долго смотрит ему в глаза, ничего не говоря. Он видит, как её взгляд то и дело меняется, выражая эмоции от шока до радости, от недоверия до… Игривости? — Это уже второе твоё обещание, — усмехается Ниан, сжав ладонь Ланна в ответ. Сердце тут же ёкнуло. — Второе?.. — Ты до этого ещё пообещал, что мы непременно найдем способ вылечить мою самооткрывающуюся болячку. — А, ну да, — Ланн выдыхает шумный смешок, и вдруг, осознав, как приятно было держать Ниан за руку, расцепил пальцы. Ладонь тут же обнимает холод, но Ланн пересиливает своё желание вновь сжать ладонь девушки. Сейчас не время и не место для этого. Вот-вот Дейран закончит лечить их отряд, они с часик отдохнут, и пойдут дальше пробивать себе дорогу к светлому, а главное бездемоническому будущему. Да и от соприкосновения с её плечом тоже шло тепло, и это было не менее приятно.       Стоило Ланну об этом подумать, как Ниан тут же встает, направляясь к Вольжифу. Ланн сдерживает себя от грустного вздоха, попутно слушая, как бардесса спрашивает вора об успехах его поисков. Можно пока отдохнуть. Ланн прикрывает глаза и ненароком вспоминает, как незадолго до выхода из пещер размышлял, стоит ли ему дарить Ниан своё доверие, стоит ли защищать её. И вот, ответ пришел сам собой.

***

      В ушах звенит от переизбытка магической энергии, которая, вспыхнув, заставила крышу гарнизона взлететь в воздух, а спутников командира упасть на пол, в тщетных попытках прикрыть свои глаза от этого ясного, ослепительного света, способного затмить само солнце. Но Ланн смотрит. Глаза слезятся, но он всё равно смотрит, как в столпе света парит Ниан, раскинув руки в стороны. Он думал, что ничто не сможет затмить сияние Света Небес, но боги, как же он ошибался!.. Ведь сейчас, смотря на вобравшую в себя силу девушку, он думает, что вот-вот из-за её спины вырастут ангельские крылья. Разве это не знак Иомедай? Разве это не знак, что он не зря дал обещание защищать её? Ланн закусил губу, наблюдая, как Ниан, мерцая, медленно оседает на пол. Нет, он будет не просто защищать её. Он будет защищать её ценой своей жизни. Ведь она — сам ангел, избранница светлых сил.