Оборванные струны, Воронов замок (зарисовки к двум повестям)

      ...Государь не убивает её, потому что она слишком похожа на его... то ли женщину, то ли нет. То ли ученицу, то ли любовницу, то ли невесту, то ли кого.       Давно — довольно давно, несколько лет назад - погибшую.       ...Когда-то во сне — или не во сне — она - Трудль Мареш - сидела у канцлера в кабинете, и пила чай из тоненькой фарфоровой чашки, смотрела на странный чёрно-белый — не красками — портрет темноволосой весёлой девушки.       ...Она смеялась.       Девушка эта.       У неё было милое кругловатое лицо.       И светлое — кажется, что светлое - платье.       Да. Светлое в цветок.       - Вы мне напомнили человека, которого я любил и потерял, — тихо сказал канцлер.       Под его тёмным невыносимым взглядом Трудль застыла. Застыла, обжигая заледеневшие пальцы — и ладони — о чашку.       А где-то — в этом мире, не в этом? - так же сидела женщина, так же застыла — темноволосая, кудрявая, с чуть раскосыми глазами, в каком-то невообразимом платье; красивая-красивая — и говорящая с нею на одном языке.       У неё тоже имя было короткое.       Даже настоящее.       А настоящее - и вовсе звучало как дорнийское.       Как будто имя из какой-то легенды. (*)       Но Трудль его не помнила.       Не знала.       Не помнила.       А канцлер сказал ей:       - Пойдёмте, я вам картины покажу.       И она пошла с ним.       ...Потом затянулись осень и лето, пронеслись вихрями. Канцлер её не тронул; не тронул - не покусился (зачем бы ему?..); и не тронул - не убил.       Потом в большом зале — на шабаше, не на шабаше, Трудль не знала — его сестра пела что-то о ладане и конях (**).       И Трудль слушала.       И слушал министр.       Пахло вином, вином и дымом; и Трудль почти что видела женщину, стоящую возле правой руки канцлера; смеющуюся, кудрявую и улыбчивую.       ...Кузину, не кузину?..       Кто она канцлеру?       ...И имя у неё было...       Ну, не простое смертное имя...       А что-то со Странниками связанное.       То есть... с Вестниками.       Трудль во всех этих церковных вещах ­[ давно ] путалась.       ...Чуть ли не Анжела.       Трудль совсем не помнила.       А позже она посмотрела на министра. Вспомнила прозвище.       Прозвище она его помнила постоянно — слишком уж злой издёвкой оно звучало... (***)       Тем более — от той женщины (****), самой ведьмы, которой он был не нужен, которая Альдинга любила всю жизнь...       - Пошутите про двух ангелов, он вас проклянёт, - ровно сказал Вальтер и встал за её плечом. От мимолётного прикосновения плеча к плечу ей сделалось теплей — вправду сделалось, как будто в этой... зале шабаша.... вымерзал весь воздух. (А может быть, так и было.) - Канцлер. Не доктор, доктор вас любит. <...> [­ И доктор шагнул к ней. ]       Она снова попробовала:       - Хиль..... Хильдегарда... называла тебя...       У Трудль кружилась голова и горло перехватывало; а руки взмокли, _ заледенели, как делалось [ c нею, ] когда было плохо с сердцем._       - Ангелом? - повторил он тихо (***).       И у него вдруг чуть дрогнул уголок губ — в намёке на улыбку, бледном, измученном. Он сжал её руку.       - Лучше уж так, — он глаза прикрыл. — Лучше уж так, чем злобным колдуном (он руку поднял ко лбу...), mein Schatz.       И Трудль осторожно обняла его.       Он прибавил:       -— Или...       И Трудль вздрогнула.       - Тише, - сказал он ровно. Прибавил — на языке Земель-в-долине, на её родном языке сказал ей: - Тише, не бойтесь.       (И) Шёпот его её успокоил.       Вправду.       Как заклинание.       - Тише, - повторил кто-то голосом Вальтера. - Пугаете ребёнка, министр.       Трудль не очень испугалась; знала уже ведь, что люди невнимательны и глупы...       Так министр сам сказал.       Он очень терпим был для... для себя.       И для советника канцлера был терпим.       - Не бойся, - сказал он тихо.       У него были очень тёплые руки [ - Трудль чувствовала даже сквозь платье ].       Певице все захлопали; _ но Трудль едва слышала, как она допела. Закрыла глаза; хотела уткнуться в плечо министра — пришлось бы наклонять голову, причёска съехала бы.       Значит, надо было держаться.       - ...Вы неплохо держались, - сказал ей Вальтер уже с утра.       Льстить он не был склонен.       И Трудль ему поверила.       В конце концов, глава { - как это называлось? - } контрразведки и друг её протектора в обычной жизни не был склонен ко лжи...