Просто вот так случайно, безумно в тебя влюблен

       Словно по щелчку пальца, подаренный Гоголем билет вернул Фёдора в прежнее состояние. Вся тяжесть, что обрушилась на него за эти несколько месяцев растворилась, будто её и не было. Тем вечером Николай поспешил удалиться, чтобы оставить пришедшего в себя друга наедине с собой, дабы быстрее обдумать план своих дальнейших действий.        Именно поэтому всю ночь он этим и занимался, бесконечно меняя позу в постели и крутя в руках билет не самолет, тысячный раз перечитывая «Россия, Петербург — Япония, Йокогама». Возникало ощущение, будто их разделяют не несколько тысяч километров, а всего несколько строчек.        Рассвет был встречен Достоевским в невероятно хорошем настроении, он удивлялся даже сам себе. Вещей никаких он не собирал, всё, что ему там будет нужно это привычный плащ с мехом на воротнике и любимая белая шапка.        Дорога в аэропорт пролегла в этот раз быстрее чем в прошлый. Запрыгнув в машину он беспечно пожал руку знакомому водителю, и даже завязал с ним небольшой диалог.        – Куда едем, Федь?        – В аэропорт!        – Так радостно, к любимой летишь что ли?!        – К любимому.        Таксист лишь посмеялся и поздравил Фёдора, так сказать, с появлением хоть какой-то любви в его жизни. Во время поездки позвонил Николай, который только проснулся и уже занимался важными делами, то бишь созванивался с Агатой, которая, прежде чем рассказать необходимую информацию, полчаса высказывала своё недовольство по поводу того, что Достоевский выбрал какого-то японца, а не её. Гоголь конечно об этом промолчал, и сразу перешёл к делу.        – Чёрт знает как этот адрес произносится... ‐ перелистывая блокнот с записями на заднем плане говорил Гоголь, сопровождая звук страниц бесконечными зевками. – Йокогама, Канагава.. микрорайон третий.. номер блока 18-24.. какой кошмар, как они разбираются в этом. Но в общем, это где-то недалеко от порта, так что найдешь!        Достоевский только подавал утвердительные знаки в виде «ага», делая вид, что он понимает все эти обозначения, хотя на самом деле это далеко не так. Это и было главной проблемой почему у Фёдора такую боязнь вызывали переезды за границу. Отличия между странами просто колоссальные, и будет довольно сложно покинуть родную Россию и принять Японию с её идеологиями. Но эти мысли уже были бессмысленны, ради Тацухико он был готов на всё, что угодно. Сердце сжималось, душу настигла непреодолимая тоска по нему. По его белоснежным как снег в начале декабря волосам, тонким, но таким тёплым рукам. Голова пуста, белый шум скитался по ушам, звон становился громче, грудь сламывает изнутри, всё готово сжаться. Но уже так скоро это всё прекратиться, и он вновь сможет ощущать на себе этот ласковый взгляд сверкающих рубиновых глаз.        Далее следовал долгий перелёт, который Достоевский кое-как пережил, почувствовав на себе каждую «яму» зоны турбулентности. 15 часов пролетели довольно быстро, но по прилету Фёдор с трудом стоял на ногах, всё ещё ощущая отсутствие земли под ногами.        Все опасения по поводу местного народа были устранены лишь парой разговоров с работниками аэропорта. Японцы, пусть и были удивлены неожиданному гостю в лице русского, встречали его с необычайной теплотой. Все они были такими улыбчивыми, со звонкими, приятными для слуха голосами, чем и отличались от большинства жителей России: суровых и закалённых людей, которые с самого детства готовятся к трудностям этой жизни. Тут же наоборот милые, сияющие лица. Становилось понятно, откуда вся эта заразительная воодушевлённость копилась в Шибусаве.        Йокогама - южный город Японии, а потому, жестокая русская зима её участью не была. В это время можно было лишь наслаждаться эстетичными картинами, в виде тонкой снежной кромки на земле, опавшей сакуры и моря, что бесконечно омывало золотистые берега. Ветер развевал солоноватый морской запах, который действовал на разум как «наркотик», приводящий в блаженство и успокоение, помогая немного расслабиться.        