Игрушка в его руках

Если бы сейчас Селена встретила джинна, который с радостью бы исполнил три её желания, то первым непременно было бы найти Таролога. Второе — вернуться в свой мир. Ну а третье… Если раньше она не знала, что бы загадать, то теперь уверенна наверняка. Третьим желанием было бы причинить Робу столько боли, чтобы сполна отомстить ему за то, как он развлекался те две недели, что она провела в клетке в его кабинете. Хоть Селена и не помнит, но следы на теле и двусмысленные ухмылки мужчины говорят сами за себя — она не просто проиграла свою свободу. Она стала рабыней. — Отпусти меня, — вновь просит Селена, обращаясь к сидящему за рабочим столом Робу и не надеясь услышать ответ. — Об этом надо было думать прежде, чем ты села играть со мной, — спустя долгие минуты молчания всё же отзывается он, не отвлекаясь от дел. Селена поджимает иссохшие губы и отводит взгляд. Лиам в картине сочувственно качает головой. Кабинет погружается в тишину, и слышно лишь, как скребёт по бумаге перо. Безмолвие угнетает, давит на виски, и девушка отчаянно шепчет на выдохе: — Давай сыграем ещё раз. Мужчина за столом откладывает перо и медленно поворачивается. В его потемневших глазах отражается огонь от свечи. — И что ты можешь предложить на этот раз? — усмехается он. — Я… я отдам тебе себя. — Ты и так моя. — Тогда я отдам тебе свою жизнь, — твёрдо произносит Селена, хоть и сама удивляется, откуда в ней столько уверенности, но всё же продолжает так же твёрдо: — Сможешь сделать со мной всё, что захочешь. Захочешь — продолжишь то, что делал до этого. Захочешь — убьёшь. Роб, до этого смотревший прямо на неё, отводит взгляд в сторону, обдумывая решение, и наконец соглашается. Связка ключей в его руках отвечает тихим звоном, когда он достаёт их из ящика стола. Замок открывается с противным скрипом, и Селена морщится, когда выходит из клетки, и растирает затёкшие руки. Случайно задевает свежий синяк на предплечье («Наверное, вчера появился», — проносится у неё в голове) — снова морщится. Роб, не дожидаясь, пока она придёт в себя и последует за ним, выходит из комнаты, оставляя за собой открытую дверь. — Мы разве не здесь будем играть? — удивляется Селена. — Кабинет предназначен не для этого. «А для чего?» — едва не срывается у неё, но в последний момент она решает промолчать. Но когда они входят в залу, заваленную всяким хламом, не удерживается от комментария: — Уютненько. Ты всех гостей сюда приводишь или у меня особые привилегии? — Закрой рот, — беззлобно огрызается Роб и добавляет: — И ты не гостья. «Ты — рабыня», — про себя продолжает за него Селена. Он опускается в кресло возле низкого заваленного столика, и ей ничего не остаётся, кроме как последовать его примеру, опустившись в такое же кресло напротив. В его руках мелькают карты. Роб перемешивает их — движения ловкие, умелые, — пока скучающим тоном объясняет правила: — Перед тобой будет две карты. Угадаешь, в какую сторону повёрнута каждая из них, — будешь свободна. Не угадаешь — останешься со мной до конца жизни. Селена кривит губы. Наконец, перед ней опускаются карты рубашкой вверх, и она наклоняется над столом, пальцем указывая на ту, что лежит слева: — Эта повёрнута к тебе. — И на соседнюю: — А эта — ко мне. Роб хмыкает и переворачивает карты. Обе смотрят в противоположные стороны от тех, которые указала девушка. — Ты проиграла, — самодовольно констатирует он и, подходя к ней, добавляет: — А это значит… что теперь ты — всего лишь игрушка в моих руках. И я могу делать с тобой всё, что захочу. Как ты и сама сказала. — Ты моя, — повторяет он снова, когда наклоняется к ней, сидящей в кресле, взяв за подбородок и приподняв его, а после грубо сминает её губы своими. Селена пытается отвернуться, вырваться из этой хватки, от которой по спине бегут мурашки, — но не может: мужчина напротив сильнее, и она поддаётся, пытается расслабиться. Он рывком поднимает её из кресла, не прекращая терзать губы. В конце концов, это ведь не надолго? Поцелуи тем временем спускаются ниже: Роб ведёт дорожку к щеке, а затем переходит на шею, чередуя касания губ с лёгкими укусами. В них угадывается нежность (или всё-таки кажется?), граничащая с грубостью, и возможно, это было бы приятным, если бы не куча условий: начиная от ситуации и заканчивая их общим статусом. Горячая ладонь касается спины, и через несколько мгновений шнуровка корсета становится слабее. Ещё несколько долгих секунд — и он спадает на пол. Селена вздрагивает, когда прохладный воздух обволакивает разгорячённую кожу и когда ощущает грубые прикосновения мужских ладоней к груди. Они опускаются ниже — слегка шершавые, царапают нежную кожу, — пока не доходят до последнего элемента нижнего белья на девушке. Звенит пряжка от ремня, который вскоре вытаскивают из брюк. — Руки, — приказывает Роб, почти рыча. Селена робко протягивает ладони, с нескрываемым интересом наблюдая, что же будет дальше. А дальше мужчина стягивает её запястья и разворачивает спиной к себе. Выходит грубо — девушка, потеряв равновесие, почти падает коленями на сидение, но Роб успевает подхватить её. Она всё-таки стоит, оперевшись связанными руками в спинку, и пытается разглядеть, что происходит позади. Ей не позволяют — едва Селена поворачивает голову, как Роб, вовлекая в грубый мокрый поцелуй и собирая волосы в подобие хвоста, разворачивает её. А дальше — снова: грубые прикосновения к груди, животу, ниже. Грубые ладони на бёдрах. Неожиданный шлепок по ягодицам, от которого вместе с мурашками по телу распространяется необъяснимое чувство — стыда ли? Вожделения? А затем — грубый толчок, заставивший вздогнуть и выгнуться всем телом настолько, насколько позволяет поза. Снова мурашки. Снова толчок. Роб двигается ритмично, грубо, дышит рвано, всё продолжая одной рукой удерживать волосы девушки, а другой — сжимать поочерёдно груди, пощипывая соски. Неожиданно мужчина приподнимает её, крепко схватив за горло и почти перекрывая кислород. — Ты моя, — с остервенением повторяет он. Он словно изголодавшийся зверь, который берёт своё и не видит ничего вокруг. Селена всё-таки не сдерживает стона и роняет голову на онемевшие руки. Она отдаётся чувствам: сосредотачивается на местах соприкосновения их тел, на едва ощутимой дрожи, расходящейся от низа живота к кончикам пальцев, на том, что, может, после этого что-то изменится. Вдруг для него это что-то значит? Движения становятся ещё грубее, хаотичнее. Волна тепла накрывает с головой, когда Селена чувствует пульсацию внутри себя, а затем — как что-то тёплое тонкой струйкой стекает по бедру. Её наконец отпускают, и волосы рассыпаются по плечам. Она сжимается с кресле, прижимая к себе покалывающие руки, с которых быстро стянули ремень и по которым расползаются новые синяки. Пожалуйста, отпусти. Пожалуйста, пусть в этот раз будет достаточно. — Возвращайся в клетку, — властно раздаётся откуда-то сверху. «И всё-таки игрушка. Ты всего лишь игрушка, — пульсирует в висках одна-единственная мысль, пока по щеке катится слезинка. — Рабыня».