Оборванные струны, Воронов замок (зарисовки к двум повестям)

Ориджиналы
Гет
В процессе
R
Оборванные струны, Воронов замок (зарисовки к двум повестям)
Anastasia N.
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Дым, колдовство, война, старинные витражи и старые костёлы. История о любви министра (давнего друга – и советника –императора-узурпатора) – и девушки-чужеземки, актрисы из "нечистокровного" народа с востока материка... ----------- Сборничек зарисовок к моей большой повести... Точнее, к двум моим большим повестям. Зарисовки (пока что) расположены в порядке написания, не в хронологическом.
Примечания
Если вам кажется, что здесь есть исторические отсылки, то вам не кажется. )))
Посвящение
D., конечно же. И его кровным родным.
Поделиться
Содержание Вперед

Продолжение зарисовки (рассказа, на самом деле) "Под соколиными знамёнами, в темноте"

      - Протекторат — не моё дело, пан господарь.       У неё был деревянный голос — сорванный, тихий; как будто бы сорванный — она ведь не пела.       На неё все смотрели — смотрели жадно, внимательно, ну, или так Людвигу мерещилось; Людвигу фон Шварцу, приставленному её охранять.       Приставил его не министр.       Канцлер.       — Она важна нам, — сказал сухо и коротко.       И ничего больше не объяснил.       Но Людвиг сам понял.       ...Она была похожа на мёртвую — давно покойную то есть — Амальхен Штраль; Амальхен фон Штраль, кузину канцлера и его вторую любовь.       Людвиг это всё знал: видел портрет на стене в кабинете канцлера.       Тоненькую девушку в голубом летящем платье, красивую-красивую, как Княжна.       В том, что он — канцлер — тоже служил Княжне, не было никакого изумления.       То есть... ничего удивительного не было.       Как северянин, Людвиг говорил на приозёрном диалекте; на северном дилекте иргендмонландского (*) — тоже говорил.       А вот на вальдонском — хуже.       Но канцлер — лорд-канцлер — принял его в охрану, канцлер — лорд-канцлер — верил ему...       И следовало оправдывать доверие.       А она — Трудль, паненка Марешова... то есть фрау Ванмеер — стояла, сжав руки в кулаки; смотрела на репортёра, а репортёр бледнел, поняв, что сказал что-то не то.       К своему счастью, не видел лиц канцлера и доктора.       Иначе бы умер на месте.       С перепугу.       А он спросил ещё:       — А кто убил референта?       И всё стало... ещё хуже, чем было.       Всё сделалось... намного хуже, чем было.       Людвиг успел подумать, что ему точно конец — что этому чужеземцу точно конец; а потом сразу случилось много всего.       Но глупый репортёр этого уже не увидел...
Вперед