Время шло к 7 часам, но, как не странно, пока-что не темнело, всё шло только к закату, но оглядывать прекрасные морские просторы сейчас времени не было. Как никак, темнота настигнет раньше, чем он сориентируется на незнакомых местностях, а потому, набережную, на которую он забрёл, следовало покинуть, ибо сейчас, всё, что хотелось - упасть в манящие объятия родных рук и провалиться в сон на ближайшие сутки, наслаждаясь красочными снами. И никак по другому. Ох, как сильно он жаждал встречи... был готов обойти весь город, лишь бы как можно скорее его увидеть. Было несколько забавно представлять, что сейчас Тацухико сидит где-то там, занятый своими делами, и даже не представляет, что любовь всей его жизни шастает где-то совсем неподалеку, цепляясь взглядом за каждое красиво стоящее дерево.        Углубляясь в город Фёдор, продолжал удивляться активности японцев. Несмотря на то, что уже вечер, когда нормальные люди (по крайней мере русские), сидят дома и завывают от усталости после тяжелого трудового дня, японцы лишь продолжали сновать туда-сюда. Такие задорные и жизнерадостные, и будто ни капли не уставшие. Видно, такое окружение, рано или поздно, окажется для русского более полезным. Тут совершенно не было намеков на скуку.        Помимо этого, стоит отметить, что город оказался нереально красив. Он был таким ярким, светлым и живым. Высокие дома, в которых красиво горел цветной свет, придавали некий антураж тому, что происходит на улице. Загорались красивые фонари, ярким светом освещая улицы, шёл лёгкий снежок, плавно устилающий протоптанные дороги улицы и приятно хрустящий под тяжелыми шагами, звучало громкое пение местных птиц, которые, почему-то, улетать от холода не спешили, по улице витал запах свежеприготовленных блюд из ресторанов, которые были плотно утыканы в этом квартале. В общем, это неописуемое чувство эстетического удовлетворения от всего тут увиденного. Непременно нужно будет посетить пару чудесных мест с Шибусавой, которые Достоевский уже приметил и взял на особый учёт.        Темнело. Достоевский успел пройти пару кварталов вдоль и поперек, наконец натыкаясь на разметку, где иероглифами кандзи был написан заветный район. Пусть Фёдор совершенно и не понимал этих обозначений - в этот раз он прекрасно понял, что это то, что ему нужно. Далее следовало лишь найти нужный дом.        В этом микрорайоне не было фонарей, они встречались лишь изредка, и то их тусклый свет казался довольно незначительным, от слова вообще. Конечно, после жизни в России подобная местность вызывала мало опасений у русского, но перестраховаться никогда лишним не будет, а потому, он поспешил выйти на более открытый участок, чтобы если что - улизнуть от недоброжелателя в толпе, а то как то мало вероятности того, что Шибусава обрадуется, когда найдет его мёртвого.        Но даже выйдя на свет он никого не обнаружил. Абсолютная пустота. Ладно, по крайней мере, тут есть где разгуляться. Это место больше напоминало какой-то квартал убийц, как в кровопролитных фильмах или типа того, настолько, что от настигнувшей паранойи, Достоевский несколько раз обернулся, чтобы убедиться, что никто его не выслеживает. Но это всё было лишь защитной реакцией.        Он шёл дальше, считая блоки домов и надеясь что так и никого не встретит, но его надежды были уничтожены громким смехом где-то впереди. Останавливаться бессмысленно, придется просто игнорировать. Ну или надеяться, что это просто заплутавшие студенты. Такое в России бывает часто. Дашь им в лоб разок-другой - и более они не рыпаются.        Но увы, по всей видимости, это оказались далеко не студенты. Впереди него стояла группа из здоровенных мужиков, наверное человек 10-15, и каждый то с бутылкой то с сигаретой. Вот и что от них таких ожидать? Пока что они Достоевского не замечали, и продолжать громко что-то обсуждать. Но стоило ему пройти мимо, как их гул затих. От этого молчания сердце русского пропустило несколько ударов, а шаг невольно ускорился, после того, как сзади послышались не менее быстрые шаги.        