Мне жаль. Твой Тео.

      Мне двенадцать, и Я не хочу ехать домой на Рождественские каникулы, потому что дома больше нет мамы. А что такое дом без неё? Холодный, огромный, лишённый всякого тепла, уюта и любви. Полное отображение семьи Нотт. Зато там есть папа, обозлённый на весь мир, рядом с которым Я чувствую невыносимый груз вины. Возможно, если бы мы разделили наше горе на двоих, нам обоим бы стало легче. Но, похоже, единственное — что было у нас общего после смерти мамы — это имя. Ах да, ещё любовь к зельям. Из тягостных мыслей меня вытащил Драко Малфой. Он осторожно дотронулся до моего плеча и произнёс:       — Тео, мама с папой прислали сову, зовут тебя провести каникулы в Малфой-Мэноре. И я буду рад! Соглашайся! Наедимся пудинга, потренируем броски. Мама ждёт не дождётся, чтобы показать тебе новые издания. Ну что, друг?       Нетрудно догадаться, что Я согласился. И с тех пор все мои каникулы и праздники проходили в Малфой-Мэноре. Нарцисса, Люциус и Драко стали моей семьёй. С собственным отцом Я пересекался лишь на приёмах. А первый долгий разговор с Ноттом-старшим состоялся перед принятием метки. Несмотря на это, меня жгло мучительное чувство, вина за то, что я не остался страдать рядом с отцом.       И вот мне двадцать три, мы с Драко встречаем рассвет и украдкой курим в саду Мэнора. Мы говорим о том, что оба пытались похоронить так долго:       — Ты знаешь, в следующем месяце заседание Визенгамота. Против отца снова подготовили обвинения, это же просто смешно! И так понятно, что он не выйдет из Азкабана. Придёшь? Он будет рад, — затягиваясь, произносит Драко.       Я утвердительно киваю. Весь мир знает Люциуса как монстра, надменного пожирателя смерти, руки которого обагрены кровью. Но для меня ещё живы детские, тёплые воспоминания, что он мне подарил. И меньшее, что Я могу сделать, быть рядом, когда прозвучит очередной приговор.       Нежно-розовая полоса рассвета достигла капелек росы, и сад мгновенно преобразился. Золотой свет словно заполнил всё пространство.       Я повернулся к Драко и сказал:       — Люциус был отличным отцом. Мне тоже не хватает его. Я думаю, что он очень горд тем, как вы с Нарциссой справляетесь.       Драко усмехнулся в ответ:       — Спасибо, Тео. Я рад, что в мире ещё есть люди, кроме нас с мамой, которым не плевать.       Ровно к 18:00 Я аппарировал в уютный коттедж, который находился на Ноттинг-Хилл. Пастельный, почти конфетный домик разительно отличался от родовых поместий, в которых жил Я сам и мои друзья. Исключая Блейза, пожалуй. Его вилла в Италии была сплошным отражением самого Забини. Не то чтобы я часто представлял место, где живёт Гермиона Грейнджер, но ожидал увидеть что-то более строгое, академичных форм. Что ж, госпожа Грейнджер вполне может удивить.       Я только успел занести руку, чтобы постучать, как на меня налетела толпа репортёров. Вспышки камер ослепили меня, а из гула голосов Я мог вычленить лишь отдельные фразы: «Что Вас связывает с мисс Грейнджер?», «Как Вы прокомментируете драку с Виктором Крамом?»       Я резко повернулся в сторону журналиста, который стоял ближе всех. Пристально посмотрел в его глаза и холодным тоном, уж спасибо аристократическому воспитанию, процедил:       — Никаких комментариев.       Я уже собирался аппарировать прочь, как дверь отворилась и женская рука втащила меня внутрь.       После того, как дверь за мной захлопнулась, Я смог разглядеть мою спасительницу. Ей оказалась рыжеволосая звезда «Холихедских гарпий» — Джинни Уизли собственной персоной.       — Привет, Джин. Круто сыграли на прошлой неделе. Что ты делаешь в Лондоне? Разве игра против Ирландии не сегодня вечером?       Ведьма вопросительно приподняла бровь и прищурилась:       — Вот это самообладание, я думала, ты этим не славишься. И тебе привет. Я повредила руку на тренировке, поэтому незапланированный отдых.       Действительно, я заметил повязку у неё на руке.       Девушка продолжила:       — Располагайся, сообщу Гермионе, что лучше воспользоваться каминной сетью. Она должна быть с минуты на минуту.       Джинни выпорхнула из комнаты.       