Оборванные струны, Воронов замок (зарисовки к двум повестям)

Писалось на #Ашэ_движ вКонтакте, за три с небольшим часа вечером. Сама идея событий — давняя, но дурацкая, потому что мои герои точно бы так себя не вели. Герои на себя непохожи. Почти совсем не похожи.) Пусть будет здесь. Немного отредактировала. О ГРАНИЦАХ ДОВЕРИЯ - ...Тебе… очень больно? Спрашивать было глупо. И предлагать игру с падением, преглупую игру на доверие, игру из комедиантского печального прошлого, было… вздором. В театре, у Трудль в труппе, никто бы не испугался. Но там никто в детстве не ломал ног. …Когда она предложила, Иоганн-Генрих согласился легко – и весело рассмеялся её радости. _Падать спиной вперёд было… волнительно, но не страшно. И он, конечно, поймал; поймал и удержал, уткнулся ей в висок и закрыл глаза – всегда так делал. Сказал тихо и ласково, весело, негромким ласковым голосом: - Пойма'л. Не боишься? А Трудль улыбнулась и закрыла глаза, накрыла его руки своими, коснувшись пальцев. У герра министра тёплые руки были – намного теплее, чем её. - Тепе'рь ты. Он сразу перестал улыбаться – и замер, усталое худое лицо застыло, побелело до белого. Спросил очень тихо: - Что? …Ногу он сломал совсем маленьким, ещё когда жив был его отец – упал с коня. Лодыжка срослась неправильно, Йоханнес хромал – и говорили, что со своих пяти лет ни разу так и не садился в седло. - …Хотели сломать, - он поднял глаза от документов; дописывал какие-то письма, пока рассказывал. Всё время в эту зиму работал – по ночам тоже. — Матушка... испугалась. У него дёрнулся угол губ, он опустил голову и добавил тихо: - Правильно испугалась. Было бы хуже. Лицо у него было бледное-бледное, неподвижное. Застывшее, словно маска. Трудль помолчала, сжимая резную спинку кресла – растерянно помолчала; потом спросила: - Ты… мне не веришь? Он вскинул сердито блестящие глаза. Они у него от усталости и злости светлели - от тёмного до серого в серебро. - Я не тебе, я себе не верю. Вскочил из-за стола, забрал свои черновики и перо, отошёл к окну. В окне за ветвями старой высокой яблони колюче и холодно мерцали первые звёзды; тянуло дымом и холодом — красивые квадратные стёкла, иргендмонландские, северные, узорчатые, казались ледяными даже на вид. - Тебе… очень больно? Министр рывком обернулся, отбросил со лба упавшую —тёмную— прядь волос. Он не казался сердитым - но улыбнулся какой-то горькой улыбкой, не своей, непривычной. Пожал плечами: - Не больно. Лорду-канцлеру хуже. У лорда-канцлера чахотка. Это все знают. Трудль тоже знает, но Трудль не легче от этого. В камине трещал огонь; метались по белёной стене, по мебели, по —старому— дубовому паркету лёгкие тени. Министр смотрел внимательно и задумчиво, своим привычным изучающим взглядом; потом улыбнулся грустной улыбкой. Тихо сказал: — Она всё время болит… Не тревожься, всё в порядке. Трудль кивнула. Ей плакать хотелось, но она не заплакала. …В юности, за два года междоусобиц - когда Империя не была ещё Империей – он очень на многое успел насмотреться. И его государь, не доучившийся на алхимика и врача, но с ним воевавший в одном отряде, на многое успел насмотреться. ...Сейчас лорд-канцлер открывал морские и военные школы, больницы для бедняков, а чужеземцы с Северных островов звали его чудищем. Министр что-то сказал – она не услышала, ____не успела услышать, поглощённая мыслями. Её знобило от тревоги и от усталости. Новое бальное платье, небесно-голубое, из хаорийских тканей, лёгкое, невесомое, ещё вчера казалось Трудль красивым ослепительно – а сейчас в нём было холодно. Трудль спросила: - Что? Он посмотрел устало и пристально, внимательно; оставил свои черновики на широком подоконнике, оставил перо и подошёл ближе. - Если сломаю вторую ногу, будет невесело, - министр внимательно посмотрел в лицо – и протянул руку, коснулся плеча ледяными вздрагивающими пальцами. – Тогда лорд-канцлер точно меня убьёт!.. Лови, если так хочешь проверить. Я тебе верю. (вечер 26(??) марта 2021)