Отлично, прилетел к любимому на самолете, а уедет от него на катафалке. Отбиваться от назойливой личности, которая спешила за ним - смысла не было, в любом случае, судя по твёрдости шага, от тяжелого тела с его телосложением не отбиться. Стоило лишь отвести взгляд в бок, чтобы хоть как то взглянуть на мрачного преследователя, который уже стоял буквально за спиной, как на его плечо ложиться большая рука, останавливая.        – И куда это мы так торопимся, Фёдор? - прозвучал рокот сверху, заставляя русского застыть. – Не ожидал вас тут увидеть.        Достоевский резко обернулся, лицезря своего «преследователя», и с облегчением выдыхая, цепляясь за холодную руку. Знакомое лицо Хикэру быстро привело его в себя. Голубые глаза, сверкая непривычным для него энтузиазмом, с искорками веселья оглядывали русского.        – Ты... Господи, чуть до инфаркта не довел. - с нервным смехом проговорил Фёдор отстраняясь и отходят от японца чуть назад. – Как ты, черт возьми, меня вообще узнал?        – После каждодневных страданий Шибусавы, которые мне пришлось выслушивать, я бы узнал тебя и в темноте. Буквально. - Симидзу лишь страдающе закатил глаза. – Надеюсь ты тут для того, чтобы избавить нас всех от его убитого состояния.        Достоевский только тяжело вздохнул. Всё это время Тацухико самому было не лучше чем ему, и он чувствовал свою вину за это, ведь, всё таки, именно он клялся в том, что они будут вместе всегда. Но и не обманул, ведь сегодня всё изменится.        – Именно. - твёрдо ответил Фёдор, поднимая взгляд и наблюдая, как лицо Симидзу расплывается в улыбке.        – Ну, тогда идём. Провожу тебя, а то неизвестно, сколько ещё ты будешь тут блуждать. - Хикэру выпрямился и деловито сложил руки за спиной, обходя русского и направляясь в гущу темноты, а Фёдор быстро последовал за ним.        – Может расскажешь, как он там? - неловко задал вопрос Фёдор, чтобы хоть как-то разбавить удушающее молчание.        – В принципе, сейчас получше. Наверное. Он редко стал говорить со мной. Скучает, стал какой-то... . В общем, поменялся. Очень. Надеюсь, что твоё присутствие хоть как-то исправит эту ситуацию.        Ответ казался неоднозначным, а сердце вновь болезненно сжималось от мысли, как без него страдал его прекрасный ангел. Стоило заранее собирать силу в кулак и мчаться вслед за ним, а не сидеть и жалеть себя.        Японец вёл Фёдора по запутанным переулкам, которые были совершенно одинаковы, создавая иллюзию бесконечного лабиринта, но спустя время, они наконец-то дошли. Выглянув из-за спины мужчины, Достоевский прочел табличку с надписью «18-24», значит всё верно и он всё таки не попал в какой-то капкан.        Хикэру уверенно постучал в дверь, и спустя лишь пару секунд оттуда выглянула симпатичная девушка, которая радостно встретила Симидзу, а потом с неким недопонимаем и раздражением смотрела на Достоевского.        – Это ещё кто? - задала вопрос блондинка, останавливаясь в дверном проёме.        – Это.. - Хикэру сделал паузу. – Это Федя.        – А... Федя.. Феденька Достоевский. - девушка поменялась в лице, с задором смотря на удивлённого русского. – Ну проходите. Сказать Тацухико, что он здесь?        – Нет, не стоит, Кин. Просто проводи его до комнаты. - - Отрицательно помотав головой ответил Хикэру, пропуская Фёдора в дом и заходя следом.        Златовласая девушка только кивнула, и схватив русского за руку потащила на второй этаж. Дом оказался просто громадным, вероятно, они жили далеко не втроем, и, наверное, при первой же возможности, Достоевскому придется хватать своего Шибусаву в охапку и тащить отсюда как можно дальше. Наконец девушка остановилась около большой чёрной двери, лукаво поглядывая на Фёдора, пока тот впал в ступор и не мог понять, что же делать дальше. Поймав потупившийся взгляд Фёдора, Кин только обреченно выдохнула и первая постучала в дверь, на что из-за двери послышалось лишь еле разборчивое ворчание.        – Хэй, Шибусава! - приоткрыв дверь сказала спутница Фёдора, но тот лишь коротко приказал закрыть дверь. Девушка возмущенно повиновалась, и взглянула на Достоевского. А тот буквально расцвел.        Услышав сладкий, родной голос и вновь почувствовав манящее присутствие любимого, мысли на мгновение перемешались. Хотелось ворваться в комнату и как ребенок кинуться ему на шею, кричать о том, как же сильно он скучал и как сильно любит, но нет, не сейчас. Нужно все таки сохранять хоть каплю гордости, да?        Переглянувшись с девушкой, Достоевский аккуратно приоткрыл дверь, но жестким женским тычком был резко затолкнут во внутрь. Его взору предстал его прекрасный лунный цветочек, который восседал около распахнутого окна, освещенный золотистым светом близстоящей лампы. Он выглядел таким вымотанным и уставшим, казалось даже, будто похудел килограмм на 5-7, хрупкий и миниатюрный. Кожа стала еще светлее, собранные в хвост длинные волосы выглядели довольно неопрятно, что ему вовсе не свойственно, ибо внешний вид для альбиноса - святое.        Сердце неприятно кололо от осознания, как мучился без него его возлюбленный, даже больше, чем он сам. Ждал его каждый день и лелеял мысль о скорой встрече, вероятность на которую становилась всё меньше и меньше.        – Кин, я сказал брысь отсюда. - недовольно шикнул Шибусава, поворачиваясь в сторону двери, вероятно, с целью выпроводить навязчивую девушку, но вместо этого лишь замирает, растерянно моргая и бегая взглядом по фигуре, стоящей около двери, не в силах шевельнуться.        – Надеюсь, мне можно пройти? - промурлыкал Фёдор, медленно подходя к Тацухико, которого пробила неожиданная дрожь. – Не зря же я столько летел сюда, верно? - тихо продолжил Достоевский, остановившись около объекта своего обожания, с улыбкой смотря как в потухших глазах вновь загораются искры.       Шибусава не отрывал от него взгляд, словно боясь, что тот исчезнет снова. Руки сами, сквозь лихорадку, потянулись к нему, хватая за рукав и крепко сжимая его.        Достоевский даже не успел понять, что именно произошло, как Тацухико оказался у него на руках, крепко обнимая за шею. Чувствуя, как сильно забилось сердце возлюбленного, в судорожных порывах Фёдор также крепко вцепился в дрожащую спину, прижимая к себе, не желая отпускать.        – Чш, милый, я рядом. Я теперь всегда буду с тобой. - успокаивающе шептал Достоевский, медленно опуская обмякшего в собственных руках альбиноса, который только крепче цеплялся за него. Ещё более красные от слёз, но полные нежности и искренней любви, глаза осматривали улыбчивое лицо русского, словно он был чем то божественным, только что сошедшим с небес. – Всё хорошо, моя любовь.        Достоевский продолжал шептать что-то успокаивающее, целуя бледное личико альбиноса, который медленно приходил в себя, охотно подставляясь под каждое прикосновение холодных губ.        – Я так скучал по тебе. - всхлипнув ответил Тацухико, прильнув щекой к шее русского, с блаженством чувствуя, как тот прижимает его к себе за талию, а второй рукой гладит по волосам.        – Больше не придётся. Я теперь всегда-всегда буду рядом с тобой. Ты не представляешь, насколько сильно я люблю тебя. Ты - мой ангел, мой свет, моя душа, моя единственная любовь. Я никогда и никого не любил так сильно, как люблю тебя, и не полюблю уже никогда. Ведь именно ты, ты показал мне, что такое любовь. Я влюбился в тебя случайно, но так безумно, что моя жизнь без тебя - это ничто, слышишь?        Шибусава только устало улыбнулся и закрыл глаза. Оба наконец-то почувствовали облегчение, и готовы были стоять так, обнимаясь, всю оставшуюся жизнь. Их ждёт много всего вместе, они, как и клялись друг другу, всегда будут рядом. Даже поженятся через пару месяцев после воссоединения. Фёдор приживётся в Японии и убедит Шибусаву бросить его нынешнее дело, и наконец начать новую жизнь, счастливую и полную красочных событий. Но это уже другая история...