Оглядевшись, Я заметил книжный шкаф и кресло. Что ж, вполне подходит. Книги были расставлены в хаотичном порядке, но практически все они были объединены общей темой: восстановление памяти, ментальные расстройства, зелья, обращающие действие заклинаний. Интересно, их хозяйка нашла то, что искала? Мои размышления были прерваны деликатным покашливанием. Это была Гермиона. Строгий деловой костюм, высокие каблуки и собранные волосы. Значит, такой её видят подчинённые в Министерстве?       — Добрый вечер, Теодор. Джинни уже рассказала о репортёрах, вот уж кто бывает бестактен, — её взгляд тревожно скользнул по полкам книжного шкафа и остановился на мне.       — О, не стоит придавать этому такого внимания. Как говорит моя подруга, стоит только подождать, когда опростоволосится кто-нибудь ещё.       Гермиона предложила пройти в её кабинет, который находился на втором этаже коттеджа.       — Кхм, позволь спросить, как будет проходить интервью? Я последнее время частенько рассказываю свою историю на допросах и… — тут Я осёкся, стоит ли упоминать моего психолога? Якоб бы наверняка сказал, что стесняться тут нечего.       Гермиона улыбнулась, расположилась на диване и жестом пригласила меня присоединиться.       — Если честно, именно в нашем случае я бы хотела, чтобы это напоминало разговор, а не допрос. Я буду задавать вопросы и в случае необходимости уточнять детали. Если тебе понадобится перерыв, просто скажи. Давай начнём с твоего детства. Расскажи, как растут дети в аристократических семьях магической Англии?       Её вопрос унёс меня в далёкое прошлое. Как растут? По-разному, к кому-то в целях воспитания применяют круциатус, кого-то сдают гувернанткам, а некоторых безоговорочно любят.       У нас есть чёткий свод правил, прочный каркас, что определяет нашу жизнь. И предубеждения, конечно. Как без них? Сохранить чистоту крови, приумножить семейное состояние, всегда помнить об этикете — с равными, конечно. Не забывать о своём превосходстве, когда сталкиваешься с представителями не своего круга.       В целом мне повезло. Я родился в чистокровной семье, моих родителей связывал не только контракт, но и искренние чувства. Иногда мне кажется, что они любили друг друга так сильно, что на этом их запас любви был израсходован. В общем, всё было неплохо, а потом мама умерла.       Что ещё сказать?       — Как тебе преподносили идеи Волан-де-Морта? — за спиной Гермионы парило самопишущее перо, но она и сама делала пометки. К слову сказать, обычной магловской ручкой.       Я задумчиво протянул:       — Я думаю, мои родители были из тех, кто искренне разделяли его убеждения. Ещё с Хогвартса, они же были одногруппниками. Так что идеи Тёмного Лорда преподносились, как единственно верные. Но я же родился на исходе его правления, тогда небезопасно было кричать о таких взглядах. Так что пропаганда была весьма скромная. Если проводить аналогию с маглами: это всё равно, что республиканцы, которые живут в демократическом штате.       Гермиона усмехнулась:       — Теодор, ты на удивление хорошо осведомлён о жизни маглов. Академический интерес?       — Отнюдь, просто последние годы больше проводил в магловском мире, чем в магическом.       Я посмотрел на ведьму, ожидая следующего вопроса.       Гермиона изящным и привычным движением руки вытащила из ящика стола портсигар и протянула мне.       — Ты куришь?       Я действительно был удивлён, неужели у золотой девочки могут быть изъяны. Что же кроется за фасадом героини войны, почему ты отгораживаешься от мира перчатками, Гермиона?       — Иногда, — повела плечами шатенка. — Продолжим? Почему ты принял метку?       Я глубоко и с наслаждением затянулся. Клубы дыма поднимались вверх, достигали потолка и рассеивались. Я и сам долго задавался этим вопросом, но ответ был один, и он был невероятно прост и прозаичен.       — Не хотел умирать сам и не хотел, чтобы убили моих близких.       В комнату огненным вихрем ворвалась Джинни Уизли.       — Гермиона, прости, что прерываю, но мне надо срочно поговорить с тобой.       В этот раз повязка с её руки сползла, совсем немного, но достаточно, чтобы Я разглядел небольшие чёрные жилы. О, Я бы узнал это проклятье из тысяч, ведь его создал Я.